- Мелочь! - презрительно бросил сын. - Гроши! - презрительно бросил сын. - Гагачий базар? У меня есть отчетная ведомость, могу тебе показать: пара пуховых перин и пара одеял. Ловля лосося? Один пшик!
- А какие были раньше уловы! - пробормотала мать и, казалось, вся ушла в воспоминания.
- Да ничего тут не было. Что такое Сегельфосс? Болото. Без всяких признаков жизни. Взять хотя бы почту, которую я получаю, - ее вообще нету, раз в год по обещанию, как будто я тебе ленсман или школьный учитель. Однажды по ошибке письмо попало не в тот конверт и пришло ко мне, речь шла о лошади. Один человек торгует у другого лошадь. Я их никого не знаю. А на прошлой неделе я получил письмо от какого-то человека, который готов приехать и заняться у меня ловлей лосося. Вот она, вся почта. Это тебе не три человека в конторе, которые поставлены исключительно на разборку писем.
Старая хозяйка:
- Кто же тебе написал про лососевую ловлю?
- Не помню. Он говорит, что занимался этим и раньше и здесь его знают.
- Как его зовут?
- Александер или что-то в этом роде.
Тишина.
Старая хозяйка сворачивает на другое:
- Значит, ты опять отправляешь артели в море. Будем надеяться, на этот раз им повезет… - Она поднимается со стула, отходит к окну и выглядывает во двор. - Снег тает прямо на глазах, - говорит она, чтобы заполнить паузу. Она чем-то обеспокоена. Она уже собралась было уходить, но словно бы спохватилась и снова заговорила о человеке, который предлагал им свои услуги: - Нет, Гордон, ты просто должен его нанять. Он был у твоего отца самым толковым работником. А уж как промышлял лосося! Твой отец поставлял лососину в несколько городов, вплоть до Тронхейма. Копченую лососину. Дорогой товар. Как, ты говоришь, его зовут?
- По-моему, Александер. Впрочем, какая разница, - бормочет сын, перебирая лежащие на конторке бумаги. - Вот оно, письмо, его зовут Отто Александер. Я даже ему не ответил.
- Тогда надо это сделать, ответь ему сразу же. Это окупится, и с лихвой. Ведь лососевую сеть небось еще и не ставили? А потом, лососина к столу тоже будет нам очень кстати.
- Ну что ж, - соглашается сын. - Пусть его приезжает.
Подручный сдержал свое слово, не прошло и недели, как он собрал людей и сколотил две артели. Однако оба старших не очень-то полагались на старика и пошли к хозяину за подтверждением.
- Все правильно, - сказал хозяин.
- Да, но он делал пальцами странные знаки, крест, ровно колдовал.
Ну, на этот счет им тревожиться нечего.
А еще он показал на карте, где им становиться, одна артель - здесь, другая - там. Только они люди неученые, потому и спрашивают, не значит ли это искушать Господа? Не лучше ли переходить от залива к заливу, и глядеть в бинокль, и примечать за птицами, и искать по мере возможности?
Хозяин позвонил в колокольчик и распорядился позвать Подручного.
- Покажите мне карту! - сказал он артельщикам.
Это была карта побережья, позаимствованная со шхуны. Хозяин стал ее разглядывать, сделал вид, что она ему знакома, взял циркуль и отметил на карте точку:
- Вот он, Поллен, где эта узкая губа!
- Ладно, - отвечали старшие. - Но он говорит, что одной артели надо держаться вот тут вот, около острова, который зовется Фуглё. И что обе артели должны оставаться каждая на своем месте.
Хозяин сделал еще один замер циркулем и кивнул:
- Все верно. Он передал мои указания.
Подручный тихонько вошел в контору, положил свою шапку у двери и, шагнув вперед, поклонился.
Он чертовски вежлив, этот старик, невольно подумал хозяин. А вслух сказал:
- Им не совсем понятны наши указания, ты бы не повторил еще раз?
За этим дело не станет. Подручный принялся разъяснять сызнова, очень убедительно, он назвал Поллен и Фуглё, точно обозначил расстояния, отметил особенности течения.
