На движущейся дорожке показался багаж пассажиров рейса "Люфтганзы". Люди столпились перед тремя таможенниками. Дело идет споро, и многих уже пропустили на выход. Тут я снова вижу семью с двумя детьми. Так как они все еще весело и счастливо смеются, я предпочитаю смотреть в другую сторону. Сбоку - темный проход в какой-то склад, над входом прикреплена табличка: "Посторонним вход запрещен". В полутемном закоулке скрывается целующаяся парочка. И как они это делают!
Его руки лежат у нее на плечах, она положила свои ему на пояс. Вот так они и стоят. Поцелуй, кажется, никогда не кончится. Он выглядит потрясающе. Черные волосы. Черные глаза. Высокий. Стройный. Серый костюм. Остроносые ботинки. Маленькая бородка. Похож на итальянца. Она ниже его, примерно моего роста. Одета в бежевые брюки, бежевые туфли, бежевый пуловер, на шее шарфик. Бежевый ей к лицу, и она это знает. А какая фигурка! Как у гоночной яхты. При этом она отнюдь не молоденькая, где-то за тридцать.
Ну наконец-то! Le baiser phantastique закончился. Они смотрят друг на друга. Точнее сказать, она видит его взгляд, он-то уж точно ничего не видит, так как у нее половина лица скрыта огромными черными солнечными очками. На то, наверно, есть причина. Если этот господин ее муж, то мой папочка честнейший в мире человек!
Жаль, что из-за очков не разглядеть ее глаз. Мне удается рассмотреть узкое белокожее лицо, темную точку на левой щеке, полные красные губы, маленький носик, высокий лоб и иссиня-черные волосы, которые мягкими волнами спадают на шею.
Она разговаривает с этим парнем. У нее чудесные зубы. Он говорит что-то, отчего ее рот скривился так, будто она собирается заплакать, потом она быстро и коротко целует его в губы, щеки, веки. Если бы они знали, что за ними кто-то наблюдает! Она, похоже, совершенно без ума от него. Как ловко она берет быка за рога. Меня бросает в жар от одного взгляда на нее.
- Выверните карманы, пожалуйста, и положите все на стол.
Толстяк, кажется, справился с сумкой. Так, теперь все повторится с бумажником, спичечной коробкой, пачкой сигарет и носовым платком. Ха, он и вправду вынимает все спички, все сигареты, трясет носовой платок. Я снова выглядываю в окошко. Парочка все еще стоит в обнимку. Ах, какая женщина…
- Снимите одежду, пожалуйста.
- Пожалуйста. - Это удается сделать довольно быстро, так как я знаю, что нужно надеть, когда еду в Германию. Через полминуты я уже стою в одних носках и трусах перед толстяком, который начинает перетряхивать мои вещи. Он выворачивает все карманы, ощупывает подкладку куртки, заглядывает в отвороты брюк. Вдруг я спрятал там водородную бомбу.
- Вы можете сесть.
- Спасибо, я лучше постою. - Собственно, из-за того, чтобы видеть, как она снова его целует.
- Вы, наверно, уверены, что к вам придираются, господин Мансфельд.
- Нет, что вы!
Она гладит его по черным волосам, держит его голову обеими руками.
- Поверьте мне, я лишь выполняю свой долг.
Теперь она целует его руку. Один. Два. Три раза. Затем прижимает руку к своей щеке. Парень, да ты счастливчик! Потрясающая женщина! Вот бы увидеть ее глаза…
- Я всего лишь исполнитель. Если приказывают обыскивать, я обыскиваю. Служба есть служба. Против вас я ничего не имею.
Это отвратительно, но я не могу отвести от них глаз. Наконец я отворачиваюсь и говорю толстяку:
- Я тоже ничего не имею против вас, господин…
- Коппенгофер.
- Я ничего не имею против вас, господин Коппенгофер. Я знаю, что вам надо выполнять свои обязанности. Меня столько раз здесь обыскивали, что я удивляюсь, что вижу вас впервые.
