- Будь моя воля, я бы оставила его там, - подхватила Дюймовочка. - Размазня ты, мой милый, и это твоя беда. Такие придурки вечно во что-нибудь влипают. - Она укоризненно глянула на Хуберта. - Тебе должно быть стыдно.
- Еще как стыдно, - Дот тряхнула волосами. - Я бы такого позора не пережила.
Вот тут Хуберт и не выдержал. Он и без того столько натерпелся от мужчин.
- Заткнитесь, - пробормотал он. - Вы прекрасно знаете, что я ничего не сделал. Я ухожу, - и он шагнул к столу, чтобы забрать вещи, которые Томми достал из его карманов.
Но Дюймовочка, при всех своих необъятных размерах, оказалась проворнее.
- А вот и нет, ты так просто не уйдешь. - У нее в голосе слышались те же неприятные интонации, что и у Джарви. Она накрыла руками вещи Хуберта. - Одну минуту, одну минуту, молодой человек!
- Отдайте мне мои вещи, - воскликнул Хуберт, и глаза его наполнились слезами. Он попытался отпихнуть огромную руку.
- Только прикоснись к ней, - подпрыгнула к нему Дот, - и я такое с тобой сделаю, что ты надолго это запомнишь.
Хуберт, насупившись, отступил на шаг.
- Я хочу уйти. Отдайте мне мои вещи.
Ужасная толстуха уже держала в руках два его письма.
- Назвался Ватсоном! - торжествующе воскликнула она. - И что же мы видим? Все письма адресованы мистеру Хуберту Грэму, эсквайру. Одно письмо пришло домой, второе - на работу. - Толстуха прочитала вслух оба адреса.
- Называют вымышленную фамилию, а потом навлекает на девушек беду. Ишь какой шустрый выискался! Подло это. - В голосе Дот слышалось праведное негодование.
- Ему придется за это заплатить, - холодно заметила Дюймовочка и, прежде чем он успел помещать ей, вытащила из бумажника оставшиеся деньги. - Один фунт и десять шиллингов. И он еще смеет называть себя джентльменом! - Она бросила на стол пустой бумажник. - И это всё!
- Отдай мои деньги… мерзкая старая воровка! - выкрикнул Хуберт.
А Дюймовочка уже читала письма, одно из которых пришло от родителей, живущих в сельской местности.
- Пожалуй, кое-кто сильно удивится, узнав, как ведут себя здесь некоторые господа, - заметила она. - И тридцать фунтов не будут чрезмерной платой за те неприятности, которые он нам причинил, не так ли дорогая?
- Не будут, - согласилась Дот, - но мы не должны быть очень уж суровы к нему. Он же ещё совсем молоденький. И какие у него хорошие часы, дорогая. Может, он подарит их тебе, если ты отдашь ему письма.
- Тогда он слишком легко отделается, - ответила гарпия, хватая часы, - но, если ты так считаешь, дорогая… - И она бросила письма, которые Хуберт тут же засунул в карман. Потом поспешно убрал ключи, блокнот, портсигар.
- Вы… вы… отдайте мне мои часы, - потребовал он, дрожащим голосом.
Дюймовочка злобно глянула на него.
- Хуберт Грэм, эсквайр, который представляется Ватсоном. - Дот тем временем уже открыла дверь. - Быстро выметайся отсюда, уж не знаю, как тебя называть, а не то нарвешься на куда более серьезные неприятности. И моли Бога, чтобы Томми не поджидал тебя внизу, там, где темно. Впрочем, он все равно должен вернуться с минуты на минуту, так что можешь подождать его. По-моему, тебе просто необходимо поближе с ним познакомиться.
Хуберта как ветром сдуло, и перед тем, как захлопнулась дверь, он услышал грубый, издевательский хохот. Он знал, что смеются над ним, знал, что заслуживает того, чтобы над ним смеялись, и смех этот стал последней горькой каплей в чаше его несчастий.
Проплутав довольно долго, он, наконец, нашел Юстон-роуд и, вымотанный донельзя, в выходных тесных туфлях, поплелся по ней к своей квартире, в которой мог бы оказаться и двумя часами раньше с четырьмя фунтами и часами в кармане, без жестоких ран, нанесенных его самолюбию.
