Уильям и Коркер вернулись в бар "Либерти". Все уже были там. Два фотографа чокались и хлопали друг друга по плечу. Коркер вновь заговорил о волновавшей его проблеме.
- С чего бы это ему держаться свысока? - мрачно спросил он. - Даже ты заметил.
6
На следующий день Коркер принес Уильяму телеграмму:
ЛАКУ МИНУС ТОЧКА ВСЕ ОСВЕЩАЮТ ПАТРИОТОВ ТОЧКА КОНТАКТИРУЙТЕ КРАСНЫМИ ТОЧКА ГДЕ НОВОСТИ ТОЧКА СПЕШИТЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫМИ СООБЩЕНИЯМИ ТОЧКА ПОМНИТЕ СТОИМОСТЬ СЛОВА ТЕЛЕГРАФОМ ШИЛЛИНГ ШЕСТЬ ПЕНСОВ СВИСТ.
Кэтхен стояла рядом с ним, пока он читал.
- О чем это? - спросила она.
- Я остаюсь в Джексонбурге.
- О, как хорошо!
Уильям ответил:
ПОКА НИКАКИХ НОВОСТЕЙ СПАСИБО ЗА НАПОМИНАНИЕ О СТОИМОСТИ СЛОВ В ТЕЛЕГРАММЕ НО ДЕНЕГ У МЕНЯ МНОГО К ТОМУ ЖЕ КОГДА Я ХОТЕЛ ЗАПЛАТИТЬ ТЕЛЕГРАФИСТ СКАЗАЛ НЕ НАДО ПЛАТЯТ
НА ТОМ КОНЦЕ ДОЖДИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ НАДЕЮСЬ У ВАС ВСЕ ХОРОШО ЕСЛИ БУДУТ НОВОСТИ СООБЩУ.
И они с Кэтхен отправились играть в пинг-понг к Попотакису.
7
Журналисты уехали.
Три дня в городе царило смятение. Журналисты брали напрокат грузовики и набивали их провизией, нанимали за умопомрачительные деньги проводников, слуг проводников, охотников, слуг охотников, поваров, поварят, слуг поварят, охранников, слуг охранников, погонщиков мулов и слуг погонщиков мулов. Конторы и дипломатические миссии остались без прислуги. Семинаристы покидали семинарии, санитары - больницу, высокопоставленные служащие - государственные учреждения и бежали к журналистам, ослепленные обещанным жалованьем. Наутро после собрания цены на бензин подскочили вдвое и продолжали расти до самого исхода. На базаре по фантастическим ценам торговали консервами. Сначала их скупали персы и перепродавали грекам, те - арабам, арабы - перекупщикам прочих национальностей, и лишь потом они доставались журналистам. Шамбл купил у Уильяма винтовку и продал право на совместное пользование ею О'Паре. Обмундированием все подражали французам. В "Либерти" замелькали сомбреро, галифе, бриджи, солнценепроницаемые рубашки и пуленепробиваемые жилеты, ремни, патронташи, сапоги для верховой езды и сабли. Киношники из "Эксельсиора", нарядившись в накидки из конского волоса и шелковые рубахи предводителей племен, разместились в саду "Либерти" и подолгу снимали друг друга в воинственных и непринужденных позах. Палеолог сколачивал состояние.
В первый вечер поползли слухи, что правительство выдало Джейксу воздушный шар, и все пришли в негодование. На следующий вечер, накануне предполагаемого отъезда, все пришли в волнение, когда стало известно, что министерство внутренних дел не поставило штамп в пропуска. Немедленно было созвано собрание Ассоциации зарубежной прессы. Оно приняло резолюцию протеста и в беспорядке разошлось. Через несколько часов доктор Бенито лично привез пропуска - внушительные, неизвестного содержания документы, напечатанные по-эсмаильски и щедро украшенные штампами, печатями и патриотическими эмблемами. Уильяму Бенито привез пропуск в пансион фрау Дресслер.
- Я не поеду, - сказал Уильям.
- Не поедете, мистер Таппок? Но ваш пропуск готов, вот он!
- Извините, что заставил вас зря трудиться, но мой редактор хочет, чтобы я остался здесь.
На черном приветливом лице появилось выражение сильнейшего неудовольствия.
