- Рядовой Кошевой, товарищ сержант!
- Вот так и обращайся к вышестоящему начальству. - Сказал рябой. - Шаг вперёд... бегом марш!
***
Первые восемь месяцев служба шла в таком усиленном темпе. Ежедневно подъём в семь часов утра. Зарядка на плацу, даже если мороз за сорок градусов, в одних гимнастёрках и бегом. Впереди колонны комвзвода Ушаков, далее батальонный командир Королёв…
- Веселей ребята! – подбадривал он подчинённых. - Тяжело в учении, легко в бою.
Потом умывание и походным строем в столовую. Из неё тоже передвигались только строевым шагом, ведь за взводом наблюдает полковое начальство. Днём напряжённая учёба, знание назубок всевозможных уставов обязательно. БУП- боевой устав пехоты, СУП -строевой, УВС - Устав внутренней службы заучивались наизусть.
- Каждая буква в Уставе написана кровью! – любил повторять Королёв.
Стрелковые тренажи, баллистика и строевая. Составная часть строевой подготовки заключается в подходе к "комполка", строго по уставу, чётко, с подчеркнутой уверенностью. Через неделю занятий все потеряли голоса, натужно хрипели!
- Зато потом голос станет настоящим командирским, громким и внушительным. – Успокаивал подчинённых взводный.
Кто не приобрёл таковой, переводились в хозяйственные или интендантские подразделения.
- Вы будущие младшие командиры Красной Армии. – Зычно обращался к курсантам капитан Королёв. - Должны выглядеть, как медная копейка…
Боевая подготовка подразумевала преодоление штурмовой полосы, ползком по-пластунски, преодоление траншей или эскарпов, бросок на врага и прокол чучела штыком. Броски гранат на дальность и в цель.
- Советский воин должен уметь всё!
Прошло два месяца, взвод Михаила принял присягу, и курсанты стояли на постах по объектам с боевыми винтовками. Теперь они были настоящими бойцами, когда шли строевым шагом, земля дрожала.
- Строевым! - командовал командир взвода. - Руби ногой!
Часто проводились ночные подъёмы по тревоге. Время было напряжённое, за рекой Аргунью, в тайге бродили хунхузы. Уходили в темноту только с заряженными боевыми винтовками, РПД и "Максимами", которыми был вооружён взвод.
- Повышенное внимание! – предостерегали командиры.
Практиковались форсированные марши на 40–50 километров в таёжную глушь в полной боевой выкладке. Вещмешок за спиной, на плечах части "Максима", катки, щит и десяток коробок с патронами.
- Килограмм сорок на нас одето…
Бежали всей полковая школа, а это целый батальон, три стрелковых и одна пулемётная рота. Колонна по четыре растянулась на десятки метров. Вдруг последовала команда:
- Кавалерия слева! – колонна синхронно поворачивает в сторону атаки. - Танки справа!
Первые в строю легли, клацая затворами, загоняя учебный патрон в патронник. Вторая шеренга опустилась на одно колено и упираясь прикладами винтовок оземь, ощерилась штыками. Третья и четвёртая стоят, переводя прицел на постоянный.
- Воздух! - все курсанты бросаются врассыпную! - Артобстрел!
Солнце пекло немилосердно, летом в Сибири очень жарко, а зимой холодно. Михаилу приходится стальную каску крутить на голове, чтобы охлаждать солнечную сторону.
- Когда уже обед? – звучал самый популярный вопрос.
После отработки действий колонны при опасности, продолжают движение к стрельбищу. Боевые охранения строго по Уставу, впереди, с полкилометра дистанция, справа и слева, позади пылил арьергард с санитарными повозками, батальонной кухней и разными сопровождающими.
- Не пыли пехота - пошутил комбат. - И так дышать нечем…
Наконец объявили долгожданный привал на обед. Рядом с Михаилом приземлился капитан Королёв, травит анекдоты про "медные котелки", про бывалых вояк. Воспользовавшись случаем Кошевой пожаловался, что ботинки жмут.
- Покажи… - сказал капитан. - С такими ногами тебя и пнём не собьёшь. Молодец!
Ноги у Михаила действительно крепкие, ступни широкие, икры мускулистые.
- Подобрать обувь курсанту Кошевому! – обращается он к старшине роты. - Такие кадры нужно ценить.
- Есть!
