Жалко, овцы уже улеглись и Август не увидит, до чего они раздобрели! У Вальборг рука не поднимается будить их, раз они уже улеглись, зато она рассказала, сколько в стаде славных ягняток, да еще парочка здоровущих большерогих баранов.
- А что за овцы, убойные или шерстные? - спросил Август.
Вот об этом они не имели никакого понятия, и Август не стал их допытывать. Да и на что ему! Он даже не посмотрел толком на сбившихся в кучки овец, его занимало количество, численность. Для первого дня Александер потрудился на славу, когда он развернется, то будет скупать по сотне голов на дню.
Августу предложили кофе и ломоть хлеба со свиным салом, как водится, не обошлось и без уговоров. Он сказал: "Да мне совестно вас объедать", а они ему: "Господь с вами! Уж не побрезгайте!"
Они разделили с ним нехитрый свой ужин, поев и попив, голодный старик заметно взбодрился. В день Вальборг с Йорном получали пять крон на двоих, это были большие деньги, они никогда еще столько не зарабатывали. Покидая овечье пастбище, Август дал им еще десятку "напополам".
Южное селение уже погрузилось в глубокий сон. Он подгадал так, чтобы выйти прямехонько к дому Тобиаса, но дом как вымер, даже собака и та не подала голос. А пришел он узнать, понравилась ли Маттису новая гармонь, что ж в этом странного?
Он побрел на выгон. Не переставая щипать траву, кобыла прижала уши и покосилась на Августа. Норовистая, с припадками, черт бы ее побрал! Чтоб завтра же ее в усадьбе не было! Он решил пойти постучаться в дом и распорядиться насчет кобылы. Он прекрасно знал, куда выходит окошко Корнелии, оно было не завешено, но не все ли равно?
Однако стучаться в окошко - с непривычки оно непросто, у него даже начали подергиваться усы.
- Корнелия! - позвал он тихонько.
Ответа нет.
- Корнелия, тебе нужна другая лошадь!
Ни звука.
Черт подери, у него к ней важное дело, пусть изволит выслушать, лошадь необходимо срочно сменить.
- Корнелия! - позвал он громким и властным голосом.
Без толку.
Он побарабанил пальцем по стеклу.
Без толку.
Приставив руку козырьком, он заглянул вовнутрь и увидел спящих детей, Маттис лежал в обнимку с гармонью. А Корнелии не было.
Значит, не дома. Бог знает, где ее носит, может, она в городе, а может, в Северном, в любом случае не дома…
Ему слышно, как в доме закопошились. Во двор вышел Тобиас, босиком, в исподнем. Именно что вышел - не выскочил.
- Что, разве Корнелии там нету? - говорит он.
Август слегка смешался:
- Похоже, что нет.
- Значит, ушла куда-то.
- Просто я хотел предупредить насчет лошади, - объясняет Август.
- Понятно.
- Ей тут больше не место, я ее пристрелю.
Тобиас против того, чтобы прибегать к крайностям.
- Мы отведем ее к жеребцу, - говорит он.
Августу это как-то не приходило в голову, он спрашивает, поможет ли.
- В одночасье! - заверяет Тобиас.
- Что б тебе сделать это раньше!
- Вот-вот, ну прямо золотые слова! Только мне было недосуг, мы ж убирали сено.
Август нетерпеливо:
- Так ты отведешь ее завтра?
- Нет, лучше, знаете ли, маленечко обождать, она сейчас вроде как успокоилась. И Корнелии с ней ничего не стоит управиться.
- Вот зараза! - выпалил Август. - Я сходил ее проведать, так она на меня чуть не бросилась.
- Это потому, что вы чужой.
- Да ладно тебе, чужой не чужой, а укорот ты ей сделать должен!
Тобиас снова занимает примирительную позицию:
- Сдается мне, недельки через три на нее снова накатит, вот тогда Корнелия ее и отведет.
- Ага, Корнелия! - хмыкнув, говорит Август. - Корнелия поведет смертоубийственную кобылу, да еще через всю округу!
