Мои литературные святцы - Геннадий Красухин 23 стр.


Вся дорога – Любовь.
Для тебя, для меня.
А вокзалы не знают
Ни ночи, ни дня.
От огня до огня
С обоюдных сторон
Голубеет вагонами
Летний перрон.
Вот сейчас поплывёт
Синей речкой экспресс
Прямо в белую ночь
Через поле и лес.
Побежит, полетит -
Рокот, ропот колёс.
Мы встречались, прощались
Без размолвок и слёз.
Только люди не верят:
Это что за любовь?
Но бегущим колёсам
Вторю снова и вновь:
В нашем поезде жизни
Вся дорога – Любовь!

Понятно, что ничего писать я о книге Чепурова не стал. Как и обещал ему. Мне не понравилось.

Умер Чепуров 7 ноября 1990 года. В 68 лет (родился 16 июня 1922-го). 15 последних лет просидел на посту первого секретаря Ленинградской областной писательской организации.

8 ноября

Я рано начал печататься на первом курсе университета. Свои курсовые (а мы писали их каждый год) печатал как журнальные статьи. А диплом напечатал брошюрой в издательстве "Знание".

Это не ради хвастовства: хвастать мне нечем: те работы были невероятно плохими. Вспомнил, потому что моим редактором в "Знамени" была молодая миловидная женщина – жена критика Валерия Павловича Друзина (родился 8 ноября 1903 года).

Друзин звонил ей на работу, видимо, очень часто. Во всяком случае, когда я приходил в издательство, она отвечала по телефону мужу каждые полчаса. Клала трубку и, улыбаясь, глядела на меня: "Это Валерий Павлович". "Любит он вас", – улыбался я ей. "Ревнует, старикашка, – говорила она. – И соглашалась: – Любит, конечно! Куда ему деваться".

Сам по себе Друзин был человеком очень неприятным – занудливым, недобрым. Его статьи забылись, по-моему, даже раньше его смерти (умер 28 декабря 1980-го). Да и не умел он их писать.

Человек Кочетова, он в Ленинграде при Кочетове был главным редактором "Звезды". А когда Кочетов вместе с Фролом Романовым отбыл в Москву и стал главным редактором "Литературной газеты", замом главного он взял Друзина, который после ухода Кочетова ещё год исполнял обязанности главного редактора. Но стать главным ему не удалось. Перешёл в аппарат Союза писателей. Работал замом Председателя Союза. Был взят в Литинститут профессором, заведующим кафедрой советской литературы.

А что же он всё-таки написал? После войны книги о В. Саянове, Б. Ручьёве, В. Кочетове. До войны брошюрку (1927) о Есенине, статьи в рапповском стиле. Во время войны писал корреспонденции с фронта, работая в армейских газетах.

Зам ответственного секретаря "Литературной газеты" Лёня Чернецкий рассказывал, чем запомнился коллективу Друзин, когда стал и. о. главного. Что бы ни обсуждали в редакции – свежий номер на "летучке" или план будущего номера на "планёрке", Друзин, живший на даче в Переделкине, постоянно сворачивал к любимому: "Был я у такого-то (начальник!). Обещал устроить в Переделкине тёплые клозеты". Так и прозвали его в редакции, говорил Чернецкий: "Тёплый клозет!"

***

Подобные справки я уже здесь цитировал:

"Комитет

Государственной безопасности СССР

Управление по Ленинградской области

11 марта 1990 года

№10/28-517

Ленинград

Сметанич-Стенич Валентин Осипович, 8 ноября 1897 года рождения, уроженец Ленинграда, русский, гражданин СССР, беспартийный, писатель, член ССП, проживал: Ленинград, кан. Грибоедова, д. 9, кв. 126;

жена – Файнберг Любовь Давыдовна, 33 года (в 1937 году). В 1958 году Большинцова Л. Д. проживала: Москва, ул. Королева, д. 7, кв. 114.

Арестован 14 ноября 1937 года Управлением НКВД по Ленинградской области. Обвинялся по ст. 58-8 (террористический акт), 58-11 (организационная деятельность, направленная к совершению контрреволюционного преступления) УК РСФСР.

Приговором Военной Коллегии Верховного суда СССР от 20 сентября 1938 года определена высшая мера наказания – расстрел. Расстрелян 21 сентября 1938 года в Ленинграде.