После походного обеда начались плановые стрельбы. Все отстрелялись, а две-три мишени ещё торчат, а тут наблюдатели, ведь идут соревнования по стрельбе в полку. Кто последний, того вызовут на разнос к комполка полковнику Новикову, поэтому офицеры нервничают:
- Попасть, что ли не можете?
В тот день из "Максима" взвод отстрелялся неплохо. А вот из винтовок и РПД туговато, ещё нет навыка. Михаил лёг последним за ручной пулемёт Дегтярева. Ребята тайком сунули ему оставшиеся боевые патроны. Заряжает, выстрел, мишень поникла. Второй патрон, покорно легла другая. Третий выстрел тоже в цель! Положил подряд все мишени взвода.
- Какие у тебя секреты? – Удивлялся потом лейтенант Ушаков. - Так стрелять можно только в сказке!
- Всё просто, – обстоятельно рассуждал Михаил. - Целишься в мишень и воображаешь прямую линию. Точно наводишь по ней, будто кто-то тебе специально протянул нитку и плавно нажимаешь спуск...
За все восемь месяцев учёбы Кошевой из РПД ни разу не промахнулся, став лучшим во всём округе.
- За отличные результаты на полковых стрельбах, - осенью того же года, перед монолитом строя полка, зачитал приказ начштаба капитан Калмыков. - Курсанту Кошевому выносится благодарность командования!
- Служу трудовому народу!
… Капитан стал образцом военного для Михаила. Стройный брюнет, элегантно-военный вид. Перепоясан кожаными ремнями, в петлицах с золотыми позументами горит капитанская "шпала". На рукавах широкий красный шеврон окаймлен золотом. Гимнастёрка сидит как влитая. Не военный, а выставочный экспонат!
- Вот бы стать капитаном! – часто мечтал Михаил. - Во всём мире не сыщешь лучшей формы, чем в РККА!
Незаметно подобралась зима. Морозище трещал грозно, таких на Дону не бывает! Взвод на стрелковом тренаже на берегу Шилки с учебными винтовками клацает затворами, не видя мишеней за туманом из незамерзающей полыньи.
- Ужас, как холодно! - все тёрли красные уши в своих будёновках, шапок-ушанок тогда не выдавали.
Михаил сунул руки в карманы шинели, и доброжелательный комиссар школы старший политрук Волошенко, тут же прервал беседу:
- Курсант Кошевой.
- Я.
- Встать смирно! – приказал он строго. - Выньте руки! Ещё раз увижу, получите наряд вне очереди!
От неожиданности Михаил резко вскочил и в душе был обижен на замечание, но дисциплина в РККА была железной.
- Наверное, так и надо! – понял он позднее. - Забывать, что ты пример для рядовых нельзя ни на минуту.
Старший политрук Волошенко по своему вёл среди слушателей курсов воспитательную работу, не слишком много говоря о высоких идеалах.
- А ну, хлопцы, давайте спивать!
Говорил он, и бойцы пели:
- "Из-за лесу солнце всходить, Ворошилов едет к нам"
Потом про Галю, которая была молодая, и которую привязали "до сосны косами" и там еще был "по-пид горою гай". Пели также идейные частушки про старого неспособного мужа.
- Гарно!
Он применялся к конкретным обстоятельствам, и его усилия были действенны. Когда курсанты совершенно выдохлись после шестидесяти километрового марша и падали от усталости, он сказал:
- А ну, хлопци, слухай сюда!
- Мы слушаем. – Ответил за всех Михаил.
- Що це воно таке, что если бы воно було, то ничего бы на свете не було?
- Не знаем, товарищ капитан! - сказали курсанты хором, сильно заинтригованные.
- Видите высоту? - он указал на холм, примерно с километр впереди. - Вот туда дойдём, там и скажу.
Дошли, свалились на землю почти замертво, сбросили с плеч тяжёлое снаряжение и, отдышавшись, спросили:
- Так что же это, товарищ капитан?
- А это если бы в том месте, откуда рождаются дети, были бы зубы!
… Наконец подошло последнее воскресенье перед выпуском и поступлением лучших выпускников в военное училище. Закончена уборка помещений, форма наглажена и вычищена. Нынче взвод идёт смотреть кино в город.
- На девушек посмотрим…
Ротный строй дубасил по гулким мостовым старинной крепости, расположенной, кажется, на краю света. Сосед справа Витька Цурканов, слесарь сталинградского завода "Баррикады", шёпотом спросил Михаила:
- Фильм, то какой?
