- Дитя мое… Я огорчен твоим непониманием, я вовсе не мыслил в терминах правды и лжи. Зачем тебе обороняться? Я на твоей стороне. То, что называют злом, не более чем инстинкт, наследие миллиона лет первобытного существования. Может быть, тебя смущают эти громкие слова, так это нам совсем ни к чему. Ты должен понять, что ангелов больше не существует, и твой поступок человеку простителен. Опасность заключается в его сокрытии. Как только ты мне в нем признаешься, он превратится в ничто, и мы вместе сможем над этим посмеяться.
- Над чем посмеяться? - спросил Николас сквозь зубы.
- Например, над этим, - произнес Галеви, показывая мальчику исписанный листок.
Николас весь напрягся, словно ожидая удара, затем тело его обмякло, и он отвел затуманившийся взгляд.
- Ничего страшного в этом нет, - быстро сказал Галеви, успокаивая его. - Но почему ты не был откровенен, когда писал это? Ты наверняка говорил Хосе гораздо более красивые слова, когда вы были одни… Например, у него дома… Вы были вместе всю ночь…
- Мы ничего не говорили, - глухо сказал Николас, отвернувшись.
- Мое дорогое дитя, - прошептал этот прелат сатаны, приблизив щеку к подушке мальчика. - Вы же были там только вдвоем… В темноте…
Николаса пробрал озноб, он смутно ощущал, как из тени на него неудержимо надвигается непонятное, но чудовищное зло, внушая страх и отвращение. В какое темное царство позора и омерзения его ведут? Ему хотелось вскочить с кровати, выбежать из комнаты, скрыться. Но овладевшая им слабость не пускала, заставляя его уступить и вызывая желание просить о пощаде. А впрочем, какая разница? Что мешает ему согласиться, вкусить от отравленного плода, предложенного ему этим человеком? Но тут он услышал властный приказ, исходящий из самой глубины его существа. Непроизвольно сжав кулаки, он с усилием вырвался из чужих рук и непокорно сел на кровати. Он был очень бледен, сердце дико колотилось. Но он храбро смотрел профессору в лицо, будто защищал свою жизнь.
- Я не знаю, что вы хотите от меня услышать. Но я не собираюсь этого говорить. Я сказал вам, что пошел с Хосе только потому, что Гарсиа напугал меня. Можете спросить Магдалину, если хотите. Она вам расскажет. Я уже просил папу поговорить с ней.
Профессор прикрыл разочарование холодной улыбкой. Он встал, будто принимая долгожданный вызов.
- Очень хорошо. Спросим Магдалину.
Сидя очень прямо и часть дыша, Николас увидел, как профессор дважды дернул за шнурок с кисточкой, из отдаленных закоулков дома слабо донесся звонок. Через пару минут напряженной тишины на служебной лестнице послышались тяжелые неторопливые шаги поварихи.
Стук в дверь. Она вошла.
- Магдалина, - сказал профессор, - предполагается, что во время недавнего отсутствия вашего хозяина в доме имели место некоторые нарушения. Во-первых, остался ли Гарсиа в Барселоне в субботу ночью?
Неподвижно стоя в дверях, женщина исподлобья взглянула на профессора. Руки, слегка припорошенные мукой, были отведены в стороны от черного платья.
- Нет, - сказала она. - Гарсиа всё время был здесь.
Николаса пронзило током. Он рванулся вперед. В изумлении, с трудом произнося слова дрожащими губами, он умоляюще воскликнул:
- Магдалина…
- Тише, пожалуйста! - Галеви снова повернулся к поварихе. - Во-вторых, устроил ли Гарсия в воскресенье ночью пьяную оргию?
- Нет, сеньор… - Её неподвижное лицо словно было вырублено из дерева. - Гарсиа не пьет.
- Значит, он не бил вас, и не напугал Николаса?
Она мотнула головой.
- Гарсиа хороший человек. Это все знают. Он никогда в жизни меня не бил.
- Ох, Магдалина… - душераздирающе крикнул Николас. - Как ты можешь? Ты же знаешь, что он тебя ударил. В буфетной. Ты так плакала! Это было ужасно. И у него был нож… - Он умолк, охваченный тошнотворным страхом.