Определением Военной Коллегии Верховного суда СССР от 24 октября 1957 года приговор Военной Коллегии Верховного суда СССР от 20 сентября 1938 года в отношении Сметанич-Стенича В. О. отменён, и дело, за отсутствием в его действиях состава преступления, прекращено.

Сметанич-Стенич В. О. по данному делу реабилитирован".

Что ж, опять приходится говорить об уничтожении талантливого человека.

Валентин Иосифович Стенич (настоящая фамилия – Сметанич) начинал как поэт, но очень быстро перешёл на переводы, где добился исключительного успеха.

Достаточно сказать, что в "Литературном современнике" был приблизительно на треть опубликован его перевод "Уллиса" Джойса". Переводил (и чудесно переводил) Честертона рассказы об отце Брауне, Р. Киплинга "Отважные мореплаватели", Дж. Д. Пассоса "42 параллель", Б. Брехта "Трёхгрошовый роман".

По традиции, поддержанной Н. Я Мандельштам, считается, что Стенич – герой очерка Александра Блока "Русские денди" (1918).

О нём вспоминают и рассказывают массу анекдотов.

Вот один из них:

"Однажды Стенича позвали к телефону. Взяв трубку, он услышал: "Hello! Hear is Dos Passos!" и ответил: "Идите вы… Так я вам и поверил!" Трубку перехватил сотрудник посольства: "Стенич, бросьте валять дурака. Дос Пассос в Ленинграде и хочет вас видеть"".

Вот другой:

"Случилось это, якобы, во времена НЭПа. Приходит Стенич в москательную лавку и просит гвозди. Хозяин, старый еврей, не поднимая головы: "Нет гвоздей". Стенич настаивает: "Посмотрите лучше, очень нужны гвозди!" Хозяин раздражённо, не поднимая головы: "И смотреть нечего, я же сказал – нету". А Стенич был франт, персонаж очерка Блока о русских денди. Ходил с тростью. И тут он как стукнет тростью в пол, как загремит: "А когда Господа нашего, Иисуса Христа распинали, у вас нашлись гвозди?!" – Немая сцена. Вот такой был человек. Антисемитом он не был, поскольку сам был еврей, но для "красного" словца… К тому же, внешность – типа Маяковского, отнюдь не еврейская, и лавочник еврея в нём признать никак не мог".

***

Некоторое затруднение вызывает у меня заметка об Александре Александровиче Коваленкове. Как его представить? Поэтом? Его книга "Ясный день" издавалась в 1958 году, "Стихи" – в 1960-м, "Собеседник" – в 1965-м, "Избранные стихи" – в 1968-м. Или литературоведом? И вспомнить его книги "Практика современного стихосложения" (1960" и "Поэзия простых слов" (1965)? А, может, всё-таки поэтом-песенником? Стихов, ставших песнями, у Коваленкова много. На его слова писали музыку известные композиторы, в том числе такие, как Р. Глиэр, М. Табачников, В. Шебалин, А. Силантьев. Помните:

Солнце скрылось за горою,
Затуманились речные перекаты,
А дорогою степною
Шли с войны домой советские солдаты.
От жары, от злого зноя
Гимнастёрки на плечах повыгорали;
Своё знамя боевое
От врагов солдаты сердцем заслоняли.

А с другой стороны, поэтом Коваленков был не слишком даровитым. Литературоведом и вовсе небольшим. А уж от его песен сейчас таких строк, которые я процитировал, осталось совсем немного.

Был Александр Александрович репрессирован. Об этом его биографы говорят глухо. И понятно почему.

После войны Коваленков преподавал в Литературном институте. В первую же ночь после смерти Сталина в Москве арестовали несколько тысяч человек. В том числе и Коваленкова. В Литинституте не успели ещё как следует переварить эту новость, как Коваленков был отпущен. Пробыл в заключении месяц.

Умер он 8 ноября 1971 года (родился 2 марта 1911-го).

Но вообще в Литинституте его любили.

Закончу воспоминаниями о нём Солоухина. Понимаю, что они во многом меня опровергают. Но я ведь не претендую на истину в последней инстанции.

"Он был поэт, педагог, прозаик, теоретик русского стихосложения, интересный собеседник, эрудит, рыболов, грибник, неисправимый романтик.

На вид он казался суховатым педантом, а на самом деле был душевным и отзывчивым человеком, склонным к выдумке и фантазии.

