– То-то и оно, у свиньи порядок, а у них только и дела, что свои циферблаты напоказ выставлять: культура у нас, мол, не какая-нибудь, свинячая. А ты, старик, экий дурень! Чем ямы рыть в погожее воскресенье, лучше бы клопов в доме поморил, – дети-то по утрам в волдырях. Подумай, сколько б за день-деньской извел! Смотришь, и с тараканами управился бы…
– Не мужицкое дело – клопов бить; да с моей кожей клопу и не совладать – кишка тонка.
– Ничуть не тонка, да только грязен ты – ужас. Страшно клопу к тебе лезть – стошнит его. Погляди, какая на тебе рубаха, – сопрела вся от пота. Высохнет – словно кора еловая. Попробуй постирать ее! Валек сломала, а не отмыла.
– Все одно: отмывается или нет. Надену ее – опять замарается. Вот когда износится, впору старьевщику отдавать, – тогда стирай: глядишь, миску получше за нее дадут.
– Миску тоже, скажешь, не мыть, пока не разобьется? В миске – все еда, хоть и разная.
– Миску бросай не мывши. Старьевщики битых мисок не собирают.
– Может, и сам ты без мытья обойдешься, пока ног не протянешь?
– Человек что рубаха: мой не мой – все едино опять измарается.
– А сам небось, что затеял – дом приукрашивать, на циферблат глянец наводить! – поиздевалась Юла, прежде чем уйти.
– Вроде бы так, – спокойно ответил Юрка и снова принялся рыть, аж кожа на спине затрещала. Сам он при этом думал: "Да, и циферблат нужен и паспорт – с ними спасешь свою душу, а я спастись хочу".
Вечером, когда Юрка после работы пришел домой и сел на колоду поостыть, к нему подошла Юла. Ребята уже заснули, и у нее нашлась минутка свободного времени.
– Знаешь, старик, что они говорят? – тихо сказала она, хотя подслушивать было некому, так как батрак с батрачкой в тот воскресный вечер куда-то запропастились.
– Кто они? – спросил Юрка.
– Повитуха, фельдшер и доктор.
– Что тебя к ним занесло?
– Все из-за ребят.
– Из-за каких ребят?
– Будто ты впервой слышишь, что у наших парней рога на голове. Все говорят, что это, мол, у нас в роду изъян такой.
– Какой изъян, о чем ты?
– Господи боже! Да о рогах! Рога у мальчишек – дошло, наконец?
– Ну, дошло, а при чем тут изъян, ежели…
– Ежели у детей человеческих рога на голове, да?
– А если дети не от человека?
– Ягнят я, что ли, произвела на свет? Да и ты никакой не рогатый.
– Рогатый.
– Мастер ты околесицу нести, вот что! – напустилась Юла и локтем хватила Юрку меж ребер.
– Почему же околесицу?
– Да что у тебя: рога на голове?
– А ты поищи-ка в волосах.
Юла встала и принялась искать рога. К своему изумлению она обнаружила у Юрки на голове бугорки, чуть побольше, чем у ребят.
– Но ведь ты говорил, что они с той поры, как тебя чем-то по голове ударили.
– Не я говорил, а другие.
– Какие еще другие?
– Знатоки.
– Выходит, никто тебя по голове и не бил?
– В жизни того не бывало.
– Стало быть, это и впрямь рога?
– Рога.
– Не болтай! Ты что – Нечистый, чтобы с рогами ходить?
– Он самый.
– Так у меня, значит, и взаправду дети от самого Нечистого?
– От него самого.
Юла еще раз ощупала Юркины рога, потом встала перед ним, опустилась на траву, словно хотела пасть на колени, сложила руки, подняла глаза на Юрку и сказала в тихом экстазе:
– Значит, ты происходишь из древнего и великого рода.
– Из благородного, Антс говорит.
– Из великого и благородного! И я теперь тоже буду из этого рода и дети наши?
– И дети.
– А ведь тогда Антс со своим родом ничто по сравнению с нами?
