Рейнхарт обнял Джеральдину, и они по очереди молча пили из бутылки. Джеральдина поставила транзистор на плоские камни у их ног - включать его они не стали.
- Рейнхарт, ты еще побудешь со мной? - спросила Джеральдина.
- Безусловно.
- Я таких вопросов не задаю,- заверила она его.- Я знаю, что это ничего не значит. Я знаю, что это называется нажим.
- Ничего,- сказал Рейнхарт.
Он попросил ее попеть гимны и спел вместе с ней "Опираясь на руку вечную", "Соберемся на бреге речном" и "Смерть - преддверье жизни вечной".
Джеральдина пела гимны с большой неохотой и только когда бывала пьяна.
- Они на меня жуть наводят,- сказала Джеральдина.- Что за радость их петь.
- Мне нравится петь с тобой,- сказал ей Рейнхарт.- А если бы тебе не нравилось их петь, то как бы я тебя заставил?
Они два раза спели "На берегах Огайо" (этой песне ее научил Рейнхарт), а потом во всю мочь запели "Я люблю музыку, музыку гор, настоящую музыку гор".
- У тебя своего рода талант,- сказал Рейнхарт Джеральдине.- Не будь ты такой дурехой, ты могла бы стать настоящей американской певицей.
Над ними проносился ветер, но он не был холодным. "Отдает сушей,- подумал Рейнхарт,- ни запаха моря, ни привкуса соли". Джеральдина все больше пьянела.
- Я не хочу жить вечно,- сказала она Рейнхарту.- Я ничего не хочу. У меня нет никаких желаний.
- Так и следует,- сказал Рейнхарт.
- Ты ведь еще побудешь со мной, Рейнхарт?
- Безусловно.
- Я таких вопросов не задаю. Не задаю, верно?
- Нет.
- Твоя жена пьет, Рейнхарт?
- Ага,- сказал Рейнхарт.- Она пьет.
- И спит с другими?
- Она пьет и спит с другими.
- А какое у тебя право предъявлять к ней претензии? Тебя же там нет.
- Я не предъявляю к ней претензий. Она не спала с другими, пока я был там. Она даже и пила мало.
- Она такая же умная, как ты?
- Нет,- сказал Рейнхарт.- Но она очень умная. Она симпатичней меня.
- Мне это все равно,- сказала Джеральдина.- Я только одного не люблю - уставать.
Она поскребла между камнями, набрала горсть песка, смешанного с глиной, и поднесла сложенную лодочкой ладонь к подбородку.
- Словно ешь песок.
Рейнхарт ударил ее по руке снизу, и песок выплеснулся в темноту. Вода между камнями внизу понемногу поднималась.
- Ах, Рейнхарт,- сказала Джеральдина.- Знаешь, я люблю тебя потому, что ты такой далекий. Ты такой дикий, и тебе все нипочем.
- Ну, это не совсем так,- сказал Рейнхарт.
- Нет, мне правда хотелось бы, чтобы ты еще побыл со мной, потому что без тебя - это будет все равно что есть песок.
- Благодарю,- любезно сказал Рейнхарт.
- Честное слово, без тебя будет дико погано.
- Ты хочешь, чтобы я что-нибудь сказал?
- Я хочу, чтобы ты по-настоящему понял, только и всего.
- Ты стараешься устроить мне сцену,- объявил Рейнхарт.- Сначала ушибись, а уж потом реви.
- Но я не могу без тебя, милый,- сказала она.- Правда.
- Нет, ты с ума сошла,- сказал ей Рейнхарт.- Я тебе таких вещей не говорю, так почему же ты мне их говоришь? Это просто похабно...- Он поднял руку и сжал пальцы, хватая ветер.- "Я не могу без тебя!" Если тебе, Джеральдина, кто-нибудь когда-нибудь скажет, что они без тебя не могут, скажи им, чтобы они купили себе собаку.
- О господи! - сказала Джеральдина.- Это же совсем не то. Ты даже не понимаешь, про что я. Ты - Рейнхарт.- Она подняла руку, как он, схватила воздух, где хватал он, и опустила согнутые пальцы ему на плечо.- Клянусь богом, такого я тебе никогда не сделаю. Я просто говорю, что я тебя люблю, Рейнхарт, потому что ты летишь. Высоко в воздухе. Такого я тебе никогда не сделаю.
