Синтия ничего не сказала, а просто молча взяла букет и записку. Последнюю она держала так, чтобы Молли смогла прочитать ее одновременно с нею.
"Я дарю вам эти цветы; а вы должны обещать мне первый танец после девяти часов, поскольку прибыть раньше, боюсь, я не смогу. – Р. П.".
– Кто это? – спросила Молли.
На лице Синтии попеременно отобразились сильнейшее раздражение, негодование и смятение. Ее щеки побелели, а в глазах вспыхнул яростный огонь.
– Это мистер Престон, – сказала она, отвечая на вопрос Молли. – Я не стану танцевать с ним, а его цветы могут отправляться…
С этими словами она сунула букет прямо в янтарные угли, разворошив их прелестными и мгновенно сморщившимися лепестками, словно хотела уничтожить их как можно скорее. Причем голоса она не повысила, он оставался ровным и мягким, да и в движениях ее, хотя и достаточно порывистых, не было и следа спешки или волнения.
– Ой! – воскликнула Молли. – Какие чудесные цветы! Их можно было поставить в воду.
– Нет, – возразила Синтия. – Лучше уничтожить их. Они нам не нужны. Я ненавижу все, что напоминает мне об этом человеке.
– Записка была вызывающе дерзкой и фамильярной, – заметила Молли. – Какое право он имел навязывать тебе свое общество столь беспардонным образом – ни начала, ни конца, одни только инициалы? Ты была знакома с ним, когда вы жили в Эшкомбе, Синтия?
– Давай более не будем говорить и вспоминать о нем, – ответила Синтия. – Мысль о том, что он тоже будет там, способна испортить удовольствие от бала. Но я надеюсь, что меня пригласят еще до его появления, так что я не смогу потанцевать с ним. И ты тоже не вздумай этого делать!
– Ну, наконец-то! Нас зовут! – воскликнула Молли, и быстрым шагом, придерживая свои нарядные платья, девушки сошли вниз, где их уже поджидали мистер и миссис Гибсон.
Да, мистер Гибсон отправлялся с ними, хотя и знал, что позже, возможно, ему придется покинуть их, чтобы откликнуться на срочный вызов. А Молли вдруг залюбовалась отцом, сочтя его исключительно красивым и видным мужчиной, когда он предстал перед нею в вечернем костюме. Да и миссис Гибсон была на загляденье! Короче говоря, среди тех, кто сегодня вечером вступил в бальную залу Холлингфорда, не сыскать было более очаровательной компании, чем эти четверо.
Глава 26. Благотворительный бал
В наши дни на балах редко можно встретить кого-либо, кроме танцующих да их дуэний, включая заинтересованных родственников. Но в те времена, когда Молли и Синтия были молоды – до появления железных дорог и, как неизбежное следствие, экскурсионных поездов, на которых сегодня запросто можно добраться до Лондона, дабы вволю полюбоваться на шумные толпы и модные наряды, – отправиться на ежегодный благотворительный бал, пусть даже без мыслей о танцах, с коими пришлось проститься много лет тому, да еще не взвалив на себя обязанности опекунши, означало вполне позволительное и любимое развлечение для всех добронравных старых дев, коими кишмя кишели провинциальные городки Англии. Они проветривали свои старые кружева и лучшие платья; они получали возможность воочию лицезреть местных деревенских магнатов; они сплетничали со своими ровесницами и обсуждали романы окружающей молодежи в любопытствующей, но вполне добродушной манере.
