Две недели Крюйс с капитанами собирали экипажи из рекрутов. Разводили испуганных новобранцев по палубам, боцмана линьками загоняли их на ванты, заставляли карабкаться на салинги и марсы, разбегаться по реям. Тряслись руки, дрожали колени. Кто-то падал, зашибался. На якорях, в тихой заводи кое-что получалось.
Пока держалась вешняя вода, Крюйс повел небольшой отряд к Азову. В июне на рейде Таганрога Апраксин с тоской осматривал суда.
- Срам какой-то, - бурчал он, - с дюжиной таких корабликов токмо и обороняться от турок, отстоять завоеванное.
- Не плошай, господин адмирал, - успокаивал Крюйс, - у нас в резерве лихие казаки на лодках. Дай мне побольше мушкетов.
Апраксин уехал в Азов, а Крюйс выслал в дозор две бригантины и десяток казацких лодок…
После полудня 2 июля разомлевшего от жары Крюйса поднял с койки раскат пушечных сигналов с корабля. На его палубе стоял прибывший накануне Апраксин.
В гавань неслись казацкие гички, поодаль, не спеша, под веслами, с обвисшими парусами, втягивались бригантины. Вдали на взморье, лениво шевеля парусами, медленно, один за другим, выплывали турецкие корабли.
- Тридцать два вымпела. - Апраксин протянул подзорную трубу Крюйсу. - Собрались-таки, окаянные, супротив нас. Полторы дюжины линейных кораблей и дюжина галер. - Апраксин окинул взглядом небосвод: голубая лазурь без единого облачка. - Авось Господь Бог поможет. Ветра покуда не предвидится.
Две недели безветрия прошли относительно спокойно. Турки явно не спешили, выжидали, но казаки не выдержали. Заметив как-то утром отбившуюся турецкую фелюгу, бесшумно выскочили из засады в камышах, захватили первую добычу.
Турецкий капудан-паша все же решился проверить русскую оборону. На рассвете его галеры подкрались к внешнему рейду Таганрога. Продвигались ощупью, фарватера турки не знали.
Но Апраксин давно наблюдал за каждым движением неприятеля. Утром посвежело, наконец-то потянуло с верховьев Дона.
- Вызвать командиров, - распорядился Апраксин.
Прямо на палубе, у трапа, начался короткий совет.
Спустя полчаса навстречу туркам, набирая ход, двинулся пятидесятипушечный корабль под командой Крюйса и с ним три шнявы. Турецкие галеры не стали испытывать судьбу. Развернулись на обратный курс, удрали в море. Отошли к горизонту. Капудан-паша продолжал выжидать, осторожничал. Еще неизвестно, сколько вымпелов в Азове. Вдруг ударят с тыла. Пока же у него одна цель - попытаться задержать русских у Таганрога. Турецкая эскадра подошла ближе к берегу, с кораблей спускали шлюпки, готовили десант. Цепко следили за малейшими движениями противника сигнальные матросы, вахтенные офицеры на русских кораблях. Апраксин предупреждал каждый маневр неприятеля, замаскировал на берегу войска, батареи.
Не успели турки ступить на берег, шквал картечи обрушился на них из укрытых кустарником пушек. Выскочила пехота с примкнутыми штыками, ударили лихие казаки.
Поспешили янычары на корабли, оставляя убитых. Эскадра турок отошла в море.
Апраксин, наблюдая за их маневром, кивнул Крюйсу:
- Бери пять вымпелов и припугни турок. Токмо далеко не суйся, но дай им знать нашу прежнюю хватку.
Турецкая эскадра, не ввязываясь в бой, ушла далеко за горизонт, и неделю турки не приближались к берегам.
Неожиданно рано утром Апраксина разбудила пушечная стрельба. Выскочив на палубу, он нахмурился. Издали, распустив паруса, медленно приближалась турецкая эскадра. Пушки палили беспрерывно, но ядра не вспенивали воду.
- Холостыми палят, - хмуро проговорил Апраксин, - не к добру это.
Отделившись от эскадры, в гавань медленно, выкинув белый флаг, входила турецкая галера под вымпелом капудан-паши.
