Здесь распоряжался Иван Татищев. Он, правда, верховодил Новгородским приказом, но прикипел к строительству судов, сам вычерчивал бригантины и строил их. Присмотревшись, Апраксин обнаружил в нем доброго знатока лесного хозяйства.
- Возьмись-ка, Иван Юрьевич, за дерева корабельные. Нехватка великая у нас дуба в Олонце, да и Кикину его недостает в Петербурге. Ты-то места, дубравы, ведаешь где?
Татищев согласился, но сразу предупредил:
- Дуба здесь добротного много не сыщешь, надобно к Волге ближе. Однако знаю, кое-где клинушками прорастает дубрава. На первое время хватит.
- И то добро, - согласился Апраксин, - а мы сие обмозгуем. Как ты верно толкуешь, не миновать посылать рубить дубравы на Волге. Еще сказывают, красная сосна под Казанью…
К Петербургу Апраксин подъезжал при сплошном грохоте ломающегося льда на Неве. В солнечный день на берегах реки виднелись небольшие кучки любопытных баб, ребятишек, наблюдавших за ледоходом. Разглядывали они и корабли, стоявшие цепочкой на двух-трех якорях. Но громадные торосы, а то и целые плавучие ледяные поля легко разворачивали суда во все стороны.
Недалеко от Адмиралтейства, на берегу стоял Крюйс и, размахивая руками, кричал что-то в рупор на стоявшую неподалеку от берега шняву "Мункер". Апраксин вылез из саней и отправил Фильку готовить обед в дом Меншикова, где он обосновался.
Увидев Апраксина, Крюйс вразвалочку направился к нему и, здороваясь, приложил руку к шляпе.
- Наум Сенявин бахвалится, не отдает второй якорь, - пояснил вице-адмирал. - Сорвет с якоря, поздно будет.
Апраксин оглянулся: совсем рядом высились три громадные сосны, руками не обхватишь.
- А ты посоветуй за сосны прихватить канатами. Так надежней.
Крюйс досадливо махнул рукой:
- Кто другой прихватит, а Сенявин не станет. Я, говорит, не купчишка, срамиться не стану.
Беседуя, они пошли вдоль берега к Адмиралтейству. Крюйс доложил, что через неделю можно будет кораблям по одному вытягиваться на рейд Котлина, пока лед преграждает путь шведам.
- В прошлую кампанию мы Анкерштерна славно отвадили от Котлина, - как бы невзначай обронил Крюйс.
- Ведомо мне. Государь сказывал и Федосей Скляев. Он в ту пору здесь в Адмиралтействе был.
Еще до приезда в Петербург Апраксин решил сразу не тревожить Крюйса, дать время корабельной эскадре привести себя в порядок.
Знал он, что на флоте, в море непростые отношения порой возникают между начальниками разных рангов. Особенно в адмиральских чинах. Не дай Бог, сойдутся на одном корабле старший и младший флагманы. Не поздоровится прежде всего командирам. Здесь в полной мере применима поговорка: "Паны дерутся, у холопов чубы трещат".
И потому Апраксин заранее предупредил Крюйса:
- Свой флаг я подниму на "Олифанте", а ты, Корнелий Иванович, подбери себе флагман по душе.
Так уж сложилось, что первым изготовил к походу свой корабль Наум Сенявин. Вслед за ним на невской стремнине выстроилась еще семерка шняв. В конце апреля, салютуя крепости, во главе с "Мункером" двинулись они к морю, а 1 мая на рейде Котлина бросили якоря четыре фрегата под флагом Крюйса. Подходя к рейду, вице-адмирал придирчивым взглядом окидывал каждый корабль. Как всегда, опытный взгляд морского волка находил беспорядок. На одной шняве полоскал небрежно подобранный фор-марсель, на другой за борт соплями свисали с палубы концы, на третьей закрутился вокруг флагштока кормовой флаг. "Часовой бабочек ловит", - сердился про себя Крюйс. Не успели корабли стать на якорь, Крюйс собрал офицеров:
- Адмирал отпустил нам неделю, чтобы привести все в готовность, - резко сказал он командирам. Те вытянули шеи. Они впервые видели Крюйса в таком раздражении. - Потрудитесь послезавтра навести порядок не только на палубах, но и в кубриках, на пушечных деках, в трюмах…
Апраксин появился на Котлинском рейде, как и обещал, ровно через неделю.