Обе мисс Браунинг сочли бы, что лишились самого эффектного и яркого события года, если бы что-либо помешало им побывать на благотворительном балу. Мисс Браунинг пришла бы в негодование, а мисс Феба преисполнилась бы меланхолии, если бы, паче чаяния, их не пригласили в Эшкомб или Корхем друзья, которые имелись у них в обоих городках и которые, подобно им самим, миновали танцевальную пору жизни еще лет эдак двадцать пять тому, но по-прежнему любившие наблюдать за сценами собственных былых увеселений и смотреть, как безудержно, "словно завтра наступит конец света", отплясывает молодое поколение. Они прибыли в одном из двух паланкинов, до сих пор бывших в ходу в Холлингфорде. Подобные вечера приносили немалый доход двум пожилым мужчинам, которые, обрядившись в то, что именовалось "городскими ливреями", торопливой рысью семенили туда-сюда, развозя многочисленных дам в их лучших нарядах и украшениях. Разумеется, в наличии имелись почтовые кареты и пролетки, но, по зрелом размышлении, мисс Браунинг предпочла остановиться на более удобном паланкине, который, как она заявила мисс Пайпер, одной из своих гостий, "заходит в гостиную, набирает теплого воздуха, закупоривает тебя и переносит в уютной и защищенной атмосфере в другую теплую комнату, где из него можно выйти, не выставляя на всеобщее обозрение своих ног, когда ты поднимаешься или спускаешься по ступенькам". Разумеется, передвигаться таким способом можно было лишь по одному, но мисс Браунинг сумела устроить все наилучшим образом, как выразилась мисс Хорнблауэр, еще одна гостья. Она поехала в паланкине первой и ждала в теплой гардеробной, пока к ней не присоединилась хозяйка, после чего обе дамы рука об руку направились в бальную залу и подыскали себе удобные места, откуда могли наблюдать за прибывающими гостями и обмениваться репликами с проходящими мимо друзьями. Чуть позже появились мисс Феба и мисс Пайпер, которые опустились на места, заблаговременно занятые для них предусмотрительной мисс Браунинг. Две младшие дамы тоже держались за руки, но при этом проявляли некую робкую поспешность во взглядах и движениях, чем разительно отличались от уверенного и спокойного достоинства своих старших (на два или три года) подруг. Собравшись наконец все вчетвером, они перевели дыхание и начали совещаться.
– Право слово, эта зала нравится мне куда больше, чем комната в нашем суде в Эшкомбе!
– А как мило она декорирована! – вставила мисс Пайпер. – Как замечательно сделаны розы! Впрочем, у вас в Холлингфорде у всех хороший вкус.
– А вот и миссис Демпстер! – воскликнула мисс Хорнблауэр. – Она говорила, что ее с двумя дочерьми пригласил остановиться у себя мистер Шипшенкс. Мистер Престон тоже должен быть здесь, но, полагаю, они не смогут прийти одновременно. Смотрите! Это же Роско, наш новый доктор. Положительно, здесь собрался весь Эшкомб. Мистер Роско! Мистер Роско! Идите сюда и позвольте мне представить вас обеим мисс Браунинг, они – наши друзья, у которых мы остановились. Мы очень высокого мнения о нашем молодом докторе, уверяю вас, мисс Браунинг.
Мистер Роско поклонился и глупо заулыбался, выслушивая похвалы собственной персоне. Но мисс Браунинг отнюдь не собиралась распевать дифирамбы какому-то врачу, пусть даже тот пристроился на самом краю практики мистера Гибсона, и заявила мисс Хорнблауэр:
– Должно быть, вы очень рады, что можете вызвать к себе кого-нибудь, если вдруг в том возникнет срочная надобность или же если дело настолько пустяковое, чтобы беспокоить им мистера Гибсона. И я не сомневаюсь, что мистер Роско полагает большой удачей тот факт, что может наблюдать за искусной работой мистера Гибсона, ибо это сулит ему несомненные выгоды в будущем!
Пожалуй, подобные речи уязвили бы мистера Роско куда сильнее, чем он хотел показать, если бы его внимание в этот самый момент не отвлекло появление вышеупомянутого мистера Гибсона. Не успела еще мисс Браунинг завершить свою суровую и уничижительную отповедь, как он обратился к своей доброй знакомой, мисс Хорнблауэр, с вопросом:
– Кто эта славная девушка в розовом, которая только что вошла?
– Как же, это Синтия Киркпатрик! – сказала мисс Хорнблауэр, поднося к глазу чудовищный лорнет в золотой оправе, дабы лишний раз удостовериться в собственной правоте. – Как она выросла! Минуло уже два или три года с тех пор, как она покинула Эшкомб. Она уже тогда была очень красива, и мне говорили, что мистер Престон буквально преклонялся перед нею. Но ведь она была так молода!