– Ничто.
– Чего ж он нос задирает и бахвалится?
– Не верит он и не понимает. Господа из полиции тоже не верят и не понимают. Ни у кого нет ни веры, ни понятия. Сказали ведь знатоки, что у меня на голове костная мозоль, как у лошади на ноге.
– Что же ты мне раньше не сказал, заставил меня с детьми таскаться?
– Думал, что и ты не поверишь.
– Я верю.
– Тогда и поймешь.
– Чего же мне не понять, не дурочка же я.
Но об одном Юла все-таки пожалела: не сбудется никогда предсказание доктора. Никогда у ее ребят не вырастет ни настоящих рогов, ни столь крепких черепов, чтобы они могли разъезжать по свету и бодаться с неграми и баранами. Никогда их ноги не будут попирать золото, а на рогах не повиснет дюжина девушек и столько же баб. Ах, как красиво говорил доктор. Ну, да делать нечего! Всего добра, что есть в мире, не заполучишь. Коли благороден – смотришь, голова дурна, а голова хороша – благородства нету.
И все-таки в этот день счастья и радости было в Пекле больше, чем когда-либо прежде. Ничего, что люди не верили в это счастье и не понимали его: свои-то были уверены в нем, а чего еще надо! По правде говоря, больше всех ликовала Юла, ибо Юрка давно уже знал о том, что вызвало это ликование, и радость обуревала его не столь сильно. Юрке было по душе одно: наконец-то настали спокойные дни, – только у него и забот, что работать на себя да на Антса. Как ни странно, Юрка так и не мог расквитаться с ним по долгам. Рассчитается за старое, ан уже новое набежало, и все конца не видать. Из этого Юрка заключил, что коли ты Нечистый и хочешь, как простой смертный, спасти свою душу, то изволь ходи всю жизнь у кого-нибудь в должниках и гни на него спину.
Бывало, что в Самое Пекло случайно забредали какие-нибудь набожные книгоноши, продававшие душеспасительную литературу. Однако торговля у них не ладилась, хотя Юла знала буквы и умела читать по складам. Юрка в таких случаях всегда говорил, что на кой шут ему эти благочестивые книжонки, коли он ради своего спасения и без того работает на Хитрого Антса. А останутся кое-какие грехи сверх всего, их можно и дома искупить – трудом по хозяйству, для которого он делает все, что в силах.
Порой мирный Юркин труд нарушался прочими коммивояжерами, которые расхваливали свои велосипеды, швейные машины, граммофоны и иной модный хлам, обещая отдать все это чуть ли не даром – за полцены, в рассрочку. Юрка попробовал было приобрести велосипед, но смял его прежде, чем выучился ездить. Платить за велосипед все-таки пришлось, и он продал бычка. Хорошо еще, что продавец велосипедов и мясник случайно приехали в одно время, – получив деньги у одного, можно было без большого труда передать их другому. К тому же торговец велосипедами оказался столь любезным господином, что взялся погонять бычка сзади, в то время как сам мясник вел скотину на поводу. Так и ушли они с тем добрым бычком, и остался у Юрки смятый велосипед. Однако с тех пор каждому коммивояжеру Юрка стал указывать на ворота, а тех, кто задерживался, выгонял со двора взашей.
– Остерегайтесь применять насилие! – орал в таких случаях коммивояжер.
– Я хозяин, – отвечал Юрка, – как же тут без насилия…
– Приведу полицию – узнаешь тогда, кто хозяин.
– Приводи, будет тебе полиция.
Но ни этот торгаш, ни другие, которых Юрка вышвыривал со двора, с полицией не появлялись. Среди коммивояжеров лишь один был исключением: на спине он носил котомку, на животе – короб с лямками, затянутыми за плечи. Юрка, отправив и его вместе с ношей через забор, уже зашагал было к дому, как коробейник закричал вслед ему:
– Боишься, что ли, товара, хозяин? Коли боязно – не покупай, а поглядеть можешь и даром. У меня нитки да иголки, кнопки да заколки, ленты, платки, рубахи, чулки, любая мода всякого рода!