- Дак ежели она больше никому не дается.
- Вот что, где сейчас Корнелия? - строго спросил Август.
- Если б я знал или мог вам растолковать.
- Потому что я намерен запретить ей отводить эту кобылу куда бы то ни было.
- Я разве что говорю, - стушевался Тобиас.
- Черт возьми, да где же ее по ночам носит?
- И не говорите!
Август покинул усадьбу Тобиаса с горечью в сердце, позабыв спросить Маттиса про гармонь. И какого рожна понадобилось ему тащиться домой через Южное? Если бы он спустился к мосту, то давно бы уже был дома, пропасть глубиной в пятьсот метров ему нипочем. Будто ему не приводилось стоять на краю самых что ни на есть головокружительных пропастей в мире и благополучно спускаться вниз!
XXVI
Как Август думал, так оно и вышло, несколько дней подряд Александер скупал до ста овец на дню, и стадо в горах сразу же увеличилось. Пролили обещанные дожди, взошла вторая трава, овцы отъедались, и нагуливались, и обрастали шерстью, ни одна не пропала и не покалечилась.
Потом в торговле наступила маленькая заминка. Александеру надо было выйти проверить сеть, ведь он по-прежнему работал на консула. Однако он не желал забрасывать новое поприще, благодаря своему рвению и способностям он зарабатывал поденно немалые деньги, всякий раз, снаряжая его в путь, Август выдавал ему по пачке купюр. Два дня Александер выбирал сеть и трудился в коптильне, наконец ящики с лососиной были готовы к отгрузке, и он мог снова идти покупать овец.
Август был доволен, стадо его умножалось, цыган Александер перед ним каждый вечер отчитывался, все было без обмана. Лучшего и желать нельзя! Август снова выбился на большую дорогу, только на сей раз он не стеснялся в средствах. Деньги текли у него рекой, тысяча за тысячей, он не мог нарадоваться тому, как бойко идет торговля, и был готов отдать за овец все до последнего. Казалось, он покоя не находил, если не затевал коммерцию и спекуляции. Не начни он по чистой случайности покупать овец, ему подвернулось бы что-то другое. Получал он барыш - отлично, терпел убытки - не из-за чего тужить. Это называлось товарооборотом, в этом-то и заключалась настоящая жизнь, а вдалеке маячила мировая торговля, биржи и банки - вехи самого времени.
А теперь он еще попал и на страницы "Сегельфосского вестника", Давидсен про него написал. Давидсену поручили заведовать банком, что он добросовестно и исполнял, однако в первую очередь он был редактором своей маленькой благожелательной газеты. Он хвалебно отозвался об Августе как об отзывчивом и сведущем человеке, который по доброте душевной не жалеет средств для того, чтобы облегчить участь и людей, и животных. Вся периферия должна быть чрезвычайно признательна Августу за проявленную им инициативу обеспечить мелкому домашнему скоту доступ на обширные горные пастбища и т. д.
Август сделался заметной фигурой, с ним начали здороваться на улице, на него посматривали с уважением. По мере того как он привыкал к мысли о своем богатстве, у него исчезало пристрастие к броским нарядам, он сменил красные рубахи на белые и выкинул цветной пояс с никелированной пряжкой. А в остальном он нисколько не изменился, он всегда оставался верен самому себе.
Его старый знакомец по карточному столу, новокрещеный лавочник, зажуливший русскую Библию, гнулся перед ним теперь в три погибели. И попросил взаймы. Он вернет через три месяца, вернет с процентами.
- У меня нет свободных денег, - ответил Август. - У меня большие расходы.
И пошел дальше. Но тот увязался за ним: от злополучного крещения ему теперь никакого проку, покупатели перестали ходить в его лавочку, переметнулись к тем, кто не стал перекрещиваться.
- Вот видишь, - сказал Август, - такое крещение - самое что ни на есть ужасное святотатство.