- Яхта под адмиральским флагом. В кильватере следуют четыре бригантины с младшим флагманом, - доложили Крюйсу утром 9 мая.
Шнява, построенная на английский манер, ловко с-под ветра обогнула корабли на рейде и бросила якорь по корме "Олифанта". Было видно, как со шнявы быстро спустили шлюпку и она понеслась к "Олифанту". Крюйс внимательно проследил, как быстро исчез белый адмиральский флаг с гафеля шнявы. И едва шлюпка подошла к трапу "Олифанта", на нем взвился флаг старшего флагмана.
- Смотреть в оба за флагманом, - распорядился Крюйс и направился в каюту заканчивать завтрак. Только-только успел выпить любимый кофе, как в каюту постучали.
- На "Олифанте" сигнал: "Командирам и флагманам прибыть к адмиралу…"
Чередой швартовались шлюпки к трапу "Олифанта" и, высадив командиров, отходили за корму, цепляясь за потравленный канат, бакштов.
Один за другим входили в салон адмирала прибывшие и представлялись по-уставному:
- Вице-адмирал Крюйс здесь, шаутбенахт Боцис здесь. - За ними следовали капитан-командоры Рейс и Шелвтинг, капитаны Эдварт, Весель…
Изучающим взглядом встречал прибывающих новый флагман, приглашал садиться. "Токмо иностранцы, - мелькнула грустная мысль, - нет, а вот наконец-то и свой, доморощенный, Наум Сенявин".
Первая встреча с подчиненными была короткой. Адмирал начал с успехов, отметил заслуги:
- Прошлую кампанию флот наш с доблестью устоял противу шведа: не допустил неприятеля к Питербурху. В том ваша, господа, благость. - Апраксин говорил размеренно, доброжелательно. Почувствовали и собравшиеся справедливое уважение в его словах их ратного труда. - Неприятель многократ превосходит наш флот, особливо линейными кораблями, которых у нас нет ни единого. Но сие не означает, что нам позволительно отсиживаться за котлинскими пушками.
Апраксин подошел к карте:
- Для упреждения незапного удара неприятеля выставим дозор к весту от Котлина. Распогодится, осмотримся, бригантинами набег произведем в шхерах. Ежели не будет превосходства неприятеля, попытаем к базам передовым выйти, Нарва-то теперь наша.
Апраксин взял со стола лист:
- Составлена мною на первый раз инструкция командирам. - Он поискал глазами нужный абзац: - "При встрече с неприятелем поступать при этом, как доброму и честному офицеру, которому надлежит потом во всех своих действиях добрый ответ дать".
Внимательно следили командиры за каждым словом и жестом говорившего. В их жизнь входили новые правила и кодексы, которые не только определяли ритм военной службы, но и брали заботу о их судьбах.
- В подробностях получите сие наставление ныне же в моей канцелярии…
Адмирал задержал Боциса, подозвал к карте:
- Подбери доброго капитана, отряди бригантин несколько, разведай до острова Гогланда, пошуруй шведов.
Светлыми сумерками снялись с якоря девять бригантин под командой капитана Демьянова. К утру подошли к Гогланду, высадили десант. Сонные шведы не сопротивлялись, не ждали гостей, а те захватили "языка", пожгли склады, разные строения, вернулись без потерь.
- Ну вот и слава Богу, первая вылазка с фортуной, - обрадовался Апраксин. - Пущай шведы прознают, кто теперь здесь хозяин.
Прошли еще сутки, и переполошенный неприятель дал о себе знать. Около полудня со шнявы, стоявшей мористее, раздался тревожный выстрел. С веста с распущенными парусами надвигалась шведская эскадра. На кораблях сыграли тревогу, выбрали быстро якоря, ставили паруса, выстраивались в линию. Но шведы и на пушечный выстрел не подошли, отвернули. Видимо, увидели, что напасть врасплох не удалось.