Юрка остановился, обернулся и спросил:
– Велосипедов нет?
– Сам я себе велосипед, – ответил коробейник.
– Не с грамахвоном ли?
– Граммофон у меня, хозяин, в брюхе играет.
– В долг не веришь, даром не даешь?
– С подарка да с долга и жить недолго.
Юрка открыл ворота и сказал:
– Заходи.
Этот был единственный торговец, который мог посещать Самое Пекло без риска вылететь за ограду.
Шли новые и уходили старые годы, приходили и исчезали весны. Хозяйство Юрки росло, крепло, народу и скотины становилось все больше и больше. Смотришь – и двойняшкам приспела пора идти в пастухи, пасти сперва свиней, потом овец, а там и коров. Потом пришлось одного отослать к Антсу, и близнецы стали ходить за скотиной врозь. Когда-то Юрка думал, что оба сына будут работать в его хозяйстве, но жизнь обернулась по-иному. Однако Юрку это трогало мало, ибо думал он больше о спасении своей души. Близнец, батрачивший у Антса, иногда заходил домой и рассказывал брату, чему он выучился на стороне: плевать сквозь зубы, борясь – ставить подножку, загонять в драке большой палец противнику в глаз, стоять на руках, врать и помалости воровать.
– Все это очень нужно, – сказал он брату, который жил дома.
Глава девятая
Однажды Антс сказал Юрке:
– Выкупай усадьбу в собственность.
– Денег таких нету, – ответил тот.
– С деньгами выкупить немудрено, то ли дело без денег, – сказал Антс.
– Без денег я велосипед купил, а он подо мной развалился. Платить все равно пришлось.
– Пекло – не велосипед, не сломается. Да тебе усадьбу и выкупать не нужно, сама себя выкупит.
– Это как же? – спросил Юрка, недоумевая. Антс объяснил, каким образом можно приобрести Пекло либо вовсе без денег, либо за пустячную сумму, которую и он, Антс, сможет-де одолжить, если ее не найдется у самого Юрки. Антс не отставал от Юрки до тех пор, пока тот не согласился стать собственником. При этом его заинтересовал один лишь вопрос: обретет ли владелец усадьбы блаженство скорее, чем арендатор?
– Конечно, – ответил Антс. – Разбогатеешь – станешь церковным старостой, глядишь – ты наполовину и спасен.
– Хорошо, тогда я выкуплю Пекло, – сказал Юрка. Но, подумав немного, он снова спросил:
– Кому еще легче обрести блаженство, чем церковному старосте?
– Трудно сказать, очень трудно.
– А если писать людям настоящие паспорта?
– Знаешь, Юрка, тем, кто пишет и говорит, нынче прескверно. Ведь заправляют делами жрецы маммоны и палачи. Кроме того, некогда дух влиял на власть, теперь же все это наоборот. Ну, как тут с помощью духа обретешь блаженство, если маммона вершит властью, а власть духом?
Из этих слов Юрка ничего не понял, однако, прислушавшись к тону Антсовой речи, он решился сказать:
– Значит, копаться в земле и возить навоз – более угодно богу?
– Угоднее даже, чем отпускать людям грехи, ибо главное в этом отпущении совсем не дела людские, а обряды, молитвы и золоченый крест.
– Вроде бы так, – молвил Юрка.
Так как у него не было суммы, нужной для уплаты, то пришлось занять ее у Антса, и Юрка еще больше задолжал ему. Но Антс утешал должника и говорил, что это, мол, ничего, ведь теперь Юрка работает на себя, на свою усадьбу Пекло. Теперь-де это Юркина собственность, его детей и внуков, на веки вечные. Конечно, тем самым на Юрку налагаются новые, более значительные тяготы, – ныне он должен заботиться о Пекле совсем иначе, нежели прежде, когда был арендатором. Ему надо возделывать землю и улучшать ее – копать канавы, очищать, прокладывать трубы. Для этого и он сам и его семья должны работать вдвойне. Но можно заставить трудиться и других. Нужны только деньги, а они найдутся, они еще не перевелись на свете. Антс знал, как можно раздобыть деньги, если ты владелец усадьбы: тебе дают ссуду под малые проценты, которая специально предназначена для мелиоративных работ. Такую ссуду Юрка и получил, действуя по указанию Антса, ибо с тех пор, как тот своим советом вызволил Юрку из когтей полиции, последний слепо верил ему во всем.
Но едва ссуда была получена, Антс сказал:
– Знаешь, Юрка, мне пришла в голову хорошая мысль: стоит ли тебе хоронить эти деньги в Самом Пекле?
– А то где же?
– Над этим нужно хорошенько подумать, не найдется ли местечка подоходней, куда их сунуть. Ну, скажем, если построить на них дом.
– В Пекле?
– Ну почему именно в нем?
– А то где же?
– Обмозговать надо. Ведь деньги дали на мелиорацию, об этом следует помнить.
– Значит, дом нельзя строить?
– Вообще говоря – нельзя. Но если тебе все-таки хочется поставить дом, то нужно строить его на чье-либо другое имя, понимаешь? Например, твой дом, но на мое имя. Конечно, придется тебе сперва крепко поразмыслить, захочешь ли строить на мое имя. Потому что я хоть и выручал тебя частенько из беды, однако это ведь не шутка – построить себе дом на имя другого человека. Обмана тут нет, ибо с дома пойдут доходы, а их можно будет вложить в землю, глядишь – и земле этак-то лучше.
– А если выйдет так, что…
– Не бойся. Если дом будет на мое имя, уж я за тебя постою. Тут дело верное: дом начнет приносить доход, сам ты день ото дня будешь богатеть и сможешь в конце концов махнуть рукой на Пекло.
– Нет, мне нравится в Пекле.
– Ну, коли нравится, так оставайся. Богатому и там жить хорошо.
– Только вот хозяйка жалуется, – клопы ребят изводят.
– Пустяки, – отмахнулся Антс. – Клоп – скотинка домашняя, и никому он костей не проел.
– По-моему, тоже, – промолвил Юрка.
Рассуждая таким образом, Антс с Юркой замыслили хитрый план: на мелиоративную ссуду выстроить у перекрестка дорог, где было оживленное движение, дом с помещением для лавки. А чтобы никто не мог обвинить Юрку в незаконном использовании ссуды, строительство велось на имя Антса. Вся эта затея казалась тем правдоподобней, тем более внушала доверие, что дом строили на Антсовой земле, а ведь Антс был человеком зажиточным и предприимчивым. Однако на возведение таких хором, какие задумал Антс, ссуды не хватило, и волей-неволей пришлось ему самому раздобыть денег: нельзя же бросать постройку на половине.
– Вот и я ссужаю, – объяснял Антс Юрке, – выходит, что весь твой дом мы строим на ссудах. А мне только и выгоды, что дом на мое имя.
Однако, когда дом был готов, когда в него вселились жильцы и Юрка задумал получить с них квартирную плату – оказалось, что Антс положил эти деньги себе в карман.
– Как же так, ведь дом мой? – спросил Юрка изумленно.
– В том-то и все дело, что дом твой, – говорил Антс. – Принадлежи дом мне – была бы особая статья, но он не мой. Дом действительно твой, и у тебя лишь не хватило тех денег, что потребовались на строительство. Поэтому мне пришлось раздобывать недостающую сумму, – я ее занял, ведь иначе дом не достроили бы и твоя мелиоративная сумма пропала бы зря. Ну, а теперь с меня требуют ту сумму, которую я занял для постройки твоего дома. А где мне взять ее? Да и чего ради я буду откуда-то доставать деньги, если они вложены в твой дом? Деньги пошли на дом, пусть он и отдает их – как капитал, так и проценты. Ну, понял?