- Достаточно, Магдалина, - сказал Галеви. - Спасибо, что уделили нам время.
Какое-то мгновение повариха не двигалась, будто не веря, что её отпустили. Во время допроса её бычьи глаза были тупо устремлены на профессора, но теперь, на мгновение, метнулись в сторону Николаса. Она не утратила самообладания - опущенные углы губ не шевельнулись - но вдруг, с неожиданной резкостью, развернулась и вышла.
Потрясенный этим предательством, Николас с плачем рухнул на подушку, слезы градом катились по его лицу.
- Хосе… - прерывающимся голосом прошептал он. - Где ты, Хосе?… Что они хотят с нами сделать?
Профессор Галеви с неопределимым выражением сделал шаг вперед и остановился. Поглаживая бородку, со склоненной набок узкой головой, он напоминал воинственного хорька. Нет, решил он, больше ни слова. Немного одиночества, еще несколько слез, и последнее сопротивление рухнет. Тихонько убедившись, что ставни по-прежнему плотно закрыты, под звуки приглушенных рыданий он на цыпочках вышел из комнаты.
Глава 16
В это утро Харрингтон Брэнд лишь ненадолго заскочил в консульство, в состоянии растущего напряжения пробыл там около часа, и, нервно дрожа, поспешил домой, чтобы пообедать с гостем. Теперь, по завершению тягостной трапезы, за которой профессор доложил об осмотре, мужчины сидели в столовой, куда им подали кофе.
- Значит, у вас не осталось сомнений? - прервал затянувшееся молчание консул, задумчиво помешивая кофе.
- Ни малейших! - Профессор с довольным видом отхлебнул из своей чашки. - Перекладывание комплекса вины на другого вполне типично… И то, как его сломило противостояние Магдалины.
Бледный лоб Брэнда свело судорогой.
- Надеюсь, испытание было не слишком суровым для моего мальчика.
- Друг мой, что значат несколько детских слезинок, кратковременное страдание, когда на карту поставлено главное!
- Он больше не страдает? - Брэнд опять попытался найти облегчение беспокойству, пронизавшему его до мозга костей.
- Скорее всего, он крепко спит … Обычная реакция на успешный катарсис … Но вам в любом случае не стоит к нему заходить. Одиночество, возможность поразмышлять - это основная составляющая моего лечения. Повторяю, эти аномальные тенденции, которые как видно уже глубоко проросли, нужно искоренить любой ценой.
Консул скомкал под столом салфетку в тугой шар. Не глядя на Галеви, он сказал:
- А Хосе?
Профессор, вздрогнув, опустил чашку.
- Утром я тщательно его допросил. Ловок мерзавец! - Поколебавшись, он добавил: - Я знаю, как вы к нему относитесь, друг мой, но что мы можем сделать? Вы не можете подать на него в суд, не причинив огромного вреда Николасу и себе. Одна только огласка… Нет, это немыслимо.
- Нужно что-то делать. - Брэнд угрожающе выплевывал слова, втянув голову в плечи.
- Наберитесь терпения. Дайте парню волю, и он сам себя погубит. Когда я перед обедом говорил с Гарсиа, тот - совершенно случайно - упомянул, что в последнее время из его комнаты пропадали небольшие суммы денег. Гарсиа не слишком распространялся - он для этого слишком сдержан, но я был достаточно проницателен, чтобы понять, что он подозревает в воровстве Хосе.
- Что? - глухо спросил консул, погруженный в горькие раздумья. Постепенно смысл слов Галеви дошел до него. Он резко выпрямился, ввалившиеся глаза заблестели. - У Гарсиа украли деньги?.. Этим надо заняться безотлагательно!
И не дожидаясь ответа Галеви, он позвонил в маленький серебряный колокольчик, стоящий перед ним на столе. Последовала продолжительная пауза. Затем, застегивая на ходу белую куртку и поспешно дожевывая пищу, появился дворецкий.
