- Ты мне больше не понадобишься. Что ж это я хотел сказать… не понимаю, чего ты тянешь волынку. Лет тебе уже вон сколько. В твоем возрасте я успел дважды овдоветь, а ты все раскачиваешься. Может, у тебя и девушки-то еще нет?
- Да уж не скрою, есть у меня девушка, я люблю ее, иона меня любит. Это та самая, которую зовут Корнелия.
- Откуда же мне знать?
- Как откуда?
- Ты с ней встречаешься? Танцуешь с ней? А на рождественских вечеринках она садится к тебе на колени?
- Чудные у вас вопросы, - говорит Беньямин.
- И уж наверное, вы с ней пьете кофе из одной кружки?
Беньямин, улыбаясь:
- Бывает. А почему вы спрашиваете?
- Эти рождественские вечеринки - рассадник нечистой силы, скажу я тебе. Я туда - ни ногой.
- Ну а в молодые-то годы?
- Нет, - сказал Август, - я себе такого не позволял. Молодые годы… Чтоб ты знал, я для танцев нисколечко не устарел. Ты небось думаешь, ты один такой молодой, а посмотрел бы ты, как я отплясывал за границей в большом танцевальном зале прямо перед тем, как приехать сюда. Остальные даже не решались со мной соперничать. Так Корнелии и передай!
- Вы с ней знакомы?
- Ну сколько можно тут торчать и меня задерживать. Сказано же тебе было, уходи.
Беньямин:
- Хорошо-хорошо. Только вы до того чудно со мной говорили. Никакая девушка в Северном селении мне не нужна, потому как у меня есть уже суженая, в Южном.
- Я это учту, - сказал Август.
Хе! Это же в голове не укладывается: никак бородатый парень из Северного возомнил, что может прийти к своему начальнику обсуждать свои сердечные дела. За границей так не принято…
У Августа была назначена встреча с хозяином. Они собирались обследовать дорогу, которая проходила через город и соединяла два округа. Так-то по ней передвигались на простых колымагах, а теперь консул захотел выяснить, как далеко он может заехать на своем автомобиле в оба конца, на юг и на север, а заодно повергнуть в изумление местных жителей.
Консул сидит за рулем. Навыки у него есть, с этим все в порядке, он обучился искусству вождения за границей. Прохожие шарахаются на обочину, от удивления они даже смеются. Так что и с этим полный порядок. Ох уж этот консул!
Автомобиль проезжает над Сегельфоссом по старому каменному мосту необычайной крепости, он на двух быках, с чугунными перилами. Должно быть, где-то тут они друг друга и перекрещивают, подумал Август и даже поежился при мысли о подобном глумлении над Святым Духом. Когда тяжелый грохот водопада остался позади, он сказал:
- Жаль, что такая большая мельница наверху, и простаивает!
- Она себя не оправдывала, - отвечает хозяин.
- Может, она оправдала бы себя как фабрика.
- Не знаю. А какая фабрика?
- Ну-у… скотобойная, кожевенная. А в придачу того шерстяная. Три в одной.
Хозяин останавливает автомобиль и, поразмыслив, говорит:
- Дело за овцами, которых нету.
- Тут столько можно овец развести, сколько звезд на небе.
- Думаешь?
- Да, - отвечает Август, - столько, сколько песка на морском берегу.
- Им нужен корм.
Август показывает на горы:
- Там на мили простирается пастбище. Можно держать тысячи овец. И что еще хорошо, ни тебе волков, ни медведей, ни рысей. И всего-то нужен один пастух.
Консул помолчал с минуту и говорит:
- Мельница, того и гляди, обвалится. Последний раз я был там ребенком.
Внезапно он переводит взгляд на часы, словно ему пришла мысль не откладывая подняться наверх. Но нет, он снова заводит автомобиль.
