- Приглядывайся, Федор, в другой раз ты будешь начальствовать.
Так и выпало Апраксину стать первым капитаном корабля на Переславской флотилии.
Почти две недели подряд, пока не стих ветер, яхта с утра до вечера под парусами сновала из края в край озера…
Обветрились и загорели новоиспеченные мореходы. Матросы из потешных набили мозоли на ладонях, но хватко держали снасти парусов, старались лихо выполнять команды. Не всегда, правда, все ладилось, когда и путали с непривычки. Иной раз найдет внезапно шквал, накренит яхту, боязно, вдруг перевернется? Отбегали от борта, жались к мачтам.
Петр смеялся, покрикивал, раздавал пинки…
Озерная потеха так завлекла, что забылись иные царские обязанности.
Как-то вечером первый спохватился Апраксин. После ужина, чуть захмелевший, рыгнув, повернулся к Петру:
- Государь, тово, панихида-то вчерась была, кажись, завтра-то Духов день вроде…
Петр сверкнул глазами по затылку сидевшего рядом Меншикова:
- Тебе, пес, даве в Москве наказал - напомнить о братце Федоре, царство ему небесное. - Петр перекрестился. - Только тебе жрать да хмельным баловаться. Что теперича маменьке сказать, ась? - Глянул невесело на Апраксина. - Ну, да семь бед. Федор, вели лошадей готовить, к ночи и тронемся. Да она, кажись, и кончилась, - проговорил Петр, глядя в открытое оконце на зардевшееся на востоке небо.
По многолетней, с раннего детства укоренившейся привычке Петр пристрастился строго отправлять все церковные литургии. Каждый месяц набиралось, как правило, несколько православных праздников, сюда добавлялись многочисленные панихиды по усопшим, тезоименитства здравствующих и прочие молебны. Издавна ритм жизни кремлевских правителей заполняли многочисленные литургии. Но кроме дани уважения к богослужебным канонам Православной Церкви, эти церемонии представляли возможность царствующим особам постоянно быть на виду у народа и поддерживать свой авторитет.
С тех пор как Петр увлекся хождением под парусами и строением судов на Плещеевом озере, он стал пропускать церковные праздники. Софья, наоборот, использовала каждую возможность показаться людям вместе с царем Иваном, а иногда и одна ходила с крестным ходом по Москве. Случалось, что за один день она успевала два раза бывать на людных богослужениях.
- Вишь ты, правительница-государыня нынче отстояла литургию в Успении, а ввечеру бдила всенощную в церкви Тихона в Белом городе, - передавали стрелецкие бабы друг дружке.
- Радеет, стало быть, она о Божьем образе…
Софьины прислужники постарались растрезвонить, что панихиду по Федору Алексеевичу перенесли по причине опоздания царя Петра.
- Не чтит младший царь память старшего братца, с иноземцами снюхался, не к добру это…
- Петруша, гляди, Софья-то каждый раз про нас молву худую по Москве рада распустить, - тревожилась Наталья Кирилловна после панихиды, - нам во вред.
- Сам гляжу, сестрица больно выставляться почала на народе, да и к стрельцам опять прислоняется. Парсуну свою изобразила со скипетром и державой, будто царица на престоле.
- Так ты уж, Петрушенька, покуда повремени со своим озерком-то, как бы Софья какую беду не накликала…
Федор Апраксин сразу заметил перемену в царе. Видимо, прирос он к новому делу на Трубеже, а в Преображенском не находил пока подходящего занятия, смурной ходил. Надумал поехать в Коломенское, а пока устроил смотр своим потешным батальонам - Преображенскому и Семеновскому. Начался потешный бой. Во время потехи, как всегда со стрельбой, рота преображенцев Петра Апраксина наступала на укрепления семеновцев Федора Апраксина. Используя две лодки на Яузе, Федор незаметно переправил своих солдат на них и ударил в тыл преображенцам.
- Молодец, Федор, побил старшего братца, не забыл, чему на Трубеже руку набивал.
"А пошто нам ждать Плещеева озера?" - вдруг подумал Федор.
