* * *
Доктор Тойфельсдрок сдержал слово, исчезнув из поля зрения принца. Однако его незримое присутствие ощущалось в эти волнующие недели: он давал принцу возможность часто встречаться с прекрасной дамой из Мурано. Граф Остен установил: она дважды выходила ночью из его комнаты и однажды долго беседовала с ним в парке - всякий раз под густой вуалью. Остен предпочел не расспрашивать принца, ожидая, когда он сам начнет разговор. Принц, очевидно, испытывал такую потребность, тем более по отношению к старому боевому товарищу, которому мог доверять всецело. В конце концов граф узнал любопытную новость: оказывается, Вероника не передавала никаких советов или указаний армянина. Значит, тот твердо решил заставить принца стоять на своих ногах. Однако принц подробнейшим образом обсуждал свои планы с Вероникой и не переставал восторгаться ее умом, красотой и женственным обаянием. Он даже признался своему конфиденту, горестно вздохнув, что их привязанность не переходит границ дружбы: красавица только позволяет целовать руку на прощанье. И все же сомнений не оставалось: он безусловно женится на ней, едва наденет корону.
Граф Остен задал щекотливый вопрос:
- Сиятельный принц, вы хотя бы узнали ее полное имя?
Принц Александр покачал головой.
- Она из очень родовитой семьи - иначе и быть не может! Разве этого недостаточно? Принадлежит ли она к владетельному дому, не знаю. Да и какое мне дело? Если человек берет право сесть на трон, столкнув другого, значит он вправе дать место женщине, которую считает достойной, - и к черту предрассудки!
- Не только предрассудки, - возразил граф, - есть и политические соображения. Венский двор надеется на ваш союз с лотарингской принцессой. Мы до сих пор этот вопрос отодвигали, а ведь подобный брак весьма укрепит ваш трон.
- Конечно, конечно, - кивнул принц. - Поверьте, дорогой граф, когда я возьму трон, то буду в силах сам укрепить его - против любого врага! И я сражаюсь не только ради себя, но и ради этой женщины. Армянин подстегнул мое честолюбие, мои желания, мою волю, а силы к свершению дает она… она… О граф, - заключил принц воодушевленно, - вы бы поняли меня, если бы хоть раз поговорили с этим дивным существом!
Его глаза светились. Он схватил руку своего друга и крепко сжал.
Граф Остен проникся таким доверием к принцу, что рискнул высказать одно подозрение, о котором ранее старался не упоминать.
- Принц, - начал он немного сбивчиво, - видите ли… есть проблема… важная, может быть, важней любой другой. Я разговаривал с бедным Фрайхартом, также с маркизом. Никто из нас не осмелился вам… намекнуть, зная о вашем глубоком чувстве к столь… редкой женщине… И сейчас, сейчас…
- Что с вами? Говорите… - настаивал принц. - Ныне вы мой лучший друг, кто скажет правду, если не вы? Заклинаю вас, Остен, продолжайте!
- Ладно, - решился граф. - Поверьте, принц, лишь горячая привязанность повелевает произнести слова, горькие слова…
- Говорите…
- Дама из Мурано - близкая подруга доктора Тойфельсдрока, более того - его орудие, одна из кукол, танцующих под его музыку. Она слепо исполняет его приказы, живет только…
- Знаю, - оборвал принц. - Но вы хотели сказать другое.
- Принц, не пугала ли вас мысль, которая мучила меня и Фрайхарта, раздражала маркиза и Цедвица, более того, приходила в голову даже нашим людям - Хагемайстеру и Муни, мысль, что возможно…
- Возможно… не тяните из меня жилы! Что… возможно?
Граф с минуту молчал, потом решительно закончил:
- Что возможно дама из Мурано его любовница!
Принц резко рассмеялся. Прошелся по комнате взад и вперед, бросился в кресло.
- Эта мысль, граф, пугала меня очень часто, лишала сна, обжигала мозг адским пламенем. Но это неправда, не может и не должно быть правдой!
- И таков ваш единственный аргумент?
- Нет, разумеется. Есть и логические предположения. Однако меня терзало и ужасное сомнение. Только одна надежда спасает мое сердце: судьба не может быть столь жестока, столь безжалостна!
- Простите, - допытывался граф, - вы когда-нибудь спросили у них открыто?
- Нет, - вздохнул принц. - Тысячу раз вопрос вертелся на языке… я не осмеливался…
Он сдавил пальцами лоб и застонал. Потом немного успокоился.
- Но они неоднократно читали его на моих сомкнутых губах.
- И кто-либо из них ответил?
- Нет, если иметь в виду мой молчаливый вопрос. И все же каждый косвенно ответил. Как-то она сказала: "Он мой брат". Конечно в смысле глубокой и чистой самоотдачи. В ее словах слышалась покорная преданность. Речь безусловно шла о связи духовной, не физической. Но любовь, граф, требует полного соединения.
- И он?
- Лишь однажды, когда посетил меня в монастыре Карита. Не помню, о чем мы беседовали и почему заговорили о Веронике, его слов никогда не забуду: "Принц, эта женщина - только прекрасная картина, вами увиденная во францисканской церкви. Ее следует любить глазами, как любят картину. Именно так люблю ее я. Не спрашивайте более. Судьба часто роняет каплю яда в чашечки самых дивных цветов. Горе бедным пчелкам, вкусившим от такого нектара!" Я не понял смысла этих слов, не понимаю и сейчас. Ведь ясно - он ее любит глазами! Припомните, Остен, рассказ маркиза: он видел их в саду Мурано еще до моего рокового знакомства, - Фрайхарт вам писал. Его поведение при той встрече предельно ясно: да, их связывают тесные, весьма тесные отношения, но разве так ведет себя любовник? Подобное подозрение просто нелепо!
И если меня, несмотря ни на что, терзают сомнения, дело понятное: страстная любовь ослепляет человека. Вы, граф, свободны от этого чувства, вы способны судить здраво: признайтесь, разве мой откровенный рассказ не решает проблемы?
- Вы правы, принц. И надеюсь, ваша вера в любимую женщину рассеет вашу мнительность.
Принц Александр запрокинул голову. На его ресницах сверкнула слеза.
- Спасибо, друг, - прошептал он.
* * *
Энергия принца возрастала с приближением решительного дня. Он лично входил во все мелочи, ему ревностно помогал граф, но весьма вяло - маркиз Чивителла. Казалось, после сцены с доктором Тойфельсдроком - хотя он ничего и не помнил - маркиз столь же активно увядал, сколь принц расцветал. Он добросовестно исполнял поручения, но без всякого порыва и восторга. Отличающая его искрометная инициатива угасала на глазах. Однако заговор развивался по плану и, похоже, старый герцог и его приверженцы ни о чем не догадывались.
Вечером накануне дня отъезда принца к полкам у гессенской границы граф Остен стоял у двери своей комнаты, рядом с лестницей, и отдавал распоряжения егерям. Заслышав легкое шуршание, он обернулся и увидел идущую по коридору даму из Мурано, как всегда, под густой вуалью. Он почтительно склонился, дама едва заметно кивнула. Она безусловно не могла подняться незамеченной по лестнице, а появилась со стороны, где не было в сад ни входа, ни выхода, прошла к покоям принца и открыла дверь, не постучав.
Часом позднее графа Остена вызвали к принцу. Уже смеркалось, однако принц не зажигал света. Около окна стояла высокая женщина; когда вошел граф, она не обернулась. Зато принц Александр поспешил к нему и оживленно зашептал:
- Граф, мы еще раз обговорили все подробности, кое-что я изменил по ее совету. Говорю вам, Остен, она - государственный ум, она - военачальник. Ее острый интеллект проникает во все! Мы победим, ибо эта женщина не может промахнуться.
