Из журнала Наума Сенявина: "Октябрь. В16 день г. адмирал был под Сойкиною мызою для провожания генерала Либекера. Он, шведский генерал, уехал на флот свой, а на позициях оставил майора и с ним с лишком 1000 человек, которых мы шпагою взяли. Я на той баталии был у гренадерской роты за капитана и ранен в правую ногу. У нас на той баталии убито: подполковник Грос, майор Озеров, 6 человек капитанов и несколько солдат".
Год 1708-й выдался для русского оружия победным и на море и на суше. Радовался от души царь. Под его началом у деревни Лесной русские полки взяли верх над непобедимой армией Карла XII.
"Сия победа может первая назваться, понеже над регулярным войском никогда такой не бывало, к тому же еще гораздо меньшим числом будучи перед неприятелем". А в письме Апраксину царь откровенно признал, что нашим войскам помогла и укрыла в нужный момент русская, богатая лесами природа.
"Ежели бы не лес, то б оные выиграли, понеже их 6 тысяч больше было нас".
За победу при Лесной награждали скромной медалью "Достойному достойное".
Адмирала царь чествовал, впервые среди своих полководцев, именной медалью. Вызвал к себе гравера, набросал эскиз:
- Изобразишь на одной стороне персону адмирала Апраксина, с другой гравируй корабли флота, надпись такую отчеканишь. - Петр протянул граверу лист: - Читай!
"Адмирал Ф. М. Апраксин, храня сие, не спит, лучше смерть, а не неверность".
Как положено, медаль торжественно "обмывали". Одной медалью дело не обошлось. "За храбрые поступки, учиненные в Ингрии и Естляндии против неприятеля, пожалован графом и чином действительного тайного советника". Третьим русским графом, вслед за Шереметевым и Меншиковым, стал Апраксин. В отличие от Шереметева и Меншикова, адмирал не выпрашивал милости материальные. Но накануне Рождества вышел указ "по высочайшему повелению положено производить ему, Апраксину, жалованье наравне с генерал-фельдмаршалом по 7000 рублей в год".
По табели о рангах генерал-фельдмаршал равнялся с генерал-адмиралом. В письмах царь называл Апраксина то адмирал, то генерал.
Сам Федор Матвеевич предпочитал называться адмиралом. Но официально за ним до конца дней утвердилось прозвание генерал-адмирала.
Два года уклонялся Петр от генерального сражения со шведами. Несмотря на поражения на Балтике и под Лесной, Карл XII не отказался от похода на Москву. Да и подстрекали его окружающие льстецы, вроде фельдмаршала Реншильда.
Масла в тлеющие угольки тщеславия подлил переметнувшийся к шведам Иван Мазепа. Войска Карла блуждали и кружили по негостеприимной Украине и забрели далеко на юг. Карл благоволил к гетману, частенько они разъезжали на лошадях стремя в стремя, коротая время в беседах на латинском, которым недурно владел Мазепа.
Проезжали они неподалеку от села Коломака, и гетман вдруг брякнул:
- Ваше величество, отсюда до Азии рукой подать, не более восьми миль.
- Так ли это, гетман? - усомнился король, и Мазепу бросило в краску.
Чтобы сгладить конфуз, а быть может восприняв все всерьез, король подозвал генерал-квартирмейстера Гилленкрока.
- Разузнайте, как далеко по этой дороге до Азии.
- Ваше величество, до Азии тысячи миль.
Король недовольно скривил физиономию:
- Мазепа утверждает, что граница Азии недалеко. Мы должны добраться до нее, и потомки отметят, что мы достигли Азии. Немедля отправляйтесь и разведайте о всех путях…
Испуганный генерал знал нрав короля, отвел на привале Мазепу в сторону и укорял за опрометчивость.
- Хорошо, генерал, я исправлю свою оплошность и отговорю короля от Азии…
На берегах Невы не знали о настроениях короля, но Петр всегда предусматривал худший вариант.
- Опасаюсь я за Воронеж больше всего. А ну, Карл двинется к Дону?
