– Видишь ли, дорогая мамочка, ты делала для нас все, что могла, но при этом у тебя имелось множество других интересов, тогда как Мэри не позволяет своей любви к супругу вставать на пути всепоглощающей любви к детям. Ты нанимала для нас лучших преподавателей по всем предметам, а Клэр как раз и должна была держать нас в ежовых рукавицах, заставляя готовиться к ним и делать уроки, насколько это было в ее силах. Но, как тебе известно, или, точнее, неизвестно, некоторые из этих преподавателей восхищались нашей смазливой гувернанткой и вполне, впрочем, пристойно флиртовали с ней, что, разумеется, ни к чему не привело. К тому же обязанности знатной дамы – благородной, аристократичной, щедрой и все такое – настолько поглощали тебя, что ты частенько забирала у нас Клэр в то самое время, когда мы делали уроки. Она писала для тебя письма и сводила баланс твоих счетов, а в результате я превратилась в самую дурно образованную девушку в Лондоне. И лишь наша добрая, неуклюжая мисс Бенсон так хорошо вымуштровала Мэри, что ту буквально переполняют самые точные сведения по любому вопросу, и отраженный свет ее славы падает и на меня.
– Как ты полагаешь, Мэри, Гарриет говорит правду? – с некоторой тревогой осведомилась леди Камнор.
– Когда Клэр стала нашей классной дамой, я была совсем еще маленькой. Я занималась с нею французским и помню, что у нее был очаровательный акцент. И Агнесса, и Гарриет очень любили ее. А я ревновала ее к мисс Бенсон и, быть может, – леди Куксхейвен ненадолго умолкла, выдержав паузу, – поэтому заподозрила, что она специально баловала их и льстила им, что было с ее стороны не очень-то честно, как мне тогда представлялось. Впрочем, девочки – суровые судьи, да и жизнь у Клэр с тех пор была нелегкой, и я всегда радуюсь тому, что мы можем пригласить ее к себе и доставить ей хотя бы маленькое удовольствие. Единственное, что меня смущает, так это то, что она неизменно отсылает прочь свою дочурку. Нам до сих пор не удавалось уговорить ее взять Синтию с собой, когда она гостит у нас.
– Вот что я называю брюзжанием, – заметила леди Гарриет. – Бедной женщине, которая старается заработать себе на жизнь в качестве гувернантки, не остается ничего другого, как отправить собственную дочь в школу. А потом, когда Клэр приглашают в гости, а она слишком скромна, чтобы взять девочку с собой, не говоря уже о дорожных расходах и тратах на наряды, Мэри обвиняет ее в умеренности и экономности.
– Видишь ли, в конце концов, мы обсуждаем не Клэр и ее дела, а то, как нам обеспечить мамин комфорт и удобства. На мой взгляд, она поступит очень разумно, пригласив миссис Киркпатрик к себе в Тауэрз, как только у той начнутся каникулы.
– Вот ее последнее письмо, – сообщила леди Камнор, рывшаяся в его поисках в своем секретере, пока ее дочери препирались между собой. Поднеся к глазам очки, она стала читать: – "…у меня складывается впечатление, что мои привычные несчастья последовали за мною в Эшкомб…" Гм, это не то. "Мистер Престон оказался настолько мил, что посылает мне фрукты и цветы из манора, следуя предписаниям дорогого лорда Камнора…" А, вот, нашла! "Каникулы начинаются 11-го числа, как это принято в школах Эшкомба. После этого мне нужна смена обстановки и отдых, чтобы набраться сил перед тем, как вернуться к исполнению своих обязанностей 10 августа". Видите, девочки, Клэр будет совершенно свободна, если только она уже не сделала приготовления к тому, чтобы провести свой отпуск в другом месте. А сегодня у нас уже 15-е.
– Я немедленно напишу ей, мама, – пообещала леди Гарриет. – Мы с Клэр всегда были большими друзьями. Она доверилась мне, рассказав свою историю любви с бедным мистером Киркпатриком, и с тех пор мы остаемся близки. Мне известно, например, что помимо него она получила еще три предложения руки и сердца.