Разумеется, Юрка очень хорошо понял, что поскольку деньги истрачены на дом, то дом должен их и возвратить.
– Кто же возвратит мне мою ссуду? – спросил он.
– Дом, конечно, кто же еще? – объяснил Антс. – Разница только в том, что сперва я заберу деньги и проценты, а потом ты: дом ведь твой, ты его хозяин – и можешь подождать. Домовладельцу это легко, потому что у него есть дом, а у меня ничего нету.
Юрка стал ждать. Проходили месяцы и даже годы, но он так и не мог дождаться денег от дома, потому что их еще получал Антс, а что оставалось, то уходило на ремонт.
– Дом надо ублажать, так же как и землю, – говорил Антс Юрке. – Благодари бога, что я забочусь о твоем доме, иначе ты влез бы в новые долги, чтобы содержать его в порядке. Вообще владеть домом – дело сложное и дорогое, поэтому не удивительно будет, если мы с ним так или иначе вылетим в трубу.
– Как же так в трубу? Сам ведь ты говорил, что он начнет приносить доход и…
– Говорил… Конечно, говорил. Не знал я тогда, что говорил, у меня в ту пору ни одного дома не было. Однако не бойся, обойдется, я это дело улажу.
Юрка положился на Антса и полагался до той поры, пока с него не потребовали вернуть мелиоративную ссуду. При этом выяснилось, что на полученные деньги Юрка провел очень мало мелиоративных работ. Куда он девал деньги? Юрка не помнил, – отвечать так научил его Антс. Когда же Юрку прижали с расспросами, он сказал – только бы отвязаться:
– На ссуду я дом выстроил.
– Где?
– У развилки дорог, на Антсовой земле.
Но когда пошли и разузнали обо всем, то выяснилось, что дом принадлежит Антсу, а не Юрке.
– Это мой дом, только выстроен он на имя Антса, – утверждал Юрка.
– Раз на имя Антса, какой же он твой? – спрашивали его.
– Мой дом, а на Антсово имя.
Допросили Антса, тот только усмехнулся и сказал:
– Нашли кому верить! Ведь Юрка толкует, что он Нечистый и явился на землю ради блаженства и что у него в кармане свидетельство от самого Петра. Когда у Юрки умерла жена и пропал ее труп, то он говорил, будто она сама сошла прямо в ад. Сгорел у него батрак вместе с сараем и сеном, он давай твердить, что сам спалил батрака, – тот, мол, за его бабой приударял. Чего же вы все эти разговоры не принимаете всерьез? Каждому понятно, что тут нечего и понимать и что с Юркой дело обстоит не совсем так, как с другими людьми. Я от него не только ничего не получал, а, наоборот, давал ему все и вовсе не из-за своей выгоды, а просто потому, что тоже, как и Нечистый из Пекла, хочу обрести блаженство. Я дважды в год хожу причащаться, и в церкви у меня есть на скамье собственное место.
Это было все, что мог сказать Антс, и всем стало ясно: больше говорить не о чем. Но так как Юрка продолжал стоять на своем и утверждал, что на Антсовой развилке стоит его дом и что он выстроен на его мелиоративную ссуду, то Антс усмотрел в этом клевету и подал на Юрку в суд. Юрка как раз работал у Антса, когда ему принесли повестку из суда.
– Что за удостоверение? – спросил он у посыльного.
– Такое, что ты должен явиться в суд, – объяснил тот.
– Господи, зачем же?
– Потому что ты оклеветал Антса.
– Не может быть.
– Как не может быть, раз на бумаге написано.
– Это наверняка подделка, потому как…
– А вот и нет. Наверняка нет.
– Было же у меня поддельное удостоверение.
– Это вовсе не удостоверение, а просто повестка, чего же ее подделывать?
– Я же не клеветал на Антса. Он мой друг.
– Об этом у Антса на суде спросят: клеветал ты на него или нет.
– Значит, Антс тоже придет в суд?
– А то как же.
– Ну, тогда бояться нечего. Антс не оставит меня в беде.