- Но ваши коллеги все едут. Работа моего бюро чрезвычайно осложнится, если журналисты не будут держаться вместе. Видите ли, пропуск в Лаку автоматически аннулирует разрешение на ваше пребывание в Джексонбурге. Боюсь, мистер Таппок, вам придется ехать.
- Бросьте, - сказал Уильям. - И начнем с того, что никакого Лаку в природе не существует.
- Я вижу, вы хорошо знаете географию моей страны, мистер Таппок. По сведениям, которые публикует ваша газета, этого не скажешь.
Доктор Бенито нравился Уильяму все меньше и меньше.
- Как бы то ни было, я не поеду. Не могли бы вы аннулировать этот пропуск и возобновить мое разрешение на пребывание в Джексонбурге?
Последовала пауза, затем белые зубы сверкнули в улыбке.
- Разумеется, мистер Таппок! Для нас это большая радость. Но боюсь, мы мало чем сумеем вас развлечь. Как вы уже сами убедились, мы живем очень тихо. В колледже имени Джексона начинается учебный год. Генерал Голанц Джексон празднует серебряную свадьбу. Но я не думаю, что эти события могут вызвать большой интерес в Европе. Я полагаю, ваши коллеги соберут более интересный материал. Вы уверены, что не измените своего решения?
- Уверен.
- Что ж. - Доктор Бенито встал и, помолчав, добавил: - Кстати, вы делились с кем-нибудь из коллег своей неуверенностью относительно существования города Лаку?
- Да, но они меня не слушали.
- Понимаю. Возможно, их профессиональный опыт богаче вашего. Спокойной ночи.
8
Утром, на рассвете, отъехал первый грузовик. В нем рядом с водителем сидели Коркер и Свинти. Накануне они весь вечер пили, и в сером утреннем свете это особенно бросалось в глаза. Сзади, среди корзин и походной мебели, мертвецким сном спали шестеро слуг.
Уильям поднялся проводить собратьев по перу. Время отъезда они держали в тайне. Накануне все невзначай выразили желание тронуться в путь "часов в десять", но когда Уильям вошел в гостиницу, там кипела жизнь. Не только Свинти и Коркер считали, что получат преимущество, если опередят коллег. Коллеги один за другим потянулись следом. Паппенхакер ехал в двухместной малолитражке, которую купил у британского посольства. На многих автомобилях развевались флаги Эсмаилии и стран, откуда прибыли их пассажиры. Один грузовик - на шести колесах, с бронированными дверцами - был вдвое больше всех остальных. Его в виде исключения и за баснословную сумму согласилось продать министерство обороны. Огромными, липкими от еще не просохшей краски буквами на нем было написано:
ЭКСПЕДИЦИЯ КИНОЗВУКОВОЙ СТУДИИ "ЭКСЕЛЬСИОР" НА ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ ФРОНТ ЭСМАИЛИИ.
В последние дни дожди начали стихать. Приближалась весна. Высоко над городом висели облака. Горизонт расширился, и, когда машины скрылись из вида, дорога на Лаку вдруг осветилась солнцем. Уильям помахал вслед уехавшим со ступеней Джексоновского мемориала и повернул к пансиону Дресслер. Небо потемнело, упали первые капли дождя.
Он завтракал, когда бой сообщил:
- Все велнулись.
- Кто?
- Все сулналисты велнулись. Солдаты поймали их и отвели в тюльму.
Уильям пошел узнать, в чем дело.
Действительно, все грузовики стояли возле полицейского участка, а в них сидели журналисты. К каждому грузовику был приставлен часовой. Выехать из города не удалось. Дежурный офицер не смог прочитать пропуска и арестовал их.
В десять часов, придя на работу, доктор Бенито встретил их извинениями и ласковыми улыбками.
- Произошла ошибка, - сказал он, - о которой я искренне сожалею. Мне казалось, что вы собираетесь выехать в десять. Если бы я знал, что ваши планы изменились, то сделал бы соответствующие распоряжения. Ночная охрана имела приказание не выпускать никого. Сейчас на дежурство заступила новая смена. Когда вы будете выезжать из города, солдаты сделают "на караул". Я отдал на этот счет специальную инструкцию. До свидания, джентльмены, и счастливого пути.