- Вроде бы покажут "Шорса", - предположил Кошевой. - Мне Сенька - киномеханик говорил.
- Лады…
Сегодня и впрямь демонстрировали фильм Александра Довженко "Щорс", о легендарном герое гражданской войны.
- Садись! – в зале прозвучала команда командира взвода.
- Красота! – зашептали курсанты. - Настоящий кинотеатр! Ты видел, какие девушки стояли у кассы?
…По женскому обществу все курсанты соскучились очень, особенно женатые. В город их поодиночке не пускали, увольнительных не было. Направляли только в наряды военного патруля. Ходили по улицам втроём, подходили к поселковому клубу, в затянутых морозом окнах, видели танцующих девушек и парней.
- Вот бы попасть внутрь! – торопливо передавали винтовки одному, а двое шли в клуб.
Там танцевали, отводили душу и обратно на мороз, не дай бог, на старшину наскочишь! Несмотря на то, что фильм интересный, Михаил, как только погас свет, по привычке засыпает. Сказывалось слишком большое напряжение учёбы…
- Выходи строиться! - зычный голос лейтенанта разбудил Михаила, когда киносеанс закончился.
Обратная дорога в гарнизон оказалась веселее. На гуляющих тёплым вечером девчат, ребята глядели с нескрываемым вожделением. Как и они на нарядных военных, но не все, особо породистые лицом и статью, из дворянок, выказывают одно презрение:
- Мясо. – Свысока бросает одна светлокожая блондинка. - Говядинка.
- Мослы, - поддерживает подругу голубоглазая красавица. - На убой ведут!
Это дети высланных сюда "врагов народа" понял Михаил.
- Злобствуют! – подумал он, забывая, что формально сам сын осужденного по этой статье. - С такими орлами никому не получится свернуть нас с правильного пути.
Кошевой с удовольствием оглядывал своих молодцеватых товарищей. Фуражки одеты лихо, чуть набекрень. На ногах не сапоги, а ботинки, но начищенные до зеркального блеска. Все подтянутые и опрятные. Как будто почувствовав необходимость продемонстрировать силу и красоту бойцов Красной Армии, лейтенант Ушаков скомандовал.
- Кошевой, запевай! – Михаил тут же сильным голосом взял такой тон, что строй подхватил дружно и в ногу. - Пала тёмная ночь у приморских границ, лишь дозор боевой не смыкает ресниц!
Глава 21
Борису Рохлину, бывшему актёру ленинградского театра, снилось, что у него оторвана голова. Вокруг вольготно развалилось зрелое лето, всяческое щебетание и цветочки, а голове холодно. Бедная головушка голая и кто-то катит её ногами по траве в глубокую яму, как мяч в ворота. А оттуда отчаянно дует и Борису от этого страшно. Поэтому бесхозная голова по пути ловко ухватилась зубами за подвернувшуюся ветку, сучок скрипнул и обломился... Сон прервался.
- Чёрт, приснится же такое! – подумал Борис и перевернулся на другой бок. - Будто саблей начисто срубили, даже шея болит…
Он хотел натянуть на всамделишную голову бушлат, поэтому на секунду приоткрыл глаза, обмер от страха и быстро зажмурился. Кто-то стоял рядом, занеся над его беззащитной лысиной острую железную скобу, какими крепят брёвна.
- Пока сплю, не ударит... – молниеносно сообразил Борис и скомандовал себе. - Спи, дурак, защурься, дыши ровней, не вздумай глянуть.
Оказалось, что это очень жутко, вот так с закрытыми глазами ждать удара, словно ты курица под безжалостным топором. Рохлин талантливо сделал вид, что спит...
- Заберут всё подлецы!
Одновременно он слышал, как под низким топчаном шарит кто-то второй. Кажется, тот вытащил неуклюжий чемодан, поднял его на шаткий скрипучий стол и выкинул в окно, следом спрыгнул сам. Тот, кто стоял над головой Бориса, сказал громко и весело.
- Ну, твоё счастье, Артист. – Закончил он и тоже сиганул в окно. - Спи, нам "мокруха" ни к чему...
По свежевыпавшему снегу проскрипели осторожные шаги и стихли, а Борис всё ещё трусил проснуться. Он боялся пошевелиться, чудилось, как гнутая железяка втыкается в кипящий мозг. Только когда Рохлин совсем замёрз, он осторожно разлепил глаза. Рядом никого не было, на краю стола, у изголовья топчана, лежала зазубренная стальная заноза в палец толщиной...
