- Да. Только не приходи больше в ресторан. Все. Мне пора идти.
- Роберта, ты можешь… принять от меня подарок?
Он вытащил из кармана бумажный сверток, развернул его и вынул наручные часы. Последней, кому он их предлагал, была Джесси Мэйхью. Роберта посмотрела на них и вдруг залилась слезами:
- Как ты не понимаешь, что я не хочу ничего видеть, что связано с тобой? Вся моя жизнь пошла кувырком из-за тебя, и я ничего больше не хочу, понимаешь? Я даже думать не желаю о том, что было между нами! Можешь ты это понять или нет?
- Нет. Не могу, - тоскливо сказал Браш.
- Ладно. Мне пора идти, - сказала она и зашагала прочь.
Оставшись один, Браш пошел в библиотеку и уселся читать статью о Конфуции в своей любимой "Британской энциклопедии". Однако его мысли блуждали далеко, он то и дело переворачивал страницу назад и начинал читать сначала. Наконец он достал из кармана листок бумаги и начал первое из своих ежедневных писем женщине, на которой собирался жениться.
В этот же вечер он пошел к Куини и долго стоял на улице, глядя на освещенное окно верхнего этажа. Потом свет погас, а через несколько минут из подъезда вышел Бэт и поспешил вдоль по улице. Браш проводил его взглядом, подошел к двери и нажал кнопку звонка.
- Здравствуй, Куини, как поживаешь?
- О, мистер Браш! Хорошо. А как вы?
- Вот зашел проведать. Пойдем к тебе, поболтаем. Мне не хочется, чтобы ребята видели меня. Как они тут?
- А вы разве не знаете? Мистер Мартин очень тяжело заболел.
- Это Херб, что ли?
- Да. Но его здесь нет. Его увезли в клинику, это за городом… Мистер Бэйкер сообщил, что врачи сказали - он скоро умрет. Конечно, я не могу знать…
- Ты ходила к нему туда?
- Да, я отвозила ему кое-что из белья, доставленного из прачечной. Машина мне обошлась в двадцать центов, и обратно столько же.
- Куини, ты не сможешь поехать туда завтра со мной?
- Можно, конечно…
- Сначала к нему войдешь ты и посмотришь, как он там. А перед тем как уходить, спроси его, можно ли мне прийти навестить его. Я не буду говорить ему ничего неприятного, я обещаю. Ну что, согласна?
- Думаю, я смогла бы, но только прямо с утра. А пока меня не будет, дочка миссис Кубински, что живет рядом, посидит у меня и подежурит; я попрошу ее.
На следующее утро Браш купил букет гвоздик, и они вместе с Куини поехали к Хербу.
- Чудесная прогулка, - сказала Куини. - Ничего так не люблю, как загородные прогулки на машине.
- Как поживает отец Пажиевски? - спросил Браш.
- Хорошо. Вы знаете, он болел, и очень сильно, но ему стало лучше, он почти выздоровел. Он продолжал ходить на прогулки вместе с "Рыцарями Святого Людовика", и знаете, камни у него растворились. Да, сэр, это так же верно, как и то, что вы видите меня.
- Растворились?
- Да. Вы знаете, я даже и не думала, что все так благополучно кончится. Но он все-таки был ужасно разочарован, мистер Браш. Если присмотреться внимательнее, то он выглядит ужасно разочарованным.
- Почему?
- Он недоволен тем, что его друзья, с которыми он ходил в походы, свернули с доброго пути. Вы знаете, все эти "Рыцари Святого Людовика" за два года доставили ему так много беспокойств. Они стали настоящими гангстерами. Да, сэр! Они приставали к прохожим в парке, воровали автомобили и многое другое. А большинство девушек из "Цветов Марии" стали платными партнершами в дансинге.
- М-м-м, Куини, а что такое платная партнерша?
- Ох, вы меня спрашиваете, а я и сама толком не знаю. Это, кажется, когда мужчина пришел на танцы без своей девушки и хочет потанцевать, то он платит другой девушке, чтобы она потанцевала с ним. Что-то вроде этого. Отец Пажиевски говорит, что, может быть, он ненароком сам толкнул их на эту дорожку, приводя на танцы, которые Билли Кон устраивает в "Розовых полянах".