Подобрав полы халата, ловко поднялся по трапу капудан-паша. Лоснившееся от загара лицо турецкого флагмана сияло открытой улыбкой. Казалось, он спешит кинуться в объятия своего недавнего врага… "С чего бы это?" - недобро захолодело вдруг внутри у Апраксина.
- Мой достопочтенный адмирал, - после взаимных приветствий начал без обиняков гость разговор через толмача. Он вынул сверток бумаги и протянул Апраксину. - Только что я получил фирман. Наш султан и ваш царь заключили мир. Война закончена без пролития крови. - С лица турка не сходила улыбка, но в глазах светилось затаенное торжество. Он вдруг поднял обе руки и обвел ими вокруг, кивнул на побережье, повернулся в сторону далекого Азова. - Теперь и навсегда все это принадлежит высокочтимому султану.
Недоумевающий Апраксин развернул лист. Как в тумане вчитывался он в полученное известие. "Возвратить туркам Азов, уничтожить крепости в Таганроге, Каменном затоне, Самаре, уничтожить все корабли флота…"
Подняв голову, смотрел пустым взором мимо улыбающегося капудан-паши. "Што стряслось-то? Одним махом все труды насмарку? Ножом по живому телу! Кровушки-то сколько пролито, живота положено!" Протянул фирман турку.
- Мне не ведомо сие. Покуда от государя указ не поступит, действий никаких предпринимать не стану. - Кивнул головой, разговор, мол, окончен.
Согнав улыбку, так же ловко подхватив полы халата, капудан-паша быстро спустился по трапу, явно недовольный приемом.
Глядя вслед удаляющейся шлюпке, Апраксин вдруг подумал о Петре: "Воевал бы у моря, как Досифей завещал. А то ринулся очертя голову в омут. - Запершило в горле, закашлялся. - А ежели сие все правда?.."
На это раз, обыкновенно осторожный, царь промахнулся, забыв поговорку: "Не ставь неприятеля овцою, ставь его волком".
Битва с турками в излучине Прута могла бы привести и к успеху русских войск. Но, не зная всех сил неприятеля и опасаясь разгрома, Петр не стал рисковать. К тому же он больше прислушивался к Шафирову и Екатерине Алексеевне, чем к генералам.
По мирному договору царское войско покинуло место битвы с оружием, развернутыми знаменами. Под грохот барабанов… Как и водится у азиатов, турки взяли заложников: Шафирова и сына фельдмаршала, генерала Шереметева, чтобы заставить царя до конца выполнить обязательства. Царь, покинув армию, отправился с женой в Варшаву, а Апраксину послал весточку, где изливал душу: "Хотя я николи б хотел к вам писать о такой материи, о которой принужден ныне есмь, однако ж, понеже так воля Божия благоволила, и грехи христианские не допустили… и тако тот смертный пир сим окончился, которое хотя и не бех печали есть, лишиться сих мест, где столько труда и убытков положено, но однако ж чаю сим лишением другой стороне великое подкрепление, которое несравнительною прибылью нам есть".
Письмо несколько успокоило душу: Петр, сглаживая свои промашки, старался, приглушить их конкретным делом, вселить надежду в Апраксина.
- Мудро государь рассуждает, - сказал тот Крюйсу, - теперича у нас единая забота, шведа побить до конца, флот Балтийский крепить. Давай-ка, вице-адмирал, поторапливайся, уводи кораблики, которые можно, да поезжай на эскадру в Петербург.
С болью в сердце уничтожали они корабли - разбирали, сжигали, некоторые добротные, как "Предистинация", "Ластка", продавали туркам за десятки тысяч червонцев.
Добротные галеры Крюйс повел по Дону в Черкассы.
После нового года Апраксин передал туркам Азов, спустя месяц взорвал крепость Таганрог…
Неохотно покидал азовскую сторону адмирал. Десяток с лишним лет благоустраивал он здешние места для пользы отечеству. В дорогу отправился без спешки, ехал, подремывая в крытом возке. Одно, что подгоняло по зимнику, так это мартовское солнце. Поэтому приходилось вставать спозаранок, выезжать затемно.
В Москве заехал к сестре Марфе Матвеевне и удивился тишине в царских покоях. Оказалось, что вся царская фамилия недели полторы как уехала в Петербург на бракосочетание царя с Екатериной Алексеевной. Немного подосадовал, что пропустил такое немаловажное для сановника его ранга событие, а также возможность развеяться после почти годового отсутствия в Петербурге.