К вечеру рейд покинул отряд капитан-командора Шельтинга: четыре фрегата, четыре шнявы, брандера уходили в дозор. Спустя сутки к ним присоединились четыре галеры Боциса. Шведы показались еще раз, но близко не подходили. В конце мая погода устоялась, задул ровный ветер, похоже, надолго. Апраксин повел эскадру к Нарве.
Перед уходом, как положено, послал весточку царю, в далекую Жолкву подо Львовом. В своей ставке Петр внимательно следил за движением войск Карла XII.
Первый раз за многие века российский флаг развевался на дальних рубежах.
По традиции, Апраксин в свободное время на якорной стоянке приглашал к обеду то вице-адмирала, то Боциса, то обоих вместе, а иногда командиров.
При первом же визите Крюйс, человек прямой и не льстивый, признался Апраксину:
- Ваш приезд к нам столько бодрости учинил, будто у нас в эскадре линейных кораблей прибавилось.
- Будет тебе, - рассмеялся Апраксин. - Ты мне лучше объясни, что за молодец при тебе состоит?
Во время визита на корабль Крюйса адмирал впервые увидел молодого, симпатичного чиновника, с которым тот обращался довольно любезно. Говорили они по-голландски и по-немецки.
- О, это примечательный юноша, Андрей Остерман из Вестфалии.
- Немец?
- Да, его отец пастор, а старший брат в наставниках у царицы Прасковьи Федоровны. Он весьма любопытен, склонен к путешествиям, владеет латинским, французским, итальянским.
- Занятно, - удивился Апраксин, напомнил: - Сходи-ка в ночь, посмотри дозоры наши на взморье, штоб шведы незапно не появились. Завтра будем уходить. Они-то небось проведали наши малые силы, могут и навалиться вдруг.
Но шведы, видно, или не успели узнать о походе к Нарве, или узнали слишком поздно, но все же в Стокгольме забеспокоились. "Что за русские корабли объявились в Нарве? Оттуда ведь рукой подать до Ревеля".
На Котлинском рейде стояла на якоре новенькая бригантина, поджидала почту из Петербурга.
Боцис доложил, что прибыла новопостроенная бригантина под командой Ивана Сенявина.
- Не брат ли Наума? - спросил Апраксин.
- Так и есть, ваше степенство. - Боцис всегда был почтителен.
- Ну вот, - рассмеялся Апраксин, - семейка завелась у меня в эскадре.
Адмирал получил первое поздравление от царя с Украины: "Поздравляю вашу милость со счастливым приходом на Ост-зее и первым распушением витт-флага, которые мы за своим благочестием видеть не сподобились, и понеже о Нарвы прямым фарватером-курсом еще никто из наших не был доселе, которые ныне при начале вашей команды учинено, в чем желаем от Бога, дабы вящим счастием благословил, не точию на сем, но и на полуденном море".
Апраксин отложил письмо. "Вишь, как растрогался Петр Лексеич, ему это как снадобье на сердце, слава Богу. И про Азов не забывает. Как-то там Бекаман с турками управляется?" Позвонил в колокольчик, вбежал вестовой.
- Вызвать вахтенного офицера. - На пороге вытянулся боцман. - Передать сигнал шаутбенахту Боцису: прибыть к флагману.
Флот на Балтике делал первые шаги, а среди офицеров уже появилась разноголосица. Правда, по смехотворному поводу. Боциса величали по-разному. Одни называли третьего флагмана шаутбенахтом по-голландски, другие ариер-адмиралом - исковерканным англо-арабским званием, а кто-то просто контр-адмиралом. А все потому, что среди наемных командиров оказались и голландцы, и немцы, и англичане, и далматинцы. И еще много других. Например, норвежца Крюйса считали голландцем, как и датчанина Беринга…
Адмирал с Боцисом расположились у карты.
- Ты, Иван Федосеевич, в этих местах плавал, тебе, может, многое знакомо. Ты скажи, ты вот сюда, - Апраксин ткнул в шхеры, - к Борго, не проведывал?
Далматинец хитровато прищурился, черные глаза заискрились смешинкой:
- Как не был, доводилось, прошлую кампанию, ваше превосходительство, токмо вице-адмирал об этом не ведает.
- Што там выведал?
- Покуда издали особых шанцев не видно, кое-где парусники купеческие.