Многоколесный караван вновь потянулся по улицам города. Дождь шел уже вовсю. Коркер и Свинти опять были впереди. Последним ехал Венлок Джейкс в роскошном туристском автомобиле. Уильям снова направился к пансиону Дресслер. Темные облака расступились. Канавы и мокрая листва засияли под солнцем, и широкая, всецветная палитра, сверкая, изогнулась в небе множеством арок. Журналисты уехали, и в городе воцарились мир и спокойствие.
ГЛАВА III
1
Кэтхен курила, сидя на веранде в шезлонге.
- Чудесно, - говорила она, - чудесно. Еще несколько дней, и дожди кончатся.
Утром она побывала у парикмахера, и вместо вчерашних мокрых прядей ее золотую головку покрывала копна кудрей. На ней было новое платье и новые алые сандалии. Ногти на ногах были выкрашены в тон к ним.
- Платье было готово вчера, - сказала она. - Здесь есть одна австрийская дама, она мне его сшила. Я хотела надеть его вечером, когда мы ходили играть в пинг-понг, но подумала, что вам оно понравится больше, если я сделаю прическу. Оно вам нравится?
- Чрезвычайно!
- Смотрите, что у меня еще есть, - сказала она и показала покрытую эмалью шкатулку. - Мне ее продал парикмахер. Французский несессер. Помада, пудра, зеркало, расческа, сигареты. Из Парижа… Красиво, правда?
- Очень красиво.
- А теперь фрау Дресслер опять сердится из-за своего счета. Но мне все равно. Какое ей дело до того, что я продаю образцы? Я предлагала их ей, но она сказала, что в них нет ничего ценного. Пусть сердится! Уильям, я так счастлива! Посмотрите на радугу. Она делается все больше и больше. Скоро в небе для нее не хватит места. Знаете, чего бы мне хотелось сегодня? Чтобы мы взяли где-нибудь машину и поехали в горы. Можно достать вина, а если вы попросите, фрау Дресслер соберет нам корзинку с продуктами. Не говорите, что это для меня. Давайте уедем из этого города…
Фрау Дресслер собрала корзинку с едой. Доктор Бенито оформил пропуск. Палеолог нашел машину. В полдень Уильям и Кэтхен покатили по направлению к горам.
- Кэтхен, я люблю вас. Милая, милая Кэтхен, я люблю вас…
Он не кривил душой. Он влюбился. Впервые за свои двадцать три года. Правда, в Таппок-магна полагали, что между ним и живущей по соседству мисс Колдикот существует некая привязанность, и время от времени Уильяму приходилось выслушивать игривые намеки, которые его совершенно не трогали. Он не имел ни малейшего представления как о буколической идиллии загородных прогулок, так и о темной сути расточительных вылазок дяди Теодора. Двадцать три года он жил целомудренной, бестрепетной жизнью, твердо ступая по земле, и теперь впервые в жизни очутился далеко от берега, в морской пучине, недоступной ветрам и течениям, где на гигантских кустах расцветали губчатые цветы и в подводном сумраке молча сновали страшные, бескрылые и безногие, не осененные ни перьями, ни мехом существа. Непроходимый луг. Бездонная чаща.
2
Сэр Джоселин Хитчкок распахнул ставни и восславил солнечный свет. Высунувшись в окно, он кликнул слуг. Те явились с дюжиной дымящихся кувшинов и наполнили ванну. Он вымылся, побрился и так долго тер голову одехинином, что его редкие волосы покрылись пеной, а скальп порозовел и засверкал. Тщательно одевшись, он нахлобучил набекрень шляпу и не спеша отправился на радиостанцию.
СЧИТАЮ ЭСМАИЛЬСКИЙ СЮЖЕТ ИСЧЕРПАННЫМ
ПЛАНИРУЮ ОТЪЕЗД АГЕНТСТВА ДОБЕРУТ ОСТАТКИ.
Затем он вернулся в гостиницу и позавтракал пятью яйцами всмятку.
Упаковав вещи, он принялся ждать ответа и получил его еще до захода солнца, поскольку радиостанция теперь не была загружена работой:
СЛЕДУЙТЕ ЛЮЦЕРН ОСВЕЩЕНИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО КОНГРЕССА НЕВМЕШАТЕЛЬСТВА.
Поезд к побережью отправлялся ночью. У него было еще три часа, и, оплатив гостиничный счет, он пошел прогуляться.