Она изогнулась, стараясь увидеть его лицо.
- Знаешь,- сказала она ему,- я ела песок. Меня волокли, а ты - высоко в воздухе, и я тоже хочу быть там, высоко. Я тоже хочу лететь. Я хочу быть с тобой потому, что ты вот такой и я тебя так сильно люблю. Я боюсь, вот что я хотела сказать. И больше ничего.
- У меня эти "не могу без тебя" - вот где,- сказал Рейнхарт.
- Я знаю, что это нажим. Я ничего не могу с собой поделать. Я... я не задаю никаких вопросов.
- В первую очередь,- заявил Рейнхарт,- мы должны думать про то, без чего я не могу. Мы должны рассмотреть мои потребности под всеми возможными углами и в мельчайших подробностях, и мы должны неустанно трудиться, чтобы удовлетворить их все. И это займет столько времени, и мы так будем заняты, что нам некогда будет даже думать о твоих потребностях.
- Правильно,- сказала Джеральдина.- На некоторое время этого хватит. У тебя правда много потребностей, и все они очень большие. Я знаю.
- Это высокие потребности.- Рейнхарт прислонился к камню и закричал озеру: - Я человек с высокими потребностями!
Он поднял обмякшую руку и прижался лбом к тыльной стороне ладони.
- Ну да,- сказала Джеральдина,- ты больной, ты нервный, ты пьяница, ты трус, ты трепач...
- Чушь,- объявил Рейнхарт.- Это не потребности, это пороки. Свинство с твоей стороны.
- Я же просто хочу помочь.
- Я пришел сюда не для того, чтобы меня оскорбляли,- сказал Рейнхарт.- Вот возьму и брошусь в воду.
- Ты? Кишка тонка. Ты этого не сделаешь.
- Шутишь? - сказал Рейнхарт.- Нет человека, более способного на самоубийство, чем я. Я прыгну с любой скалы в любом месте.
- Не прыгнешь,- сказала Джеральдина. Она встала, стянула через голову белый бумажный джемпер и осталась в купальном костюме.- А вот я прыгну. Я способна на самоубийство еще больше, чем ты.
- Ты пьяна,- сказал Рейнхарт.- Ты даже плавать не умеешь.
- Как бы не так!
- Ты дерьмо. Ты стараешься меня убить, потому что я не клянусь в вечной любви и прочее.
- Я сейчас прыгну,- сказала Джеральдина. Рейнхарт брезгливо посмотрел на волны, накатывавшиеся на мол,
- Брось,- сказал он.- Не разыгрывай глупую сучку.
- Трус.
- Слушай, сверхженщина, только сунь свой паршивый палец в это дерьмо - и я пойду прямо на стоянку такси, а тебя оставлю аллигаторам.- Он снова посмотрел на воду.- Нет, правда, здесь водятся аллигаторы.
- Акулы, а не аллигаторы.
- Ты пьяна.
- И что?
- Погоди,- сказал Рейнхарт.
Стараясь что-то придумать, Рейнхарт, чтобы задержать ее, рассеянно снял башмаки и носки, потом рубашку и брюки и, наконец, остался в широких боксерских трусиках, которые украл в железнодорожном общежитии Ассоциации молодых христиан.
- Ты психованная,- сказал он ей в отчаянии.- Ты стараешься меня убить.- Он взял башмаки и начал подниматься по камням к мосткам.- Иди найди себе скалу повыше, дура. А я не хочу, чтобы меня жрали рыбы.
Джеральдина перекатилась на животе через камень и грациозно скользнула в темноту. Ветер помешал Рейнхарту услышать всплеск. Он глядел ей вслед, стараясь обрести ясность мысли.
- Ты с ума сошла,- сказал он опустевшему молу.
Он положил свою одежду под камень и стал вглядываться в воду. Огни аттракционов погасли, и он видел только цепочку белых фонарей на плотине. В их слабом свете он различил Джеральдину, которая взбивала руками воду почти на середине.
Съежившись от отвращения, Рейнхарт прыгнул в темноту, и теплая пенистая вода сомкнулась над ним. Он вынырнул отплевываясь; ноги его скользнули по илистому дну, и он опрокинулся. Попробовал перевернуться, захлебнулся и снова ушел под воду. Голова у него словно распухла, все внутренности болели, во рту стоял вкус перекисшего вина. Полностью утратив власть над собой, он подпрыгивал на волнах, не в силах перевести дух и поплыть. Он тонул.
