- Ладно, ладно, считай, что ты права! И пускай буду я проклят! Я-то знаю, что сделал все, что мог. А коли это тебя не устраивает, так валяй - реви себе, беснуйся!
И объездчик, пыхтя и бормоча что-то себе под нос, снял наконец с себя ружье, сумку и положил их на место.
А тем временем жена его, уже дрожа и дергаясь всем телом, рыдала возле стола и с воем твердила свое:
- Будь ты проклят, коли ради жены, ради будущего дитяти нашего не захотел какого-то вшивого зайца, из сотни, из тысячи, домой принести! Будь ты проклят!
На объездчика это, по всей видимости, уже ни капли не действовало. Неприязненно хмыкая, смотрел он на бабу и наконец сказал рассудительным тоном:
_ А о том ты не думаешь, что я с самого полудня бегаю язык высунув и без крошки хлеба. У меня уже кишки слиплись от голода. Лучше, будь добра, дай мне перекусить. И сама лопай, что есть.
На эти слова баба ответила по-другому. Она вдруг смолкла, вытерла фартуком мокрое от слез лицо, подошла к мужу и умоляющим тоном сказала:
- Да что ж это такое? Нет в тебе ни капельки сочувствия! Не понимаешь ты, что ли, что я теперь на другую еду не могу и смотреть? Я и в обед-то все как есть на тарелке оставила. А ты вот ни на столечко меня не жалеешь, даже зайца на ужин не захотел принести!
Объездчик смотрел на жену совершенно бессмысленным взглядом.
- Да где же у черта в ступе я зайца тебе возьму? Да разве бы я не принес, если б можно было?
- Ты сам знаешь - где! Где у тебя брали, там и ты можешь взять! Ну сделай это ради меня, Андриш, сердце мое! Все ведь знают, что у Богдана всегда есть зайчатина…
И объездчица ласково обняла мужа за шею, намереваясь умолять его дальше.
Но объездчик стряхнул руки жены и вскочил с таким видом, будто собака цапнула его за ногу.
То, на что подбивала его жена, было очень скверным и унизительным делом. Один из лавочников в деревне в прежние времена частенько покупал у объездчика по черной цене подстреленных зайцев. На этого Богдана и донес кто-то банку: дескать, он с браконьерами дела водит, а объездчик смотрит на это сквозь пальцы, потому что ему тоже отсюда кое-что каплет.
Так что объездчик аж задохнулся от возмущения и затряс головой, стиснув кулаки и слушая неразумные бабьи слова. И в конце концов решительным и зловещим тоном сказал:
- Эй, довольно! Неси давай ужин! Я тебе не позволю петлю мне на шею надеть! Чтобы я к Богдану пошел, чтоб меня там после охоты увидели? Да о нем всем известно, что он краденое скупает. Чтоб меня из общины, из стражи вытурили из-за твоего паршивого паприкаша?… Неси ужин сейчас же! Или плохо будет!
Баба сделала еще одну, последнюю попытку. Ломая руки, она подошла к мужу.
- Андришка! Сердце мое!..
Однако объездчик был непреклонен.
- Не дашь ужин?… Ладно! Возьму сам.
С грохотом, с шумом вышел объездчик на кухню и вернулся с кастрюлей, что стояла с краю горячей плиты.
Однако этой короткой минутки было достаточно, чтобы слабая, несчастная женщина, униженно просящая снисхождения у своего повелителя, вдруг опять превратилась во взбесившуюся ведьму.
Шваркнул объездчик кастрюлю на стол и взял ложку, чтобы приняться за еду.
Только баба тут завизжала что есть мочи:
- А я? Ты будешь жрать, а я нет? Тогда и тебе не дам! Так и знай!
Схватила объездчица кастрюлю и - бац! Пока только дном, но так шарахнула по столу, что фасоль в сметане брызнула во все стороны, а свинина копченая прыгнула объездчику прямо в лицо, будто какая-нибудь живая, скользкая жаба.
Ух ты-ы! Ну дела, я вам доложу! Хоть стой, хоть падай, хоть караул кричи!
Объездчик с ревом кинулся в угол, за своей палкой. Баба же, неистово визжа, схватила вилку, которой мясо на сковороде переворачивают: дескать, посмей только тронуть, я тебе сразу кишки наружу выпущу! Детишки, все трое, что дремали уже в своем углу, тоже пронзительно завопили: батя мамку убивает. Даже объездчиков легавый пес от ужаса взвыл на кухне.
Это и был тот концерт, который Гажи мог бы услышать еще во дворе, если бы мог что-то воспринимать.
Но зато Гажи его и прервал!
Сами представьте: вдруг с шумом распахивается дверь, и в хату влетает Гажи. Влетает он головой вперед и растягивается во весь рост на полу.