- Дозволь, Петр Лексеич. Нам бы в охотку здеся, в Преображенском, какую лодью, карбас ли изладить. Отсель и до Москвы-реки добраться недалече.
- И верно, - обрадовался царь, - прикажи-ка, Федор, вызволить из Переславля Брандта да наших умельцев потешных. Досья-то вона в Преображенском на лесопильне под рукой, сам ты этим делом владеешь, потому головой будешь.
Спустя неделю в Преображенском заложили "потешный корабль". Дело сразу наладилось. Апраксин ведал всеми работами, доставал материалы, обеспечивал инструментом.
В конце июня праздновали именины царя. В Кремле, в новой Столовой палате Петр жаловал сибирского и касимовского царевичей, бояр, окольничих и угощал "кубками ренского", а по второму заходу - стольников, полковников, стряпчих, дьяков, других гостей водкой. Объявили о производстве в чины. Петра Апраксина пожаловали в окольничьи. Федор поздравил брата и сказал:
- А я и не забижаюсь, ты у нас старшой, так тебе первому и по праву.
- Погодь, - добродушно ответил старший брат, - ты меня еще обскачешь, у тебя голова мудрее. Государь тебя не обидит, ты завсегда при нем и при деле.
Но от дела приходилось постепенно отказываться, сопровождать царя на придворные и церковные церемонии. После возвращения с Плещеева озера он не пропускал ни одной службы и спуску Софье не давал.
В день празднования Казанской иконы Божьей Матери приключился скандал. По ритуалу, в крестном ходе участвовали цари со свитой. Их жены и родственники ограничивались присутствием на литургии в церкви. Софья же давно не придерживалась этого обычая.
В Успенском соборе после окончания литургии начался крестный ход. Увидев, что Софья берет икону, которую должен нести царь, Петр, не поворачивая головы, шепнул Федору Апраксину:
- Передай через кого Софье, штоб в крестный ход не становилась, а икону отдала, не бабье это дело.
Покрасневший от напряжения Апраксин подошел сзади к свите царевны, но Софья и так слыхала в тишине громкий шепот Петра. Не оглядываясь, до хруста сжала пальцы, вцепившись в икону, и двинулась к выходу…
Петр вышел следом, покинул крестный ход и тут же уехал в Коломенское.
Софья после этого продолжала как ни в чем не бывало участвовать в церковных церемониях, но нарастание напряженности чувствовалось в отношениях царевны и Петра. Оно усилилось при возвращении из Крымского похода войска под началом Василия Голицына. Софья решила возвысить своего фаворита, хотя тот лавров на ратном поле не стяжал. Петр демонстративно не присутствовал на всех церемониях встречи и чествования войска. Когда же дело дошло до наград, он отказался подписать манифест о жаловании участников похода.
После долгих просьб царя Ивана Петр указ таки подписал, но князя Василия Голицына в Преображенском не принял.
Возмущенная Софья в тот же день, после всенощной в Новодевичьем монастыре, раздраженно намекая на царицу Наталью, поджигала сопровождавших ее стрельцов:
- И так беда была, да Бог сохранил, а ныне одна сторона ихова беду зачинает. Годны ли мы им? Буде годны, вы за нас стойте, а будя не годны, мы оставим государство.
Дальше - больше. Стрелецкий десятник Стрижев открыто подбивал товарищей:
- Придут к власти Нарышкины, изведут нас, стрельцов!
Слухи дошли до Преображенского. А тут как раз в Измайлово приехал на именины царевны Евдокии Федоровны Шакловитый. Царь в присутствии Ромодановского и Стрешнева в упор спросил начальника Стрелецкого приказа:
- Твои стрельцы хулу на меня возводят, Стрижев не таясь подбивает на смуту служивых. Выдай мне его.
Шакловитый знал подлинно расклад сил, поэтому не побоялся спросить:
- Чего для, государь?
Царь вспыхнул, удивляясь наглости окольничего. "Около Софьиного подола, паскуда, вовсе стыд потерял".
- То мне знать, а не тебе, прислужнику, исполняй, што велено.