- Я работаю только три недели. Меня перевели сюда из Мюнхена.
- Ах, вот оно что. - Я снимаю носки и протягиваю их ему. - Это касается моего отца, знаете ли. - Он смущенно кивает. Приятный он парень, этот толстяк. Он стоит и смущенно заглядывает в носки. - Я не рассматриваю это как придирки ко мне. Это мой папочка должен возмущаться.
Пусть он помучается, зная, что его сына обыскивают, как преступника, каждый раз, когда он прилетает к себе на родину. Бесполезно объяснять этим господам, что они исходят из неправильных предпосылок. Мой отец не страдает от этого. Ему наплевать на всех. В первую очередь на меня.
Господин Коппенгофер смотрит на меня непонимающе.
Я спрашиваю:
- Трусы снимать?
Он качает головой и снова смущается.
- Я очень быстро…
В общем, я встаю, он оттягивает мне трусы сзади, потом спереди и заглядывает внутрь.
- Можете одеваться.
- Спасибо, господин Коппенгофер, - говорю я и беру носки.
Почему я не должен быть с ним вежливым? Он тут ни при чем, и ребята на паспортном контроле тоже, у них есть инструкция.
Я говорю:
- Ребята на паспортном контроле следуют инструкциям. Я вам уже объяснял, это отец должен чувствовать себя оскорбленным, а не я. Это было бы справедливо. Но люди исходят из неправильных предпосылок. Они думают, что он меня любит, а ему на меня наплевать.
- Вы говорите ужасные вещи, господин Мансфельд.
- Это всего лишь правда. Вы думаете, мой отец такой идиот, что даст мне или одному из своих приближенных директоров нечто интересующее вас? Будь он таким идиотом, вам бы давно удалось засадить его за решетку. Да что со мной такое? Что это я разболтался? - Директоров вы тоже каждый раз обыскиваете, они привыкли к этому так же, как и я. Удалось вам обнаружить хоть один документ, хоть малюсенькую бумажку за все эти семь лет? Ничего. Темные делишки, которые мой папаша обделывает в Люксембурге, никогда не документируются. Господа все держат в голове. Вы же не можете сказать: "Будьте добры снять голову, господа!"
- Вы все же сердитесь на меня.
- Нет, клянусь!
Я наконец оделся и запихиваю вещи в сумку. Я никогда не беру в Германию много вещей. Так сложилось.
Парочка все еще здесь. Они держатся за руки и молча смотрят друг на друга. Наверно, он скоро улетает. Ясное дело, улетает именно он. Вы только посмотрите, как она одета.
Пока меня обыскивали, я то и дело слышал объявления по громкоговорителю: "Внимание, объявляется посадка на рейс "Эр Франс" до Рима через Мюнхен и Цюрих. Просим пассажиров подойти к третьему выходу. Желаем вам приятного полета". - "Attention please! Passengers Wright, Tomkinson and Harris, booked with "Pan American" World Airways to New York, please, come…"
И тому подобное. Я складываю свои сигареты, когда из громкоговорителя раздается: "Госпожа Верена Лорд, повторяю, госпожа Верена Лорд! Пожалуйста, подойдите к справочному бюро. Вас просят к телефону".
Через маленькое окошко вижу, как женщина в больших солнечных очках вздрагивает и смотрит на мужчину, который держит ее в объятиях. Она что-то говорит. Он что-то отвечает. Она качает головой. Прекрасные иссиня-черные волосы повторяют движения головы.
- Госпожа Верена Лорд… Госпожа Верена Лорд… Вас просят к телефону… Пожалуйста, обратитесь в справочное бюро!
Он умоляет ее о чем-то. Она топает ногой.
Толстый таможенник открывает дверь.
- До свидания, всего вам хорошего, господин Мансфельд! Вы свободны. И, пожалуйста, без обид.
- Да-да, - отвечаю я и пожимаю ему руку, но на него уже не смотрю.