А не прикидывается ли он? - подумал хозяин, удивленный подобной осведомленностью.
- Ты не хочешь посмотреть карту? - спросил он.
Подручный вынул пенсне, но не стал его надевать.
Он улыбнулся:
- Карта у меня в голове.
- Хорошо, - сказали старшие. - Ну а то, что мы должны оставаться на одном месте…
- Я сказал, семь суток, - возразил Подручный. - Если за семеро суток вы не запрете сельдь, тогда вы передвигаетесь на семь миль севернее, к Сенье. Но я уверен, сельдь вы запрете еще до этого! - добавил он и перекрестился, коснувшись лба и груди.
- Чудно! - пробормотали старшие. - Почему это нам нужно стоять именно там, вместо того чтоб искать ее в открытом море?
- Потому что, - возгласил Подручный, точно пророк и провидец, - когда сельдь появляется в этих краях, она именно там и держится. Тут и сомневаться нечего. У сельди в море свои пути. Кит и нерыбь могут ее разметать, только от вас это не укроется, и вы пойдете следом за косяком.
- Ты уже вызывал туда сельдь своими заклинаниями? - спрашивает, вконец отчаявшись, один из старших.
- Потому что тогда мы не желаем с этим связываться! - говорит другой.
Подручный переводит взгляд на хозяина:
- Прямо и не знаю… Еще какие-нибудь вопросы будут?
- Нет.
Он кланяется, поднимает с пола шапку и уходит.
Черт, ну и дисциплина, вновь подумал про себя Гордон Тидеманн, не иначе, он прошел выучку на большом корабле. Артельщикам же своим хозяин коротко и ясно сказал:
- Ну вот вы и получили разъяснения насчет моих указаний.
Хозяин тоже нашел, что Подручный вел себя чересчур уж загадочно, но оставил все как есть. Почему бы и не послушаться старика! В прошлую путину артели побывали на всех старых местах, обрыскали все заливы, куда обычно заходит сельдь, и вернулись домой, так ни разу и не закинув невода. Посмотрим, что получится в этот раз! Год на год не приходится, отчего же не попытать удачу.
V
Весной Гордон Тидеманн выстроил в горах охотничий домик. Так он его, во всяком случае, называл, но на самом деле это был целый домина, летняя дача - если семейству захочется пожить за городом. Он нанял большую артель, и работа спорилась, там трудились каменщики, плотники и маляры, но вот они отделали веранду, с которой открывался головокружительный вид на пропасть, и установили флагшток. Пока что это было все.
После удачной путины Гордон Тидеманн развил необыкновенную деятельность, о, это был энергичный и предприимчивый человек. Атеперь он располагал еще и деньгами, ибо случилось нечто немыслимое и невероятное: у Фуглё артельщики заперли сельдь, это было чудо, о котором раструбили газеты и которое перевернуло вверх дном весь край. Вот как нечаянно и щедро одарила его судьба! А пристало ли местному тузу и хозяину Сегельфосса загребать деньги без того, чтобы найти им должное применение? Он удлинил пристань, выдвинув ее далеко в море, чтобы к ней могли причаливать пароходы. Он расширил кредит у себя в лавке и помог не одному бедняку. Такой уж он был человек. Он начал подумывать об осуществлении плана, который они в свое время обсуждали со стариком Подручным: завести в городе маслобойный завод, который бы снабжал всю округу.
Короче, он много за что брался, однако мать его, глядя на все это, лишь покачивала головой. Когда же он затеял строить дом в горах, она и вовсе всплеснула руками. Чего только этот Гордон не придумает - переезжать за город из Сегельфосской усадьбы! И как это фру Юлия не вмешалась! Нет, фру Юлия не стала вмешиваться, хозяйка дома, любовница, мать, красивая и горячая, в первую очередь она была женщиной, вот и опять она ходила с округлившимся животом. Нет, она не собиралась чинить помехи своему мужу.