От изумления, от неожиданности в хате воцарилась тишина, и только один сверх меры старательный объездчиков отпрыск продолжал тоненьким голосишком вопить: ай-яй-яй-яй!
Тут объездчик с женой немного опомнились и подбежали к лежащему Гажи.
- Ты гляди-ка! Один, два, три, четыре зайца! - подхватил первым делом объездчик палку с висящими на ней, будто груши на ветке, зайцами.
И вдруг разразился отчаянным хохотом.
- Ах ты, разбойник! - набросилась баба на мужа. - Ты, стало быть, нарочно меня заводил, а сам послал этого беднягу за зайцами, чтобы он тут у нас ноги протянул.
- Черт с рогами его послал, а не я, - запротестовал объездчик. - Я сам не знаю, где он их раздобыл.
- Ну, коли вправду не врешь, тогда надо спросить у этого, - сказала объездчица, глядя на Гажи, все еще с сомнением в голосе: не разыгрывает ли ее муж. - Смотри-ка: несчастный-то уж не помирать ли собрался? Эй, Гажи, что с тобой?
Объездчица и ее муж наклонились над Гажи, который лежал ничком, повернув голову, без сознания. Брезгливо касаясь драной его одежонки, они трясли его, дергали, хмыкали удивленно. Хоть узнать бы, прежде чем Гажи испустит дух, где он взял этих зайцев.
Объездчица поднесла теплую свою ладонь к сизым, шершавым губам Гажи и, подержав, кивнула:
- Дышит он, дышит! Слаб только очень. Скоро очухается, наверное. Дай ему палинки. Пусть понюхает - тогда очнется, а коли нет, влей ему в рот чуть-чуть. Я не буду его тут стеречь. Пойду приготовлю зайца на ужин. Ох ты, какие жирные-то! Жаль, освежевать не поможешь. Оно бы быстрее пошло…
И объездчица срезала одного зайца с палки и ушла с ним на кухню. А объездчик бутылку с палинкой притащил и попробовал оживить Гажи.
Но не успел он присесть рядом с ним, как Гажи сам очнулся. И, только глаза открыв, застонал, заворочался, потом, тяжело дыша, приподнялся, сел и плаксивым голосом сказал объездчику:
- Ничего, ничего, все в порядке! Зайцев я притащил. Это вы их в снег спрятали?
Вот таким человеком был Гажи. В святой нетребовательности своей он даже дух испустить позволить себе не мог тут, в чистой и теплой горнице, чтобы не причинить неудобства хозяевам. Попробовал он было встать на ноги, силенки напряг, но не смог, повалился обратно. И в отчаянии посмотрел на объездчика. И уж так счастлив был, что тот на него не заругался, а, наоборот, предложил стаканчик палинки.
- Ну-ка, держи, сперва выпей вот! Сразу в чувство придешь. А потом расскажешь, как попали к тебе эти зайцы!
- Благослови вас господь! - опрокинул Гажи палинку, и все его ветхое тело, измученную его душу охватила приятная бодрящая теплота.
- Ну, еще раз! Выпей-ка! - протянул объездчик новый стаканчик, и Гажи, послав его следом за первым, опять попробовал встать.
И опять ничего у него не вышло.
- Ай-яй-яй! - запричитал он, оправдываясь. - Немножечко ослабел я. С утра, с самого утра…
- Ага! Да ты есть хочешь, наверно! - догадался объездчик, и взгляд его упал на кастрюлю, сиротливо стоящую на столе. - Погоди-ка! Фасоль-то еще, может, не остыла. Это тебе будет в самый раз. Сейчас дам. ешь на здоровье!
Очень кстати явился Гажи, не придется выбрасывать ужин, который пропал бы из-за заячьего паирикаша.
Объездчик взял со стола кастрюлю и вместе с ложкой поставил на пол, около Гажи. И даже, к счастью, нашел на полу выпрыгнувший кусок копченой хребтины и незаметно кинул его в кастрюлю.
Ну а Гажи, как человек воспитанный, отодвинулся со своим нежданно-негаданно доставшимся ему царским ужином в уголок и там уплел его за милую душу.
* * *
Когда объездчик узнал у Гажи, как тот нашел зайцев, он, ясное дело, сразу же догадался, кто их припрятал. Кто же мог это быть, кроме возчика?
Когда директор позвал объездчика к себе для беседы, возчик воспользовался моментом и слегка пощипал банковские охотничьи трофеи.
Ха-ха-ха-ха-ха! И повеселились же, обсуждая это, объездчик с женой. Не иначе как сам господь бог решил нынче установить справедливость, а заодно позабавиться! Директора-жмота он наказал, отняв часть добычи руками пройдохи возчика. А у этого вора забрал краденое чистыми руками Гажи. Конечно, забрал, чтобы одарить объездчика, своего честного, не запятнанного дурными помыслами слугу!