- А разве это так уж безнравственно - быть платными партнершами, а, Куини?
- Нет. Я считаю, что нет. Но это не такое доброе дело, как, например, ходить в зоопарк. И теперь он сам не знает, как с ними быть. Они хотят зарабатывать деньги, потому что Депрессия и им нужны средства. С другой стороны, ни у кого из этих поляков, которые строят в нашем подвале кегельбан, нет другой работы. Они сидят на одной капусте! Им больше нечего есть!.. Давайте поговорим о чем-нибудь другом, мистер Браш. Я не могу слишком долго говорить о Депрессии. Мне становится плохо.
Браш искоса взглянул на Куини.
- Отец Пажиевски… Он что-нибудь спрашивал обо мне?
- Я же вам рассказывала. Разве я вам не рассказывала? Он молится за вас.
Браш побледнел; сердце у него замерло.
- Он молится за вас по пятницам, - добавила Куини. - А за меня - по вторникам, как раз вчера.
Справившись с волнением, Браш спросил тихим голосом:
- Куини, ты не ошиблась? Это в самом деле так?
- Конечно так. Я думала, что уже рассказывала вам.
Примерно через час они подъехали к клинике. Как и большинство лечебниц в Канзас-Сити, клиника, куда положили Херба, располагалась в обширном парке. Браш ожидал внизу на лестнице, пока Куини с букетом гвоздик ходила в палату к Хербу.
Куини скоро вернулась.
- Он говорит, что вы можете прийти. Я подожду здесь… и, мистер Браш, он сказал… что был слишком жесток, мистер Браш… Он сказал, чтобы вы не читали ему нравоучений. Он так переживает то, что произошло между вами. Мне кажется, не стоит мучить его.
- Да я вовсе не собираюсь его упрекать. Честное слово! Я и сам понимаю, что лучше этого не делать. Уж такие-то вещи я понимаю. Ему очень больно, Куини?
- Я не знаю, но вид у него ужасный. Так что приготовьтесь. Его вид мне очень не нравится.
Браш на цыпочках вошел в палату и, оглядевшись, увидел Херба. Херб разглядывал его с сардонической усмешкой на губах. Браш в смятении сел возле кровати.
- Привет, ненормальный, как дела? - сказал Херб.
- Хорошо.
- Я так и знал. Ты молодец. Ты всегда был молодцом. Это здорово.
Браш смотрел на него не отвечая.
- Ладно. Раз уж ты пришел сюда, я тебе кое-что скажу, - продолжал Херб. - Вообще-то я тебя не звал. Ты сам пришел - не так ли? Значит, я должен кое-что тебе сказать. Ты не возражаешь?
- Нет.
- Ну что ж, тогда прежде всего ты должен знать, что я одной ногой уже в гробу, но меня это не волнует. И теперь, когда мы прояснили это обстоятельство, я хочу попросить тебя оказать мне услугу. Все, что от тебя сейчас требуется, - это сказать "да" или "нет".
- Конечно, Херб, я согласен!
- Выслушай меня сначала, черт тебя побери! Словом, только да или нет. Мне нужно одно: можешь ты или не можешь. Да или нет - и конец. Ох, да не сиди ты, словно пьяный идиот, с открытым ртом! Закрой рот хотя бы, а то что-нибудь залетит. Это даже и не услуга, о чем я тебя прошу; это в каком-то смысле предложение. Во всяком случае, я не стану тебя за это благодарить. Можешь согласиться или отказаться - твое дело!
Медсестра, заправлявшая соседнюю кровать, обернулась и сказала:
- Вам нельзя волноваться, пятьдесят седьмой! Иначе я попрошу удалиться вашего посетителя. Только несколько минут - и все.
- Иди к черту! - зарычал Херб. - О Боже, как я ненавижу больницы! Слушай, Иисус, что я тебе скажу. Черт! А как тебя звать вообще-то?
- Браш. Джордж Браш.