Старая хозяйка могла бы сказать свое веское слово; имея за плечами разнообразный опыт, она всегда давала Гордону Тидеманну дельные советы. Обыкновенно жене Теодора Лавочника удавалось удерживать сына от слишком уж дорогостоящих причуд. Но именно сейчас перечить ему было очень некстати. Наоборот, она имела все основания потворствовать ему и быть с ним в ладу. Разве он не уступил ей и не нанял в работники Отто Александера, который исправно снабжал их лососиной и готов был коптить лосося даже по ночам.
Старая хозяйка неимоверно помолодела, она порхала, точно юная девушка, и носила на шее золотой медальон. Все ей стало нипочем. Пересуды о ней и некоем цыгане давно уж было заглохли, а теперь пошли снова. Ходит себе да распевает, на что это похоже! Торчит у него в коптильне, уединяется с ним на шхуне "Сориа", они и выпивку с собой берут, ведут себя похлеще молодежи. Постыдилась бы!
Нет, старая хозяйка нисколечко не стыдилась. Если она что и делала, то не угрызаясь совестью, такая она была бесшабашная. Однако же возражать сыну всерьез она не решилась.
- Все эти люди, что понашли с кирками и лопатами, - спросила она, - они работают на тебя?
- Да. Это дорожные рабочие с юга. Они будут прокладывать проезжую дорогу к охотничьему домику.
- Проезжую дорогу? Но послушай, Гордон, разве тропинки уже недостаточно?
- Нет, - коротко ответил сын.
И мать тут же пошла на попятную:
- А впрочем, ты прав, на что тебе охотничий домик, если туда нет дороги!..
Случилось так, что Гордон Тидеманн упомянул об этом проекте в разговоре с Подручным, он сказал, что ему не хватает опытных людей, прежде всего чтобы провешить линию.
Подручный считал, что это не так уж и трудно.
- Правда? - сказал хозяин. - Ты бы за это взялся?
- Я на этом собаку съел, - ответил Подручный.
О, этот непостижимый человек, который никогда не терялся! Способов есть несколько, проложить пешеходную тропу дело нехитрое.
- Кто говорит о пешеходной тропе! - презрительно бросил хозяин.
- Значит, это будет проезжая дорога?
- Ну да, чтоб можно было подвозить продовольствие и все прочее. Если лето выдастся жаркое, моя семья, надо полагать, захочет перебраться в горы.
- Это я не сообразил, - произнес Подручный. - А теперь скажите, какой должна быть дорога: с поворотами и отлогая или попрямее и круче?
- На твое усмотрение. Мне лично все равно, крутая она или нет, но, возможно, моя жена захочет по ней прогуливаться.
- Скорей всего нам придется местами взрывать породу, некоторые участки совершенно непроходимы. Если вам угодно, я хоть сей же час туда и наведаюсь.
Хозяин кивнул:
- И погляди заодно, когда поднимешься к дому, не нужно ли нам поставить вдоль обрыва железную ограду, чтобы было спокойнее за детей…
О, Подручный был поистине неоценим. Особенно располагала Гордона Тидеманна его манера держаться. "Хоть сей же час", - вызвался он. Словно готов был мчаться по первому требованию, а ведь кого, как не его, хозяин должен был благодарить за богатый улов! Возгордился ли он с того самого дня, начал ли заноситься, подпрыгнул ли до потолка, когда пришла телеграмма? Ничего подобного. Когда хозяин прочел ее вслух, Подручный заметно разволновался: перекрестился, облизал губы, сглотнул, голубые глаза его увлажнились. Но это моментально прошло, он кивнул хозяину и произнес:
- Выходит, они составили оба невода и перегородили фьорд. А больше там ничего не сказано?
- Только что сельдь будет семь-восемь и девять-десять, не знаю, что бы это значило.
- Это важно, - сказал Подручный. - Это означает, что рыба крупная, на весы ляжет не одна сотня. Это товар второго и первого сорта!
И он тотчас же преобразился в практичного человека, который знает, что надо делать: искать и искать перекупщиков, рассылать во все города телеграммы, запасать соль и бочки, немедленно снарядить на север шхуну "Сориа".