– Я искренне надеюсь, что мисс Бойз не поверяет свои любовные похождения Грейс или Лили. Но, Гарриет, ты ведь была ничуть не старше Грейс, когда Клэр вышла замуж! – с материнской озабоченностью в голосе заметила леди Куксхейвен.
– Да, но благодаря рыцарским романам я уже хорошо разбиралась в нежных чувствах. А тебе, Мэри, я могу лишь посоветовать, чтобы ты не допускала их появления в классной комнате, и тогда твои дочери не смогут выказать сдержанную симпатию своей гувернантке, если она вдруг окажется героиней любовной интриги.
– Моя дорогая Гарриет, я не желаю слушать, как ты рассуждаешь о любви в таком духе, это недостойно. Любовь – серьезное дело.
– Моя дорогая мамочка, со своими проповедями ты опоздала по меньшей мере на восемнадцать лет. Да, подобными речами я лишила любовь всякой свежести и яркости, и потому разговор на эту тему мне прискучил.
Последнее замечание леди Гарриет относилось к ее недавнему отказу принять предложение руки и сердца, что вызвало сдержанное неудовольствие у леди Камнор и куда более сильное раздражение у милорда. Будучи родителями, они не имели ничего против джентльмена, о котором шла речь. Леди Куксхейвен не хотела вновь поднимать этот болезненный вопрос и потому поспешно сказала:
– Пожалуйста, пригласи бедную девочку приехать вместе с ее матерью в Тауэрз. Ей уже должно сравняться семнадцать или около того, и она с успехом заменит свою мать, став твоей компаньонкой, мама, если та не сможет приехать, – предложила леди Куксхейвен.
– Когда Клэр вышла замуж, мне не было еще и десяти, а сейчас мне уже почти двадцать девять, – добавила леди Гарриет.
– Не нужно говорить об этом, Гарриет. К тому же тебе пока еще двадцать восемь, да и выглядишь ты намного моложе. Посему нет решительно никакой необходимости вспоминать о своем возрасте по любому поводу или без оного.
– Вот сейчас необходимость как раз и была. Я хотела сосчитать, сколько уже исполнилось Синтии Киркпатрик. Не думаю, что намного больше восемнадцати.
– Она учится в школе в Булони, насколько мне известно, и потому не думаю, что ей действительно так много. Кстати, вот что пишет о ней Клэр в своем письме: "При таких обстоятельствах… (очевидно, она имеет отнюдь не блестящие успехи в школе) не думаю, что могу позволить себе удовольствие пригласить Синтию провести каникулы дома, особенно если учесть, что их начало во Франции не совпадает с таковым в Англии. Кроме того, если дорогая Синтия приедет в Эшкомб, это может спутать мои собственные планы, заняв все мое время и мысли непосредственно перед началом моих академических обязанностей, к исполнению которых я должна буду приступить 8 августа, когда начинаются ее каникулы, то есть всего за два дня до окончания моего отпуска". Вот, вы сами видите, что Клэр вполне может составить мне компанию. И, смею надеяться, подобная перемена обстановки скажется на ней самым благоприятным образом.
– А Холлингфорд как раз занят обустройством своей новой лаборатории в Тауэрз, так что постоянно ездит туда-сюда. Да и Агнесса подумывает о том, чтобы приехать в поместье и подышать свежим воздухом, как только достаточно окрепнет после родов. И даже моей неугомонной натуре через две-три недели прискучит всякое веселье, если такая жара продержится хоть сколько-нибудь долго.
– Пожалуй, я тоже смогу приехать на несколько дней, если ты позволишь, мама. Я привезу с собой Грейс, в последнее время она такая бледная и худенькая, бедняжка. Боюсь, она растет слишком быстро. Так что я вполне уверена в том, что тебе не будет скучно.
– Моя дорогая, – заявила леди Камнор, выпрямляясь, – стыдно скучать, располагая такими возможностями. А ведь у меня еще есть обязательства перед другими и перед собой!
Итак, план в его нынешнем виде был представлен лорду Камнору, который отозвался о нем в высшей степени одобрительно. Впрочем, так обстояли дела и со всеми прожектами его супруги. Быть может, характер леди Камнор и представлялся ему временами несколько нудным, зато он неизменно восхищался всеми ее словами и поступками и даже хвастался умом, добросердечием и чувством собственного достоинства супруги в ее отсутствие, словно пытаясь хоть таким способом укрепить свою куда более слабую натуру.