- Чего хочет женщина, монсеньер, того хочет…
- Я вас позвал, граф, по ее желанию. Она требует доверенного свидетеля. Зачем, не знаю. Кого же мне еще позвать, вы мой единственный друг.
В этот момент женщина повернулась и откинула вуаль. Граф Остен застыл, пораженный ее одухотворенной красотой. Принц, стоявший рядом, сжал его руку, желая, вероятно, чтобы граф запомнил сию ослепительную секунду.
После приветствия и представления она заговорила мягко, очень спокойно:
- Граф фон Остен, я хочу чтобы принц дал мне одну клятву. Не согласитесь ли вы быть свидетелем?
Граф поклонился. Она обратилась к принцу:
- Дайте вашу шпагу!
Принц Александр вынул шпагу, взял за клинок, повернув к ней рукоять.
- Принц, - начала она торжественно, - возьмите сталь левой рукой и поднимите правую. На своем клинке поклянитесь Всемогущим Богом, Святым Духом, Иисусом, нашим Спасителем, и Мадонной, Его Матерью: "Я пройду до конца путь, предначертанный судьбой, что бы ни случилось!"
Принц исполнил требуемое и воскликнул:
- Клянусь и пусть Бог мне поможет!
Она положила шпагу на кресло.
- Будьте счастливы, принц, да сохранит вас Пресвятая Дева!
И направилась к двери. Принц упал на колени.
- Только вашу руку… На прощанье!
Она провела пальцами по его волосам. Он завладел ее рукой, надолго приник губами. Она осторожно освободилась, кивнула графу и ушла.
Принц не последовал за ней. Коленопреклоненный, жадно ловил эхо ее шагов. Потом встал, схватил шпагу и поцеловал рукоять, которую сжимали ее пальцы.
- Граф… граф… идемте, - бормотал он.
Провел фон Остена в спальню, отодвинул занавес, скрывающий картину, зажег светильник и углубился в благоговейное созерцание.
Наконец граф Остен нарушил молчание:
- Не спрашивайте меня ни о чем. Я видел эту женщину, вижу сейчас ее портрет. Мне кажется, я понимаю молитву вашей души.
Губы принца едва шевелились:
- Благодарю, вы не могли сказать лучших слов.
Доложили о маркизе Чивителле. Принц приказал впустить. Маркиз попросил дополнительных инструкций и, против обыкновения, все тщательно записал.
- Что с вами, маркиз! - воскликнул удивленный принц. - Вы, кажется, растеряли свои шутки и насмешливый тон.
- Это верно, монсеньер. И я солгу, если назову правдоподобную причину. Но долг свой, тем не менее, готов выполнить. Можете рассчитывать на меня как на собственную руку. Поверьте, принц, если вам удастся выстоять и план ваш увенчается успехом, я снова обрету свои шутки и доброе настроение.
- Что значит если!.. - вспыхнул принц. - Вы, похоже, все во мне сомневаетесь! Послушайте, маркиз, я сейчас поклялся на моем клинке и сдержу клятву!
Чивителла откланялся. Вскоре егерь доложил о прибытии майора Ханземана - он перешел на сторону заговорщиков и сумел несколько раз, при более или менее важных обстоятельствах, доказать свою верность. Это был один из приближенных покойного наследного принца, с которым его связывала тесная дружба. Именно в силу дружбы он невзлюбил старого герцога. Поскольку майор великолепно знал местность, его выбрали спутником принца Александра: они собирались ехать вместе и кратчайшим путем привести к резиденции гессенские полки.
Когда принц обсудил с ним положение дел, майор попросил еще минуту внимания.
- Как так? - удивился принц. - Мы сейчас не можем терять времени.
- Всего одна мысль, монсеньер. Мне пришло кое-что в голову, когда я входил в замок. Я знаю трех очень дельных, честных офицеров, способных оказать существенную помощь вашему сиятельству, так как они располагают большой группой единомышленников и ненавидят герцога, который их оскорбил и выгнал со службы. До сих пор они упорно отказывались присоединиться к партии вашего сиятельства, но теперь, поскольку обстоятельства изменились…
- Объясните, майор, какие обстоятельства изменились?