В разгар зимы, на масленницу, как и в прошлые времена, Царь выехал из Москвы в Воронеж в сопровождении Апраксина, Скляева, Наума Сенявина. В Москве Апраксин попал на свадьбу племянника. Женился старший сын Петра Александр. Отец отпросился у царя из Астрахани в отпуск.
- Куда ему, молоко на губах не обсохло, - ворчал на Александра Федор, - гляди, Петруха, сядет он тебе на шею, размысли о других детях. К тому же как женку молодую покинет? Ему в Европу нынче отправляться на ученье, до греха недалеко.
- Дело решенное, ваше сиятельство, - отделался шуткой Петр, - они обручены почитай уж год…
На воронежских верфях готовили к спуску "Старый дуб" и "Ластку". Новых кораблей не закладывали, готовились строить верфи у моря - в Азове и Таганроге. Убедились, что много сил и времени тратилось попусту на постройку судов в верховьях Дона. До сих пор не могли из-за весеннего безводья спустить на воду несколько кораблей в Таврове и Ступине. На верфях трудилось много молодых мастеров. Всех прежних мастеров давно перевели в Олонец, Новую Ладогу, в Ижору, петербургское Адмиралтейство. Как всегда, не хватало плотников, но появилась подмога - пленные шведы.
Петр сам повел корабли к Азову. Апраксина отправил в Петербург.
- Отошлешь из Москвы школяров. Жди моего указу. Поглядим, куда неприятель стопы направит. Ежели к Воронежу, не жди указа, поезжай полки готовить к обороне. Коли тревоги не будет, поезжай в Олонец. Как там дела у Гаврилы? Присмотри за "Перновым", первенец наш многопушечный. Загляни в Новую Ладогу, в Сясь. Не упускай форты на Котлине. Само собой, эскадру держи в готовности, поглядывай за шведом.
В Москве собирали к отправке за границу недорослей именитых семей, около пятидесяти человек. С ними ехал наставником, "дядькой", князь Львов. Брат Петр еще не уехал в Астрахань, хотел проводить сына. Все вечера Федор коротал у брата, во время застолий вели длинные разговоры.
- Государь-то тебе, акромя титла, деревеньку-другую пожаловал?
- Покуда нет, - принахмурился Федор, может, и даст.
- Вона Шереметеву сколь вотчин пожаловал, за Ряпину мызу да за Астрахань, а мне кукишь.
- Не жалей, за государем не пропадет.
- Оно так, токмо обида берет. Жалованье-то худое, детишки растут, женка болезна. Александра за море посылать, где тыщи брать? - Петр с досады налил полный бокал вина, залпом выпил и продолжал изливать накопившееся: - Вона кругом все тащут. Шафирка и тот, слышь, мзду берет с иноземцев. А Данилыч? Все ему мало. Государь деревеньку дал на полторы сотни душе, ему мало, давай все двести. Ничем не брезгует. Ни яблоками, ни казацкими скакунами. - Петр осклабился. - Бориска-то фельдмаршал, а его задобрил коровами да быками трофейными да тут же просит замолвить словечко перед государем.
- Ты-то откель ведаешь? Быть не может.
Петр крутнул головой:
- Свой человек у меня в секретарях. Да куда там. Помню, занемог притворно в Астрахани он, Шереметев. А получив от Данилыча письмо, што ему пожаловано две тыщи с половиной дворов, вскочил, враз развеселился, плясал, будто и не болел ногами.
Федор Матвеевич слушал и припоминал кое-какие слухи в Петербурге. Иногда он захаживал к Скляеву, Кикину, гостил у Брюса, Крюйса, Боциса. Зимними вечерами засиживались допоздна, говорили о многом, но с опаской. Федора Матвеевича, правда, обычно не стеснялись, знали, что наговору не будет. На берега Невы еще не переехали московские приказы и палаты, придворная челядь и именитые бояре, среди которых всегда и кружили разные пересуды, а Петербург пока оставался в стороне от них.
- Так-то оно так, Петруша, токмо сыщешь ли нынче кого без греха?..
Отправляли недорослей ранним утром, по мартовскому морозцу, пока не развезло дороги окончательно.
- Поспешай до Вологды, а там указ есть у воеводы, как ехать, то ли на стругах, то ли подводами до Архангельского, - наказывал адмирал князю Львову, - за деньгами мотри да за дьяком.
В сторонке кучками, по семьям, гомонили отъезжающие. Слышались всхлипывания, кто-то утирал слезы.
- Гляди, Александр, - сказал на прощанье Апраксин племяннику, - учись делу морскому прилежно, как государь велел. Попомни не токмо о своей чести, но всей фамилии нашей, не посрами…
Вечером, не задерживаясь, Апраксин выехал из Москвы.
В Петербурге первым делом зашел в Адмиралтейство. Кикин изменился, важничал, расхаживая по верфи. Даже с Скляевым разговаривал свысока.
На стапелях обшивали бригантины, скампавеи, с краю расчищали место для помостов.
- Государь велел к осени уделывать для линейных кораблей, - пояснил Скляев и, кивнув в сторону отошедшего Кикина, вполголоса сказал. - Как бы, Федор Матвеевич, дерев дубовых для тех кораблей хватило. Куда-то уплывают они с ведома адмиралтейца.
Апраксин про себя подумал: "О деле печется Федосей, а за Кикиным, видимо, глаз нужен".
На Олонецкой верфи строился линейный корабль "Пернов", первый на Балтике. Царь решил все-таки для пробы построить один линкор в Олонце. Здесь же Апраксину представили англичанина Броуна. На вид несколько суховатый и надменный, мастер, по отзывам Меншикова, дело знал лучше всех иноземцев. Федора Салтыкова на месте не оказалось. Еще осенью он уехал в Европу. Царь поручил ему, не открывая цели поездки, присмотреться к возможности негласной покупки кораблей в Голландии, Англии, Франции…
На эскадре Крюйс искренне обрадовался приходу адмирала.
- Ваше превосходительство, - четко, по-служебному, доложил он, - вверенная мне шквадра состоит в полном порядке.
- Вижу, слава Богу, вице-адмирал, кораблики в порядке. Токмо не ведаю, готовы ли они к схватке с неприятелем?
- О-о, - загорелись глаза у Крюйса, - моим попечением каждую неделю производим экзерсиции с пушечной пальбой. Анкерштерна пугаем, он не показывается, отстаивается у Гогланда. - Крюйс гостеприимно повел рукой: - Прошу к столу ваше превосходительство.
Вице-адмирал держал кока-голландца, и его угощения всегда вызывали аппетит у любившего хорошо и вкусно поесть Апраксина.
За столом выслушал новости, корабельные и петербургские, и сам рассказывал о Воронеже, поведал московские вести, а в конце обронил:
- Говоришь, Анкерштерн у Гогланда отстаивается? Так я тебе заботу привез, письмишки от шведских пленных. Отряди кого-нибудь и с оказией отправь эту почту Анкерштерну.
Исполняя приказ, Крюйс послал к шведскому адмиралу шняву "Фалк" под командой поручика Шмидта. Как и положено, при подходе к Гогланду "Фалк" поднял парламентерский флаг, подошел к шведскому флагману и передал мешок с письмами. Но адмирал Анкерштерн, под стать своему королю, не отличался благородством в соблюдении правил ведения войны. По приказу короля шведы прибивали тысячи раненых, жгли "мужиков ноги, обертя соломою, жен и детей", добивали "детей в зыбке". Анкерштерн шняву "Фалк" воровски захватил…
Узнав о захвате шнявы, Крюйс в ярости "колотил кулаками" по столу, написал гневное письмо Анкерштерну, но все понапрасну. Апраксин, услышав о случившемся, успокаивал Крюйса, но царю, как положено, доложил и добавил: "И ежели будет от неприятеля прислано какое судно к Кроншлоту, то взаимно удержано будет".
Печаль скоро развеяли добрыми вестями с Украины о Полтавской виктории. В битве отличились поручик Наум Сенявин и раненный в бою Федосей Скляев, произведенный царем в "морскиекапитаны".
Воздали должное и Петру. "В знак трудов своих, как в сию прославленную баталию, так и в прочих действиях понесенных, изволили принять чин шаутбенахта и то подтвердилось общим всех генералитета, министров, офицеров и солдат поздравлением". У входа в царский шатер на флагштоке взвился Андреевский флаг.