Я вижу только женщину в черных очках. С дорожной сумкой в руках прохожу мимо нее и парня. В этот момент она резко поворачивается, и мы сталкиваемся.
- Пардон, - произношу я.
Бросив на меня отсутствующий взгляд, она бежит через зал. Парень нерешительно следует за ней. Он боится? Похоже, что так. Я бы тоже боялся. Может, даму по телефону разыскивает супруг?
Почему здесь пахнет ландышами?
Ах, вот оно что. Это запах духов. "Диориссимо". Знаком с такими. В предпоследнем интернате, из которого меня выгнали, у меня была девчонка, которая их любила. Я дарил ей их. Стоят они целое состояние, а запах так быстро улетучивается, прямо-таки с той же скоростью, с какой я вылетел из интерната из-за истории с той цыпочкой…
"Диориссимо".
Верена Лорд.
Мне, кстати, тоже надо подойти к справочному бюро узнать, как лучше добраться до Фридхайма. То, что сначала по шоссе, это ясно. А дальше?
- Носильщик!
- Пожалуйста, господин!
- Вы не могли бы пригнать мою машину из гаража? Белый "ягуар".
- Вы оставляли его у нас, когда улетали?
- Да.
- Документы, пожалуйста.
Я отдаю ему бумаги.
- У вас есть еще багаж?
- Нет. Ключ в замке зажигания.
- Я поставлю машину перед центральным входом.
- Договорились.
Я направляюсь к справочному бюро и по дороге обгоняю брюнета. Симпатичного. Неторопливого. Он о чем-то размышляет, это сразу видно.
"Диориссимо". Я чувствую запах даже сейчас. Длинные ноги. Волосы цвета воронова крыла. Верена Лорд. И тут я чувствую укол в сердце.
Погодите! Верена Лорд…
Верена Лорд?
Глава 3
- Я прошу простить нас за задержку…
Прошло минуты две.
Я как раз бросил мягкую дорожную сумку на заднее сиденье "ягуара", когда раздался этот голос. Он был глухим, глубоким, с хрипотцой. Я оборачиваюсь и вижу ее перед собой. Снова пахнет ландышами.
- Мадам?
Я крепко схватился за дверцу машины, ведь такое случается только в романах, правда? Я имею в виду подобные совпадения.
Госпожа Верена Лорд стоит передо мной и трет руки, будто намыливает их мылом. Она покраснела и не знает, с чего начать. Поэтому я спрашиваю:
- Я могу вам помочь?
Вопрос дурацкий! Зачем бы ей тогда обращаться ко мне? Если дамочка будет и дальше меня рассматривать, мне срочно потребуется коньяк.
- Да, - говорит она своим грудным голосом, который способен свести с ума любого нормального мужчину, - я думаю, вы можете мне помочь… если захотите, конечно… я имею в виду… О Господи, как неудобно… - Теперь она снова выглядит так, будто вот-вот заплачет, как в темном закутке возле таможни.
Парень приближается. Очень медленно. Он, видно, понял, что женщина сама не справится со своей проблемой. Похоже, он бы все отдал, лишь бы со мной не заговаривать. Однако деваться ему некуда. Выражение лица женщины совершенно беспомощное.
Ну наконец-то он добрался до меня. Говорит по-немецки с итальянским акцентом, но бегло:
- Синьор, дама очень спешит. Мы в одно и то же время были возле справочного бюро…
- Да, - отвечаю я.
- …и я стоял возле стойки рядом с вами, пока дама разговаривала по телефону.
Она теперь смотрит на меня не отрываясь. У меня вспотели руки. Это полный бред! Разумеется, у меня были женщины. Но вот так… такого со мной еще не случалось! Щеки у нее побледнели, а грудь вздымалась и опускалась. Он продолжает что-то бубнить, словно экскурсовод или человек, объясняющий вам, как играть в покер.
- Я стоял рядом - scusi, signore - и слышал, как вы спрашивали барышню за стойкой о дороге до Фридхайма.
- Да, я направляюсь туда.
- Госпоже тоже необходимо быть там.
Парень, ты классно выглядишь. Хотел бы выглядеть так же, как ты. Пусть вполовину краше! Тогда бы я точно попал в больницу - от истощения. Этот парень и женщина очень подходят друг другу. Так часто говорят о людях, которые никогда не смогут быть вместе и никогда не будут.
Он ее целовал. Но это меня вообще не касается. Я ужасно ревную.
И вот я долго смотрю на эти его оливковые, покрытые волосками руки джентльмена, причем так долго, что он прячет их за спину, и, что самое смешное, я тут же перестаю ревновать.
Что из того?
У меня была однажды женщина, ей было сорок лет, так с ней случилась истерика, когда меня выгнали из интерната, и я сказал, что больше не смогу ее навещать. Ну вот, но on the other hand: Верена Лорд. Верена Лорд.
Надо, в конце концов, отвыкать от дурацких иностранных фразочек.
Парень говорит:
- Даме нужно срочно попасть во Фридхайм, но у нее нет машины.
- Как же она добралась сюда?
Женщина берет парня за руку и говорит так, будто вот-вот упадет в обморок:
- Пожалуйста, прекратите. Это полное безумие.
Боже, да она называет его на "вы". Ну конечно, если он ее любовник, она будет называть его на "вы". Не бросаться же ей ему на шею у меня на глазах.
Вам знакомо чувство, когда вам все нравится в женщине? Она может сказать, сделать, позволить себе что угодно, а вы при этом теряете голову от тоски и желания. А если вы еще не знакомы с этой женщиной? Такое случилось со мной однажды в вагоне скорого поезда. Но она была со своим мужем, и они вышли в Карлсруэ. Тогда я две ночи не мог уснуть. Теперь это повторилось.
С Вереной Лорд. Надо же было такому случиться! Если бы она знала! Естественно, она скоро об этом узнает. Такое не утаишь. Из всех женщин на свете - именно Верена Лорд. Ну и дела…
Какие красивые у нее руки! На среднем пальце правой руки - оправленный в платину изумруд в окружении бриллиантов, а на запястье браслет и снова бриллианты с изумрудом. Камень и браслет впечатляют! Я немного разбираюсь в драгоценностях. Мой старик, свинья, покупает их гроздьями. Называет это капиталовложением. Первоклассные специалисты из Амстердама консультируют его при покупке. Пару раз мне довелось присутствовать при этом. Поэтому я кое-что понимаю. Меня не обманешь. Тот камешек, что у дамочки на пальце, весит не меньше пяти карат, а браслет стоит не меньше ста пятидесяти тысяч марок. Зачем она надевает такие цацки к простым брюкам и свитеру? Приходилось подрабатывать сами знаете кем в каком-нибудь погребке? Там часто встречаются такие красавицы! Нет. Эта леди никогда не работала в погребке. Она из мира… из такого мира, в котором люди свободно, уверенно и беззаботно носят дорогие украшения, даже если одеты в простые брюки и свитер. (Теперь я знаю, в каком мире жила Верена до того, как стала госпожой Лорд. Раньше я этого не знал.)
Парень, положив руку на плечо дамы, улыбается свежо, радостно, раскованно и говорит ей:
- Потерпите немного, ладно? Вы не должны сейчас терять самообладание. - И тут же мне: - Дама приехала на моей машине. Она меня провожает. Я улетаю в Рим. Разумеется, она может взять такси. Или мою машину. Но это было бы нежелательно.
- Отчего же?
- Дело в том, что даме срочно нужно вернуться во Фридхайм. Как можно быстрее. Когда я увидел, что у вас "ягуар", то решил попросить вас захватить даму с собой. Какую скорость он развивает?
- Ну, двести двадцать мне удавалось выжать.
- Вы подвезете синьору?
- С удовольствием.