– Вы можете представить меня? – поинтересовался нетерпеливый молодой врач. – Я хотел бы пригласить ее на танец.
После того как мисс Хорнблауэр поприветствовала миссис Гибсон, свою бывшую знакомую, и исполнила просьбу мистера Роско, представив его Синтии, она склонилась к мисс Браунинг и доверительно зашептала:
– Нет, ну надо же! Какие мы снисходительные! А ведь я прекрасно помню те времена, когда миссис Киркпатрик носила старые черные шелка и вела себя благодарно и вежливо, как и подобает школьной учительнице, вынужденной самой зарабатывать себе на хлеб. А сейчас она вся в атласе и со мною разговаривает так, словно только что вспомнила, кто я такая, да и то с трудом! Кажется, совсем еще недавно миссис Демпстер приходила спросить у меня совета, не оскорбится ли миссис Киркпатрик, если она пошлет ей новый отрез для ее сиреневого шелкового платья взамен испорченного слугой миссис Демпстер, когда он пролил на него кофе накануне вечером. И она приняла его, рассыпавшись в благодарностях, но вот теперь вырядилась в жемчужно-серый атлас! В те дни она бы с радостью вышла замуж за мистера Престона.
– А мне показалось, что вы говорили, будто он восторгался ее дочерью, – заметила мисс Браунинг своей раздраженной подруге.
– Ну и что? Быть может, и говорила, да он и впрямь мог приударить за нею, но сказать определенно не берусь. Во всяком случае, он часто бывал у них дома. Сейчас той же самой школой заведует мисс Диксон, причем получается у нее куда лучше, можете быть уверены.
– Граф и графиня души не чают в миссис Гибсон, – заявила мисс Браунинг. – Уж я-то знаю, потому что об этом нам говорила леди Гарриет, когда приходила к нам на чай минувшей осенью. И они пожелали, чтобы мистер Престон был к ней очень внимателен, когда она жила в Эшкомбе.
– Ради всего святого, только не вздумайте повторить ее милости все то, что я рассказала вам о мистере Престоне и мисс Киркпатрик. Я ведь могу и ошибаться, тем более что мне всего лишь говорили об этом.
Мисс Хорнблауэр явно встревожилась из-за того, что ее болтовня может быть передана леди Гарриет, которая, судя по всему, состояла в близких отношениях с ее друзьями из Холлингфорда. Да и миссис Браунинг не спешила развеять ее иллюзии на этот счет. Леди Гарриет пила с ними чай и запросто может заглянуть к ним снова, а тот легкий страх, который она вселила в свою подругу, был неплохим ответом на похвальбы, кои она расточала мистеру Роско, что изрядно уязвило мисс Браунинг в ее лучших чувствах, которые она питала к мистеру Гибсону.
Тем временем мисс Пайпер и мисс Феба, коим не было нужды изображать esprit-forts, обсуждали платья присутствующих гостей, начав с комплиментов друг другу.
– Какой у вас замечательный тюрбан, мисс Пайпер, если мне будет позволено высказать свое мнение: он чудесно гармонирует с цветом вашего лица!
– Вы так полагаете? – осведомилась мисс Пайпер с нескрываемым удовлетворением. Иметь "цвет лица" в сорок пять – это было уже что-то. – Я приобрела его у Брауна в Сомертоне, как раз для этого бала. Я решила, что мне нужно что-либо, чтобы освежить мое платье, которое уже не такое новое, каким было когда-то. Кроме того, у меня нет таких прекрасных украшений, как у вас. – И она восторженным взглядом окинула большую миниатюру, украшенную жемчугами, которая, словно щитом, прикрывала грудь мисс Фебы.