- Три упомянутых офицера, - продолжал майор, - состояли вместе со мной на службе у вашего покойного кузена. Они телом и душой преданы наследной принцессе, потому-то и стремятся низложить его высочество герцога. Даю слово вашему сиятельству, за нее они дадут себя на куски изрубить!
- Охотно верю, - усмехнулся принц, - да нам-то какое дело до наследной принцессы?
- Ваше сиятельство, - смутился майор, - когда я входил в замок… видел, простите, монсеньер, может, я не должен был видеть? Если это секрет, поверьте, ваше сиятельство, сохраню свято…
Принц подошел к нему вплотную.
- Какой секрет, майор? Черт возьми, говорите прямо! Кого вы видели?
- Когда я входил в замок, ваше сиятельство… со стороны боковой улочки, из незаметной дверцы парка вышла высокая женщина. Она как раз опускала вуаль, но я столько времени видел ее ежедневно, что узнал бы и через десять вуалей. Она быстро скрылась в экипаже, который…
Голос принца задрожал:
- Кто? Кто она?
- Наследная принцесса, ваше сиятельство.
Принц Александр зашатался, схватился за спинку кровати, потом резко выпрямился. С трудом подыскивая слова, пробормотал:
- Нет… неправда… вы обознались в темноте…
- Помилуйте, монсеньер! На экипаже горел фонарь. Я стоял совсем рядом, слепой бы и то заметил.
Руки принца конвульсивно сжались. Он смотрел на майора сумасшедшими глазами.
- Это бред, слышите? - закричал он. - Не было наследной принцессы в доме! Я в жизни ее не видел, не знаю даже, как она выглядит! Вы лжете, лжете!
Майор побледнел; потом лицо стало пепельно-серым. Выхватил саблю из ножен. Голос сорвался на хрип:
- Я лгу? Никто, никогда мне такого не говорил, никто не смеет сказать, в том числе и вы, принц! Говорите, лгу? А вы?! Говорите, никогда ее не видели, не знаете, как она выглядит, а ее портрет висит в вашей спальне! - он ядовито засмеялся и показал тяжелой кавалерийской саблей на картину. - Пусть граф рассудит, кто из нас лжет! Вы, принц, или я?!
Принц надорванно, отчаянно закричал и рухнул на кровать. Граф взял майора за руку.
- Идемте, умоляю, ради Христа, идемте. Вы не знаете, что вы наделали.
Он чуть ли не силой увел майора в свою комнату и кое-как объяснил ситуацию. Потом поспешил обратно к принцу.
Устроил его поудобней, смочил губы водой. Принц лежал беспомощный, как больной ребенок.
Через некоторое время начал приходить в себя.
- Дайте мне подумать, - медленно произнес он. - Дайте подумать…
Остен сел в кресло напротив и молча наблюдал.
Принц приподнял голову, прижал ладонь к лицу. Казалось, он физически принуждал себя поверить в катастрофическую истину.
Его губы раскрылись. Он говорил. Обращался к графу Остену. Или, вернее, думал вслух, отчужденный от всего.
Голос звучал монотонно и сухо, словно у тяжело больного.
- Вероника - наследная принцесса. Вероника - Элизабет. Кто была Элизабет? Княжна. Сирота… И мой кузен любил ее… она его нет… Да, так и было… она его отвергла.
Голос стал немного громче. Фразы складывались мучительно.
- Она поехала… на курорт… со своей… теткой. Встретила там авантюриста. Кого?
И вдруг пронзительно закричал:
- Его! Его! Это был он! Он подмигнул и она - его мэтресса. И он ее бросил!
Вновь заговорил тихо. Голос словно отыскивал воспоминания.