- Браш, слушай меня. Значит, так: у меня есть двести сорок долларов, они лежат в банке, и я завещаю их тебе, чтобы ты для меня кое-что сделал. Сейчас я расскажу тебе одну историю - не бойся, я буду краток. Не знаю, слышал ты об этом или нет, но у меня были жена и ребенок. Я жил у Куини, а жена у своих друзей. Мы с ней жили хорошо, не ссорились… Мы не были разведены… Так уж мы с ней жили, вот и все. Я просто не мог жить в том же доме, где и она. Я не мог ходить к ней обедать в одно и то же время и катать малыша в коляске по улицам и делать прочую чепуху. Просто я человек не такого склада, вот и все. И вот однажды она все перевернула. С тех пор я ее больше не видел, поэтому я лишь предполагаю, что она ушла к другому человеку. Она уехала с ним и бросила ребенка. Люди, у которых она жила, страшно рассердились, так что я забрал ребенка и пристроил его в другом месте, у моих знакомых. Я плачу им за это три доллара в неделю. Итак, я оставляю эти деньги тебе, чтобы ты продолжал - разумеется, если ты согласишься - платить им три доллара в неделю. Я не хочу отдавать им все деньги сразу, потому что кто его знает, что они сделают с ребенком. Ну, что скажешь?
Херб даже дышать перестал. Браш хотел было что-то сказать, но Херб вдруг воскликнул с выражением муки на небритом лице:
- Не надо! Не говори ничего. Ты всегда говоришь глупости в подобных случаях. Если ты опять начнешь читать мне мораль, я прибью тебя!
- Не буду, не буду, Херб! Я только хочу спросить: а можно, я возьму малыша себе? Я хочу сказать, насовсем…
- Черт побери! Я же не предлагаю тебе своего ребенка!
- Как его зовут, Херб? Сколько ему лет?
- Я не знаю… Кажется, Элизабет. Это девочка. Ей четыре или пять… Что-то около этого.
- Херб, можно, я удочерю ее, по закону?
- Ох, я жалею, что рассказал тебе всю эту историю. Выкинь ее из головы. Забудь об этом.
- Нет, ты ответь мне: да или нет? Я могу привести юриста; он объяснит тебе…
- К черту твоего юриста! Ладно, забирай ее себе, если тебе так хочется.
- Отлично, Херб, - обрадовался Браш. - Я больше ничего и не хотел.
- Глупый! Не говори потом, что я взвалил на тебя чужого ребенка. Я ведь предлагал тебе свой вариант. Мне лично уже все равно.
Херб зашарил под подушкой. Он вытащил чековую книжку и несколько бланков.
- Херб, деньги мне не нужны, - поспешно сказал Браш. - У меня их достаточно, так что я даже не знаю, что с ними делать.
- Заткнись! Пиши, что я тебе скажу.
Браш выписал два чека: один на двадцать долларов на имя Герберта Мартина, другой на оставшуюся сумму на свое имя. С огромным трудом Херб поставил свою подпись дрожащей рукой.
- Там, на обратной стороне, - добавил он, - ты увидишь адрес ребенка. Миссис Бартон, где-то на Дрессер-стрит. Нашел?
- Да.
- Ниже - адрес моей матери. Я посылал ей четыре доллара в неделю. Последние несколько недель она ничего от меня не получала, пока я здесь куковал, в больнице, так что я даже и не знаю, как она там выкручивается. Она так ничего обо мне и не знает; она пристрастилась к джину. Как-нибудь на днях, если захочешь, можешь отцепить ей долларов двадцать - тридцать, понял? Хотя меня это не очень заботит. К дьяволу их всех, чтобы я еще о них заботился! Я рад, что наконец отвяжусь от них.
Наступила долгая пауза, во время которой Херб, сердито сопя, сверлил глазами потолок. Браш сидел, оцепеневший, рядом с кроватью.
Взгляд Херба наконец упал на Браша.
- Я вижу, что шуточки наших ребят тебя не очень-то достали.
- Нет-нет, - поспешил заверить Браш. - Я на следующий же день был уже в полном порядке.
- Слушай, будь добр, опусти штору - солнце в глаза. Они так высоко их поднимают. Они не знают, наверное, что такое валяться беспомощным на больничной койке… Ты, Браш, вот что… Ты давай иди, наверное, а то скажешь еще какую-нибудь глупость напоследок. Ты лучше ничего не говори, а сразу уходи. Только оставь свой адрес. Если я что-нибудь еще придумаю, я попрошу медсестру, чтобы написала тебе.