– Да, она довольно симпатичная, – согласилась та. – Это портрет моей матери, а Салли носит портрет отца. Обе миниатюры были сделаны в одно и то же время. Примерно тогда же скончался мой дядя, который и оставил каждой из нас наследство в пятьдесят фунтов, и мы решили, что закажем на них наши миниатюры. Но поскольку они весьма ценные, Салли неизменно держит их под замком вместе с нашим лучшим столовым серебром, а шкатулку где-то прячет. Где именно, она не признается, потому как утверждает, что у меня очень слабые нервы и, если грабитель приставит заряженный пистолет к моей голове и спросит, где мы храним свое серебро и драгоценности, я обязательно выдам ему все. Сама же она уверяет, что не откроет этого ни при каких обстоятельствах. Мне остается лишь надеяться, что до этого никогда не дойдет. Именно поэтому я нечасто ношу эту миниатюру. Откровенно говоря, я надеваю ее лишь второй раз, а раньше у меня даже не было возможности взять ее в руки и как следует рассмотреть, хотя мне очень хотелось. Я бы и сегодня ее не надела, но Салли сама вручила ее мне, заявив, что это будет данью уважения герцогине Ментейт, которая должна появиться на балу во всем блеске своих бриллиантов.
– Боже мой! Неужели? Вы себе не представляете, но я еще никогда в жизни не видела живую герцогиню.
С этими словами мисс Пайпер выпрямилась на стуле и вытянула шею, словно вознамерившись "вести себя прилично" в присутствии "ее светлости", как ее учили в пансионе для девочек тридцать лет тому. Вскоре она сообщила мисс Фебе, резко дернув головой и подавшись вперед:
– Смотрите, смотрите! Это же наш мистер Чолмли, мировой судья, важная персона в Корхеме. А в красном атласе рядом с ним – миссис Чолмли, а за ними – мистер Джордж и мистер Харри из Оксфорда. А еще мисс Чолмли и прелестница мисс Софи. Я бы хотела пойти и поговорить с ними, но это же чудовищно – пересечь комнату без сопровождения джентльмена. А вот и мясник Кокс со своей женой! Такое впечатление, что здесь собрался весь Корхем! Кстати, каким образом миссис Кокс может себе позволить такое платье, я решительно не постигаю, потому что мне доподлинно известно, что у Кокса возникли трудности с оплатой последней овцы, которую он купил у моего брата.
В эту самую минуту оркестр, составленный из двух скрипок, арфы и случайного кларнета, закончив настраивать инструменты и придя к согласию, заиграл быстрый контрданс, и партнеры поспешили занять свои места. Миссис Гибсон испытала глухое раздражение, оттого что Синтия приняла участие в первом же танце, да еще таком раннем, исполнителями которого стали исключительно пунктуальные плебеи Холлингфорда. Ведь если бал был назначен на восемь, то этим простолюдинам и в голову не могло прийти опоздать и, таким образом, лишиться возможности лицезреть часть увеселения, за которое они заплатили. Она не преминула сообщить о своем отношении к происходящему Молли, которая сидела рядом с ней и, сгорая от желания пуститься в пляс, отбивала такт своей очаровательной маленькой ножкой.
– Твой дорогой папа всегда так точен! Но сегодня вечером об этом остается лишь сожалеть, поскольку мы пришли раньше, чем появился кто-либо из тех, кого мы знаем.
– Что вы! Я вижу многих из тех, с кем я знакома. Вон мистер и миссис Смитоны и их славная симпатичная дочка.
– Фи! Продавцы книг и мясники – хорошая компания, нечего сказать.
– Папа уже встретил многих старых друзей, с которыми ему есть о чем поговорить.
– Пациентов, моя дорогая, едва ли можно назвать друзьями. Хотя и здесь попадаются некоторые весьма милые люди, – миссис Гибсон окинула мимолетным взглядом чету Чолмли, – но, скорее всего, они приехали откуда-нибудь из окрестностей Эшкомба или Корхема и потому не могли в точности рассчитать, как быстро доберутся сюда. Хотела бы я знать, когда сюда прибудут гости из Тауэрз. А! Вот и мистер Эштон, и мистер Престон. Похоже, приглашенные начинают собираться.
Так оно и случилось, поскольку бал, по всеобщему мнению, должен был удаться на славу. Помимо всего прочего, ожидали компанию гостей из Тауэрз, включая герцогиню в бриллиантах. По этому случаю все большие дома в округе были полны гостей, но в столь ранний час танцпол был предоставлен в полное распоряжение исключительно горожан; важные особы предпочитали появляться несколько позже, и главным среди них, без сомнения, считался лорд-наместник из Тауэрз. Но сегодня вечером они отчего-то изрядно припозднились, и атмосфера праздника, лишенная аристократического озона, выглядела пресной, поскольку танцевали только те, кто полагал себя выше плебейского сословия торгового люда. Они, однако же, наслаждались от души, прыгали и притопывали до тех пор, пока глаза их не засверкали, а щеки не разрумянились от восторга и усердия. Кое-кто из самых предусмотрительных и благоразумных родителей, помня о завтрашнем дне, уже начал прикидывать, в котором часу следует отправиться домой. Тем не менее в праздничной атмосфере ощущалось явственно или подспудно выраженное любопытство – всем хотелось взглянуть на герцогиню и ее бриллианты: драгоценности Ментейтов пользовались заслуженной известностью и в кругах более высоких, нежели собравшиеся здесь, так что их слава просачивалась к обывателям через посредство горничных и экономок.
Мистер Гибсон, как он и предполагал, оказался вынужден покинуть бал на время, но обещал вернуться к супруге сразу же после того, как покончит со своими обязанностями. В его отсутствие миссис Гибсон с отстраненной прохладцей держалась подальше от обеих мисс Браунинг и тех своих знакомых, которые охотно вступили бы с нею в разговор, явно рассчитывая присоединиться к компании из Тауэрз, как только она появится здесь. Если бы только Синтия не отвечала согласием на приглашения всех подряд партнеров, ведь в Тауэрз наверняка гостили молодые люди, высматривающие симпатичных девушек, и кто знает, к чему может привести самый обыкновенный танец. Да и у Молли, пусть она танцевала далеко не так хорошо, как Синтия, а в силу собственной робости еще и вела себя скованно и сдержанно, тоже не было отбоя от кавалеров; причем, следует признать, танцевать она была готова с кем угодно, лишь бы не сидеть на месте. И даже она могла не дождаться появления более аристократичных партнеров, на которых рассчитывала миссис Гибсон. Весь ход сегодняшнего вечера вызывал у нее все большее раздражение, как вдруг она почувствовала, что кто-то остановился рядом с нею. Слегка повернув голову, она увидела, что возле стульев, которые только что покинули Синтия и Молли, встал на страже мистер Престон. Он выглядел настолько мрачным, что, если бы взгляды их не встретились, миссис Гибсон предпочла бы не заговаривать с ним, но теперь это, увы, было неизбежно.
– Комнаты не слишком хорошо освещены нынче вечером, вы не находите, мистер Престон?
– Да, – согласился он. – Но разве можно достойно осветить эту старую выцветшую краску, к тому же перегруженную вечнозелеными растениями, которые неизменно затемняют любое помещение?
– А общество? Я всегда полагала, что яркие и свежие платья способны украсить любую залу. Но вы только взгляните на собравшуюся публику: большинство женщин одеты в темные шелка, носить которые можно только утром. Но я надеюсь, что все изменится, и достаточно скоро, когда прибудут оставшиеся гости из знатных семейств.
Мистер Престон не ответил. Он вставил в глаза монокль, чтобы иметь возможность наблюдать за танцующими. Достаточно было проследить за его взглядом, чтобы стало ясно, что он пристально и сердито разглядывает порхающую фигурку в розовом муслине. Впрочем, кроме него, многие из присутствующих на балу мужчин не сводили глаз с Синтии, но никто не смотрел на нее с такою злобою и гневом. Миссис Гибсон не отличалась особой наблюдательностью, чтобы тотчас же разобраться в этих нюансах. Ее вполне устраивало, что рядом с ней обретался симпатичный молодой человек с замашками джентльмена, с которым она могла поболтать, вместо того чтобы заводить разговор с куда более неприятными людьми или же сидеть в гордом одиночестве, ожидая прибытия компании из Тауэрз. И потому она продолжила обмен репликами:
– Вы не танцуете, мистер Престон?
– Нет! Партнерша, которую я пригласил, сделала ошибку. И вот теперь я жду, чтобы она объяснилась.