Брата Петра тоже не было в Москве, второй год губернаторствовал в Казани. Поехал в Навигацкую школу на Сухаревку. Прошел с главным инспектором по классам, казарме, где размещались школяры. На всем: облупившихся стенах, холодных помещениях, износившейся форме школяров, довольно бледных и худеньких их лицах - лежала печать недостатка.
- На рублик в месяц не разбежишься, ваше превосходительство, - то ли оправдывался, то ли жаловался инспектор.
"Да еще воруют половину", - усмехнулся про себя Апраксин и распорядился вызвать Андрея Хрущова из второй роты, свойственника по покойнице жене. В прошлом году он определил его в школу, навещал всякий раз, бывая в Москве.
Пятнадцатилетний крепыш без смущения представился по форме. Адмирал все десять лет, как похоронил жену, не прерывал связи с ее родственниками, помогал как мог.
Апраксин не терпел покровительства сам и разговаривал с Андреем коротко, без церемоний, а в конце сказал:
- Ну, братец, я слыхал, ты преуспеваешь в науках, готовсь экзаменоваться в гардемарины, и айда на корабли в моря…
"Не позабыть бы кого из Приказа прислать сюда ревизию провести", - размышлял адмирал, покидая школу. "Подсказать как бы Петру Алексеевичу, хозяин здесь добрый надобен да школяров поближе бы к морю держать".
Не задерживаясь, в тот же день отправился в Петербург, который наконец-то обретал статус столицы. Давненько не был он здесь.
За минувший год северная столица сильно переменилась. Тут и там из сугробов торчали каменные фундаменты, местами, где прежде стояли избы, высились каменные стены…
В своей избе неподалеку от Адмиралтейства он появился в вечерних сумерках. В комнатах забегали. Козьма гонял дворовых, кухарку, истопников, шумел, топал ногами.
Первым поздним вечером к нему нагрянул Ульян Сенявин, начальник конторы по строению города. Три года, как царь отставил его от морского дела и назначил на новое место, заметив сообразительность, хватку и расторопность в строительном ремесле.
Апраксин смачно хрустел солеными лимонами после первых чарок и слушал рассказ гостя о свадьбе царя.
- В церкви-то шаферами государь избрал Кикина, братца Наума, Муханова, Кочета, всех моряков. А на пиру бок о бок с ним Скляев, Крюйс, Мишуков да братцы мои Сенявины восседали.
Апраксин слушал молча, вздыхал, потом вдруг перебил:
- Чего для строят все из каменьев?
- Государь повелел отныне на прошпектах домы класть токмо каменные. Избы подалее, в слободе, для мужиков.
- Занятно, камень-то где взять?
- Везут камень, на каждую подводу подать наложена. Камень-то вечен. Все строятся, Федор Матвеевич. Вона Данилыч дворец под крышу подвел, Шереметев, Кикин и тот себе палаты грохает. Тебе тоже пора обзаводиться.
- Денег много надобно.
Ульян засмеялся:
- Тебе ли о деньгах плакаться. Вотчины торгуешь, жалованье идет. - Ульян внезапно перегнулся через стол: - Хошь в компанию к Данилычу? Вложи деньгу, прибыль высокая. Хлебушек в Петербург торговать. Я замолвлю словечко Данилычу, сам имею доход.
- Замолви, пожалуй. Домину-то строить каменную…
В кампанию 1712 года царь впервые не поехал в Воронеж. Теперь делать ему там было нечего. Всех рабочих и мастеровых переводили на северные верфи, в Архангельский. Заводы, мастерские, кузни, весь деланный лес перевозили туда же. Разбирали суда на стапелях…
Каждое утро Апраксин затемно приходил на Адмиралтейскую верфь и редко успевал опередить царя. На стапеле сверкала свежевыкрашенными бортами "Полтава", и царь, забываясь в работе, готовил корабль к спуску. В этот год летние месяцы Петр проводил у моря и на кораблях. Видимо, хотел заглушить неприятные воспоминания прошлого года на сухопутье.