– Вы знаете, какая рыба самая вкусная?

– Наверно, карась или форель

– Ну что вы! Вот бывают щурятки, когда они величиной ещё с карандаш…

Эти щурятки величиной с карандаш безвкусны, как трава, водянисты, но собеседник мой убеждённо верил, что это самая вкусная рыба на земле. Не знаю, пробовал ли он их, но ему хотелось, чтобы было именно так.

– Державин? Пушкин сказал про него, что это дурной перевод с какого-то прекрасного подстрочника. Да, но если бы перевести этот оригинал как следует (с точки зрения Пушкина), то и получился бы сам Пушкин!

На его семинар ходили с других семинаров и с разных курсов. Пожалуй, только здесь можно было услышать, как свободно учитель оперирует строками и строфами из Верлена, Вийона, Данте, Петрарки, Апполинера, Петефи, Бодлера, Верхарна, Эминеску, Уитмена, Киплинга, Саади, Хафиза, а потом ещё из малоизвестных нам тогда Нарбута, Хлебникова, Бориса Корнилова, Незлобина, Ходасевича, Саши Чёрного, Цветаевой…

По двум-трём удачным строкам в неопытных ещё стихах он умел определить будущего поэта, как это было, скажем, в случае с Константином Ваншенкиным.

Автор тонких лирических стихотворений, он втайне гордился не больше ли, чем своей лирикой, тем, что солдатский строй поёт его песню "Солнце скрылось за горою, затуманились речные перекаты…".

Он хорошо воевал и вообще в жизни был мужественным человеком.

Природу он любил не как её слепая частица, а пропуская через сложнейшие сита ассоциаций и реминисценций. Была у него тяга, так сказать, к микромиру. Не просто пейзаж – лес и река, но стоять и следить, как с вершины осины падает красный лист. Его зигзаги, его бреющий полёт доставлял поэту такое же эстетическое наслаждение, как балет или музыка. Одно время он увлёкся фотографией мелких деталей земного мира. Положить на землю кольцо с руки и запечатлеть, как через него перелезает муравей. Но – вот другая черта – не догадаться при этом, что для такой съёмки нужна специальная оптика, например телеобъектив 135.

Он смотрел на землю влюблёнными, но и анализирующими глазами. Романтик боролся с теоретиком, с учёным, но романтик неизменно побеждал.

Поэтому стихи Александра Коваленкова напоены солнцем, блеском воды, свежестью лесной поляны и речного берега. Недаром один из главных его сборников стихотворений называется "Ясный день", недаром обложку этого сборника украшает изображение красногрудого снегиря.

Время от времени от него приходили открыточки без начала, как будто продолжается давно начатый разговор. Они свидетельствовали, что какая-нибудь новая работа его бывшего ученика замечена и прочитана. Последняя такая открыточка написана им за несколько часов до смерти (по поводу статьи "Океан родной речи"). Вспоминаю строки, которые теперь можно считать хрестоматийными.

Сказки пишут для храбрых.

Зачем равнодушному сказка?

Что чудес не бывает,

Он знает со школьной скамьи.

Для него хороша

И обычная серая краска.

Он уверен -

Невзрачны на вид соловьи.

Соловьи золотые!..

В этом восклицательном утверждении весь поэт Александр Коваленков".

Дополню репликой: а ведь ничего хорошего в этих приведённых Солоухиным стихах нет. Какая уж тут "хрестоматийность"!

9 ноября

Памяти "старейшины русского стиховедения" посвятил свою книгу "Современный русский стих" академик М. Л. Гаспаров.

"Старейшина – Сергей Павлович Бобров (родился 9 ноября 1889 года) стиховедом был отменным. Он первым (1913) описал дольник под названием "паузник". Он один из зачинателей темы о ритмике словоразделов. Он исследовал перебои ритма в поэзии.

В 1915 году издал книгу "Новое о стихосложении Пушкина". В шестидесятых занимался стихосложением вместе с Гаспаровым, оставившем о нём воспоминания, и А. Н. Колмогоровым.

Но известность приобрёл не этим.

В 1914 году он возглавил группу футуристов "Центрифуга", куда вошли Б. Пастернак, Н. Асеев, И. Аксёнов. Пользуясь девяти псевдонимами, заполнил своими стихами почти на треть антологию "Второй сборник Центрифуги" (1916). До революции за три года издательство "Центрифуга", которым руководил Бобров, выпустило полтора десятка книг, в том числе и "Поверх барьеров" Пастернака.