Вне себя от ярости и страха Рейнхарт метался, как увязшая в трясине антилопа, пока, наконец, не повернулся спиной к ветру. Панический страх придал ему силы, он встал на ноги и побрел вперед по теплой воде, доходившей ему до пояса. Судя по цепочке фонарей, он находился милях в двух от берега. Он продолжал идти; что-то холодное и живое скользнуло по его ступне, он подпрыгнул с громким ругательством, закашлялся, сдерживая рвоту, и с трудом выбрался на берег. Он сел на мягкий песок и стал смотреть на воду. А ветер колол и хлестал его.
Джеральдина величественно шла по пляжу, словно прилетела на этот вечер из Сен-Тропеза.
- Привет, простофиля.
Рейнхарт поглядел на нее с глубоким раздражением.
- Обхохочешься,- сказала она.- Я заставила тебя прыгнуть со скалы. Подумать только! Я, дурочка, заставила тебя, умного, прыгнуть в озеро Поншартрен.
У Рейнхарта, сидевшего у ее ног, возникла интересная мысль "Эта девочка собирается меня убить",- предостерег он себя.
- Ты пыталась меня сегодня убить,- сказал он,- ты пыталась меня утопить из чисто женского злобного каприза.
- Ничего подобного,- сказала Джеральдина.- Ты прыгнул со скалы, потому что ты псих. Ты боялся, что я окажусь способнее к самоубийству, чем ты. Конечно, купаньем это трудно назвать.
- Скорее прогулкой,- сказал Рейнхарт.
Они надели свою одежду поверх купальных костюмов и пошли по пляжу к дороге. Рейнхарт вызвал по телефону такси, и домой они ехали молча - мокрые, все в песке.
Когда они входили в ворота, шофер, обнаружив, что заднее сиденье промокло и вымазано песком, выругал их. Они медленно поднимались по лестнице под замирающее эхо его проклятий и шум отъезжающего такси.
Джеральдина приняла душ. Рейнхарт включил радио, принес из кухни бутылку виски и сел, держа ее на коленях. В ванной Джеральдина распевала гимны.
Рейнхарт выпил, вспомнил, как он барахтался в озере, и рассмеялся.
- Эта девочка собирается меня убить,- сказал он вслух.
Некоторое время он раздумывал над этой возможностью. Да, решил он, такая вероятность, несомненно, существует. "Как глупо",- подумал он. Но это была увлекательная отвлеченная проблема. "Какие соображения всего важнее, когда дело идет о твоем собственном убийстве,- размышлял Рейнхарт,- эстетические или нравственные? Нравственное удовлетворение?"
Он снова отпил из бутылки и начал думать о своей, жене. Как жертва она была вне конкуренции.
"В том-то и все дело,- подумал он.- Ничто не сравнится с хорошей сильной женщиной, наделенной талантом страдания".
Джеральдина вышла из ванной в белых трусиках и остановилась перед ним; он посмотрел на нее и отставил бутылку.
- Мистер Рейни,- как-то раз сказал Лестер Клото, обращаясь к Моргану Рейни,- мне кажется, состояние вашего здоровья оставляет желать лучшего.
- Я здоров,- сказал Рейни.
Но это не соответствовало истине. Его мучил кашель, который мешал ему говорить и не проходил даже в самые жаркие дни. Кроме того, он стал забывчив и часто засовывал материалы обследования неизвестно куда; в последние недели с глазами у него становилось все хуже.
- Ну, а все-таки,- настаивал Лестер,- опишите мне ваши симптомы. У меня есть некоторый практический опыт.
- Я простужен,- сказал Рейни.
Они сидели на кухне кафе. Масляный сумрак прорезывали жаркие пальцы солнечного света, пылавшего за закрытыми ставнями.
- Простуда летом - вещь неприятная и опасная,- заметил мистер Клото.- Она может привести к нарушениям деятельности центральной нервной системы и вызвать воспаление мозговой оболочки.
Рейни отвернулся и начал рыться в анкетах. Мистер Клото покачал головой.