Лавочник поддакнул и сказал, что дела у него сейчас - швах, жена, дети, налоги, счет за канаты, гвозди и зеленое мыло, ему не выпутаться. Август не испытывал к нему никакой симпатии, ведь этот субчик в первый же вечер хотел увести у него новехонькую карточную колоду. Конечно же, Август помог ему, выручил, но это было все равно, как если бы капитан швырнул от своих щедрот десятифунтовую банкноту матросу.
Зато Боллеману он помог с дорогой душой. Дорожный рабочий пришел к своему десятнику и рассказал, что адвокат Петтерсен, Чубук, попросту их обманывает. Как же это? Атак. Боллеман и его товарищи забетонировали пол в подвале и принялись за капитальную стену. Тут приходит Чубук и требует все переделать.
- Хозяин - барин, - сказал Август.
- Да, но он хочет, чтобы мы все разломали за те же деньги, - сказал Боллеман.
- Этому не бывать! - порешил Август.
Он пошел к Чубуку и попросил объяснения. Насколько он понял адвоката, каменщики работали без чертежей, получив лишь устные указания, и это не привело ни к чему хорошему.
- Вы не заключали с ними письменного договора? - спросил Август.
- Нет.
- Ну а разве вы не ходили туда каждый день, не смотрели, что делают каменщики?
- Ходил, а что толку? - ответил Чубук. - Моя жена придумала разгородить подвал на кладовую для съестных припасов, прачечную, кипятильню и еще бог знает что.
- Без этого в хозяйстве не обойтись!
- Не нужно мне никакого хозяйства! - заорал адвокат. - Это не жилье, а служебное помещение!
Август оторопел. Адвокат аж переменился в лице, глаза его сверкали из-под очков диким блеском.
- Я не понимаю, о чем вы, - произнес Август.
Адвокат напористо:
- Чего тут не понимать, я же строю банк. Да. Банковскую контору. Мне всего-то и нужно, что небольшое несгораемое подвальное помещение для хранения денег. На что мне кипятильня?
Август сбит с толку:
- Ну раз так!..
- Вот именно. На что мне кладовая со съестными припасами? Мазать маслом ассигнации? Пусть подают в суд, а я от своего не отступлюсь.
Август был больше не в состоянии выслушивать эти бредни, он поднялся и направился к двери. Но адвокат задержал его:
- Я читал, что о вас пишут в газете. У вас огромные средства и светлая голова. Послушайте-ка меня: я возвожу на своем пустыре здание целиком из серого гранита и принимаю деньги на его содержание. Это будет самый солидный из частных банков на севере Скандинавии, не пройдет и нескольких месяцев, как он вытеснит Сегельфосский сберегательный банк. Даже башня и та будет из серого гранита. Поразмыслите-ка об этом и при случае вкладывайте в мой банк хотя бы тысяч по десять!
Август был заметно польщен.
- Так и быть.
- Сделайте это, поддержите мое начинание! Мы можем заключить с вами письменный договор. Присядьте-ка на минуту! - сказал адвокат и стал искать на конторке соответствующие бланки.
Но Август пока что не хотел себя связывать, ему хватало и овцеводческой фермы.
- Я подумаю, - сказал он. - Другое дело, если вы заключите договор с вашими каменщиками.
- С каменщиками! - фыркнул адвокат. - Они будут делать то, что я им скажу.
Этот человек явно свихнулся.
Август посоветовал Боллеману и его товарищам погодить и не выходить на работу.
- А это вам, ребята, на первое время!
- Господи Иисусе! Вот это да!
- Ведь чего только мы с вами вместе не пережили, - растроганно произнес Август. - Пока я в Сегельфоссе, нужда вам не угрожает.
Он завернул в банк снять со счета деньги. Дела его шли великолепно и бесподобно, овцеводческое хозяйство разрасталось у всех на глазах. Вот только Давидсен в банке… миляга Давидсен позволил себе намекнуть… закинул словечко… даже и не словечко, просто у него был этакий тон. Консул бы такого себе не позволил.
Все началось с того, что Август снисходительно пошутил:
- Вам, может быть, кажется, что я беру слишком много?
