На собранье целый день сидела -
то голосовала, то лгала…
Как я от тоски не поседела?
Как я от стыда не померла?..
Долго с улицы не уходила -
только там сама собой была.
В подворотне – с дворником курила,
водку в забегаловке пила…
В той шарашке двое инвалидов
(в сорок третьем брали Красный Бор)
рассказали о своих обидах, -
вот – был интересный разговор!
Мы припомнили между собою,
старый пепел в сердце шевеля:
штрафники идут в разведку боем -
прямо через минные поля!..
Кто-нибудь вернётся награждённый,
остальные лягут здесь – тихи,
искупая кровью забубённой
все свои небывшие грехи!
И соображая еле-еле,
я сказала в гневе, во хмелю:
"Как мне наши праведники надоели,
как я наших грешников люблю!"
***
Ариадна Григорьевна Громова оказалась в оккупированном немцами Киеве из-за болезни мужа-еврея, которого теперь в подполье нужно было прятать от гитлеровцев. Жене удалось подделать в паспорте национальность мужа, но донесла лифтёрша. Мужа гитлеровцы уничтожили. Сама Громова была арестована, сидела в нацистской тюрьме, была отправлена в лагерь уничтожения в Польшу. Но, проломив пол железнодорожного вагона, бежала. Снова вернулась в Киев, снова вела там подпольную работу, снова попала в лагерь. Но сумела выбраться.
После войны написала об этом роман "Линия фронта на Востоке". Первую часть издали в 1958 году в издательстве "Советский писатель". Вторую отказались издать наотрез. Дело дошло до ЦК КПСС. Отдел агитации и пропаганды объяснил автору, что вторая книга может быть издана, если автор уберёт всё, что касается роли местного населения в уничтожении евреев. Громова на это не согласилась. Вторая часть издана не была. Поскольку Ариадна Григорьевна скончалась ещё при разгуле цензуры в СССР – 13 ноября 1981 года (родилась 15 декабря 1916-го), вопрос о второй части романа больше не поднимался. Будем надеяться, что весь роман всё-таки увидит свет.
А вообще Ариадна Громова была писателем-фантастом. Книг написала немного. Но есть среди них и те, что поднимают современные проблемы. Например, повесть "В круге света" (1965), где группа выживших в ядерной войне телепатов решают для себя вопрос: могут ли они отстраниться от судьбы нового мира. Или роман "Мы одной крови – ты и я!" (1967), который посвящён телепатии и контакту с земными животными меньшими нашими братьями.
Выступала как переводчик. В основном переводила с польского – С. Лема. Была одним из составителей сборника "Современная зарубежная фантастика (1964).
***
Вообще-то руководство "Литературной газеты" в начале семидесятых было не робкого десятка. Но и оно струхнуло, когда решил уехать в Израиль наш бывший заведующий отделом информации, а потом обозреватель отдела науки Виктор Перельман.
До газеты он работал в журнале "Советские профсоюзы", был членом компартии, и ничто не предвещало, что он решится на этот шаг.
Потом это стало почти обыденным делом во всех редакциях: ну, подал ты заявление на выезд, ну, исключили тебя из партии, из Союза журналистов, ну, выгнали с работы. Но Перельман был первым нашим эмигрантом, и руководство попросту не знало, как отнестись к его заявлению.
То есть, из партии его выкинули мгновенно, даже не дожидаясь его присутствия на собрании.
Правда, мне говорили, что он и не рвался там присутствовать – написал письмо, где выражал согласие с любым решением. И на собрании ячейки Союза журналистов он не присутствовал. Его исключили заочно. Я был на этом собрании и удивлялся многим нашим весьма прогрессивно мыслящим журналистам, которые тянули руку, вставали, отрекались от любых намёков на содружество с Перельманом, клеймили его позором, и, как ни в чём не бывало, садились на своё место.
Словом, Перельман был уволен и потом долго ещё не мог уехать, так как всеведущее ведомство придумало поначалу, что любого ранга журналист является причастным к государственной тайне.
Потребовалось вмешательство президента США, приехавшего в СССР и специально по этому поводу переговорившего с Брежневым. Перельмана выпустили.
Конечно, поскольку Перельман был, так сказать, первопроходцем, предугадать такие последствия его поступка не мог никто.
– Гена, – сказала мне сотрудница нашего отдела Нина Подзорова, – представляете, я вчера видела Перельмана.
– Ну и что из этого? – спросил я.
– Вы знаете, – проникновенно сказала Нина, – мы с вами на войне не были, врагов не видели. И вот я вдруг почувствовала, что такое враг. Я посмотрела на его походку, на выражение его лица и подумала, как же я раньше не распознала заклятого врага – ведь всё в нём вражеское.
Нет, Подзорова не кривила душой: она на самом деле так думала. Хотя, отдадим должное редакции, подобных дур у нас в редакции было мало.
Я его тоже встретил в газете уже после увольнения. Приходил оформлять какие-то бумаги. Расстались дружелюбно. На мой вопрос, что он будет там делать, ответил: "Жить! Жить свободным человеком!"
Ему это удалось. Вопреки моим сомнением. Дело в том, что его статьи и очерки в "Литературке" ничем не блистали. Фамилия его вряд ли запомнилась читателям. А здесь через некоторое время попадается мне в тамиздате новый израильский журнал "Время и мы". Номер первый.
– Журнал Перельмана, – говорят мне.
– Виктора? – удивляюсь я.
– Да, – отвечают. – Утром принесёшь назад.
Читаю. Точнее, просмотрев оглавление, начинаю читать со статьи самого Перельмана "Гайд-Парк при социализме". Мне понравилось. Вспомнилось его: "Жить свободным человеком!" Статья о нашей газете. Написанная с полной раскованностью, которая способна дать свобода!
Любопытно, что, кроме года его рождения, более точной даты рождения Виктора Борисовича я не нашёл. Он родился в 1929-м. Зато все справочники засекли дату его смерти 13 ноября 2003 года.
Почему так получилось, я не знаю.
Он оказался не только хорошим редактором, но и хорошим писателем. Написал книги "Театр абсурда" (1984) и "Покинутая Россия" (1989). Последняя доступна в Интернете. Советую почитать.
***
Леонид Денисьевич (иногда пишут: Денисович) Ржевский оказался на Западе во время войны. Был переводчиком в Красной армии, затем помощником начальника разведки дивизии. Выходя из окружения с танковой колонной, попал под миномётный обстрел и очнулся уже в немецком плену. Конец войны застал его в больнице недалеко от Мюнхена.
В 1950-м в журнале "Грани" (№8) опубликовал первую повесть "Девушка из бункера" (позднее название "Между двух звёзд"), высоко оцененную Буниным. В этот же год стал сотрудником "Граней", а с 1952 по 1955 был его главным редактором.
Надо сказать, что, уходя на фронт, Ржевский защитил кандидатскую диссертацию о языке комедии Грибоедова.
Так что параллельно с художественными вещами пишет и литературоведческие. Преподавал в Оклахомском и Нью-Йорском университетах.
Пишет "Сентиментальную повесть", "За околицей", "Дина", "Звездопад", "Две строчки времени".
Но и "Прочтение творческого слова: Литературоведческие проблемы и анализы", и "Три темы по Достоевскому", и "Творец и подвиг: Очерк о творчестве А. Солженицына", и "К вершинам творческого слова: Литературоведческие статьи и отклики".
А кроме этого, занимается поэтическими переводами.
Умер 13 ноября 1986 года, прожив большую жизнь: родился 21 августа 1905-го.
Я рад, что когда был главным редактором газеты "Литература", напечатал в 2001 году (№3) работу Л. Ржевского "Прочтенье творческого слова" с предисловием известного филолога Б. А. Ланина, которому и принадлежит эта публикация.
***
Иосиф Павлович Уткин меня привлёк своей поэзией ещё в юности. Мне нравилась его "Повесть о рыжем Мотеле…" (1925) – колоритная, написанная запоминающимся стихом.
Позже мне нравились далеко не все его стихи. И оставила равнодушным его поэма "Милое детство".
Удивлялся я его дружбе с Жаровым и Безыменским. Что он нашёл в этих поэтах. Ведь он был выше их на голову!
А на Великой Отечественной он вёл себя героем. В сентябре 1941-го под Ельней мина оторвала ему четыре пальца правой руки. Он лечится в госпитале Ташкента, где пишет стихов на две книжки "Фронтовые стихи" и "Стихи о героях". Всё время просится на фронт и добивается своего. Уже в 1942-м оказывается на Брянском фронте: спецкор Совинформбюро, корреспондент "Правды", "Известий". Вместе с солдатами совершал большие переходы и марш-броски.
Был заброшен к партизанам. Возвращаясь от них, разбился на самолёте недалеко от Москвы. Было это 13 ноября 1944 года (родился 27 мая 1903-го). Говорят, что рука мёртвого Уткина сжимала томик стихов Лермонтова.
Вот – одно из фронтовых стихотворений Уткина:
Я видел девочку убитую,
Цветы стояли у стола.
С глазами, навсегда закрытыми,
Казалось, девочка спала.
И сон её, казалось, тонок,
И вся она напряжена,
Как будто что-то ждал ребёнок…
Спроси, чего ждала она?
Она ждала, товарищ, вести,
Тобою вырванной в бою, -
О страшной, беспощадной мести
За смерть невинную свою!
***
Ученик академика А. А. Шахматова Сергей Петрович Обнорский был в 1916 году командирован в Пермское отделение Петроградского университета для чтения лекций. В 1917-м после открытия Пермского университета стал его профессором, работал на кафедре славянской филологии. С января по июль 1919-го – декан историко-филологического факультета Пермского университета. В марте 1920-го и. о. ректора ПГУ.
В 1922 году вернулся в Петроград, стал профессором его университета.
В годы войны Обнорский – первый директор созданного в Москве Института русского языка АН СССР.
В 1947 году удостоен сталинской премии.
Посмертно (умер 13 ноября 1962 года; родился 26 июня 1888-го) удостоен ленинской премии как член редколлегии 17-томного академического словаря русского языка.
Автор многочисленных работ по морфологии русского языка, его истории, диалектологии, лексикографии и лексикологии.
В январе 1931-го избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, в январе 1939-го действительным членом.
Из работ Обнорского: "Памяти академика Ф. Е. Корша" (1916), "Культура русского языка" (1948), "Словарь русского языка" (1953), "Избранные работы по русскому языку" (1960), 17-томный Словарь современного русского языка" (начат в 1948 году и завершён в 1965-м). Кроме того, последние переиздания трудов Сергея Петровича: "Хрестоматия по истории русского языка. Ч. 1" (совместно с С. Г. Бархударовым; 1999), "Очерки по морфологии русского глагола" (2009), "Именное склонение в современном русском языке. Единственное число" (2010), "Именное склонение в современном русском языке. Множественное число" (2010), "Русский литературный язык. Вехи истории" (2010), "Русский литературный язык старейшей поры. Лингвистический анализ" (2010, 2014), "Очерк современного русского литературного языка" (2012).
14 ноября
Ей в альбом Пушкин записал строчки из стихотворения "Разговор книгопродавца с поэтом", первоначально предварявшего первую главу "Евгения Онегина":
Она одна бы разумела
Стихи неясные мои;
Одна бы в сердце пламенела
Лампадой чистою любви.
Но то, что поэт записал такие строчки в альбом Наталье Степановне Голицыной (родилась 14 ноября 1794 года), ровным счётом ничего не значит.
Запись была произведена вернувшимся из ссылки Пушкиным, присутствовавшем на коронационных торжествах в сентябре 1826 года вместе с супругами Голицыными.
Правда, однажды в альманахе "Прометей" 1975 года я прочитал некую пушкинистку, которая на основании записанных в альбом Голицыной пушкинских строчек, попыталась вывести заключение о неком романе Пушкина с Голицыной, однако никаких следов подобного романа мы больше нигде не обнаружим. А в альбом Наталье Степановне писал не только Пушкин. У неё богатая коллекция знаменитостей – историк Гизо, композиторы Обер, Россини, Керубини, писатели Б. Констан, Ансло.
Да и, судя по тому, что очень скоро Голицына вообще перестала приглашать к себе Пушкина, у неё хватило ума не относить к себе пушкинских строчек.
А дело было в том, что, по словам братьев Россетов, записанным Бартеневым, Пушкин говорил о ней, "что она только прикидывается, в сущности она русская труперда (толстуха) и толпёга (грубая, неотесанная)", так как Наталия Степановна всё делала по-французски, они решили величать её "La Princesse Tolpege". Хорошенький комплимент!
Так грубо говорить о своих бывших любовницах Пушкин не мог. Его отличало благородство!
Видимо, чем-то она досадила ему, если он решился оскорбить женщину, что делал невероятно редко.