Утренние надежды не оправдались. В полдень дождь зарядил снова, шел до самого вечера и только теперь стихал. На несколько минут ветхие крыши домов вспыхнули предзакатным пламенем.
По улице, подставив лицо пурпуру и золоту солнечного света, шел неровными шагами Эрик Олафсен. Он прошел мимо сэра Джоселина, не заметив его, и первой мыслью сэра Джоселина было промолчать, но он передумал и окликнул шведа.
- Сэр Хитчкок, вы вернулись так быстро. Это разочарует наших коллег - узнать, что вы не в Лаку. У вас было много событий в путешествии, да?
- Да, - коротко ответил сэр Джоселин.
Напротив них, бросая вызов великолепию неба, мигала электрическая реклама "Пинг-понг у Попотакиса", а из дверей этого заведения неслись усиленные до невероятности звуки древнего французского тустепа, возвещавшие конец дня.
- Пойдемте выпьем, - сказал сэр Джоселин.
- Большое спасибо, но я буду не пить, а слушать события вашего путешествия. Мне сказали, что такого места - Лаку - нет.
- Нет, - согласился сэр Джоселин.
Когда они переходили улицу, небо посветлело.
В свое время Попотакис пробовал внедрить у себя кино, танцы, баккара и миниатюрный гольф. Теперь он поставил четыре пинг-понговых стола и процветал, поскольку скоротать в Джексонбурге зиму было особенно негде. Здесь назначали друг другу встречи разноязыкие коммерсанты. Сюда приходили атташе посольств и даже младшие отпрыски семейства Джексонов. В течение нескольких горячих деньков в нем хозяйничали журналисты. Цены удвоились, страсти кипели, корреспондента "Христианского вестника" отловили сетью и связали, а один из фотографов потерял зуб. Старые клиенты Попотакиса разбежались по более приличным местам. Журналисты ломали мебель, оскорбляли прислугу и не давали никому спать до четырех утра, но они платили полноценный американский доллар за каждый стакан домашнего виски и десять долларов за бутылку домашнего шампанского. Теперь они все уехали, и в баре стало пусто. В нем сидели только Кэтхен с Уильямом. У Попотакиса был настоящий шестидесятиградусный абсент, его-то они сейчас и пили. Настроены они были серьезно, потому что пикник не удался.
Олафсен приветствовал их с величайшим восторгом.
- Значит, вы не поехали, Таппок? И вы теперь дружите с Кэтхен? Хорошо, очень хорошо! Сэр Хитчкок, вот мой уважаемый коллега Таппок из лондонского "Свиста".
Сэр Джоселин бывал неизменно дружелюбен с собратьями по перу, даже самыми неприметными.
- Допивайте, - сказал он. - И пропустим еще по одной. Я угощаю. Материала много?
- Нет, - сказал Уильям, - совсем нет.
- Почему вы остались? Упускаете потрясающую поездку. Хотя я не утверждаю, что они обнаружат в Лаку много интересного. Не удивлюсь, если они там вообще ничего не найдут. Но поездка потрясающая. Пейзажи. Дикая природа. Что будете пить, Эриксен?
- Олафсен. Спасибо, немного гранатового сиропа. Абсент - очень опасный напиток. Это из-за него я убил своего дедушку.
- Вы убили своего деда, Эрик?
- Да. А вы не знали? Я думал, это хорошо известно. Я был очень молодым и выпил много абсента. Убил топором.
- А могу я спросить, сэр, - скептически поинтересовался сэр Джоселин, - сколько вам было лет, когда это произошло?
- Только семнадцать. Это был мой день рождения. Вот почему я выпил так много абсента. Потом я приехал жить в Джексонбург и теперь пью это.
И он тоскливо поглядел на свой стакан с красным сиропом.
- Бедный, - сказала Кэтхен.
- Кто? Я или дедушка?
- Вы.
- Да, я бедный. Когда я был молодым, я очень часто был пьяным. Теперь это очень редко. Один раз или два в год. Но я всегда делаю что-нибудь, из-за чего мне потом бывает очень стыдно. Я думаю, может быть, я напьюсь сегодня? - спросил он, просветлев.
- Нет, Эрик, пожалуйста, не сегодня.
- Нет? Что ж, не сегодня. Но это будет скоро. Я давно не был пьяным.