Шакловитый, скрывая раздражение, опустил глаза. "Волчонок-то здеся силу имеет".
- Того для, государь, надобен также указ старшего царя Ивана Алексеевича.
"Нашел зацепку", - зло подумал Петр и хлопнул в ладоши. На пороге появились братья Апраксины.
- Нынче придержите Федьку на съезжей.
Шакловитый схватился за саблю, но старший Апраксин крепко перехватил его руку. На пороге бесшумно выросли два дюжих преображенца.
- Сабельку-то у окольничего возьмите, да под крепким запором его держать.
Шакловитого увели, а Ромодановский хмурился:
- Зря ты его так, Петр Лексеич. За ним теперь стрельцы могут взбаламутиться. Рановато с ними в распри вступать.
Тихон Стрешнев согласно кивнул, поддакнул:
- Постращал Федьку, и будет. Подержи его до вечера и отпусти с Богом.
В Кремле Шакловитый все рассказал Софье и закончил жестко:
- Более ждать несподручно. Надобно логово Нарышкиных обложить стрельцами да и кончать их разом.
- Стрельцы все ли за нами пойдут? - все еще сомневалась Софья. - Созрел ли плод? Повременить бы, Феденька.
Конец колебаниям царевны пришел в тот же день. Принесли подметное письмо: царь Петр-де со своими потешными ночью надумывает захватить Кремль, решить жизни царя Ивана да всех его сестер.
Шакловитый настроился бесповоротно:
- Кремль сию же ночь на запоры возьмем, караулы в сотню стрельцов призовем. Сотни три в засаду отведем на Лубянку.
- Мотри, Феденька, тебе видней.
В отношении стрельцов Софья сомневалась не зря. Нашлись и среди них совестливые люди и разумные головы. В самом надежном "царевнином" Стремянном полку, у пятисотенного Лариона Елизарьева вечером собрались верные царю стрельцы.
- Софья затеяла худое, - объявил Елизарьев товарищам-единомышленникам. - Федька байт, постращать царя Петра хотят в Преображенском. Но я так разумею, кровью дело-то пахнет. - Елизарьев испытующе оглядел стрельцов.
Они отозвались единодушно:
- Надо быть повестить в Преображенском, не было бы беды.
Ларион рассуждал так же:
- Стало быть, как стемнеет, ты, Мельнов, и ты, Ладогин, без суеты, будто я вас дозором послал, езжайте проулками к Мясницким воротам, а там наметом в Преображенское да самого Петра Алексеича повестите.
Последнее время Апраксины, как и другие стольники, дома не ночевали. Преображенское томилось тревожным ожиданием, предчувствием недобрых вестей. На ночь Петр распорядился вокруг села и потешных крепостей выставлять дозоры.
После полуночи раздался стук в дверь, первым вскочил царь, за ним Меншиков. Из темноты донесся хриплый голос:
- Государь, стрельцы из Кремля прискакали, худые вести.
Меншиков успел зажечь свечу, из проема высунулись две бороды, повалились в ноги, перебивая друг друга, завопили:
- Великий государь, смертоубийство Софья замышляет супротив тебя!
Никто не успел опомниться, а уж по коридору гулко зашлепали по половицам босые пятки царя. Видимо, на какое-то мгновение озарились в его полусонном сознании страшные сцены кровавых стрелецких страстей в прошлую расправу с его близкими на Красном крыльце…
Меншиков, схватив в охапку одежду, кинулся следом.
Спустя час из Сокольничьей рощи выскочила кавалькада из двух десятков всадников и понеслась к Троице-Сергиеву монастырю…
Той же ночью следом из Преображенского выехали царицы Наталья и Евдокия, князья Борис Голицын, Ромодановский, боярин Тихон Стрешнев. Маршем, не мешкая, выступили к Троице преображенцы и семеновцы и, главное, полк стрельцов, стоявший в Преображенском, под командой полковника Лаврентия Сухарева, дружка Бориса Голицына.