- Если вам угодно! - прибавил он.
Хозяин пристально на него взглянул. Ни звука о том, что он заслуживает вознаграждения, ни одного своекорыстного пожелания. Старик был захвачен чудом, игрой и риском как таковыми и посетовал:
- Жаль, я этого не увидел!
И больше - ни слова.
Гордон Тидеманн был отнюдь не сквалыгой и понимал, скольким он обязан своему Подручному. Он решил вознаградить его и устроить в его честь празднество, но тот воспротивился. До сего времени пристанищем старику служила каморка во флигеле для прислуги, теперь же хозяин предложил ему комнату в главном здании, где были позолоченное, в человеческий рост зеркало, ковер на полу, кровать красного дерева, украшенная золочеными ангелами, и каминные часы. Однако Подручный покачал головой и с набожным смирением отвечал "нет".
Необычный человек во всех отношениях. Подумать только, он по-прежнему усердно и бескорыстно трудился в усадьбе, не щадя своих сил, не чураясь никакой работы, и ни словом не заикался о прибавке к жалованью. Хозяин сказал, что с удовольствием даст ему приличную надбавку.
- Мне она ни к чему, - заявил Подручный.
Но разве ему не пригодились бы средства? Он мог бы начать свое дело или что-то приобрести.
- А как же! Но с вашего позволения, больше мы об этом не будем!
Тогда хозяин вручил ему на обзаведение изрядную сумму, с того времени прошло уже несколько недель, а старик все так же исполнял должность подручного и ничего не менял в своем повседневном обиходе. Единственно, кто-то видел его на почте, он посылал за границу денежные переводы.
В горах бурят и взрывают скальную породу, с песнями, настроение почти праздничное. На участке работает несколько бригад сразу, одни производят взрывы, другие кладут стенку, третьи выгребают щебень, четвертые увозят его на тачках. И за всем следит Подручный, башковитый десятник и человек с понятием. Однажды он сказал:
- Взорвите-ка этот камень. Хватит ему лежать поперек дороги.
Рабочие заартачились. Камень весил с полтонны, но они были ребята крепкие и решили увезти его как есть, целиком. Чего, мол, расходовать взрывчатку по пустякам! Подручный глянул на них, видно было, что они выпивши и водка им ударила в голову. Когда они взваливали камень на тачку, колесо треснуло и тачка вышла из строя.
- Взорвите камень! - повторил Подручный.
Нет, они и теперь его не послушались, они разозлились на камень и не желали его взрывать. Какого черта, сказали они, этот камень нарочно прикидывается тяжелым, неужто мы его не осилим!
Впятером они сумели-таки погрузить камень на тачку и отвезли к насыпи. И, пошатываясь, вернулись назад, с торжествующими лицами. Один, правда, повредил себе руку. Подручный подозвал рабочего из другой бригады и сказал:
- Иди взорви этот камень!
- Как? - вскричали те пятеро. - Мы ж его убрали!
Камень не буравили, а взорвали с помощью сикрита.
Но рабочие были не намерены спускать своему десятнику, они бурчали на него за то, что он с ними так поступил, и прямо спросили, а не мается ли он дурью. Он промолчал. Тогда они обозвали его старым болваном и начали на него надвигаться. Подручный попятился к скале, чтобы никто не мог зайти ему за спину, но два самых отъявленных крикуна не отставали. Они требовали объяснений, чего это он стоит перед ними и дерет нос и отмалчивается, они пригрозили, что перекинут его через стенку, стали уже показывать ему кулаки…
Неожиданно Подручный выхватывает из заднего кармана револьвер и стреляет. Крикуны, ошарашенные выстрелом, на миг замерли, но тут же завопили:
- Так вот ты как!
Однако, бросив взгляд на старого Подручного, они, надо думать, почуяли опасность: он был бледен как полотно и скрежетал от ярости искусственными зубами.
- Ну стоило ли так кипятиться, - сказали они, опомнившись. - Мы ж ничего плохого не хотели.
- Кончай трепаться! - предостерегающе крикнули им товарищи.