Адмирал прочертил заскорузлым ногтем линию поперек карты:
- Возьмешь бригантин с десяток или поболее, пойдешь в розыск в шхеры, от Биорка до меридиана Гогланда. Под ядра и картечь не суйся. Твоя цель выведать, где што у шведа.
Узнав, что Боцис готовится к походу, Крюйс недовольно морщился, шмыгал носом, но молчал. Первый раз галеры уходили в море без его ведома.
Три недели отряд Боциса рыскал в финских шхерах.
- Кораблей вражеских там нет, - доложил шаутбенахт, - но шведы роют шанцы подле Борго, пушек туда навезли. По нас пальбу открыли. Под берегом транспорта разгружаются. Не иначе припасы из Швеции завозят.
Апраксин слушал, поглядывал на Боциса, переводил взгляд на карту.
- Весной пойдешь в набег к Борго, готовь свои бригантины.
Осень вступила в свои права, как обычно в эту пору, в заливе зарядили дожди, иногда вперемежку со снегом. Неожиданно, без предупреждения в Петербург приехал царь и в этот же день ушел на бригантине к Котлину, посмотреть обе эскадры, корабельную и галерную.
Хитро косил глазом на невозмутимого Апраксина: "Посмотрим, Федор, каков ты моряк на самом деле". Летом царь получил письмо от Крюйса. Вице-адмирал безмерно восхищался новым начальником: "Морское дело здесь в два года так унизилось, что чуть в конец не развалилось, токмо Его Превосходительство великий адмирал зело дивно поступает и своим премудрым разумом, то упалое дело ведал на лучшее учинить таким образом, что дивно есть и невозможно никому поверить".
На рейде царь перешел на "Мункер". По установленному им порядку капитан-командор Петр Михайлов считался командиром "Мункера". Во всех списках он так и обозначался. В его отсутствие кораблем управлял поручик Гельм, когда тот болел, "Мункер" принимал под свою опеку Наум Сенявин.
Обходя на шняве выстроившиеся в линию корабли, Петр впервые остался удовлетворен их внешним видом, порядком на палубах и в помещениях и вообще настроем людей. Сытые, довольные лица матросов говорили о многом. На "Дефаме" в артиллерийском деке царь поманил капрала:
- Заряжай пушку, отстреливайся.
Без заминки одни канониры побежали в крюйт-камеру за картузом, другие тащили ядра, раскладывали фитили, откатывали орудие. Выстрел произвели неожиданно для остальных кораблей. На палубах забегали, поднимали запросные флаги. Довольный Петр поглаживал усики: "Кажись, никто не спит".
Обе эскадры снимались с якорей, уходили к Неве на зимнюю стоянку.
- Надо бы Котлин обустраивать для зимней стоянки. Со шведом утихомиримся, и ты, Федор, начинай промерять глубины, ищи гавань.
Царь нет-нет да и подумывал о замирении с Карлом XII, но Европе это было просто не выгодно, а король и слышать не хотел о мире…
В Петербурге царь напомнил Апраксину о "школярах":
- Сколь недорослей готово для отправки волонтерами?
Апраксин намеренно откладывал этот неприятный разговор.
- Бояре и князья упираются, как и прежде, Петр Лексеич, хоронят своих чад, жмутся. Десятка четыре набрал, своего племяша отсылаю, где-то по весне, а то летом отправим.
- Петрова сынка старшего? - Петр неплохо знал семейные дела своих друзей-сподвижников.
- Его самого.
Адмирал в Петербурге воочию убедился, что офицеров, и особенно командиров, большая нехватка. Половина бригантин не имела командиров. Приходилось временами, чтобы послать корабль в море, брать командиров с ремонтирующихся судов или назначать командовать опытных боцманов.
В начале весны по санной дороге из Москвы выехала царская фамилия. Ехали царица Прасковья Федоровна, Наталья Федоровна, царевич, все царевны. Их сопровождали Ромодановский, Бутурлин, челядь и большой конвой. Петр решил понемногу осваивать будущую столицу, обживать Петербург, приучать к ней близких.
И теперь-то рядом море, его родная стихия. Как-то сказал Апраксину откровенно:
- Я, Федор Матвеевич, приучаю семейство мое к воде, чтобы не боялись впредь моря. Да и Петербург окружен водами.