Выслушав по приезде Апраксина, подвел его к карте:
- Нынче у нас единая дорога к морю, ее будем мостить. Шведа нам не одолеть, покуда наше войско на его землю не ступит. Без флота сие немыслимо… Швед покуда нас мощнее, в эту кампанию соберем силы, корабли спустим со стапелей. Салтыков обещался прислать купленные. Для шхер построим сотни две скампавей. - Петр провел рукой по карте. - Попытаешь осенью оттеснить шведа от Выборга. На будущий год двинем берегом к Аландам, а там до Карла рукой подать.
Апраксин слушал, изумленно покачивал головой. "Ну и Петр Лексеич, видать, сняло у него печаль с души".
- Сие ладно, господин шаутбенахт.
- То не все, генерал-адмирал. Принимай под свою руку Эстляндию, Ингерманландию и Карелию. Командовать будешь всем флотом Балтики и войском…
Едва сошел лед, не дожидаясь готовности эскадры Крюйса, Петр с Апраксиным ушли на "Лизетте" к Выборгу, проверили крепость…
Вернулись к Котлину, ошвартовались на шлюпке к новой пристани. Вокруг торчали сваи, строилась гавань. Апраксин опять удивился.
- Из губерний в этом году три тыщи человек сюда придут, фортеции и жилье строить, - пояснил не без гордости Петр.
- Кому жилье-то? - спросил Апраксин.
- Жителям города, - усмехнулся Петр. - Будем, Федор, сюда, окромя работных людей, селить шляхту, корабельных офицеров, людей купецких да ремесленных. Флоту базы надобны, гавань, верфи.
- Крюйсу приспело в море отправляться, - доложил Апраксин, - нынче думаю ему с эскадрой определить крейсирование на меридиане Выборга и далее к Ревелю. Пора обезопасить наши коммуникации.
- Добро, - согласился Петр, - командуй, распоряжайся самолично.
На взморье виднелась эскадра Крюйса, она ушла далеко на запад, на горизонте паруса сливались с грядой курчавых облаков.
- Нынче шведа не видать, - продолжал Апраксин, - ежели так пойдет, к осени пустим Боциса, пущай их пошпыняет, каперов разгонит.
- Не позабудь, приходи к Петербургу, "Полтаву" будем сталкивать на воду…
В солнечный полдень 15 июня Петр с Апраксиным поднялись на верхний дек "Полтавы", прикрепили к фалам на корме Андреевский флаг. Заглянули в кают-компанию. Вокруг длинного, от борта к борту, стола с белой скатертью сновали вестовые матросы, расставляли приборы, штофы с вином и водкой, закусками…
На верхней палубе остался Скляев с командой такелажников, боцманом и матросами. Все произошло быстро, четко… Осмотревшись, Петр по отмашке Апраксина перекрестился и крикнул:
- С Богом! Руби канаты! Бей подпоры!
Почти враз раздался характерный треск топоров, упали разрубленные канаты. В тот же миг одновременно полетели подпоры, а Петр взмахнул мушкелем и выбил основной, подпорный, клин из-под киля.
Махина на стапелях заметно вздрогнула, чуть качнувшись, нехотя, дюйм за дюймом двинулась к урезу воды, задымился слип…
Потом на палубу поднялась с Петром вся свита, начались торжества на корабле и на берегу. Первый тост произнес Петр:
- Первенцу нашему линейного флота Балтийского семь футов под килем и ветра полные парусы.
На другой день пришло письмо из Лондона. Салтыков купил первые три пятидесятипушечных корабля и повел их в Копенгаген.
- Покуда здесь все ладно, - повеселел Петр, - токмо в Померании жалится Меншиков, туда отъеду. - И неожиданно распорядился: - Готовь "Лизетту", на море, слава Богу, погода, пройдемся с Катеринушкой до Нарвы, - засмеялся, - замест свадебного вояжа.
Впервые Апраксин сопровождал Екатерину Алексеевну как царственную особу, царицу. С якоря снялись на восходе солнца. Погода выдалась как на заказ. Весь день сияло солнце на безоблачном бирюзовом небосводе, отражаясь в белесых, бескрайних водах. Легкий ветерок с востока подгонял шняву, наполняя паруса, ласкал лицо. И всю дорогу над парусами кричали, резвились, то взмывая вверх, то планируя к воде, белоснежные чайки. На шканцах, под сенью парусов накрыли стол, и весь путь не умолкал веселый смех, шутки сыпались одна за другой, и мало кто, кроме командира и Апраксина, подумывал о возможных неприятностях. Хотя берег и был под боком, они то и дело вскидывали подзорные трубы, шарили по горизонту, заглядывали на батарейные палубы, где у заряженных орудий несли вахту канониры. "Береженого Бог бережет".