- Что сообщил священник? Она - его духовная дочь. И он отдал ее моему кузену, она питала к нему отвращение. И все-таки родила… ребенка! Больного, как его отец. Сбежала, когда он вернулся. Сбежала с ним… Что он рассказал? "Ее следует любить, как любят картину! Судьба роняет каплю яда в чашечки самых дивных цветов. Горе бедным пчелкам, вкусившим от такого нектара!" Судьба? Это сделал мой кузен. В его объятиях заразилась она самой ужасной болезнью, какую только знало человечество. Потому он к ней и не прикасался более. Потому и любил… глазами… Но по-прежнему… его креатура, его раба… Был любовником, стал… братом… Она живет, посвященная смерти, только ради его капризов. Не женщина более… только дух, божественный образ, наслаждение глаз! Я любил… тень, в которую его воля вдохнула фальшивую жизнь. Дух видел я… дух любил…
Слова постепенно замирали, губы еле шевелились. Он разрыдался жестоко, спазматически.
Граф Остен подошел к нему и положил руку на плечо.
- Принц, бедный, дорогой друг, будьте мужчиной. Сейчас не время предаваться скорби. Слишком высока ставка в игре. Принц, принц, вставайте! Нельзя терять ни минуты, время действовать.
Эти слова, казалось, вернули принцу всю его энергию. Он резко вскочил и расправил плечи.
- Слушайте мои приказания, граф Остен, - сказал он твердо. - Срочно пошлите гонца на гессенскую границу. Пусть сообщит: войска мне больше не нужны. Пусть курьер немедленно скачет в Дармштадт - там сейчас английский посол. Остальное поручаю вам, граф. Передайте всем нашим союзникам: принц Александр решил отказаться от заманчивой авантюры!
- Надеюсь, это шутка, принц! - воскликнул Остен.
- Я абсолютно серьезен. Вы будете исполнять, граф, или хотите, чтобы я сам бегал по всему замку?
- Повинуюсь.
Граф Остен наклонил голову и пошел к выходу.
Принц крикнул вслед:
- Зачем мне корона, если нет самой драгоценной жемчужины для ее украшения?!
Граф Остен тотчас приступил к делу: снарядил курьеров, направил во все стороны срочные депеши. Было уже за полночь, когда все устроив, он решил вновь навестить принца.
Выйдя из комнаты, наткнулся на бегущего к нему негритенка. Малыш передал письмо и, не дожидаясь ответа, устремился прочь. Письмо было от принца. Подумав, что надо вручить сообщение какому-нибудь послу, Остен вскрыл конверт, достал короткую записку и прочел:
"Кто отдал жизнь недостойной, тому ничего не стоит забыть клятву".
Граф Остен хорошо знал этот стиль; с глубоким вздохом положил письмо в карман и отправился к принцу.
Принц сидел на кровати, неподвижно глядя в пространство, с пистолетом в руке…
* * *
Здесь обрывается рукопись доктора Жан-Батиста Кублюма, по крайней мере, часть, содержащая историю принца Александра. На следующих листах доктор Кублюм прокомментировал мысли принца с позиций несгибаемого ученика Руссо. Его этические постулаты оказались на высоте лозунгов французской революции. После философических излияний в манускрипте осталось только три слова: "Граф Остен вошел…"
Кандидат филологии Эвальд Реке поначалу порывался самостоятельно закончить историю принца. Однако финал как-то не клеился, и он перестал ломать голову над подобной чепухой. История и без того получилась длинной. Он утешился надеждой, что лет эдак через сто какому-нибудь счастливцу удастся отыскать недостающие бумаги графа фон Остена-Закена или хотя бы продолжение кублюмовских записей и завершить повествование.
Кандидат филологии Эвальд Реке, к великой радости любимых родителей, сдал экзамен на основе работы Штраубинга. Поразмыслив, он не стал прилагать кублюмовскую рукопись к своей диссертации, а предпочел продать ее составителю. С этими деньгами уехал в Сопот.
И напрасно. Расплата за грехи не заставила себя ждать.
Венеция, 1921