А-ха-ха-ха-ха! Объездчик с женой чуть не умирали со смеху, когда говорили, как здорово распорядилась судьба.
Но обсуждение это шло уже на кухне, в пару и в чаду. И Гажи тоже при сем присутствовал. Он лихо расправился с остатками фасоли и теперь, обретя прежнюю силу, старательно помогал хозяевам.
Зайцев надо было освежевать, потом выпотрошить. Так что Гажи то бежал за водой к колодцу, то дрова приносил хозяйке, то заячьи тушки держал, помогая хозяину при разделке.
За все эти его старания не заставила себя ждать и награда.
- А ты бы пример брал с этого недокормыша! - сказала баба своему мужу прямо перед Гажи. - Брал бы пример, как человек из последних сил, но выполняет, что ему велено. А ты мало того, что просьбу мою не выполнил, так лодырь еще и обманщик! Только я не позволю, чтобы бедняга с этими зайцами расстался просто так, за спасибо. Сколько стоят четыре зайца, сколько мясо, сколько шкурки? Посчитай-ка все это. Пускай убогий получит, что положено. Да шевелись поскорее!
Объездчик тоже признал, что так будет справедливо.
Ну, прикинули они стоимость четырех зайцев. И даже пятого сюда прибавили, которого Гажи в поле оставил, но на рассвете сходит и принесет.
Все учли, что вспомнили. Считали, конечно, не по самым высоким ценам.
И все равно: получилась такая огромная сумма, которую они должны были уплатить Гажи, что объездчица и сама испугалась.
И тут в голову ей пришел очень даже удобный способ, как рассчитаться с Гажи и самим не остаться внакладе.
Для такого голодного да убогого дороже любых денег миска горячего супа, и чтобы каждый день! Вот объездчица и предложила Гажи в счет стоимости пятерых зайцев: пока не наступит весна и Гажи не отправится пасти свиней, он ежедневно будет у них получать миску горячей еды. Конечно, из того, что они для себя варят.
Гажи очень доволен был таким договором. Довольны были и объездчик с женой.
Вот так, к общей радости, удовольствию и с доброй надеждой, закончился этот день.
Одна-единственная обида осталась у Гажи после благословенного этого вечера, полного счастливых неожиданностей, злоключений и триумфальных побед.
Когда в объездчиковом котле уже пыхтел, булькал, наполняя весь дом аппетитным запахом, густой, жирный заячий паприкаш, хозяева и не подумали попотчевать Гажи хоть ложечкой этого дивного варева. Объездчик и его жена, хорошо к этому времени проголодавшиеся, усидели вдвоем всего зайца. Господи, как хотелось Гажи попробовать если уж не зайчатины, так хоть юшки! Но напрасно рассчитывал Гажи, что, может, хотя бы завтра дадут ему из остатков немного на ужин! Как бы не так! Хозяева так объелись зайчатиной, что больше и смотреть на нее не могли. Сразу же на другой день отнес объездчик одного зайца в подарок тестю с тещей, второго - крестному куму, а еще двух продал в лавку, которая торговала дичью.
Так что окончательно улыбнулся Гажи заячий паприкаш! А в душе Гажи осталась ныть большая заноза.
С того дня он, правда, жил без всяких забот о еде, получая у объездчицы миску супа, остатки еды, сколько влезет, то, се. Но зайчатина, которую он принес в этот дом и которую даже и не попробовал, оставила горькую зарубку в его незлобивой памяти.
Потихоньку прошла зима. Гажи заступил на обычную свою должность при деревенском свином стаде. От объездчика он на лето съехал, жил в сторожке на деревенской околице. Но, когда свиньи давали Гажи немного времени помечтать, он всегда вспоминал заячий паприкаш в доме объездчика.
Чертов тот паприкаш терзал Гажи тем сильнее, что он никому не мог даже рассказать про свою кручину. Объездчик, само собой, заставил Гажи побожиться, что тот никому, никогда Даже словом не намекнет про тех зайцев, которых нашел в снегу после охоты. А Гажи был хозяин своего слова! И не болтал.
Но в мечтах Гажи считал себя все-таки вправе придумать какое-нибудь наказание для объездчика и его жены. И приду, мал! Какое же?
С наивной своей фантазией Гажи был твердо уверен, что на охоте, которая, как обычно, состоится в начале следующей зимы, все будет точь-в-точь так, как уже было однажды. Ему даже в голову не пришло, что возчик остережется снова закапывать зайцев в снег для какого-то дяди, если уж их у него один раз увели из-под носа. Да и будет ли тот же самый возчик? Не подумал Гажи и о том, что объездчик тоже мужик себе на уме и, помня о прошлогодней охоте, сам обыщет окрестности насчет припрятанных зайцев. На сей раз он не станет у Гажи помощи просить! Это уж как пить дать!