– Очень хорошо! Нет, поистине великолепно, право слово! Клэр составит вам компанию в Тауэрз! Я и сам не смог бы придумать ничего лучшего! Я присоединюсь к вам в среду, чтобы успеть к началу праздника в четверг. Этот день мне всегда нравился, а дамы из Холлингфорда такие милые и дружелюбные… А потом я проведу один день с Шипшенксом и, быть может, съезжу в Эшкомб повидать Престона – моя Браун Джесс вполне управится с этим, восемнадцать миль в одну сторону… Решено! Ах да, мне же предстоит еще вернуться обратно в Тауэрз! Дважды по восемнадцать, сколько это будет – тридцать?
– Тридцать шесть, – резко бросила леди Камнор.
– Точно. Как всегда, вы правы, дорогая. И Престон тоже умный и сообразительный малый.
– Он мне не нравится, – заявила миледи.
– Да, за ним нужен глаз да глаз, но он ловкий малый. Кроме того, он такой симпатичный, что я не понимаю, как вы можете его не любить.
– Мне нет дела до того, как выглядят управляющие. Они не принадлежат к тому классу людей, на чью внешность я обращаю внимание.
– Разумеется, не обращаете. Тем не менее он – симпатяга, а заставить вас проникнуться к нему дружелюбием должен тот интерес, который он проявляет к Клэр и ее перспективам. Он постоянно предлагает отремонтировать что-нибудь в ее доме, а еще я знаю, что он посылает ей фрукты, цветы и дичь столь же регулярно, как делали бы мы сами, если бы жили в Эшкомбе.
– Сколько ему лет? – осведомилась леди Камнор, у которой возникли смутные подозрения насчет мотивов, которые двигали этим замечательным человеком.
– Что-то около двадцати семи, как мне представляется. Ага! Понимаю, о чем вы подумали, ваша милость. Нет! Нет! Он слишком молод для этого. Если вы хотите выдать бедную Клэр замуж, то искать надо кого-нибудь постарше, мужчину средних лет, Престон для этого не годится.
– Я – не сводня, как вам прекрасно известно. И никогда не занималась ничем подобным даже ради собственных дочерей. И вряд ли стану делать это для Клэр, – сообщила миледи, небрежно откидываясь на спинку кресла.
– Что ж! Вы запросто можете сделать что-нибудь и похуже. Я начинаю думать, что она никогда не добьется успеха в качестве учительницы, хотя почему так происходит, не представляю. Она ведь необычайно красивая женщина для своего возраста, и то, что она долго жила в нашей семье, а вы так часто держали ее подле себя, должно было пойти ей на пользу. В общем, миледи, что вы скажете насчет Гибсона? Он как раз в том возрасте, что нужно… вдовец… да и живет недалеко от Тауэрз.
– Я только что сказала вам, что не занимаюсь сводничеством, милорд. Полагаю, нам лучше ехать по старой дороге, люди в тамошних гостиницах знают, кто мы такие.
И они заговорили о делах насущных, не имеющих отношения к миссис Киркпатрик и ее перспективам, академическим или матримониальным.