В дореволюционных стихах Бобров сочетает приёмы футуризма с имитацией классической русской лирики. Он вообще экспериментатор в поэзии. Для его экспериментов характерны перебои в классических размерах, пропуски ударений в трёхсложниках.

Он продолжал писать стихи всю жизнь. И в 60-х снова напомнил о себе как о поэте.

В начале 1920-х опубликовал три социально-утопических романа. Два из них "Восстание мизантропов" (1922) и "Спецификация идитола" (1923) – под своей фамилией. Роман "Нашедший сокровище" (1931) под псевдонимом А. Юрлов.

В 1920-1930-е года работал в Центральном статистическом управлении. Тогда же был репрессирован и сослан в Кокчетав. Вернувшись, написал две научно-популярные книги для школьников "Волшебный двурог" (по математике; 1949) и "Архимедово лето" (в 2 частях, 1950). Написал автобиографическую повесть "Мальчик".

Бобров мистифицировал публику, опубликовав якобы найденное продолжение стихотворения Пушкина "Когда владыка ассирийский". Сам же и разоблачил мистификацию, после того как пушкинист Н. Лернер признал подлинность пушкинского текста.

Автор первого перевода на русский язык "Пьяного корабля" А. Рембо. Перевёл "Песнь о Роланде".

Умер 1 февраля 1971 года. Современники считали его несостоявшимся великим поэтом.

Сейчас принято отрицать, что Бобров назвал Блока "поэтическим мертвецом". Но он это не просто произнёс. Он написал это в журнальной рецензии 1921 года на книгу Блока "Седое утро".

А экспериментальные его стихи были такого типа:

Нет тоски, какой я не видал.
Сердце выходит на белую поляну:
Сеть трав, переступь дубов,
Бег клёнов.
Тёмный лесов кров; ждать не стану.
Когда раненый бежит невесело
Сердце, выдь, выдь ему на дорогу;
Здесь окончится перекрёсток;
Тихо проходит лес,
Пашни не спешат
От струй рек.

***

За плечами у Раисы Моисеевны Азарх революционное прошлое. Она была участницей Октябрьского вооружённого восстания в Москве 1917 года. Участницей гражданской войны в России. Была комиссаром особой Вятской дивизии. Позже руководила санитарными отрядами. Медик по профессии, она не только воевала на фронтах, но организовала борьбу с эпидемией тифа в Сибири. Стала одной из первых женщин Советской России, получивших (1928) орден Красного Знамени.

После гражданской войны – на партийной работе в печати. Была членом РАПП. Работала в тогдашней украинской столице Харькове в Госиздате Украины.

Жена Мате Залки, "генерала Лукача", назначенного командиром 12 интернациональной бригады республиканской армии Испании, она нелегально в ноябре 1936 года прибывает в Испанию. Организовывает санитарные подразделения республиканской армии.

В 1937 году её знакомая даёт чекистам показания о связи Азарх с троцкистами. Азарх получает от КПК взыскание.

Известно, что Ежов предложил Сталину арестовать Азарх. Сохранилась бумага с согласием Сталина и Молотова. Однако арестована она не была.

В 1939 года она в рядах армии во время польского похода. На финской войне была уполномоченной Народного комиссариата обороны. Во время Великой Отечественной – корреспондент ряда фронтовых газет.

Но после войны в 1948 году её всё-таки арестовывают. Ей вменяется знакомство с Анной Сергеевной Алиллуевой, сестрой покойной жены Сталина. За знакомство с Анной Сергеевной, кстати, посадили и жену Молотова П. С. Жемчужину.

Дело в том, что в 1946 году вышли "Воспоминания" А. С. Алиллуевой, которые сильно прогневали Сталина. "Правда", по приказу Сталина, громит книгу. Автора арестовывают.

Раиса Азарх находилась в заключении до 1954 года.

Умерла она 9 ноября 1971 года (родилась 2 мая 1897-го)

Её книги не так интересны, как её биография. "Октябрь в Москве" (1921), "Борьба продолжается" (1930), "Сыны народа" (1941) – сами названия говорят, что она воплощает в художественной форме свои революционные идеи. О войне в Испании она написала роман-хронику "Дорога чести" (1956-1959).

Но в беллетристике преуспела не слишком.

Назад Дальше