До церкви и за нею дорога была хорошая, а потом она стала сужаться и разветвляться на тропки, ведущие к усадьбам и редким домишкам. Теперь они продвигались черепашьим шагом и глядели в оба, им пришлось притормозить и пропустить встречную двуколку, лошадь взвилась на дыбы, а у возницы прямо выпучились глаза.
Август продолжает соображать, воодушевившись своей же идеей об открытии фабрики. Сперва его осенила мысль вообще открыть какое-нибудь предприятие, мысль эта получила стремительное развитие, и вот уже из одного предприятия выросло целых три. Как бы невзначай он поинтересовался, знает ли консул, кому принадлежит горное пастбище.
- Нет. Может, эта земля общинная, а может, государственная.
- Хорошо бы. Тогда она в два счета станет вашей!
- Моей? Нет, - говорит консул, качая головой, - на что мне она? Между прочим, я слыхал, кто-то из прежних владельцев усадьбы держал в горах овец. Вот только не пойму, как он обеспечивал их кормом на зиму.
- Так они, наверно, целый год были на подножном корму.
- Может быть. Если он был, подножный корм.
Август приумолк. Он чувствовал, что его идея насчет фабрик повисла в воздухе, но ему, как всегда, не хотелось так просто сдавать свои позиции, и он стал быстро раскидывать умом.
Хозяин сказал:
- Подручный, ты человек со сметкой. Несомненно, надо бы здесь что-то организовать. Но мне это не по силам.
Хозяин явно остыл к предложению Августа, зато Август, наоборот, загорелся.
- Надо только отогнать овец в горы, и все! - возразил он.
- Ну да, на лето, - сказал хозяин.
Август стал ссылаться на то, что он объездил весь свет и знает все это из опыта:
- Я видел, как овцы переносят зимние холода и ненастье в Австралии и Африке. Овцам все нипочем. Кроме летней засухи, тогда они мрут как мухи.
- А здесь они погибнут от снега, ты так не считаешь?
- Кое-что я видал и в Норвегии.
Хозяин промолчал.
О, Август переусердствовал, да, к сожалению, он зашел слишком далеко, но идею надо было спасать.
- Господин консул мне, похоже, не верит, но однажды я занял под овечье пастбище все Хардангерское плато. Не встать мне с этого места.
Хозяин затормозил:
- Правда? Я же столько времени провел за границей, я об этом ничего не слышал и не читал в газетах.
- Сначала я рассчитывал его купить, а потом взял в аренду.
- И пас там овец?
- Несколько тысяч. Около десяти тысяч.
Консул пытается вникнуть, пытается уследить за полетом его мыслей:
- Но я не понимаю… а осенью как… зимний корм…
- Осенью я их забил. А мясо отправил на продажу в разные страны, только вы, наверное, об этом не читали.
- Нет. Но как же… если ты забил всех своих овец, тогда у тебя не осталось на развод?
- Видите ли, господин консул, мне надо было уезжать. Я не мог дольше оставаться, потому что мне предложили важный пост в Южной Америке.
Консул ничего не сказал и поехал дальше.
Август тоже умолк. Он чувствовал, что ему не поверили, но это не слишком его волновало, да и никогда особенно не волновало. Он не раскаивался, что наплел небылиц, не жалел ни о едином словечке. Его миссия - способствовать развитию и прогрессу, и он разворачивал свою разрушительную деятельность где только мог. Он не ведал, что творит, и потому был невинен, он был поборником всеобщего процветания, хотя его начинания приводили к тому, что все летело в тартарары. Разве нам не следует идти в ногу со временем? Чтобы заграница над нами не потешалась. Время, дух времени избрали его и нашли ему применение, даже такому, как он, и то нашлось применение; моряк, мореплаватель, расхристанный что внутри, что снаружи, он не знал ни сомнений, ни угрызений совести, однако у него были толковая голова и умелые руки. Время сделало его своим посланием. Его призванием стало содействовать развитию и прогрессу, пусть даже ценой уничтожения установившегося порядка вещей. Будучи патологически лжив, как и само время, он при этом не ведал, что творит, и потому был невинен. Он состарился, но еще не растратил пороха, Господь пока его миловал.
- Я смотрю, где бы развернуться, - сказал консул, - тут уже полное бездорожье.
На обратном пути народу им стало попадаться побольше, похоже, весть об автомобиле разнеслась далеко окрест, хоть оно и не комета, но тоже зрелище: телега, которая катит сама собой. Ох уж этот консул! Обидно только, он не мог проехаться с ветерком, они не всполошили даже ни одной курицы.
Они вернулись к мосту, переехали через реку, и тут Август неожиданно произнес:
- Здесь могла бы быть и фабрика по производству йода.
- Какая-какая?
- По производству йода.
Черт бы побрал старика Подручного с его фабриками, теперь вот его осенила очередная идея!
- Да, - произнес вслух консул, - йод - товар неплохой, он применяется в медицине.
- И сырья навалом, чуть ли не у каждого за порогом кучи морской травы и ламинарий, и все эти дары Божии пропадают зря.
- Действительно. В усадьбе мы удобряем водорослями землю, но вообще-то мы используем их далеко не в полном объеме.
- Всего и потребуется, что несколько аппаратов, - сказал Август.
Консул спросил:
- Такты разбираешься и в производстве йода?
- Немного! - Поскольку перед тем Август не на шутку расхвастался, он, похоже, захотел исправить положение: - Я не был ни мастером, ни помощником мастера, а простым рабочим.
- Пока я не забыл, - сказал консул, - на горной дороге в двух самых опасных местах нам надо поставить ограждения.
XV
Доктор Лунд и его сын вернулись домой, оба они вылечились. Правда, мальчугану придется какое-то время походить с палкой, а доктору вставили стеклянный глаз.
Проклятая Осе, спасти глаз не было никакой возможности, своими нечистыми пальцами она занесла туда заразу и окончательно все погубила.
Ну да ничего, стеклянный глаз оказался ничем не хуже настоящего, единственно, им нельзя было вращать, а еще он не мог вспыхивать и метать искры, что нет, то нет. Но если окружающие не видели большой разницы между тем, что было прежде и что сейчас, то доктор Лунд чувствовал себя обезображенным и обездоленным. Это угнетало его и действовало на нервы; как человек щепетильный, он сказал жене напрямик, пускай и полушутя: "Наверное, я тебе уже больше не нужен!" Она в ответ рассмеялась, и тогда он выразился определеннее: у него теперь на редкость отталкивающая внешность, а такой красивой женщине, как она, ничего не стоит найти себе другого! "Ты что, спятил? - воскликнула она на радостях. - Даже если б ты ослеп, все равно ты мне нужен!" Вот уж поистине несчастье помогло: с тех пор как доктор окривел, он совершенно переродился, стал необычайно нежен к жене, влюблен, по-юношески ревнив. Ну и что, что она выросла в Поллене, в простой семье, в убогом домишке? Грянула новая жизнь, пошли объятия, неистовые медовые ночи, дом огласился смехом. У фру Эстер отпала нужда забираться на темный чердак, чтобы выплакаться. Благословенная Осе!
Пришел Август.
- Август, иди-ка сюда, к свету, и покажи, какой глаз у меня пострадал!
Август подошел, бросил на доктора беглый взгляд и ухитрился указать на здоровый глаз.
Доктор ничего не имел против такой оплошности, хотя и вскричал со смехом:
- Мошенник! Ты сговорился с Эстер, мне бы взять вас обоих и выставить за дверь!
Август стал оправдываться тем, что он без очков, это прозвучало правдоподобно. Доктор принял его слова за чистую монету и остался доволен: раз его изъян не разглядеть без очков и без лупы, стало быть, это не так уж и страшно, верно ведь?
- Кстати, Август, я слышал, ты хочешь, чтобы мы засвидетельствовали, что ты тот, за кого себя выдаешь. Я с удовольствием помогу тебе. Присядь-ка на минуту, подлей себе еще кофе! - Доктор пишет. - Эстер, поди сюда, тебе тоже надо расписаться!
За этим последовала долгая дружеская беседа. Опираясь на палку, в гостиную вошел мальчуган.
- А вот и второй инвалид, - сказал доктор. - Он уже идет на поправку.
- Второй? - недоуменно переспросил Август.
- Первый - это я.
- Не говори так! - воскликнула Эстер, зажимая ему рукою рот.
Доктор:
- Август, ты разбираешься в женщинах? Взгляни-ка на Эстер, никогда еще она не была со мной так мила. Ни стычек, ни взбучек.
Болтовня и дурачества и семейное счастье, мир и согласие, совет и лад…
Когда Август собрался уходить, фру Эстер вышла с ним на крыльцо.
- Август, что ты на это скажешь? Что ты скажешь, я тебя спрашиваю? Нет, ты видал, как он переменился? Я прямо как в раю, до того мне теперь хорошо.
- Вы заслуживаете всех мыслимых благ! - сказал Август.
- С тех пор как он вернулся домой, - продолжала она, - итак переменился, я даже ни разочка не вспомнила Поллен. Мне это без надобности.
- Поллен! - фыркнул Август, давая понять, что тут и говорить не о чем.
Но только Август и сам был родом из Поллена, и даже еще не разделался окончательно с этим жалким селением. Он ждал оттуда денег. Свидетельство за подписью докторской четы было послано, Поулине не замедлила ответить, однако по-прежнему стояла на своем: пусть Август удосужится приехать сам. Им надо подбить старый счет, из лотерейного выигрыша в двадцать тысяч немецких марок она уплатила все его долги, и все равно больше половины осталось, за все эти годы сумма успела удвоиться, даже более чем удвоиться. Она требует, чтобы Август приехал. А не хочет - воля его!
- По правде, эта дама меня не удивляет, - заметил судья. - Судя по всему, она большой молодец!
- Молодец? - воскликнул Август. - Да более добропорядочной и благочестивой женщины по эту сторону Атлантики я не встречал. Ручаюсь вам.
Судье очень хотелось помочь ему, он сказал:
- А если вам самому написать ей и объяснить, что вы не можете бросить начатые работы? Попробуйте.
Попробовать, может, и стоило, но проходил день за днем, а Август все откладывал и откладывал. Так он ничего и не написал, не собрался. Да и с какого конца подступиться? Будь это деловое письмо, от такого-то числа, касаемо того-то, с глубоким уважением, а тут речь шла, в сущности, о прошении, вымаливании денег, которые он некогда отдал одним взмахом руки, не задумываясь. Нет, не будет он писать. Пусть они достанутся тебе, Поулине! А я уж как-нибудь обойдусь, доживу, сколько мне еще отпущено на этой земле, и без этих денег, прощай навек… Но ему было тяжело лишиться такой крупной суммы, она пришлась бы сейчас очень кстати. И не стыдно Поулине обращаться так с человеком, которого она знает сыздетства, старым приятелем и знакомцем…
Уж лучше он отправит ей телеграмму. Старая, расточительная привычка, оставшаяся у него с молодости: зачем писать длинные письма, когда можно коротко телеграфировать?
Он сидит на телеграфе, пишет и зачеркивает, пишет и зачеркивает. Он не сидел бы тут так беспечно, если бы знал, что его ожидает: к нему вышел начальник телеграфа, под мышкой у него толстая книга с накладными уголками из бронзы - русская Библия.
- Я хочу воспользоваться тем, что вы здесь, и кое о чем спросить, - говорит он.
Дело в том, что начальник телеграфа, книжный червь, усомнился, а Библия ли это вообще, только не знал, как ему проверить. Разве русская Библия выглядит именно так? Это вполне могло быть что-то еще. С другой стороны: почему бы русской Библии именно так и не выглядеть? Вот ведь что! На адресную книгу вроде бы не похоже. Вопрос этот завел книжного червя в совершенный тупик, черт знает что, а не Библия, он даже сон из-за нее потерял.