Глава 9. Вдовец и вдова
Миссис Киркпатрик была счастлива принять приглашение леди Камнор. Оно было именно тем, на что она надеялась, но чего не смела ожидать, поскольку полагала, что благородное семейство на некоторое время прочно обосновалось в Лондоне. А для нее Тауэрз оставался самым приятным и роскошным домом, в котором она мечтала провести отпуск. И хотя миссис Киркпатрик была не из тех, кто строит далеко идущие планы или заглядывает вперед, она вполне отдавала себе отчет в том, как поднимется ее авторитет в глазах очень многих достойных людей, если у нее будет возможность заявить, что она останавливалась у "дорогой леди Камнор" в Тауэрз. И она с волнительной радостью стала готовиться к тому, чтобы присоединиться к миледи 17-го числа. Гардероб ее не требовал, впрочем, особых забот, а даже если бы и так, то у бедной леди не нашлось бы на это денег. Она была очень красива и изящна, что позволяло ей выглядеть весьма недурно даже в поношенных платьях. К тому же, скорее следуя своему врожденному вкусу, а не испытывая какие-либо глубокие чувства, Клэр выбирала нежные тона – лиловые и серые, – зная, что при добавлении некоторого количества черного она вполне обеспечит себе пристойный вид во время второго периода траура. Предполагалось, что платье в этом стиле, которое очень ей шло, она носит в память о мистере Киркпатрике, однако на самом деле она предпочитала его потому, что оно имело аристократичный вид и не требовало особых затрат. Ее роскошные волосы имели тот золотистый оттенок, который почти никогда не сменяется сединой, а потому, осознавая их красоту (и отчасти оттого, что стирка капоров – удовольствие не из дешевых), она предпочитала ходить с непокрытой головой. Цвет ее лица был того яркого тона, какой часто бывает у рыжеволосых, и единственный урон, который понесла ее кожа, состоял в том, что из матово-нежной она превратилась в блестящую, почти не меняясь с эмоциями, отражавшимися на ее лице. Она больше не краснела, хотя в возрасте восемнадцати лет очень гордилась своим внезапным румянцем. Глаза у нее были мягкими, большими и небесно-голубыми; в них не таилось какого-либо особенного выражения или тени, что, пожалуй, объяснялось льняным цветом ее ресниц. Фигурка ее несколько округлилась и стала полнее, чем в молодости, но движения оставались такими же мягкими и волнообразными, как и прежде. В целом она выглядела намного моложе своего возраста, который уже почти вплотную приблизился к сорока. Голос у нее был очень приятного тембра, а вслух она читала правильно и отчетливо, что очень нравилось леди Камнор. Собственно говоря, по какой-то необъяснимой причине Клэр пользовалась необыкновенным успехом, оставаясь куда большей фавориткой леди Камнор, чем кто-либо другой из членов семьи. Хотя все Камноры до некоторой степени любили ее, полагая, что будет совсем не лишним иметь в доме кого-либо, кому были хорошо известны их вкусы и привычки, кто всегда готов был поддержать разговор, если в том возникала надобность, или же внимательно слушал, причем с подкупающе умным видом, если предметом беседы не являлись серьезная литература, наука, политика или социальная экономика. Что же касается романов и поэзии, путешествий и сплетен, личных впечатлений и анекдотов, то Клэр всегда высказывала именно те замечания, которых ожидали от внимательного слушателя. При этом у нее хватало здравого смысла ограничиваться короткими восклицаниями, выражающими удивление, восхищение и восторг, которые могли означать что угодно, когда речь заходила о малопонятных вещах.
Так что бедную учительницу-неудачницу ожидала весьма приятная перемена – возможность уехать из собственного дома с его поистершейся и убогой мебелью (репутация и мебель достались ей от ее предшественницы два или три года тому), унылым видом из окон и нищенским окружением, как это часто бывает на задворках маленьких провинциальных городков. Она уже предвкушала, как будет восседать, мягко покачиваясь, в роскошном экипаже, катящем по Тауэрз-парку, специально отправленном за нею; как выйдет из него, с удовлетворением осознавая, что вышколенные слуги позаботятся о ее баулах, зонтиках от дождя и солнца и накидке и что ей не придется тащить их на себе, как это случилось, когда она направлялась вслед за тележкой со своим багажом к остановке дилижансов в Эшкомбе нынче утром. А затем, ступая по мягким, пышным коврам, лежащим на широких ступенях пологой лестницы, войдет в личную комнату миледи, прохладную и восхитительно свежую даже в столь жаркий день, и вдохнет аромат, исходящий от больших ваз, наполненных розами всех цветов и оттенков. На столе вместе с ежедневными газетами и журналами всегда лежали несколько неразрезанных романов. Вместо стульев здесь были только мягкие кресла, обитые мебельным ситцем или индийским коленкором с рисунком из цветов, растущих в саду.