И все-таки Гажи упорно держался за свою мечту, что именно он найдет после облавы зайчатину в сугробах.
Финал этих мечтаний всегда был один и тот же. Принеся зайцев объездчику и его жене, Гажи обязательно поставит условие и будет твердо на том стоять, чтобы ему во что бы то ни стало тоже дали немножко заячьего паприкаша!
Ах! До чего же вкусен, должно быть, паприкаш из зайчатины! Даже запах у него такой, что голова кружится! А уж на язык!..
Ей-богу, порой, зажмурив глаза и мечтая о паприкаше, Гажи почти готов был считать тот сказочный, невероятный момент, когда судьба вложит в руку ему ложку с горячим, жирным, дымящимся паприкашем, чем-то вроде райского блаженства, о котором он так много слыхал в церкви, сидя во время проповеди в самом заднем углу. Вот как сильно захотелось Гажи заячьего паприкаша.
* * *
Пролетели летние месяцы. Пришла осенняя слякоть, по утрам на траву стал ложиться иней. Свиней в такое время не выгоняют на пастбище. И объездчица не готовит уже еду в летней кухне: вот еще, насморк ей, что ли, себе зарабатывать!
Гажи снова вселился в летнюю кухню, расплачиваясь за жилье водой из колодца.
И вот наступил тот серый, пасмурный день, когда к вечеру пошел снег и падал, падал всю ночь.
Назавтра объездчик, само собой, получил через деревенскую управу извещение, что к обеду прибудут господа из банка - охотиться.
Конечно, прослышал об этом и Гажи. Но, увы, новость он встретил не с радостью, а с отчаянием.
Бедный Гажи дрова накануне колол у учителя. И ближе к вечеру один гнусный чурбак до того неудачно упал на замотанную в тряпье ногу Гажи, что серьезно ее повредил. Скорей всего проклятый чурбак один или даже два пальца сломал на ноге. Больно было ужасно.
Всю ночь не спал Гажи, не зная, куда деваться от дьявольской боли. Все баюкал, лечил, пеленал свою несчастную ногу. Но та не только не заживала, а, наоборот, становилась все хуже и хуже.
Распухнуть она распухла уже давно. Правда, резкая, невыносимая боль в ноге к утру как будто прошла. Но зато двигать ею Гажи совсем почти не мог.
Тут-то, сидя понуро в летней кухне, и узнал Гажи от сынишки объездчика: едут господа на охоту!
Такая страшная, жестокая несправедливость!.. Как с распухшей своей, в синих, зеленых пятнах ногой пойдет Гажи после охоты искать спрятанных зайцев? Как?
* * *
Вот как все неудачно сложилось, черт побери!
К обеду чуть ли не все население деревни собралось за околицей, выходящей к Заячьему полю, поглазеть, как охотятся господа.
А господа двинулись по поляне, образовав, как обычно, редкую круговую цепь, которая чем дальше, тем становилась все уже. Кое-где гремели ружья, сломя голову удирали косые, кто мог. А на холме веселилась деревенская публика.
С вершины холма прекрасно был виден весь широкий луг с черными фигурками охотников и мечущимися зверьками, которые, выскочив за пределы зловещего круга, вдруг, перекувыркнувшись, становились маленькими, неподвижными пятнышками на белом снегу.
* * *
Чем же в это время был занят Гажи? После того как сынишка объездчика сообщил ему о начале охоты, Гажи трудился над бедной своей ногой, стараясь намотать на нее побольше тряпок, чтобы как-нибудь защитить ее от холода и от толчков. Потому что Гажи твердо решил про себя, что, с больной ногой или как, он обязательно двинется после охоты искать законную свою добычу.
Так что взял Гажи старую, всю в лохмотьях и дырах, попону и стал осторожно в нее заворачивать свою поврежденную ногу.
Этим он и занимался до самого полдня. Собрал все бечевки в своем жилье, чтобы получше укрепить попону. Бечевка то резала ногу, то слишком была свободна. Пришлось повозиться ему с этим делом.
Но наконец кое-как все же получилось.
Голоса деревенских, собравшихся на холме поглазеть на господское развлечение, стали как раз доноситься до летней кухни Гажи, когда он закончил пеленать свою ногу.
Гажи приноровился, напрягся и встал, чтобы тоже пойти на холм, не пропустить редкое зрелище.
Вот здорово! Если взять еще палку и на нее опереться то Гажи, хромая, кривясь и волоча ногу, кое-как все же способен был передвигаться.