- Вы можете прочесть, что в ней написано? - спросил он.
Август улыбнулся:
- Да запросто!
- Вот это слово, что оно означает?
- Вот это? По-норвежски это будет то же, что Пилат.
- А это?
- Это значит "сообразно с…", ну да, "сообразно".
- А вы не сочиняете? - сказал начальник телеграфа. И нагло спросил: - Вы по-русски-то читать умеете?
Август снова заулыбался.
Начальник телеграфа:
- Не знаю, что вы там умеете, а только книгу вы держите вверх ногами. Я вижу это по греческим буквам.
Август смешался.
- Ладно, - сказал он, - могу ее и перевернуть, если вам так хочется, но только мне все едино, я могу читать так и этак.
Начальник телеграфа:
- Вы абсолютно уверены, что это Библия?
Август с оскорбленным видом:
- Раз вы сомневаетесь, что это Святое Писание и слова самого Господа Бога, тогда я забираю ее назад и возвращаю ваши пять крон!
И делу конец! Только так и надо. Накладно, конечно, ну к чему ему Библия, он даже не сможет отдать ее напрокат. Но ему просто необходимо было утвердить свои позиции.
Начальник телеграфа тычет пальцем:
- О чем говорится в этой строфе?
- В этой? О крещении, насколько я понимаю. Крещении Иисуса.
- Как! - восклицает начальник телеграфа. - Это на первых-то страницах? В Ветхом Завете?
Августу совсем неохота расставаться с пятью кронами, он осторожно дает задний ход:
- В этих очках я не очень хорошо вижу, они мне с самого начала не подходили, но других не было. Я купил их на рынке в Ревеле, в стране, которая зовется Эстония. Там было полно вещей, я мог купить что угодно, только я приметил человека, который продавал очки, ну и подошел к нему, на нем было сермяжное платье, подпоясанное веревкой, и клеенчатая фуражка, а ноги - босые, такого продавца вы сроду не видывали…
Распалившись донельзя, начальник телеграфа безжалостно тычет в книгу:
- Значит, в этой строфе говорится о крещении? О крещении Иисуса?
- Нет, этого я утверждать не берусь, - ответил Август. - Может, в ней говорится и о чем-то другом. В свое время я неплохо успевал в школе, знал уйму вещей, но что вы хотите от человека в моих годах! Дайте, я как следует протру очки и посмотрю еще раз. Но только когда у человека нет приличных очков…
- Подождите минутку! - попросил начальник телеграфа и побежал к аппарату, который его настойчиво призывал.
Август и не подумал ждать.
Покончив со всякими усадебными работами, он мог снова посвятить себя прокладке дороги. Правда, перед этим ему пришлось продемонстрировать редактору Давидсену автомобиль и объяснить, как он устроен. Из этого получилась статья в газете.
Так уж сложилось, что к нему непрерывно обращались за советами, просили поделиться опытом. Как-то пришли два члена правления кино, они хотели, чтобы он зацементировал пол в кинозале. Он мог бы работать по вечерам и в выходные. Август отрицательно покачал головой, он на службе у консула и не может прирабатывать на стороне. "Нет, нет, люди добрые, у меня и без того дел по горло". - "Жалко, - сказали те, - нам позарез требуется помощь, старый-то пол прогнил".
Тем не менее архизанятой человек освободил время и наведался в Южное. Был субботний вечер, погода летняя, Август начистил до блеска ботинки, облачился в светлый полотняный костюм, купленный в Сегельфосской лавке, и подпоясался красным бахромчатым платком. Ни дать ни взять иностранец, впрочем, так оно и было задумано. Запустив руку в брючный карман, он позвякивал связкою из восьми ключей - что бы это значило? Наверное, то был намек, что он является владельцем восьми замкнутых сундуков.