Его признание на некоторое время повергло всех в уныние. Они помолчали, затем сэр Джоселин заказал еще абсента.
- Там и попугаи есть, - сказал он, подумав. - По всей дороге, до самого Лаку. Я таких попугаев в жизни не видел: зеленые, красные, синие… всех цветов, какие только есть. Болтают без умолку. И гориллы.
- Сэр Хитчкок, - сказал швед, - я живу в этой стране с тех пор, как убил дедушку, но никогда не видел здесь горилл. Их нет.
- Я видел шестерых, - твердо сказал сэр Джоселин, - сидящих в ряд.
Швед порывисто встал.
- Я не понимаю, - сказал он. - Поэтому я думаю, мне надо идти.
Он заплатил за свой сироп и ушел.
- Интересный малый, - сказал сэр Джоселин, - но со странностями. Все, кто долго живет в тропиках, делаются такими. История с дедушкой - наверняка фантазия.
У Попотакиса была какая-то еда.
- Поужинаете со мной? - спросил сэр Джоселин. - Сегодня мой последний вечер здесь.
- Последний вечер?
- Да, меня отзывают. Общественный интерес к Эсмаилии слабеет.
- Но еще ничего не произошло.
- Да. Интересный сюжет был только один - мое интервью с лидером фашистов. Конечно, он отличается от американских - от того, что делает Джейкс, например. Американцы по-другому подают материал. Их больше интересует личная жизнь. Английский спецкор намечает сюжет, разрабатывает его, дает в газету и уезжает, предоставив агентствам подбирать крохи. Война будет унылой. Флит-стрит уже потратила на нее слишком много. Тем, кто здесь останется, придется землю рыть, чтобы оправдать свое пребывание. Но попомните мои слова. Как только они доберутся до сюжета, от которого запахнет первой полосой, их сразу же начнут отзывать. Лично я очень рад, что закончил свою работу быстро. Мне тут никогда не нравилось.
После ужина (Попотакис отказался взять с них деньги) они отправились на вокзал провожать Хитчкока. Он разместился в единственном спальном купе, предназначавшемся обычно для официальных лиц. Настроение у него было прекрасное.
- До свидания, Таппок, передайте привет своим друзьям из "Свиста". Интересно, как они себя будут чувствовать, когда узнают, что их обошли с Лаку?
Поезд тронулся, и Уильям остался в Джексонбурге единственным специальным корреспондентом.
3
Они с Кэтхен ехали домой. Кэтхен сказала:
- Фрау Дресслер опять сердилась сегодня.
- Чудовище.
- Уильям, вы ко мне хорошо относитесь?
- Я вас люблю. Я твердил вам об этом весь день.
- Нет, вы не должны так говорить. Мой муж этого не разрешил бы. Вы любите меня как друга.
- Нет, не как друга.
- Уильям, мне очень грустно!
- Вы плачете?
- Нет.
- Плачете.
- Да. Мне грустно, что вы мне не друг. Теперь я не могу попросить у вас то, что хотела.
- Что?
- Нет, я теперь не могу. Вы не любите меня как друга. Я была такая одинокая, и когда встретила вас, то подумала, что все будет хорошо. Но теперь все испорчено. Вам легко думать: вот девушка, иностранка, ее муж уехал. Никому нет дела, что с ней случится… Нет, не трогайте меня. Я вас ненавижу.
Уильям молча отодвинулся в свой угол.
- Уильям.
- Да.
- Он не едет к фрау Дресслер. Он опять едет к шведу.
- Мне все равно.
- Но я устала.
- Я тоже.
- Скажите ему, чтобы он ехал в пансион Дресслер.
- Я уже говорил. Это бесполезно.
- Что ж, если вам нравится быть чудовищем…
Швед не спал и терпеливыми, неловкими руками чинил порванные обложки псалтырей. Отложив клей и ножницы, он вышел объяснить дорогу шоферу.
- Это неправда, то, что сказал сэр Хитчкок. Здесь нет горилл. Он не мог видеть шесть. Почему он так сказал?
Его широкий лоб бороздили морщины, глаза смотрели удрученно и непонимающе.
- Почему он так сказал, Таппок?
- Возможно, он пошутил.
- Шутил? Я об этом не подумал. Конечно, это была шутка! Ха-ха-ха! Я так рад. Теперь я понимаю. Шутка.