- Мне очень неприятно видеть, как молодые люди, наделенные чувством ответственности, пренебрегают своим здоровьем.
- Да,- сказал Рейни.
- А кстати, что вы поделывали? Я видел, что вы шли своим нелегким путем и тут, и там, и сям. Вы стали неотъемлемой принадлежностью квартала. "Вас приняли", как мы выражаемся.
- Я ничего не делал. Я прихожу к людям и задаю вопросы по анкете. Я опросчик.
- Опросчик, но и нечто большее, чем опросчик, мистер Рейни. Там, где вы побывали, я всегда слышу похвалы вам.
- Послушайте,- сказал Рейни,- Я, правда, собирался заняться этим раньше... Но все-таки я навел справки для Хоскинса, и у меня для него есть несколько анкет. Он умеет читать?
- Он служил в армии. Наверно, там его научили читать.
- Прекрасно. Пойдемте к нему.
- Его нет,- сказал мистер Клото.- Он ушел за пенсией во вторник и не вернулся. Позавчера я был вынужден сдать его комнату.
- А!
Голова Моргана Рейни наклонилась набок, его подбородок дернулся к плечу. Это движение было непроизвольным и появилось у него после болезни; ему всегда было очень трудно подавлять это движение.
- Может быть... полиция...
- О,- сказал мистер Клото,- я не принадлежу к людям, которые ходят в полицейские участки. Лично я не верю в таинственные происшествия. Я убежден, что его так называемое исчезновение было результатом логической последовательности событий.
Рейни не ответил. Через несколько секунд он спросил, не лучше ли им будет подняться наверх, потому что в кухне из-за закрытых жалюзи совсем темно.
Они вышли, на мгновение окунулись в буйство солнечного света и поднялись по деревянной лестнице.
- Я не взял сегодня направления,- признался Рейни,- и буду вам очень обязан, если вы проводите меня к тем жильцам на третьем этаже, которые получают пособия.
Мистер Клото изобразил угодливый восторг.
- Как изволите, хозяин! - воскликнул он.- Слушаю, сэр!
Они поднялись еще выше и прошли по красному коридору третьего этажа к первой двери слева. Рейни постучал.
- Кто там? - произнес голос внутри. Мистер Клото стал между Морганом и дверью.
- Большой Джини,- сказал он,- это я - Лестер.
Человек в нижней рубашке открыл дверь, увидел Клото и посторонился. В комнате было темно.
Человек повернулся спиной к двери и зажег лампу. Войдя в комнату вслед за Клото, Рейни внезапно увидел себя в большом зеркале на комоде. Человек, открывший дверь, тоже смотрел в это зеркало при виде Рейни застыл на месте, как вспугнутый олень; его глаза расширились, но в них не появилось никакого выражения. Ему было лет тридцать, на его небритых щеках розовели два шрама.
Рейни вдруг отчетливо и остро осознал, каким белым было его лицо в зеркале.
Обитатель комнаты стоял к ним спиной, слегка пригнувшись, держа руки у груди.
- Клото...- сказал он, не поворачиваясь.- Клото...
- Полегче,- сказал мистер Клото,- полегче, Большой Джини. Большой Джини сел на кровать, опустив мускулистую коричневую руку на подушку.
- Этот человек - из муниципалитета, Большой Джини. Он может видеться со всеми нашими постояльцами, потому что наше заведение сотрудничает с властями. Рейни, это Джонс. Спрашивайте его, о чем хотите.
Морган Рейни с минуту копался в папке, вытаскивая бланки. Большой Джини и Лестер Клото молча смотрели друг на друга.
- Ну, так скажите, мистер Джонс,-спросил Рейни,- какие пособия вы получаете?
Большой Джини долго смотрел на Рейни ничего не выражающими глазами, а потом перевел взгляд на Клото.
- Разве вы не получаете пособия?
- Да нет,- сказал Большой Джини негромко, с непонятным добродушием.- Нет, не получаю.
Мистер Клото благожелательно улыбнулся Большому Джини. Рейни спрятал карандаш и убрал бланки в папку.
- Понимаю,- сказал он.- Простите, что побеспокоил вас.
- Ничего,- сказал Большой Джини.- Да, сэр. Когда они выходили, мистер Клото прокудахтал:
- До чего же смешно получилось. Джонс, наверно, решил, что мы его разыгрываем.