- Замечательно. - Он шепчет ей что-то на ухо, мне удается услышать лишь конец фразы: "…он только выедет из Франкфурта, а ты уже будешь во Фридхайме".
Свое "ты" он прошептал, но недостаточно тихо. Кто же должен выехать из Франкфурта? Что они, хитрецы, замышляют?
Не пойму, что это я так размяк? Она что, моя подружка? Поэтому я нагло замечаю:
- Если мадам торопится к супругу домой…
Она бледнеет, смотрит на меня не отрываясь и бормочет:
- К супругу…
- Или к любимому братцу. Здесь ведь никогда точно не угадаешь? - Я несу такую чушь, когда вдруг становлюсь сентиментальным.
- Послушайте, - начинает она, - я вас совсем не знаю. Вы были так любезны, что согласились меня подвезти. Но теперь я ни под каким видом…
Парень тихонько толкает ее локтем. Она тут же замолкает. Мы с ним, видимо, придерживаемся одинакового мнения на сей счет. Я говорю:
- Понятно. Я хорошо вас понимаю. Очень хорошо. Я обидел вас. Тысяча извинений, госпожа Лорд.
- Вам известно мое имя?
- И не только имя!
- Что это значит?
- Потом объясню. Давайте сначала поедем.
- Я не сяду, пока вы не объясните мне, что все это значит!
- Вы должны поехать с ним, - говорит этот, с бородкой.
- Я тоже так думаю, - замечаю я.
- Может быть, вы шантажист? - шепчет она.
- Может быть.
Я чувствую себя уверенно.
Мужчина делает шаг вперед, хватает меня за рукав и тихо говорит:
- Я вас предупреждаю. Если вы хотите воспользоваться ситуацией, то имейте в виду: я вас найду, где бы вы ни были, и тогда…
- Нет, - сказал я.
- Что нет?
- Отпустите рукав моей любимой куртки. Я этого не люблю.
Но тут я просчитался. Он не отпускает рукав, а усмехается, и глазки становятся злыми:
- Мне все равно, что вы любите или не любите, господин Мансфельд.
- Мансфельд? - произносит она.
Куда только девается моя уверенность?..
- Мансфельд? - переспрашивает она.
- Свое имя он назвал в справочном бюро, синьора. Его отец тот самый Мансфельд.
- Мансфельд? - повторяет она.
Эта собака, мой отец.
- Мы можем довериться господину Мансфельду, - считает красавчик. - Он джентльмен. При таком папочке человеку не остается ничего, кроме как быть джентльменом.
Смрадный пес мой папочка! Оскорбить можно по-разному. Самое худшее, когда ты вынужден говорить себе: от тебя ничего не зависит, тебе это навязали. Наплевать. Возразить мне нечего. Поэтому я констатирую:
- Прошло уже четыре минуты.
Симпатяга нежно целует даме ручку, смотрит на нее маслеными глазками и говорит:
- Господин Мансфельд прав. Четыре минуты мы уже потеряли.
- Мадам, мне доставит удовольствие довезти вас до Фридхайма.
Я обхожу "ягуар".
Он слегка кланяется и говорит:
- Всего доброго, синьора. Спасибо, что согласились меня проводить.
Она отвечает так тихо, что ее невозможно расслышать.
- Счастливого полета. Благополучного возвращения.
- Непременно, - отвечает он и придерживает дверцу машины, мягко вынуждая женщину занять место рядом со мной.
Тут я вдруг замечаю, что его оливковая волосатая рука, придерживающая дверцу, дрожит.
Вот так-так. Ничто человеческое нам не чуждо.
Я до сих пор не могу прийти в себя после истории с отцом, когда…
Лучше не вспоминать. У меня теперь есть утешение: у остальных людей тоже есть нервы. Кроме того, я кое-чему научился. Если тебе паршиво, будь сильным. Мне паршиво уже в течение семи лет.
Мадам Верена сидит рядом со мной. Я включаю зажигание и жму на газ так, что двигатель взвывает.