- Простите, сеньор, - сказал он, - я думал, вы закончили. Мы с Магдалиной…
- Да, Гарсиа, понимаю, - перебил его консул. - Я сожалею, что помешал вам обедать. Но до моего сведения только что дошло дело чрезвычайной важности. Верно ли, что у вас недавно пропали некоторые суммы денег?
- Пропали, сеньор? - Гарсиа позволил себе вольность слегка пожать плечами. - Из запертого ящика деньги сами собой не пропадают.
- Ах, вот как? Значит, их украли?
- Без всякого сомнения, сеньор. Замок был умело вскрыт.
Консул порывисто вздохнул, не веря такой удаче:
- И вы так спокойно об этом говорите.
Гарсиа снова пожал плечами с несколько презрительным выражением.
- Там было немного, сеньор. В общей сложности было украдено тридцать-сорок песо. Моя жизненная философия не позволяет считать это бедой. Более того, мне приходилось жить в больших домах, таких, как дом Аостаса, где я вынужден был общаться с нечестными коллегами. Но все же… - он помолчал, непроницаемые на бесстрастной маске глаза смотрели на консула, не мигая, - Но все же, сеньор, я не спокоен.
- Почему?
- Я опасаюсь, сеньор, - ответил Гарсиа, намеренно не сводя с консула туманный взгляд, - что были украдены более ценные вещи.
У Брэнда отвисла челюсть. Галеви с большим интересом подался вперед.
- Да, - продолжал дворецкий, учтиво взглянув на профессора. - Я не хотел говорить, не мое это дело. И причинять кому-то неприятности я тоже не люблю. Но раз уж вы сами об этом заговорили, я спрошу вас, сеньор… На месте ли те ценности, которые вы храните в маленькой шкатулке на туалетном столике?
Консул облизнул губы. Его голос странно изменился:
- Вы имеете в виду мои запонки?..
- И еще ваши маленькие плоские часы с бриллиантами, булавки для галстука с сапфирами, кольцо с печаткой - все самое ценное, - серьезно перечислил Гарсиа. - Я вижу их, когда обслуживаю вас. Никогда не встречал красивее…
Это было правдой. Из личных средств консул щедро подпитывал свое увлечение изысканными ювелирными украшениями. Надетые к парадному костюму на официальных мероприятиях, они выгодно подчеркивали его классические черты и внушительную фигуру, придавая ему вид важной особы.
Консул решительно встал.
- Идите за мной, оба.
Он повел их наверх в свою спальню. Круглая марокканская кожаная шкатулка стояла в центре туалетного столика в окружении желтоватых щеток слоновой кости и тяжелых хрустальных флаконов с лавровишневым лосьоном и одеколоном. Без колебаний консул откинул крышку. Шкатулка была пуста.
- О, Боже! - У него перехватило дыхание. Крайне редко консул позволял себе это восклицание, но сейчас он был потрясен таким неземным чувством, которое иначе было не выразить.
- Довольно опрометчиво с вашей стороны было не запереть ее, - пробормотал за его спиной Галеви.
Брэнд обернулся, лицо его пылало.
- Я доверяю своим людям. Никогда еще в моей жизни… Все мои драгоценности! Подлинные… Дорогие сердцу… Бесценные… Их ничем не заменить… Гарсиа, мой верный Гарсиа, кто это сделал?
Губы дворецкого искривились, он не ответил, но его взгляд, слегка сместившись за спину консула, прошел сквозь распахнутое окно и остановился на саде.
- Да! - воскликнул Брэнд, экзальтированно повысив голос. - Оставайтесь здесь, Гарсиа. Вы пойдете со мной, Галеви? Ваша поддержка была бы очень кстати.
Выйдя из дома, консул в сопровождении друга зашагал по усыпанной гравием дорожке к сараю. Хосе там не было. Убедившись в этом, Брэнд уже готов был направиться к кустарнику, когда его воспаленный взгляд привлекла куртка садовника, бесформенно свисающая с ржавого гвоздя за дверью. С губ консула сорвался сдавленный крик. Он всегда очень гордился своей порядочностью. Но сейчас, подстегиваемый злостью и обидой, он без колебаний шагнул к двери и стал обшаривать карманы куртки, небрежно бросая на земляной пол ненужные предметы, попадающие под руку - клубок шпагата, несколько рыболовных крючков, воткнутых в пробку, сухую горбушку, завернутую в газету, кусок воска и старую костяную ложку. Много карманов было в этой чиненой и полинявшей от дождя одежде, да еще и двойная подкладка, в которой привычному к сельским обычаям парню легко было спрятать и принести домой пойманного зайца или кролика. Казалось, что обыск не принесет результатов, когда с хриплым победным кличем консул извлек из самой глубины пару тяжелых сверкающих желтых запонок.