- Послушайте,- сказал Рейни,- нет, послушайте... Мне нужно опрашивать только тех, кто получает пособие. Мне незачем видеть кого-либо еще.
- Мистер Рейни,- сказал мистер Клото,- попробуйте понять, что успех всей вашей миссии зависит от взаимного доверия и сотрудничества. У меня есть дела с Большим Джини. Он живет у меня, платит очень мало, потому что он родственник,- и я люблю показывать всем моим подопечным, в каких я прекрасных отношениях с представителями власти.
- Я не хочу видеть никого, кроме тех, кого я должен видеть.
- А,- сказал Клото,- теперь мне ясно.- Он присвистнул сквозь зубы и запел: - "Отступи, отступи! - кричало сердце мое..." А ваше сердце призывает вас отступить, мистер Рейни? Ощущаете ли вы потребность бросить все теперь - на довольно позднем этапе?
- Клото,- сказал Рейни,- это чушь. Клото пожал плечами и пошел по коридору.
- Ваше замечание меня не задело. Человек в моем положении весьма чувствителен к нюансам резких слов, и мне кажется, это - оскорбление весьма качественное, да, сэр, это такого рода оскорбление, каким могут обменяться два человека большой культуры. Это почти скрытый комплимент.
- Очень хорошо. Мне нужно вести опрос.
- О да, сэр, конечно, сэр,- подтвердил мистер Клото.
Они остановились перед другой дверью, и Рейни увидел, что к ней приколот яркий листок, по-видимому вырезанный из комикса. "Голли" - гласили большие разноцветные буквы, а под буквами улыбалось лицо блондинки, тщательно зачерненное карандашом.
Рейни постучал, а мистер Клото встал между ним и дверью.
В дверную щель выглянул молодой человек с худым лицом, которое походило на маску,- так густо оно было накрашено.
- Привет, душка,- сказал Лестер Клото, поджимая губы.
- А, Лестер,- сказал молодой человек,- Что тебе надо? Когда он увидел Рейни, его улыбка погасла, и он отшатнулся от двери, словно его ударили.
- Не беги, детка,- сказал Клото в дверь.- Небольшое официальное дело.
Он распахнул дверь и вошел. Рейни вошел вслед за ним.
Когда молодой человек открыл дверь, он был в шортах. Теперь он надевал красное ситцевое кимоно, целомудренно запахивая полы. Он встал в углу перед комодом, который был обклеен фотографиями кинозвезд, и со страхом смотрел на вошедших.
- Мистер Рейни,- сказал Лестер Клото,- позвольте представить вам мистера Рейни.
- Да... Да, сэр,- пробормотал юноша; казалось, что ему от страха трудно говорить.
- Рейни? - переспросил Морган Рейни.
- Да,- сказал Клото,- совершенно верно. Ну-ка, Голливуд, приди в себя,- сказал он молодому человеку.- Этот человек, детка, не из грубых белых. Он социолог и принимает участие в чрезвычайно гуманной работе.
- О,- сказал юноша.
Он оправился так быстро, что Моргану Рейни показалось, будто в отчаянности его страха было что-то фальшивое. Однако секунду спустя он снова весь напрягся, и его лицо приняло прежнее выражение испуганной настороженности.
- Мне просто нужны некоторые сведения,- сказал Морган Рейни откашливаясь.- Как ваше полное имя?
- Роберт Ли Рейни.
- По прозвищу Голливуд,- сказал Клото.
- Моя фамилия,- с отсутствующим видом сказал Рейни,- тоже Рейни.
Лицо молодого человека просияло всеохватывающей улыбкой, и его глаза закатились под зеленые веки. Улыбка сразу угасла. Он посмотрел на Рейни так, словно следующий вопрос мог с одинаковой легкостью вызвать у него и смех, и слезы.
- Какие пособия вы получаете?
- Он получает пособие своей сестры,- мягко сказал мистер Клото.
Голливуд посмотрел на мистера Клото, открыв от удивления рот.
- Видите ли,- сказал он, судорожно сглотнув,- мне присылают чеки на ее пособие, потому что я веду ее дела.
- Но разве ей не надо расписываться в их получении?
- Он сам расписывается,- сказал Клото.
На лице Голливуда-Рейни под краской выступил пот.