Другой бы на месте Давидсена громко расхохотался и заверил, что денег у Августа еще непочатый угол, черпать да не вычерпать, Вандербильт и тот умер, не успев поистратить свои миллионы. Но нет, на лице у Давидсена появилось озабоченное и даже грустное выражение, и он ответил:
- Это же ваши деньги!
Консул никогда бы так не сказал. Август почувствовал себя задетым и спросил:
- Консул здесь больше не бывает?
- К сожалению, нет, - ответил Давидсен, - теперь я один. Но долго я здесь не останусь, слишком большая ответственность. Как только я совершу первую же ошибку, уйду.
Август:
- Надеюсь, вы не совершили никакой ошибки, выдав мне эти несколько тысяч?
- Нет-нет! - ответил Давидсен. Но на всякий случай еще раз проверил и сказал: - Нет, все правильно.
Консул никогда бы не стал перепроверять.
- Я, собственно, хотел поговорить с консулом, - сказал Август.
И пошел к консулу.
Речь шла о каменщиках, которых адвокат Петтерсен хотел заставить бесплатно на себя работать. Что бы господин консул им посоветовал? Как им поступить? Не взыщите за беспокойство!
Подумав с минуту-другую, консул сказал:
- Я в этом не очень-то разбираюсь, а вернее, не разбираюсь вовсе. Но я полагаю, тут мог бы помочь судья. Похоже, у адвоката Петтерсена с головой не совсем в порядке. Он несколько раз обращался ко мне с письменной просьбой: хотел откупить у меня все до единой долговые расписки, но я ему не ответил. Тогда он на днях заявился сюда в контору и принес с собой стул.
Август не позволил себе рассмеяться в присутствии консула, он сказал, Возвращаясь к вопросу о каменщиках:
- Адвокат забрал себе в голову, что строит на пустыре не виллу, а банк, теперь рабочие должны разломать готовый подвал, но платить им он за это не собирается.
Консул посмотрел на часы:
- Я еще успею застать судью. Поедете со мною?
Август порадовался тому, что строго одет; сидя в автомобиле рядом с Гордоном Тидеманном, он и сам мог сойти за консула: черная шляпа, белый воротничок, пиджак на шелковой подкладке, из нагрудного кармана выглядывает кончик белого носового платка. Недоставало лишь желтых перчаток.
Они обсудили с судьей положение дел. Нет, подавать на адвоката жалобу - долгая история: вызов в суд, отрицание вины, приговор, апелляция, новое разбирательство и так далее, нет, рабочим это затевать ни к чему, надо попробовать уладить все в частном порядке.
Судья сказал:
- У нас с вами, консул, повлиять на адвоката никак не получится, мы порвали с ним всякие отношения, когда вытурили его из банка. Интересно, а не мог бы тут поспособствовать аптекарь Хольм? Они с Петтерсеном знают друг дружку давно, я частенько наблюдал, как они между собою пикируются, но скорей по-приятельски. Что, если вам, господа, переговорить с аптекарем?
Они поехали в аптеку. Там их ожидало неприятное известие: фру Петтерсен обратилась вчера к доктору Лунду с просьбой осмотреть ее мужа, ибо тот помешался.
- Ну и тогда доктор зашел за мной, - рассказывал аптекарь, - мы пошли вдвоем к адвокату и долго с ним беседовали. Разумеется, он помешался, на этот счет не может быть никаких сомнений! Он повел нас осматривать его новостройку и сказал, что теперь это будет банк. Постройка обойдется ему в миллион, а стены в подвале будут бронированные. Все это время фру Петтерсен была с нами, она не переставая плакала и молилась. Мы с ней решили, что ее мужа следует отправить в морскую поездку, я попробую его уговорить и буду сопровождать. Если во время плавания ему не станет лучше, придется мне поместить его в психиатрическую больницу.
Консул спросил:
- Как вы думаете, удастся вам его уговорить?
- Да, - ответил аптекарь, - это уже дело решенное. Мы поедем закупать броневые листы.