Браш вышел. В дверях он оглянулся. Херб накрыл лицо простыней. Браш спустился вниз, где его ожидала Куини. Угадав состояние Браша, она не стала его расспрашивать, лишь молча шла рядом. Выйдя на дорогу, они остановились у телефонной будки в ожидании такси. Вдруг Браш упал на газон лицом в траву.
- Что с вами, мистер Браш, что случилось? - испугалась Куини.
- Мне жить не хочется, Куини! Мне жить не хочется в мире, где происходят такие вещи! Что-то случилось с нашим миром - он свихнулся!
Сначала Куини ничего не отвечала. Она прижала сухие кулачки к губам и смотрела на Браша круглыми от ужаса глазами. Потом сказала:
- Мистер Браш, мне стыдно за вас, за такие ваши слова.
- Куини, я всегда верил, что Бог помнит о нас. Но почему Он так медленно меняет наш мир к лучшему? Почему Он так изощренно обманывает таких чистых людей, как отец Пажиевски; почему Он позволяет так запутаться таким чудесным парням, как Херб?
- Мистер Браш, вы говорите ужасные слова. Я не хочу вас слушать.
- Но есть, в конце концов, этому всему какое-то объяснение?
- Я не хочу вас слушать!
Куини закрыла уши руками. Вдруг Браш встал с травы и, крепко схватив Куини за руку, взглянул ей в глаза. Он сказал тихо, словно себе самому:
- Куини, разве это не ужас, если я потеряю веру?
Куини ничего не отвечала. Она глядела на него широко раскрыв глаза. Он тихо продолжал:
- Даже… тогда… я буду… только если я… я полагаю… Только я не получу от этого никакого удовольствия. Жизнь не имеет смысла, если живешь только для себя. Во всяком случае, я еще не утратил веры, но теперь-то я знаю, что все не так просто, как мне казалось. Куини, вот тебе двадцать центов. Я не поеду с тобой. Я пойду пешком и дорогой хорошенько подумаю надо всем этим.
Проезжавшее мимо такси свернуло к ним.
- Вы не дойдете, мистер Браш, это слишком далеко! - воскликнула Куини.
- Нет-нет, я пойду пешком.
Куини уже садилась в такси, как вдруг Браша осенила еще одна мысль:
- Куини, тебе приходилось иметь дело с детьми?
- Да. А что?
- Сегодня я приведу тебе ребенка.
- Что?!
- Я говорю: сегодня я…
- Садитесь же наконец, мадам, или выходите, - сердито сказал таксист.
- Я приведу ребенка приблизительно в три часа. Это ребенок Херба.
- Водитель! - резко сказала Куини. - Можете вы подождать две минуты, в конце концов? Мистер Браш, садитесь в машину и поедемте вместе. Мистер Браш, вы и так нездоровы, а тут еще пешком идти…
- А еще я приведу одну пожилую леди, - продолжал Браш. - Это мать Херба.
Таксист надавил на клаксон.
- Мадам, садитесь или выходите! Нельзя же так долго разговаривать, - жалобно заворчал он. - Автомобиль должен ездить, а не стоять…
Взволнованная Куини наконец поместилась в машину. Но перед тем как унестись прочь, она высунулась в окно и успела выкрикнуть:
- Подумайте о себе!..
Браш топал пешком до самого Канзас-Сити. Постепенно приятное возбуждение от ходьбы и мысли о новых его подопечных вытеснили прежнюю подавленность. Добравшись до Канзас-Сити, Браш созвонился с Бартонами и привел Элизабет в ее новый дом. Мать Херба наотрез отказалась покидать свою комнату. Она даже не пустила Браша к себе, и они разговаривали через запертую дверь. Тогда Браш договорился с ее домохозяйкой о будущем содержании престарелой леди. После чего отправил Хербу телеграмму с коротким докладом о сделанном и, вернувшись домой, уселся рассказывать маленькой Элизабет историю о Всемирном потопе.