Морское путешествие сблизило царицу и Апраксина. Много нового узнала о верном помощнике своего мужа Екатерина, проникся симпатией к ней и нестареющий генерал-адмирал.
Солнце уходило за горизонт, когда Апраксин на шлюпке доставил царскую чету на берег, где их ждал конвой.
Здесь пути супругов разошлись. Царица с неразлучной Натальей Алексеевной отправилась берегом в Петербург, Петр отбыл к армии, в далекую Померанию…
Через неделю после спуска "Полтавы" первым в стычку со шведами вступил Крюйс. На рассвете с салинга флагманского корабля закричал матрос:
- Три паруса на весте!
Привычным галсом, свободно, будто в своих водах шли курсом сближения ост-норд-ост три шведских фрегата. Крюйс поднял красный флаг: "Атаковать неприятеля!" - и устремился на шведов. Корабль, фрегат, шнява против трех фрегатов. Силы примерно равные, но следом спешили на помощь четыре русские бригантины. Спасло шведов от погони вроде бы везение - ветер переменился и русским пришлось лавировать против ветра. Так доложил Крюйс…
В августе от Котлина ушла эскадра Ивана Боциса, двадцать три вымпела. У Красной Горки сразу пленили четырехпушечный бот. За Выборгским заливом, в шхерах, взяли на абордаж еще шняву и два бота. Шведы потеряли тридцать три пушки, две сотни пленных и убитых.
Русских морских солдат полегло тридцать два… Боцис после доклада ругал Крюйса, мол, сдрейфил, упустил неприятеля.
В те же дни Апраксин выступил из Выборга с Ингерманландским корпусом на запад… В шхерах, вдоль берега, двигались галеры и скампавеи. А шведы не думали сражаться, войска Либекера быстро ретировались за бурную, с обрывистым берегом реку, но сожгли все мосты за собой.
Порывистый и нетерпеливый генерал Михаил Голицын наседал на Апраксина, рвался с ходу атаковать шведов. Апраксин его одергивал:
- Не торопись, генерал, мою морскую пехоту под шведские пули подставлять, солдата беречь надобно. Без оного мы с тобой ничто.
Начались проливные осенние дожди, повеяло холодом. Апраксин отвел войска на зимние квартиры к Выборгу.
Из далекой Померании царь с досадой делился с Апраксиным промахами союзников на море, "…датский флот не так действует против шведов, как про него сказывали, ибо ныне транспорт шведский пропустили в 10 000 человек, а шведы только тремя кораблями их сильнее были… господа датчане, имея ревность не по разуму… не дождався нас в бой вступили и баталию потеряли".
Лишь на исходе зимы вернулся Петр из Померании и сразу собрал моряков.
Успех кампании 1713 года зависел от действий флота. Апраксин, Крюйс, Боцис склонились над картой:
- Генеральная задача, - Петр размашисто провел ладонью по карте, - вышибить шведов из Финляндии, она есть матка Карла. Выйдем к Аландам, там до Стокгольма доберемся. Приспела нам пора шведу показать флот российский. Гляди, адмирал, - поманил Петр, - с галерным флотом и войском пойдешь вдоль берега, штурмуешь Гельсингфорс, далее к Гангеуду и Або. Всюду галерам и бригантинам десантировать пехоту морскую, подвозить припасы и провиант. Когда будешь с войском, Боциса флагманом оставишь.
Адмиралы слушали, вникали, запоминали, а Петр, кивнув Крюйсу, продолжал:
- Тебе с корабельной эскадрой занять позицию на меридиане Гельсингфорса, прикроешь нас на берегу от шведской эскадры. Действуй без мешкоты, гони неприятеля, силы у вас равные. - Петр лукаво улыбнулся, глянув на Боциса. - Слыхал я, в прошлую кампанию ты сплоховал, упустил шведа.