О ночных событиях в Преображенском Софья узнала утром. Виду не показала, но почувствовала колебание почвы под ногами. Такого прежде не бывало. На следующий день Петр прислал ей запрос: зачем, мол, стрельцов собирала в Кремле? Царевне пришлось невразумительно оправдываться.
Между тем Троице-Сергиев монастырь за несколько дней из тихой обители иноков превратился в шумную, переполненную людьми и войсками крепость. Наглухо закрытые ворота, жерла орудий и дула пищалей в бойницах, сторожевые посты на дальних подступах говорили приезжим о серьезных намерениях новых постояльцев обители.
Наблюдая за царем, Федор искал в нем признаки душевной слабости, проглянувшей у него в ту памятную ночь бегства из Преображенского. Но уже на следующее утро Петра будто подменили. Всюду слышался его зычный, уверенный басок, распекавший за нерадивость в дальней келье Бориса Голицына или подбадривавший мать и жену.
Апраксиным заботы прибавилось. Всю неделю то скакали в Москву, отвозили письма в Кремль верным боярам, то устраивали лагерь для войска под стенами монастыря. Неожиданно прибежал вездесущий Меншиков, попросту, как и раньше, в спешке кинул два слова:
- Федор, тебя Петр Алексеич кличет.
Апраксин пожал плечами. Только что они с царем обходили палаточный лагерь стрельцов Сухарева полка.
- Чтой-то? - спросил по дороге Меншикова.
Тот веселым говорком ответил:
- Нынче Собакин из Переславля объявился. Не забыл воеводу? Дружину с собой приволок, государь доволен.
В келье Петр в хорошем настроении мирно беседовал с переславским воеводой.
- Михайло привел нам подмогу, - довольным тоном проговорил царь, похлопывая Собакина по плечу. - А я вспомнил про Карстена, как он там с карбасом управляется? Поезжай немедля в Преображенское, разузнай, что к чему. Распорядись там, дабы Брандту ни в чем недостатку не было, надо бы по осени спустить карбас на воду.
В Преображенском, на берегу Яузы, возле остова карбаса расхаживал Брандт. Увидев Апраксина, обрадовался, ни о чем не расспрашивал.
- Отъехал государь с вами внезапно, ни о чем не сказал, - пожал плечами мастер, - но мы-то все мастерим как следует.
Он повел Апраксина вдоль торчащих шпангоутов. Плотники приколачивали первую доску у днища.
- Передайте государю, через месяц, пожалуй, управимся…
В Троицком Федор не задержался. Из монастыря в Москву он повез указы Петра к стрелецким полковникам - явиться в Троицу с сотниками. Одним из первых на сторону Петра переметнулся преданнейший Софье полковник Иван Цыклер. Один за другим потянулись в Троицу именитые бояре, покинул Москву патриарх Иоаким. На призывы Софьи примириться Петр не отвечал, и царевна сама поехала к нему для объяснения. Но и тут царевну-правительницу ждал удар - царь запретил ей появляться в Троице и повелел вернуться в Москву.
К Петру перешли иноземные полки Гордона, а оставшиеся стрельцы заставили Софью выдать царю ее верного приспешника Федора Шакловитого.
Там, в Троице, состоялся первый розыск, скорый суд царя Петра и скорый приговор. На плахе кончили жизнь Шакловитый и два его подручных.
Накануне казни Петр сел за письмо брату Ивану.