Первым в Петербурге о победе под Полтавой узнал Апраксин - от царя, который с радостью сообщал: "Ныне уже совершенно камень в оснащенье Санкт-Петербурга положен". Вскоре в Петербурге объявились участники сражения. Среди них раненный в руку Федосей Скляев. Доложил Апраксину:
- Государь повелел мне готовить стапель для его, царского величества, корабля. Чертежи для оного со мною, рукою государя излажены.
Апраксин удивленно поднял брови:
- Когда государь успел-то сии цифири просчитать?
- Спускаясь по Дону, потом у Таганрога, да и в походном времени по ночам выкраивал час-другой. Поручил мне некоторые цифири проверить еще раз и довести до ума, что не успел.
- Ну, ну, трудись, Федосей, коли в подмогу кто нужен, скажи. Сам-то ведь с раной, управишься?
- Государь велел, исполню в срок.
Основное торжество по случаю победы над шведами готовились провести в Белокаменной. Но прежде отметили славную победу на берегах Невы.
Первый раз расцветилось фейерверками хмурое небо Петербурга, победно громыхали пушки. В память Полтавы царь заложил церковь Святого Сампсония, библейского героя. На другой день в Адмиралтействе закладывали пятидесятичетырехпушечный линейный корабль. Такой мощной артиллерии ни один корабль на Балтике еще не имел. В Поденной записи Петра появились строки: "А декабря в 6 день в Санкт-Петербурге заложил сам государь корабль именем "Полтава" в память бывших трудов Полтавских".
В этот день на главной верфи флота не стучали топоры. Весь работный люд от "черного рабочего" до царя "веселилися довольно"…
Царь уезжал в Москву, а утром как ни в чем не бывало, бодрый и жизнерадостный, принимал главного адмирала. Вчера они за столом переговорили о многом, но царь не успел сказать главного.
- На суше, Федор, почитай, с Карлом покончили. Нынче готовь войска и флот, по весне штурмовать Выборг станем, а следом и Кексгольм. Надобно шведа отвадить помалу из всей Финляндии. А там, гляди, ежели с нами не замирится, воевать станем морем Швецию… Войска десантировать станем.
- Государь, дозволь, а пехоту-то с пушками доставлять бригантинами будем?
Петр загадочно сощурился:
- Войска поведешь ты сам по льду, загодя, налегке. Как лед сойдет, мы с флотом пойдем с осадной артиллерией, провиантом. Покуда исподволь готовь полки.
Шаутбенахт датского флота Юст Юль оказался первым иноземным посланником в Москве в ранге морского офицера. Почему король Фридерик IV избрал для этой роли моряка, можно было только догадываться. Так или иначе, но это поднимало престиж России как нарождающейся морской державы. Раньше в Белокаменной бывали посланцами только сухопутные генералы…
Видимо, задумывался об этом и царь.
После рождественских праздников он, не без юмора, говорил канцлеру Головкину:
- От Юста мне прохода нет, днем и ночью тенью меня стережет, невмочь ему, секреты Фридерика мне хочет поведать. Да я и без него их знаю. А раз он моряк, пущай флотом нашим на Балтике полюбуется, Европе поведает. Пригласи его в Петербург, пусть поглядит и как мы Выборг воевать станем. Чтобы ему не скучно было, за компанию саксонца, графа Фитцума, с ним отправь…
У Петра еще не было сильного флота, значит, и сражений на море надо было опасаться; но без взятия Выборга нечего было и думать об успешной войне со шведами.
После Полтавы Карл XII бежал к туркам, войну с Россией на суше он проиграл. Но о мире он и не думал, еще надеясь на свой могучий флот. Полсотни мощных линейных кораблей… Карл полагал, что царь не решится на войну на море. Силы у него на Балтике один к пяти. Швеция надежно укрыта за морем, до нее сотни миль по воде.
Понимал это и царь. Воевать со Швецией придется, избегая пока схваток на море. Надо выдавливать шведа из Финского залива, взять Финляндию, выйти на Балтику. За Балтикой была Швеция, Стокгольм, там, на шведской земле, и решать исход войны.