Семья, не торопясь, окольными, безопасными дорогами добиралась к Ладоге, а нетерпеливый царь, бросив топор на верфи, глядел в бурливую, стремительную Неву, уносящую последние льдины в залив.
- Айда в море!
- Погоди, государь, - остановил его Апраксин, - чаю, царицы к Ладоге добрались. Встретить надобно, да и Котлин льдами закрыт.
Спустя неделю крепость и корабли на Неве салютовали флотилии яхт, спускавшихся от Шлиссельбурга. На передней развевался царский штандарт. Вереница яхт доставила в город на Неве царскую семью, сопровождаемую Ромодановским, Бутурлиным и большой свитой. Постепенно Петербург входил в роль державной столицы.
Накануне на несколько дней прискакал из войск Меншиков.
Меншиков и Апраксин встретили царя у Малой Охты. Апраксин впервые видел близко входившую в силу фаворитку Петра Екатерину Алексеевну. Она еще не оправилась после первых родов, выглядела немного утомленной, но виду не подавала.
Поднявшись на борт, Меншиков предложил:
- Наталью Алексеевну разместим пока в хоромах Ульяна Сенявина, царицу Прасковью в моем доме. - О Екатерине умолчал, ей уже приготовили светелку в домике царя.
Однако царице не повезло. На следующий день губернаторский дом загорелся. Пришлось устраиваться у Брюса.
А взморье в устье Невы за эти дни очистилось ото льда, и Петр поспешил на Котлин. Вымпел капитан-командора развевался на "Мункере", за ним следовали "Думкрат" под флагом адмирала и "Олифант" под флагом Крюйса. За версту до Котлина путь преградили сплошные льды. Петр по льду со свитой пошел на остров. В Кроншлоте царя заметили и к встрече приготовились. Заранее заиграли трубачи, барабаны забили дробь, салютовали орудия Кроншлота и нового, Александровского, форта. Здесь все было обжито, в казармах пахло щами, блестели вымытые полы. Похвалил Петр и оборудованную заново Ивановскую батарею на острове, но полковника Толбухина предупредил:
- Нынче у Выборга шведы готовятся к походу. Наверняка подмогу похотят иметь с моря. Потому гостей непрошеных готов будь встретить достойно. Вместе с адмиралом обороняйте Неву и город.
На обратном пути Петр опять шлепал по лужам, скользил в полыньях, прыгал через трещины.
Нет-нет да мелькало в уме: "Что-то замыслил брат Карл, мириться не желает, двинется к нам. Токмо куда? Сюда, к Петербургу? Сие явно. А ещё куда? К Москве? Но какими путями?.."
В это самое время шведского короля терзали сомнения. Армия топталась на месте, задерживала распутица и еще многое. Оказалось, что все дороги на восток перекрыты километровыми засеками, в пустых деревнях не было провизии и жителей. Они уходили сами и угоняли скот, сжигали сено…
Нелюдимый по натуре, Карл XII угрюмо молчал. Его генералы Рейншильд, Шлипенбах, Лагернкрун разводили руками. Король никого не посвящал в свои планы. Три дороги, три судьбы, какая из них верная? Одна вела на север - Псков, Нарва, Петербург. Там у Выборга генерал Либекер с пятнадцатитысячным войском, на море армада кораблей адмирала Анкерштерна. Другая - через Смоленск и Вязьму к главной цели - Москве. Третья указывала обходной путь к цели, через Украину. Там его ждут сало и мед, друзья-казаки и Мазепа.
Выход помог найти генерал Мюленсфельс, немец на русской службе, перебежавший к шведам.
Он убедил короля в том, что русские так и не научились воевать по-настоящему, их можно одолеть без труда, народ, дескать, царю Петру не верит и не любит его, на Дону против него восстали казаки атамана Булавина, бунтуют на Урале башкиры…
В конце концов король повел свои полки на восток, лелея мечту закончить поход в Москве. Увы, здесь он впервые просчитался, и дальше неудачи преследовали его уже до конца войны…
Пока шведы размышляли, царь отправил Меншикова в армию, а сам погрузился в работу на верфях, занялся устройством новой столицы.
В середине мая Боцис доложил о готовности следовать к Борго.