Когда она наконец приехала в Тауэрз и горничная леди Камнор препроводила гостью в отведенную ей комнату, Клэр подумала, что здесь она гораздо больше чувствует себя дома, чем в своей грязной норе, которую покинула сегодня утром. Она была хорошо знакома с этой комнатой, где утонченные драпировки и гармонично подобранные цвета, тонкое постельное белье и мягкие одежды привычно радовали глаз. Опустившись в кресло подле кровати, она принялась размышлять о собственном будущем примерно в такой вот манере:
"Кто-то может подумать, что украсить зеркало муслином и розовыми лентами очень легко, но как же трудно поддерживать эту красоту! Люди не узнают, насколько это тяжело, пока сами не попробуют, как я. Я сделала свое зеркало таким же красивым, как и тогда, когда в первый раз приехала в Эшкомб. Вот только муслин запачкался, а ленты выцвели, а заработать денег, чтобы обновить их, очень нелегко. А когда вы все-таки получаете деньги, то расстаться с ними сразу у вас не хватает духу. Приходится ломать голову, чтобы решить, на что употребить их с наибольшей пользой. А потом на первое место выходит покупка нового платья, или увеселительная поездка за город, или же какие-нибудь фрукты из теплицы, или изящная безделушка, на которую обратят внимание и заметят в вашей гостиной, – и все, прощайте красиво оформленные зеркала. А здесь получается, что деньги подобны воздуху, каким они дышат. Никто не спрашивает и попросту не знает, сколько стоит стирка или какова цена ярда розовой ленты. Ах! Все было бы совсем по-другому, если бы им пришлось зарабатывать каждый пенни, как мне! И тогда им пришлось бы рассчитывать, как извлечь из них максимальное удовольствие. Неужели мне придется всю жизнь вкалывать в поте лица, чтобы получить их? Но ведь это ненормально. Замужество – самая обычная и естественная вещь, и тогда уже мужу придется заниматься всей той грязной работой, а жена будет сидеть в гостиной, как и подобает леди. Так было и со мной, пока бедный Киркпатрик был еще жив. О-хо-хо! Как тяжело быть вдовой".
А ведь нельзя было не обратить внимание на разницу между теми ужинами, что ей приходилось вкушать в Эшкомбе со своими учениками (кусок говядины, баранья нога, огромные блюда картофеля и большого пудинга), и крошечными порциями деликатесов, подаваемых на старинном китайском фарфоре, которыми каждый день наслаждались в Тауэрз графиня, граф и она сама. Окончания каникул она страшилась ничуть не меньше, чем самый домашний из ее учеников. Но пока что подобная перспектива отстояла от нее еще на несколько недель, и посему Клэр перестала терзаться мыслями о собственном будущем и попыталась получить максимум удовольствия от настоящего. Небольшой помехой ровному и спокойному течению летних деньков стало недомогание леди Камнор. Ее супруг укатил обратно в Лондон, и они с миссис Киркпатрик наслаждались размеренным укладом, что как нельзя более устраивало миледи. Несмотря на свою апатию и усталость, она все-таки нашла в себе силы с достоинством принять в Тауэрз школьных попечительниц, отдавая недвусмысленные распоряжения о том, что необходимо сделать, какие прогулки организовать, какие теплицы посмотреть и когда все собравшиеся должны вернуться к легкому ужину. Сама она, правда, предпочла остаться дома в обществе двух или трех дам, которые сочли, что не вынесут дневной жары, и отказались отправляться на экскурсию под предводительством миссис Киркпатрик, и тех немногих счастливиц, коим лорд Камнор растолковывал назначение новых построек на скотном дворе. "С невероятной снисходительностью", как выражались впоследствии ее слушательницы, леди Камнор рассказала им, как устроены ее замужние дочери и дети, об образовании, которое они намерены им дать, и о том, как они проводят свои дни. Но подобная нагрузка изрядно утомила ее, и после того, как гости разъехались, она наверняка отправилась бы прилечь и отдохнуть, если бы ее супруг по доброте душевной не сделал одно неловкое замечание. Подойдя к жене, он положил ей руку на плечо и заботливо произнес:
– Боюсь, вы ужасно устали, миледи.
Собрав остатки сил, она выпрямилась во весь рост и холодно заявила: