Все богаче становилась семья, все более одинокой Верена, все более старой ее мать, все более пугливым ее отец.
На фабриках выжимались соки из тысяч иностранных рабочих - поляков, чехов, югославов, французов - и военнопленных.
Когда Америка вступила в войну и начали говорить о "выравнивании фронта" и организованном отступлении, Карлу Хайнцу Вилльфриду стало еще хуже.
Мать слушала по вечерам Би-би-си.
- Нужно быть информированными, - говорила она.
Когда его супруга делала что-либо запрещенное, Карл Хайнц всегда уходил из своего дома-замка и в растерянности бродил по ночным улицам.
- Я ничего не могу с этим поделать, - повторял он вновь и вновь. - Это предательство Родины! Если поймают, можно сразу угодить в концентрационный лагерь!
Время от времени объявлялась воздушная тревога. Бомбы почти не падали на территорию фабрики, но именно воздушные тревоги повергали отца Верены в абсолютную панику. Уже при первом предупреждении, дрожащий и бледный, он сидел в самом безопасном подвале предприятия. Когда выли сирены, он затыкал уши. И, когда однажды стреляла зенитная пушка, он начал громко плакать и молиться вслух на глазах у служащих, семьи, рабочих. Летом 1944 года артиллерия высадилась в Нормандии. В это же время началось большое советское наступление. Разбитый вермахт Германии отступал, все еще пытаясь оказывать сопротивление, а кое-где и просто беспорядочно бежал.
Месяц за месяцем становилось все хуже.
Верена вспоминает в подробностях:
- Город за городом занимала Советская армия. Русские наступали, в огромные клещи захватывая север и юг. 22 января 1945 года, вечером, мой отец делал то, чего не делал никогда: вместе с мамой слушал Би-би-си. Нас, детей, отправили спать раньше положенного времени. А на следующее утро отец исчез вместе с шофером и машиной.
О жене, обоих детях, всем своем имуществе он позабыл в безрассудном бегстве от наступающих советских танков. Он сбежал практически без всяких средств, с маленьким чемоданом, укутавшись в тяжелое меховое пальто.
К середине того дня, когда отец Верены бросил семью на произвол судьбы, в город вошла головная часть первой действительно бесконечной колонны полуголодных, полузамерзших беженцев, добравшихся сюда пешком на перегруженных повозках, запряженных лошадьми.
Верена видела, как многие люди из колонны падали с повозок от истощения. Впервые в жизни она увидела лежащих на улицах города мертвых людей. Вечером поступило сообщение, что советские танки стоят в тридцати километрах от города.
Жители слушали это со страхом и вместе с тем с облегчением. Гауляйтер больше не слушал это. Прошло уже несколько дней с того времени, как он по "тайным делам рейха" по долгу службы отправился в Австрию…
Мать Верены сказала:
- Будь что будет - мы остаемся! Кто убегает - тот проигрывает. Посмотрите на бедных людей на улицах! Мы не сделали ничего дурного. Мы остаемся там, где наше место.
На последнем слове прогремел выстрел, и одно оконное стекло разбилось с треском. Пуля пробуравила стену комнаты в пятнадцати сантиметрах от головы матери Верены.
- Ложись! - закричала мать.
Дверь распахнулась.
В комнату ворвались старый мастер и несколько рабочих. Они были вооружены. Из окон они открыли ответный огонь.
- Это вынужденные меры, - сказал, тяжело дыша, мастер. - Они освободились из своих лагерей и убили караульных. Вы должны уходить, фрау Вилльфрид…
- Нет!
- Они убьют и вас! Они убьют всех нас!
- Я не уйду, - закричала мать Верены. - Я родилась здесь! Я не нацистка! Я не боюсь русских!
В этот момент возобновился орудийный огонь, и горящий факел влетел через разбитое стекло окна в комнату. От факела загорелись ковер и портьеры. Протяжный звук заполнил комнату. Старый мастер потащил мать, с безвольно повисшими руками, бормочущую бессмысленные слова, из комнаты.
Двумя часами позже, в кромешной тьме Верена сидела на корточках рядом с братом в фургоне, возле них стояли всего два чемодана. На облучке сидели старый мастер и мать. Под глухой рокот продвигающихся вперед тяжелых орудий в повозке, среди тысяч повозок бесконечной колонны беженцев они ехали на запад.
Когда Верена обернулась, она смогла увидеть в огне здание фирмы их семьи. Девочка часто поворачивала голову, всматриваясь в происходящее вокруг, и мать говорила:
- Никогда не забывай того, что ты сейчас видишь, детка!
- Нет, мамочка.
- Люди, которые подожгли дом, не злые. Злыми были мы. Мы пригнали их с родины и годами эксплуатировали.
- Да, мамочка.
- Сейчас они мстят за это. Мы начали эту войну и напали на их страны. Поэтому мы и едем сейчас ночью, поэтому мерзнем сейчас, поэтому и боимся. Недопустимо нападать ни на один народ. Нельзя начинать войну. Никогда не забывай этого!
- Нет, мамочка!
- Ты тоже, Отто.
Мальчик не ответил. Он спал.
- И русские солдаты, которые наступают, идут к нам не по своей воле. Не по зову сердца промаршировали они из Монголии, Сибири и Кавказа до Силезии. Они пришли к нам потому, что мы напали на их страну. Когда нападают, надо обороняться.
- Заткнись, сраная коммунистка, - закричала пожилая женщина, хромавшая рядом, крепко держась рукой за край фургона.
- Да, - сказал старый мастер, - лучше, если вы не будете так говорить, фрау Вилльфрид. Вы знаете, каковы люди.
Мастер был старый социал-демократ, знавший мать молодой красивой женщиной еще в то время, когда она только вышла замуж за Карла Хайнца Вилльфрида.
Карл Хайнц Вилльфрид ночью 23 января 1945 года находился уже в районе города Галле. На следующий день он двинулся на юг, в Баварию. Позже Верена узнала, что ее отец запасся фальшивыми документами; они удостоверяли личность врача Карла Хайнца Вилльфрида, который должен был обеспечить "Альпийскую крепость" бесценными медикаментами. Вечером 25 января он достиг Аугсбурга, задержался лишь на короткое время, чтобы запастись бензином, и поздним вечером поехал дальше по направлению к Мюнхену.
Глава 7
Мать Верены умерла в амбаре на окраине Кобурга. Уже утром перед их отправлением в путь у нее была температура. Мать молчала об этом и пыталась скрыть озноб, который охватывал ее вновь и вновь. Как только рассвело, появились штурмовики. Они расстреляли колонну. Люди и животные умирали, многие кричали перед смертью часами. Но не было никого, кто мог бы помочь им.
Снег был красным от крови. Оставшиеся в живых пешком поплелись дальше. Взрослые несли детей. И вновь появились штурмовики. Беженцы, на которых была объявлена охота, падали в грязь, в ручьи крови, на лед. Старый мастер подтащил Верену и Отто к себе и накрыл их своим телом. Мать Верены лежала рядом. Она задыхалась, ей не хватало воздуха. И все вдруг заметили, что она больна.
- Мы должны продвигаться дальше. В следующий район. Там будет врач. Вас нужно лечить, фрау Вилльфрид, - говорил мастер, когда закончилась воздушная атака и оставшиеся в живых поплелись дальше.
В следующем месте остановки колонны врача и свободной кровати не оказалось. Жители закрыли двери и окна перед беженцами. Несколько человек бросили в проходящую колонну хлеб. Верене удалось поймать ломоть. Одна женщина ударила ее по лицу. Верена выронила хлеб. Она держалась за разбитое лицо и стояла с закрытыми горящими глазами. Когда она вновь открыла их, женщина с ломтем хлеба была уже далеко.
И в следующем населенном пункте врача не было. И места для больной тоже. Мать уже бредила. Она больше никого не узнавала. Мастер отдал одному крестьянину золотые часы и пятьсот марок - все, что у него было. За это он получил убогую маленькую повозку и такую же убогую лошадь. Но ехать можно было только ночью, так как днем в небе все время кружили штурмовики. Мать Верены целыми днями бредила.
Наконец-то они оказались в предместье Кобурга. В амбаре они нашли себе убежище. Здесь должны были оставаться дети при больной матери. Мастер уходил на поиски хлеба, картошки, врача.
Верена пыталась попрошайничать. Она оставила Отто с матерью. В одном крестьянском дворе, где дверь открыл ей краснолицый крупный мужчина могучего телосложения, она попросила хлеба.
- Проходи в кухню.
Мужчина захлопнул дверь и сорвал с нее пальто и блузку.
- Он бил меня до тех пор, пока я не смогла уже обороняться. Потом сделал то, что хотел, - рассказывает Верена. - А потом выбросил меня на улицу с криком: "Здесь нет хлеба! Проваливай!"
Это был первый мужчина в моей жизни. Мне не было тогда и восемнадцати. Когда я вернулась в наш сарай, мама уже умерла.
Глава 8
Когда плачущая Верена сидела возле умершей матери, вернулся мастер. Он принес свеклу, хлеб и картошку. И нашел врача, пообещавшего прийти.
Врач опоздал на три часа.
Последними словами матери Верены были: "Мы должны были остаться". Они похоронили Эдит Марию Магдалену Вилльфрид, урожденную Элькенс. Нечем было рыть могилу. Они голыми руками забросали труп снегом.
Для умерших немцев, русских, американцев, англичан, поляков, бельгийцев, французов, голландцев, югославов, итальянцев и людей из многих других стран в этот февраль 1945 года хватало снега.
Мастер довез Верену с братом в маленькой повозке до Франкфурта-на-Майне. Он был хитрым, прожившим большую жизнь человеком, ходил только по лесным тропам и близлежащим улицам и никогда по бестолковым, запруженным большим количеством народа улицам, и воровал еду для детей и себя.
- Но всегда заставлял сначала есть нас, - рассказывает Верена. - Он ел то, что оставалось после нас. Это было немного.
Во Франкфурте был разбит в предместье большой лагерь. В нем мы прожили до весны 1946 года.
Глава 9
Верене было уже восемнадцать лет, она была красивой девушкой в лохмотьях, с черными, отливающими синевой волосами, жгучими черными глазами и печальным лицом. Один американский часовой, охранявший лагерь, влюбился в нее.
- Его звали Джек Коллинз. Он был из Оклахомы, - рассказывает Верена.
Джек был вторым мужчиной в ее жизни. Он не только обещал хлеб, он его приносил, чудесный белый хлеб, испеченный из нежнейшей муки.
Джек Коллинз приносил с собой также "К-Rations" - упакованный в картон армейский паек, к которому наряду с основными видами питания прилагались также шоколад, жвачка и всегда два презерватива. Средства предохранения, которые Верена видела впервые в своей жизни, Джек использовал для того, чтобы придать своим брюкам поверх высоко зашнурованных ботинок особый шик.
Для этого он срезал с презервативов их круглые части, скатывал их и обматывал ими, как бинтом, брючную ткань. Позже Верена узнала, что так было принято во всей армии, а не являлось собственным изобретением отдельно взятых субъектов.
Джек показал себя неопытным, но трогательным любовником. Он пренебрег многими предосторожностями, рисковал из-за Верены, но на это лишь говорил по-английски:
- Мне плевать на погоны! Все, о чем я думаю в этом проклятом мире, - это ты, дорогая!
Джек Коллинз, в будущем капрал, сейчас только еще рядовой первого призыва, заботился о Верене, Отто и старом мастере. Все это он делал потихоньку, чтобы никто не знал. Зима подходила к концу. Джек позаботился наконец даже о месте работы для Верены, пристроив ее продавщицей в великолепный американский магазин на колесах, в котором - если ты был американцем - можно было купить буквально все: от кружевной ночной рубашки и духов "Шанель № 5" до нежнейших нейлоновых чулок, от мяса глубокой заморозки и овощей до сигарет, от швейцарских часов и шотландского виски до французских платьев.
Было сложно устроить туда Верену, так как у нее почему-то были трудности в изучении языка, говорила она плохо, неправильно расставляла акценты во фразах; сложности усугублялись еще и тем, что для многих американок, делающих здесь покупки, она была слишком красивой.
Джек все-таки сумел все устроить. Он позаботился и о том, чтобы Верена, Отто и мастер смогли покинуть лагерь беженцев и переехали на квартиру в южной части Франкфурта.
Джек позаботился о велосипеде, на котором Верена каждое утро ездила на работу, снабжал их углем, мебелью.
В апреле 1946 года умер старый мастер. В центре города, на перекрестке Кайзерштрассе, он упал замертво - апоплексический удар. В 1949 году было уже разрешено бракосочетание американских солдат с немецкими девушками - честно говоря, после определенной и довольно серьезной проверки "фрейлейн". Джек Коллинз сразу же составил соответствующее ходатайство, так как искренне любил Верену. Она не любила его, но хотела уехать прочь из Германии.
Ходатайство Джека прошло много инстанций между Франкфуртом и Вашингтоном, и, несмотря на все запросы, Джек не пошел дальше. Он был простым, честным юношей, не особо интеллигентным, но чрезмерно добродушным.
В письмах своим родителям он сообщил "about his little Sweetheart". Отец его был фермером. Джек показал его Верене на фотографии, а также мать, трех братьев и сестер, усадьбу, лес за полями. Он пел под гитару "Oh, what a beautiful morning!"
Он очень хорошо пел.
В конце 1949 года они узнали, что у них неплохие перспективы уладить все бумажные дела к середине 1950 года. Летом 1950 года войсковая часть, к которой был приписан Джек Коллинз, должна была передислоцироваться. Огромные машины перевезли солдат в Корею. Там развязывалась новая война.
29 июня 1950 года Джек улетел на самолете фирмы "Глобемастер" с военной базы "Рейн-Майн-Эйр". На трапе он повернулся и крикнул Верене:
- Don't cry, baby! I'll be back in no time at all!
В этом Джек Коллинз, однако, ошибался. Он погиб 13 ноября в бою с так называемым краснокитайским добровольцем на горном хребте Хартбрейк. Известие о его смерти дошло до Верены только в середине декабря. Военный департамент оповестил об этом только лишь родителей Джека. А те сообщили об этом Верене и выразили соболезнования.
Глава 10
Пришло время, когда Верену почти каждую ночь можно было видеть в различных американских клубах Франкфурта. Она флиртовала. Она танцевала. "В это время я привыкла к алкоголю", - говорит Верена. Часто она напивалась до такой степени, что ее должны были приносить домой. Она без особого выбора завязывала знакомства с мужчинами и бросала их, когда получала от них все, что ей было нужно. В большинстве случаев это случалось очень быстро.
Как известно, такая манера общения, когда с тобой обращаются как со второстепенным предметом, особенно возбуждает мужчин. Вскоре Верена стала кумиром всего франкфуртского гарнизона. Высший командный состав добивался ее благосклонности. Она позволяла делать подарки, проводить с ней время, целовать и ложилась с мужчинами в постель - не слишком часто.
- Не следует делать это слишком часто, - объясняла она в то время одной подруге. - Ты должна отдаваться редко. Иначе они перенасытятся тобой.
Она рассказала мне в тот вечер, почему так изменила свою жизнь: "Джек умер. Я не очень любила его, но он хорошо относился ко мне, и я внушила себе, что научу себя любить его. Но с этим уже покончено. Сейчас же я внушила себе, что все любовные связи, прошедшие и те, которые еще будут, должны обязательно плохо заканчиваться. Тогда я решила для себя больше не любить никогда. Больше никогда!"
Это она решила в то время.
Этому решению она следовала почти три года. Между тем она к чему-то привыкла, что-то ей пришлось пережить. Она слишком много курила и пила, но с этим не могла ничего поделать.
В остальном она была - особенно в противоположность американским женщинам - очень осторожной. Она не имела права на то, чтобы давать повод к ревности или жалобам. С женатыми мужчинами она принципиально предпочитала не иметь дела. На службе она была безупречно вежлива, сама неприступность по отношению к самым симпатичным лейтенантам, самым обаятельным полковникам. Она никогда не принимала подарков в магазине: каждую немецкую служащую магазина каждый вечер проверяла женщин - член "Женского вспомогательного корпуса" вплоть до обыска, чтобы узнать, не украла ли немка что-либо из этого рая.
- Вы уволены!
Это были слова, которые Верена слышала сотни раз, когда при такой проверке у какой-нибудь девушки обнаруживалась пара нейлоновых чулок или плитка шоколада. Верена не хотела "светиться". Она никогда не воровала. Она выполняла свою работу и кормила себя и своего брата так сносно, как могла. Все между тем шло неплохо, так как она получала от мужчин множество подарков - вне службы. Между тем Отто Вилльфрид попробовал себя в бизнесе на черном рынке - продолжительное время ему сопутствовал успех. Что и как он делал, чем и с кем торговал - об этом мне нет необходимости писать. Те, кому тогда было двадцать или больше, об этом знают всё. Тем же, кому тогда не было двадцати, не стоит знать об этом.
Я не хотел бы никому наскучить или сбить кого-либо с правильного пути, поэтому и не стану писать об этом.
Глуповатый тщедушный Отто с 1950 года по 1953 год зарабатывал во много раз больше своей работающей с восьми часов утра до пяти часов вечера сестры. Он снимал большую квартиру на Ландштрассе. Его безумные вечеринки были известны во всем городе. У него было много подружек и денег.
Двенадцатого апреля 1953 года он был арестован американской криминальной полицией. Агентурная группа под руководством некоего Роберта Стивенса уже долго вела наблюдение за бандой, во главе которой стоял Отто.
И наконец ее разоблачили. Против всех членов банды спекулянтов было возбуждено судебное дело. Главным свидетелем обвинения на процессе был мистер Роберт Стивенс.
Глава 11
Мистер Стивенс, главный свидетель обвинения против спекулянтов, настолько свободно говорил по-немецки, что можно было подумать, что он эмигрант из Германии. Он так же, как по-немецки, свободно говорил на французском, итальянском и испанском языках. Он был во всем полной противоположностью доброжелательному и ограниченному Джеку Коллинзу. И выглядел великолепно. Был ухоженным и коммуникабельным, умел ухаживать за женщинами. И он способствовал тому, что Верена еще раз поменяла свои взгляды на любовь и мужчин.
Мистер Стивенс стал ее "бойфрендом". В этом плане он был намного опытнее неловкого, бестолкового и трогательного Джека, разбившегося в Корее, и умел сделать женщину счастливой.
Мистер Стивенс тоже говорил о женитьбе.
Он купил ей платья, украшения, она могла ездить на его "шевроле". Самым главным, что он сделал, было то, что он изъял из дела перед заседанием суда определенные документы, серьезно усугублявшие вину брата Верены. В результате двенадцать членов банды были приговорены к высшей мере наказания, а Отто Вилльфрид выпущен на волю.
Мистер Стивенс был честным мужчиной. Он говорил:
- Я женат в Штатах. И уже подал заявление о разводе. Придется подождать.
Конечно, для этого нужно было время.