Чем она досадила Пушкину, неизвестно. Наталья Степановна никому вроде не сделала зла. Под старость она жила в своём Черниговском имении Гринёво. В большом доме-дворце, был настоящий музей: громадная библиотека, постоянно пополняемая, в большом порядке семейный архив, прекрасные гобелены и картины, целая коллекция этрусских ваз. Для бедных и больных людей княгиня Голицына в имении устроила богадельню в честь преподобного Сергия.
Скончалась в очень солидном возрасте 7 мая 1890 года.
***
Прежде всего мне бы хотелось отметить Собрание сочинений А. С. Пушкина в 6 томах под редакцией Петра Александровича Ефремова, родившегося 14 ноября 1830 года. Перед этим выходило собрание сочинений Пушкина под редакцией Анненкова (1855) и под редакцией Г. Н. Геннади (1859 и 1869-1871).
Последнее собрание было особенно неудовлетворительным и вызвало знаменитую эпиграмму Соболевского:
О жертва бедная двух адовых исчадий,
Тебя убил Дантес и издаёт Геннади.
Издатель Исаков, для которого редактировал пушкинские тексты Геннади, остался недоволен редактурой и заключил договор с П. А. Ефремовым, считавшимся очень квалифицированным редактором.
Однако Ефремов, высказавший в своё время массу неудовольствия по поводу редактуры Анненкова, пошёл в своей работе на поводу у редактуры Геннади и тоже вставлял в основной текст варианты и зачёркнутые Пушкиным строчки, ещё более усугубляя нелепость геннадивой редактуры.
Но через некоторое время и сам высказывает недовольство собственной редактурой, и отказывается от неё. При посредничестве главы Литературного фонда В. П. Гаевского Ефремов соглашается возобновить издание. Первые тома, появившиеся в 1880 году, были значительно дополнены и исправлены по сравнению с предыдущими.
Но обиженный Ефремовым Анненков написал статью, где подверг критике хронологический принцип разделения пушкинского материала и принцип полноты, когда "на одних правах с самыми возвышенными произведениями поэта" были помещены проявления "скандалёзного творчества" Пушкина. А к "скандалёзным" Анненков отнёс: "Платонизм", "Сиротке", "Еврейке" "Иной имел мою Аглаю". Печать их рядом с такими стихами, как "Деревня" или "Погасло дневное светило" – значило, по Анненкову, не понимать Пушкина.
Разумеется, Анненков был не прав. Собрание Ефремова явилось новым положительным шагом к научному изданию Пушкина.
В молодости Пётр Александрович Ефремов после окончания Московского университета переехал в Петербург и поступил на службу в военно-инспекторском департаменте. Служебные обязанности дали возможность Ефремову познакомиться с участью Ф. М. Достоевского, отбывавшего семипалатинскую ссылку. В 1855 году, рассчитывая улучшить своё солдатское состояние Достоевский написал стихотворение, посвящённое вдовствующей императрице Александре Фёдоровне, и отправил его адресату. Стихи попали в департамент к Ефремову, который препроводил их Александре Фёдоровне, и в 1856 году Достоевский был произведён в унтер-офицеры.
С юношеских лет Ефремов коллекционировал уникальные издания по истории и литературе. В результате он собрал библиотеку в 24 тысячи редчайших томов.
Увы, после смерти Ефремова (8 января 1908 года) его наследники библиотеку распродали. Часть её смогла купить Академия наук для вновь открытого Пушкинского дома. Остальное растеклось по частным коллекциям.
Редактировал Ефремов не только Собрание Пушкина. Он редактор собраний сочинений Фонвизина (1866), А. Майкова (1867), А. Кантемира (1867-1868), В. Лукина и Б. Ельчанинова (1868), К. Рылеева (1872, второе издание 1874), Лермонтова (1873, 1880, 1882, 1887, 1889), Жуковского (1878, 1885), Полежаева (1889).
Отдельно хочется сказать о его редактуре двухтомника А. Н. Радищева.
Дело в том, что большинство текстов Радищева, напечатанных в Лондоне Герценом, в России были запрещены. Но постепенно запрет ослабевал. Ефремов этим воспользовался, публикуя "Путешествия из Петербурга в Москву" и оду "Вольность". Приходилось приноравливаться к цензурному уставу, идти на купюры.
Однако и в таком виде начальник главного управления по делам печати Михаил Лонгвинов настоял на запрещении издания и уничтожения отпечатанного тиража. Ефремову удалось сохранить несколько экземпляров без купюр. Следующее издание Радищева вышло ещё при жизни Ефремова в 1906 году.