В обеденный перерыв, когда хмель у них повыветрился, Подручный принялся им объяснять:
- Вы здесь работаете, а значит, должны подчиняться приказам. Ни один из вас не способен взять на себя ответственность за невыполнение приказов, на это у вас кишка тонка. Вот вы сломали тачку и покалечили человека, и что вы собираетесь с этим делать? Тачка не рассчитана на груз весом в полтонны, а человек с раздробленным пальцем не в состоянии работать.
Молчание.
- Да, но взять и взорвать камень опосля всего! - сказали они.
- Так нас учили уму-разуму в море.
А они все бухтят:
- Но сейчас-то мы не в море… А когда ты выстрелил… ты же мог в нас попасть!
- Запросто! - ответил Подручный.
И, глядя на него, они снова убедились, что он не шутит.
Спустя недолгое время на линии опять воцарился мир.
Были и другие происшествия. Однажды к ним наверх по готовому уже отрезку дороги забрел из усадьбы громадный бык. Вид у него был прегрозный, он рыл копытом землю, бодал сваленный в кучи щебень и издавал ужасающий рев.
- Иди-ка прогони эту козявку! - сказал кто-то парню из Трённелага. Тот был небольшого роста, крепко сбитый, широкоплечий. Его звали Франсис.
- Попробую! - сказал Франсис и с ломом в руке пошел на быка.
Подручный как раз спускался к их участку, он крикнул: "Стой!" - и о чем только этот парень думает! Бык заревел так, словно у него были с Франсисом личные счеты, и ни один из них не хотел уступать. Подручный снова закричал: "Стой!", но Франсис не обратил на это никакого внимания, он подобрал камень и запустил в быка - и попал, а тому хоть бы хны. Внезапно бык срывается с места, хвост торчком, земля и камни так из-под копыт и летят, мгновенье спустя Франсис оказывается в воздухе, перелетает на глазах у своих товарищей через высокую стенку и падает в пропасть. Кончено.
Бык, казалось, и сам этому удивился, с минуту он праздно стоит на месте, но тут же снова принимается бить копытом и громко ревет.
Подручный отдает приказ: "Принесите цепи!" Выше на линии у них лежали толстые цепи, которыми они перевязывали фашины, когда укрепляли насыпь возле летнего дома. Несколько человек побежали наверх, рады-радехоньки убраться подальше. Оставшиеся попрятались за валунами и скалами.
Принесли цепи, соединили их стальной проволокой и начали окружать быка. Участие в этом принимали все. Некоторые считали, что лучше было бы перегородить цепью узкий проход и отрезать быку дорогу. "Не пойдет, - сказал Подручный, - бык через нее перепрыгнет, нам нужно его поймать!" Они взяли быка в кольцо, которое становилось все уже и уже, людей было много, они громко между собой перекрикивались, бык пришел в замешательство, он фыркал, однако с места не двигался. Когда же он наконец решился перейти в нападение, на переднюю ногу ему накинули цепь, и ему ничего не оставалось, как покориться. Двое рабочих тихо-мирно повели его обратно в усадьбу.
Тут неожиданно показывается парень из Трённелага: маленький крепыш Франсис выкарабкался из пропасти и просит, чтобы ему помогли перелезть через стенку.
- Ты что, перепрыгнуть не можешь? - говорят ему в шутку.
- Не могу, ушибся, - отвечает он.
Чертову парню таки досталось, он расшиб до крови голову и выглядел скверно, зато уцелел, хотя и сам не понимал, каким чудом. Он был бедовый и весело поминал случившееся: у него такое чувство, будто его взяли и опрокинули вверх тормашками!
- Меня перемешали с щебенкой, во, глядите, я даже плююсь щебенкой. Ребята, дайте попить.
- У тебя в голове страшенная дыра, - сказали ему, - ты наверняка попортил ландшафт.
- Об этом мы поговорим после. Дайте же попить!
Он начал хватать ртом воздух и чуть было не потерял сознание. Нет, парню таки досталось, в кабинете у доктора Лунда выяснилось, что он сломал два ребра и сильно поранил голову.