- И когда вы отбываете?
- Сегодня вечером. Рейсовым, который идет на юг.
- Жалко, у каменщиков будет простой, - сказал консул. - Ведь все застопорилось.
Август:
- Я предупредил их, чтобы они приостановили работу, а там увидим.
- А им есть на что жить?
- Да, - сказал Август.
Они поехали назад. Черт возьми, до чего же Августу нравилось раскатывать по всему городу вместе с консулом, это приятно щекотало его самолюбие; когда консул отвечал на приветствия, он тоже прикладывал руку к шляпе. По его выражению, это был совсем уже другой коленкор!
Возле консульства они вышли из автомобиля.
- А теперь, Подручный, поговорим о другом, - сказал консул. - Помните, я вам рассказывал об английском господине, который должен был приехать сюда охотиться? Хорошо. А помните, я просил вас постараться придумать что-то особенное, чтобы его развлечь?
- Я об этом уже подумал, - сказал Август. - Когда прибывает лорд?
- Сейчас он в Финмарке, на ловле лосося, но скоро сезон закончится, и тогда он приедет к нам.
- В горном озере есть форель, - сказал Август.
- Форель? Вон как.
- Так что рыбу половить он все-таки сможет. На муху.
До консула наконец дошло, что ему предлагает Август. Если все так, как тот говорит, то это просто находка.
- Форель в горном озере? - переспросил он.
- И очень приличная. Я давно уж ее приметил.
- Форель в горном озере - и никто об этом не знал? - размышлял консул. - Как же она туда попала? Ведь по Сегельфосскому водопаду не поднимется даже лосось.
Август разъяснил, как обстояло дело: давным-давным-давно отец консула выпустил форель в озеро, притащил два ушата с мальками и выпустил, сотворил в мертвой воде жизнь и не сказал о том ни единой душе.
- А вы откуда знаете?
- Я разговорился со стариком, который помогал тогда вашему отцу.
Уж на что консул был человек сдержанный, но тут ему впору было всплеснуть руками. Они стали толковать дальше.
- Ну а что, если и форель уже ловить нельзя будет?
Но Август нашел-таки лазейку:
- Во-первых, уженье форели разрешено на месяц дольше, чем ловля лосося в море и реках…
- Вот и хорошо! - перебил его консул. - Месяц он здесь никак не пробудет, самое большее - две недели, а потом ему надо будет возвращаться домой. Ну а во-вторых?
Август:
- А во-вторых, это не морская форель. Раз она взялась не из моря, то запрет на нее не распространяется.
- Наверное. Скорее всего нет. Ну не поразительный он был человек, мой отец?
- Да, вот и старик сегельфоссец тоже так сказал: умственный, говорит, человек, и с понятием.
- Но как же это так никто об этом не знал? - продолжал недоумевать консул.
Август:
- По словам старика, он обещался вашему отцу, что будет молчать. Это нужно было сохранить в тайне, чтобы не переловили молодую рыбешку.
- Понятно. Что ж, хорошо придумано. А я в это время, очевидно, был за границей, и отец забыл мне об этом написать. Он был занятой человек, председатель городской управы и все такое прочее.
- Нам надо будет переправить туда небольшую лодку, - заметил Август.
- Возьмите это на себя, Подручный. Если у нас не найдется подходящей, закажете на мое имя.
Удивительно, но Август словно бы даже немножко вырос в собственных глазах. Все складывалось одно к одному: сберегательная книжка заложила солидную основу его благополучия, он стал одеваться на господский манер, и это тоже сделало свое дело, консул, что особенно важно, начал обращаться к нему на вы. Август по-прежнему соблюдал дистанцию и дисциплину, но поклонов уже не отвешивал и не крестился по поводу и без повода. Он рискнул высказать свое мнение:
- На шхуне есть подходящая лодка.
Консул слегка опешил:
- Но тогда, в случае чего, шхуна окажется неукомплектованной?
- Шхуна! - Август помедлил. - Будь она моя, я бы с ней расстался. Не взыщите за прямоту!