- Да, – выдохнул он. - Твое счастье, Артист...
Очухавшись, он вылез из-под промасленного бушлата, дыру в окне умело заколотил фанерным лозунгом "Труд - дело чести". Окно налётчики "взяли" аккуратно и тихо, стекло выдавили через бумагу, намазанную солидолом.
- Профессора.
На улице угрюмо светало. Артист потерянно потоптался по клубной каптёрке, где жил постоянно, автоматически затопил печку - буржуйку.
- Что-то надо делать? – билась неотвязная мысль. - Всё богатство разом ахнули, подлецы…
Два дня назад Рохлин получил мамину посылку, масло, сахар, то, что называется в лагере "бацилльное дело". Пристроил чудесные продукты в свой чемодан, сделанный в зэковской столярке. В нём лежал "концертный" пиджачок, перешитый из офицерского кителя. Новогодний подарок девчат из швейного цеха, как и диагоналевые штаны, казались теперь сказочно нарядными. Жёлтая рубашка, сшитая из домашней простыни, которую он сам красил акрихином и галстук, сочинённый из чёрной шёлковой подкладки, пропали безвозвратно...
- Выглядел прямо как на свадьбу. – Маялся Борис, вспоминая потери. - Так неужели же я этакую немыслимую красотищу спокойно уступлю каким-то уркам, жуки-куки?!
Конечно, у вохры защиты искать, просто детские хлопоты. А вот добрый знакомый Бориса Мишаня, по прозвищу Маленький, при желании смог бы помочь...
- Мы с ним, хотя и с разных планет, но питаем взаимную симпатию. - Прикидывал практичный Артист. - Я к нему за богатый тюремный опыт, он ко мне за образованность и умение читать по памяти знаменитые романы.
Был Мишаня мелкого роста, жилистый, весь в шрамах от множества драк. Старый вор в законе, с головой, крепко просоленной сединой, он тянул нынче свой пятый срок. Ну, правда, воровские сроки недолгие, 2-3 года, амнистия или комиссовка, и гуляй по-новому...
- Но все-таки, считай, полжизни по лагерям. – Решился Борис, вспоминая справедливого блатного. - Мишаня молчалив, улыбается редко, но как-то уютно, очень по-доброму.
Руки у Мишани оказались талантливыми, в лагерях он получил профессию столяра-краснодеревщика и, схватив последний срок, решил с блатным счастьем завязать. Устал, да и не молод уже. Ушёл он из воровского кодла "с концами", но по-доброму, объявив своё решение на лагерной сходке.
- Я завязал. – Просто сказал он.
Поэтому сохранил яркую блатную биографию и авторитет. Урки его любили, осуждённые по другим статьям уважали. Больше того, если в кодле по какому-то спорному вопросу не могли прийти к согласию, говорили.
- Позовём Мишаню! - он шёл, мнение высказывал деловито, но как бы смущаясь, и был явно рад, когда поступали по его совету.
Был он поставлен мастером столярного цеха, дело отладил на радость начальству и работягам. Словом, душевный был человек. Вот к нему-то Борис пошёл после подъёма и, сбиваясь, рассказал своё ночное приключение:
- Это ж, неправильно, Миша, и обидно. – Рохлин был готов расплакаться. - Когда я на сцене людям сценки играю и песенки пою, эти ухари мне хлопают, орут.
- Ты Боря хорошо выступаешь, – согласился Мишаня. - Мне особенно стихи нравятся, как там его?
- Есенина.
- Точняк! – Заулыбался старый вор. - Боря, ты молодчик!
- Вот видишь! – воодушевился Артист. - А ночью урки меня разблочивают. Так какой же я, к чёрту, артист с голым задом, без парадной одежки, неужели мне в бушлате и чунях про любовь и свободу петь и хохмы отмачивать? Пускай, в конце концов, схавают на здоровье мои продукты, но костюм по совести надо бы вернуть!..
- Попробую... - сказал Мишаня, подумав, и, не торопясь, ушёл.
Это было уже обещание. Назавтра костюм Борису блатари вернули и даже обломки чемодана под окно ночью подкинули. Ну, а лакомства из дому, конечно, улыбнулись не попрощавшись. Такая жизнь, кто успел тому приятного аппетита!