"Братец государь царь Иоанн Алексеевич, - начал письмо, - с невестушкой, а с сувоею супругою, и с рождением своим в милости Божией здравствуйте. Известно тебе, государю, чиню, купно же и соизволения твоего прошу о сем, что милостию Божиею вручен нам двум особам скипер правления прародительского нашего Российского царствия, якоже о сем свидетельствует матери нашие восточные церкви соборное действо, так же и братием нашим, акресным государем, о государствовании нашем известно, а о третьей особе, чтоб с нами быть в равенствованном правлении, отнюдь не вспоминалось. А как сестра наша царевна Софья Алексеевна государством нашим учела владеть своею волею, и в том владении, что явилось особам нашим противное и народу тягость и наше терпение, о том тебе, государю, известно. А ныне злодеи наши Фетка Шакловитой с товарыщи, не удоволяся милостию нашею, преступя обещание свое, умышляя с ыными ворами о убийстве над нашим и матери нашей здоровием, и в том по розыску и с пытки винились. А теперь, государь братец, настоит время нашим обоим особам Богом врученное нам царствие править самим, понеже пришли есми в меру возраста своего, а третьему зазорному лицу, сестре нашей ц. С.А. с нашими двумя мужескими особами в титлах и в расправе дел быти не изволяем; на то б и твоя б, государя моего брата, воля склонилося, потому что учела она в дела вступать и в титлах писаться собою без нашего изволения, к тому же еще и царским венцом для конечной нашей обиды хотела венчатца. Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте тому зазорному лицу государством владеть мимо нас. Тебе же, государю братцу, объявляю и прошу: позволь, государь, мне отеческим своим изволением для лутшие пользы нашей и для народного успокоения, не обсылаясь к тебе, государю, учинить по приказам правдивых судей, а неприличных переменить, чтоб тем государство наше успокоить и обрадовать вскоре. А как, государь братец, случимся вместе, и тогда поставим все на мере. А я тебя, государя брата, яко отца почитать готов.
Брат ваш царь Петр здравия вашего желаю и челом бью".
Письмо отправлял с Апраксиным.
- Отдашь в руки братцу Ивану. Рассмотри в Москве, што на посадах бают, как стрельцы в Кремле без Шакловитого службу правят.
По дороге в Москву то и дело приходилось осаживать коня. Дорогу запрудили телегами, колымагами, тарантасами. В Троицкий монастырь спешили бояре, окольничие, просто дворяне. Все поняли, что силу набирает Петр, и каждый спешил показаться ему на глаза. Авось пожалует вотчинкой или еще чем за преданность. А то и так сгодится впрок.
Столица жила, как и прежде, размеренно, степенно. Дни стояли тихие, погожие, дымили печи, ночью кое-где подмораживало. На Мясницкой, как обычно, торговали лавки, толпились бабы, приценивались, выбирали что посвежее, подешевле.
Кремлевские ворота были распахнуты, у Никольской башни в сторонке сидели два стрельца, о чем-то переговаривались, на Апраксина не обратили внимания.
Первым делом Федор разыскал брата:
- Доложи, срочное письмо от Петра Алексеича.
- Давай письмо-то.
- Ни-ни. Велено из рук в руки…
Ждать пришлось недолго. Иван допустил к руке, передал письмо боярину. На добродушном лице с низко надвинутой на глаза шапкой блуждала рассеянная, довольно бессмысленная улыбка.
- Как братец мой поживает?
- В добром здравии, великий государь, - низко поклонился Апраксин, выдерживая этикет…
Пока в царских покоях совещались, перечитывали письмо младшего царя, Андрей угощал брата, расспрашивал:
- Теперича в Троицком-то весь суд вершится. Как там Федька-то, жив еще?
- На том свете. Вчерась отсекли ему голову на плахе при всем честном народе. Таково же и заводчикам его, Никитке Чермному да Кузьке Петрову. - Федор передернул плечами. - Петр Алексеич поначалу хотел их бить кнутом, языки вырезать да ноздри рвать… Патриарх уговорил казнить, штоб, мол, другим урок был.
Вечером Апраксина известили, что ответного письма не будет, а царь Иван Алексеевич согласен с предложениями брата Петра Алексеевича, отдает все на его волю и желает ему в том деле полного благополучия… Подробно царю Петру все доложит через день боярин Прозоровский.
В Троицком монастыре с нетерпением ждали Федора Апраксина. Наступал ответственный момент, в Кремле к власти пришли новые правители. Держава, подобно кораблю, не может длительное время существовать и двигаться вперед без кормчего и надежной команды. Капитан, наметив цель плавания, определяет курс и отдает распоряжения. Экипаж повинуется, от его выучки и слаженности в работе зависит безопасность и успешность плавания.
Пока Апраксин выяснял обстановку в окружении старшего царя, в стане младшего царя делили приказы. Вершили эти дела сам Петр и Лев Нарышкин.