- Это мои! - заикаясь, сказал он. - Никаких сомнений - мои! Вы видите? - от волнения он схватил Галеви за руку. - Это всего лишь позолота… Единственная подделка среди моих вещей. Все остальное он сбыл с рук, а эти… потому что они не обладают настоящей ценностью, эти остались у него.
Узкая голова профессора понимающе склонилась:
- Разве я не говорил вам… Но, друг мой… Ради вашего здоровья, сохраняйте спокойствие.
- Я отказываюсь сохранять спокойствие! - трагически вскричал Брэнд. - Он причинил мне зло, мне и моей семье, - и вот он, наконец, в моих руках! Хосе! Немедленно сюда!
Он собирался крикнуть еще раз, но снаружи раздался топот и в сарай, запыхавшись, вбежал Хосе, срывая на ходу парусиновую кепку.
- Вы меня звали, сеньор?
- Да, звал! - глухо проговорил Брэнд. Ненависть душила его. Дрожащей рукой он протянул позолоченные запонки: - Где ты это взял?
Хосе посмотрел на желтые диски, связанные короткими цепочками, потом поднял темные глаза, растеряно переводя взгляд с Галеви на консула.
- Не понимаю вас, сеньор. Я никогда их раньше не видел.
- Тогда объясни, как они очутились в твоей куртке.
- Этого не может быть, сеньор. - Растерянный взгляд Хосе метнулся к грязному пончо за дверью, будто опасаясь, что оно тоже стало жертвой сверхъестественного злого умысла. - Их там никогда не было.
- Они были там, - резко возразил консул, и кровь бросилась ему в голову. - Я только что нашел их в твоем кармане.
- Нет, сеньор, - в отличие от уверенных обертонов Брэнда эти слова прозвучали смущенно и с запинкой.
- Профессор Галеви может это подтвердить.
В сарае повисло напряженное молчание. Побледневший Хосе не мог отвести завороженного взгляда от позолоченных запонок.
- Кто-то их подложил, - вымолвил он наконец.
С поджатых губ профессора сорвался и был мгновенно подавлен ироничный смешок.
- Классический ответ, - тихо сказал он консулу.
Но консул не услышал. В его ушах всё громче звучала победная песнь. Он снова ощутил огонь в груди и заговорил медленно, смакуя каждое слово:
- Я вызываю полицию. А ты пока пройдешь с нами в дом. И не пытайся бежать.
Хосе сильно побледнел, его глазах выражали обиду и боль, губы дрожали. Тем не менее, он гордо произнес:
- Мне незачем убегать, сеньор. Полицейский мой друг. Он знает, что я не вор.
Они направились к дому: впереди консул, за ним Хосе, замыкал процессию Галеви. Хосе был заперт в столовой, а консул лично позвонил в полицейский участок Сан Хорхе. Ждать пришлось недолго. Не прошло и получаса, как прибыл молодой стройный сержант полиции в темно-зеленой униформе с блестящей черной фуражкой. Гарсиа проводил его к консулу, на которого военная выправка полицейского произвела благоприятное впечатление.
- Сожалею, что побеспокоил вас, сержант, - начал консул, сразу переходя к сути дела, - но, оказывается, у меня в штате есть вор.
Кратко - самообладание уже возвратилось к нему - консул изложил компрометирующие факты. Услышав имя Хосе, полицейский вмиг утратил вид спокойной бдительности. Когда консул закончил, сержант в нерешительности изучал носки своих ботинок.
- Плохо дело, - вымолвил он. - Вы уверены, что тут нет никакой ошибки? Я знаю этого Хосе Сантеро. Может, он и бывает иногда… несдержан, но… украсть?..