А сейчас торчала заноза под боком новой столицы. Путь вперед преграждали мощные бастионы, казалось, неприступного Выборга. Однажды, три года назад, здесь, на суше, Петр потерпел неудачу. Теперь со стороны моря сторожила выходы шведская эскадра. Правда, зимовать она уходила к берегам Швеции.
Приморские европейские крепости можно было взять, только имея сильный флот. По военной стратегии корабли запирали крепость с моря, флот перевозил десант, который осаждал крепость, брал ее измором или штурмом.
После Крещенья царь собрал в Петербурге военный совет: Апраксина, адмиралов Крюйса и Боциса, генералов Брюса и Берхгольца, бригадира Чернышева. Его план был прост и неординарен. Весь корпус собрать по частям на Котлине к середине марта. Брать с собой только сухари и фузеи, основное оружие солдат. Пушчонок с дюжину, легких, двухфунтовых.
Петр сначала поманил к карте сухопутных; обратился к Чернышеву:
- Ты, бригадир, пойдешь авангардом, за тобой генералы. Смотри сюда, Федор, обложишь крепость враз со всех сторон. Чтобы мышь не проскочила. Ты в ответе за все.
Настала очередь адмиралов.
- Ты, Боцис, погрузишь остальные войска, всю провизию, боевой припас, осадную артиллерию. Двинешься разом за кромкой льда. - Петр кинул взгляд на Крюйса. - Следом с эскадрой ты двинешься, загородишь галерный флот со стороны моря. Я пойду с тобой на "Лизетте", поведу авангард. Возьмем брандеры. Ежели шведская эскадра встренет, азардировать станем, брать на абордаж, подрывать брандерами. К Выборгу ни один швед пройти не должен.
Адмиралы и инженеры переглядывались, переговаривались, изучали карты, подсчитывали, прикидывали. Пока что на бумаге…
Двадцать первого марта, морозным утром, первым ступил на лед Апраксин. Скинул шапку, перекрестился, взмахнул рукой:
- С Богом!
Один за другим выходили на заснеженную и замерзшую морскую равнину батальоны, полки. На ходу строились в колонны, грузили на подводы пушки. По протоптанной дороге потянулся обоз, кавалерия…
На берегу, кутаясь в овчинный тулуп, с подзорной трубой в руках переходил с места на место Юст Юль. "Черти эти русские", - кряхтел он про себя, и вечером при лучине записал в свой дневник: "Войска выступили в самый ужасный мороз, какие бывают только в России; перешли они прямо через лед с орудиями и со всем обозом. Всякая другая европейская армия, наверное, погибла бы при подобном переходе. Но где предводителем является само счастье, там все удается. Впрочем, русские выносливы, что для солдат другой нации невыполнимо".
Впереди тринадцатитысячного корпуса шла рота, протаптывая дорогу, нащупывая полыньи и торосы. Первым впереди, наклонив голову, ступал адмирал и генерал. Рядом с ним, то и дело оглядываясь, бодро шагал бригадир Чернышев. Генералы шли следом, во главе полков. Как положено, делали привалы, солдаты жгли костры, грелись, варили кашу, отдыхали в полудреме, привалившись друг к другу.
Через три дня добрались до суши на западном берегу залива. Хоть и силы вокруг, а все веселей шагать солдату, когда под ногами земная твердь.
Средневековый выборгский замок - цитадель с каменной башней "Лангерман" - виднелся за десяток километров. На пятьдесят саженей вверх уходили неприступные стены, пятьдесять саженей в поперечине. Вокруг каменной крепости располагался новый город, обнесенный еще одной стеной, построенной при прежнем короле Густаве-Адольфе. Летом Выборг был неприступен, со всех сторон его окружала вода - Выборгский залив и огромное озеро Суомен-веден-селка.
Комендант крепости полковник Магнус Стиернстроле за долгие годы привык к размеренной жизни. Крепость надежно укрыта, ее защищают почти пять тысяч войск, полторы сотни орудий. Припасов хватает, каждую весну приходит контр-адмирал Нумере, привозит пополнение для войск, провизию и все необходимое.
В крепости много жителей, но мало жилья. Для двух полков выстроили дома и казармы в предместье Хиетала.