Глава 9
Озарквилл, штат Миссури. Рода Мэй Грубер. Ограбление миссис Эфрим. Уголовное досье Джорджа Браша: заключение номер 3
Хотя с появлением Элизабет жизнь Браша наполнилась заботами по воспитанию и образованию ребенка, все-таки он ни на минуту не забывал о назначенной на воскресенье встрече с Робертой. Чтобы успокоиться и не изводить себя, воображая снова и снова будущий разговор, Браш заполнял работой все свое время. Ему было необходимо совершить несколько деловых поездок по штату, но сначала он решил посетить самых дальних своих клиентов и утрясти дела с преподавателем математики, а заодно и с директором одной из средних школ в Озарквилле, в низовьях Миссури. По прибытии в город Браш выяснил, что у него есть несколько свободных дней: директор школы, с которым ему надлежало встретиться, уехал в инспекционную поездку по сельским районам. И тогда Браш решил осуществить план, который долго перед этим обдумывал. Он собирался провести целый день в молчании, следуя примеру своего духовного наставника Ганди. В четверг, начиная с четырех часов дня, и до самой пятницы, до четырех часов дня, ни единое слово не должно было сорваться с его языка. А чтобы сделать это событие более знаменательным, он придумал заодно целый день ничего не есть.
В этот день он сообщался с внешним миром только посредством карандаша и бумаги. Весь штат отеля "Бейкер" был весьма озадачен столь внезапным приступом ларингита у их нового постояльца, еще вчера довольно громогласно объяснявшегося с портье. Вечером в четверг мистер Бейкер, выйдя на балкон и посмотрев на небо, спросил Браша, не думает ли тот, что скоро выпадет снег. Вместо членораздельного ответа Браш промычал нечто невразумительное, вытащил блокнот и крупно начертал карандашом единственное слово: "Нет".
Но Браш ошибся. На следующее утро, проснувшись, он обнаружил, что снег шел всю ночь. Однако было тепло, и снегопад скоро превратился в дождь. Все утро Браш просидел в своем номере с ясной от голода головой, в состоянии необычайного ликования, чувствуя себя духовно обогащенным. После двух часов дня он вышел прогуляться, положив в карман несколько яблок и намереваясь закусить ими ровно в четыре. Он неторопливо шествовал по улице, разглядывая дома справа и слева, и вдруг его глазам предстала занимательная картина. Маленькая девочка сидела на ступенях у двери одного из домов в нескольких ярдах от тротуара. На шее у нее висела картонка с надписью: "Я - лгунья". Браш некоторое время разглядывал эту странную девочку, которая, в свою очередь, с самой серьезной миной внимательно рассматривала его. Немного поколебавшись, Браш подошел ближе, вытащил из кармана блокнот и написал:
"Как тебя зовут?"
Девочка взяла блокнот, прочитала и жестом попросила карандаш.
"Рода Мэй Грубер", - написала она в ответ.
"Ты можешь говорить?" - написал Браш.
Рода Мэй вновь потребовала карандаш и бумагу и написала:
"Да".
"Сколько тебе лет?"
"Десять".
"Говори. Ты ведь можешь разговаривать", - написал Браш.
"Да, - написала Рода Мэй. - Но только мне нельзя, потому что я грешница".
"Твои мать и отец дома?"
"Да".
Браш хотел войти в дом, но опоздал. На крыльцо вышли сами Груберы и заговорили самыми обычными голосами. Они увидели Браша в окно и забеспокоились, заметив его странные переговоры с их дочерью.
- Что здесь происходит? - хмуро спросил мистер Грубер.
Браш доброжелательно улыбнулся ему.
- Рода! Встань со ступеней. Иди сюда, - резко сказала миссис Грубер.
Мистер Грубер не отрываясь смотрел на дочь.
- Сними свою вывеску, - приказал он. - Что он тебе говорил?
Миссис Грубер отвесила Роде довольно крепкий подзатыльник и тут же прижала ее к себе. Рода заплакала. Мистер Грубер повернулся к Брашу:
- Чего вы хотели от нее? А? Чего вам здесь надо?
Браш начал быстро писать в своем блокноте.
- Вы глухонемой? Что это? Рода, о чем он с тобой говорил? Наверное, о каких-нибудь гадостях? - произнес он, угрожающе поднимая брови. - Сходи-ка к Джонсу, дорогая, позвони с его телефона в полицию и вызови мистера Уоррена или самого шерифа, - сказал он жене и вновь повернулся к Брашу: - Чего вы от нее хотели? Вы что, продаете что-нибудь?
Браш оторвал глаза от блокнота, отрицательно покачал головой, взглянул на Роду Мэй, затем на картонку с надписью и продолжал что-то писать.