Консул выпрямился, приняв обычный официальный вид.
- Вы позволяете личным чувствам влиять на свои служебные обязанности?
- Нет, нет, сеньор, - поспешно ответил сержант. - Давайте сначала с ним поговорим.
Они вошли в столовую, где, стоя, застыв в страдальческом недоумении, их ждал Хосе.
Глава 17
Для Николаса будто солнце выглянуло из-за туч, когда ему разрешили одеться и спуститься в столовую позавтракать вместе с отцом и профессором Галеви. Это было избавлением от полного одиночества, от холодного, впивающегося в грудь края подноса, с которого он ел, не ощущая вкуса, напряженно прислушиваясь, не донесутся ли снизу новые, таящие опасность звуки. Он чувствовал, что отец и профессор что-то от него скрывают, тем не менее, напряжение последних дней несколько спало, что было довольно неожиданно, и их общество не было ему неприятно. Профессор, откусывая намазанный маслом гренок, не умолкая, говорил с Николасом, сохраняя на лице уклончивую улыбку, словно вчерашнего допроса никогда и не было. Отец несколько раз незаметно выглядывал из-за листов "Эха Парижа", и в его по-прежнему отстраненном взгляде сквозил намек на примирение. Когда, покончив с завтраком и напряженно выпрямившись на стуле, Николас ожидал его приказаний, консул с деланной строгостью сказал:
- Тебе, наверное, хочется пойти в сад… Ты давно не гулял. - И, повернувшись к Галеви, он так же подчеркнуто сдержанно произнес: - Сегодня я не пойду в офис раньше полудня. Не посмотрите ли заключительную часть моей рукописи, если, конечно, это не слишком утомительно.
- С удовольствием, друг мой! - ответил Галеви, деликатно промокая губы салфеткой.
Они встали. Николас весь дрожал - эти сеансы наверху не прошли для него бесследно, ноги едва держали его. Но он взял себя в руки, спокойно направился к входной двери, и в следующую минуту был уже на крыльце.
До чего же хорошо было снова очутиться на улице, ощутить себя свободным после заточения - раздув ноздри, он вдохнул свежий аромат бриза. Разумеется, ни в коем случае нельзя сразу бежать к Хосе! Медленно, стараясь быть как можно незаметнее, он брел вдоль травянистого бордюра, останавливаясь через каждые несколько шагов и нюхая цветы. Один из розовых круглых камешков, окаймлявших дорожку, откатился в сторону - он аккуратно положил его на место. Он наблюдал, как улитка с выставленными рожками тащит куда-то бочонок своего замка, оставляя за собой серебристый след. Краем глаза он увидел, как из дома появился профессор Галеви, неся в руках клетчатый плед и пакет с драгоценной рукописью о Мальбранше. Когда психолог удобно устроился в шезлонге возле беседки, Николас бочком направился в сторону конюшни, куда его уже некоторое время манил стук топора.
Но там его ждало разочарование - это Гарсиа, закатав рукава, орудовал мачете, и Николас встревожено поспешил вокруг каретного сарая к новому рокарию. Рокарий выглядел прекрасно, нежно-зеленые листья папоротника уже покрыли камни с прожилками слюды. Но Хосе и там не было. Ускоренным шагом Николас прошел за олеандрами, пересек заросли мирта, свернул к пустому сараю и катальпе и, наконец, замкнув круг, опечаленно вернулся к беседке.
Уютно укутавшись, с трудом удерживая тяжелую стопку листов, скрепленных полосками металла, профессор, казалось, был так погружен в чтение, что неловко было его беспокоить. Но, поколебавшись, Николас всё же решился подойти. Галеви посмотрел на него поверх пенсне.
- Извините, сэр… Вы не видели большую лейку?
- Нет, - добродушно ответил профессор. - А ты?
- И я не видел. Но петунии нужно срочно полить.
- Что ты говоришь?.. Ну так найди ее.
- Я не знаю, где стоит лейка… А если бы и знал, она слишком тяжела для меня.
- Тогда выбрось это из головы.
- А как же петунии? Кто-нибудь должен о них позаботиться.
- Думаю, с ними ничего не случится.