Джон еще не спал, перед ним стояла пустая чашка.
- Привет, юный Хуб! Господи, да что с тобой? Уж не знаю, где ты побывал, но на тебе лица нет. Вот, присядь, а я заварю свежего чая. Тебе ведь не помешает чашечка чая, не так ли?
- Да, благодарю, - тихим голосом ответил Хуберт. И уселся в кресло, наконец-то дома, в безопасности.
ЧТО ЗА ЖИЗНЬ!
Перевод В. Вебера
Произошло это в одной из гостиниц, именуемых "спокойными гостиницами для почтенных господ". Вероятно, подобным людям нравятся выцветшая обивка и атмосфера запустения. В этой гостинице, как и во многих, похожих на неё, были две гостиные. Одна - рядом с вестибюлем: люди просто ждали там друг друга или телефонного звонка; вторая - в глубине отеля, она называлась "Коричневой гостиной", была обставлена массивной мебелью и украшена гигантскими гравюрами на стали, развешанными здесь, видимо, в ожидании судного дня. Не раз предлагалось создать общественные камеры смерти для тех горемык, что хотят свести счеты с жизнью. "Коричневая гостиная" могла бы прекрасно выполнять роль такой камеры, потому что, находясь в ней, человек поневоле задумывался, не пора ли ему покончить с собой. Только юная и смелая душа могла выдержать эту атмосферу коварно проникающей во все ее уголки меланхолии. Две такие души в тот момент как раз и находились в гостиной.
- Когда начинается шоу? - спросил первый молодой человек, который остановился в отеле. Он работал на автомобильном заводе в провинциальном городе и не так часто бывал в Лондоне.
- В половине девятого, - ответил второй молодой человек, который жил в Лондоне и добился больших успехов в рекламном бизнесе.
- Тогда есть время пропустить по стаканчику, - решил первый и позвонил.
Через минуту-другую появился официант, невзрачный, стареющий мужчина, какие обычно бывают в таких заведениях.
- Два виски, - заказал первый молодой человек.
- Два виски, сэр, - повторил официант бесцветным голосом. - Да, сэр, - и отбыл.
Второй молодой человек зевнул, обвел взглядом гостиную.
- Каким ветром тебя сюда занесло? Это же жуткая дыра.
- Согласен, заведение не из лучших. Но один парень с работы, наш дизайнер, останавливался здесь, и его все устроило. Номер стоит недорого, по вечерам тихо. Действительно тихо.
- Тихо! Как на кладбище! Впрочем, полагаю, ты сюда приходишь только спать.
- Господи, конечно. Иначе я нашел бы себе что-нибудь повеселее, - ответил гость Лондона, и тут подоспел официант с напитками. - Спасибо. Сколько? Вот, пожалуйста, сдачи не надо.
- Благодарю вас, сэр. - Официант взял деньги.
- Очень тут тихо, официант.
- Сегодня очень тихо, сэр. - Официант поднял со стола поднос и удалился.
- Полагаю, бедняге придется провести весь вечер, дожидаясь, пока сюда кто-нибудь заглянет и что-нибудь закажет.
- Да, будет сидеть и ждать, - кивнул второй молодой человек. - Не самое увлекательное занятие. Что за жизнь!
- Что за жизнь!
- Ну, cheerio!
- Cheerio! Думаю, нам пора, если мы не хотим пропустить шоу.
Они выпили виски и ушли, оставив два маленьких стаканчика в безлюдной гостиной, которая вновь погрузилась в тишину и меланхолию.
Прошло какое-то время, потом вернулся официант и убрал пустые стаканы. Особых дел у него не было, и обычно он не пренебрегал служебными обязанностями, но так уж вышло, что в тот день он ждал телефонного звонка, и позвонили ему прежде, чем он вернулся в гостиную.
- Это меня? - с волнением в голосе спросил он, в пятый раз за вечер.
Женщина за регистрационной стойкой, которая знала, в чем дело, кивнула и, понимающе взглянув на него, ответила:
- Я переведу звонок в кабинет управляющего, - и он поспешил к двери кабинета.
Когда он заговорил по телефону, голос его окрасился множеством эмоций. Это уже не был прежний, заученно-ровный голос официанта. В нём звучали тревога и нетерпение. На лбу, под седеющими волосами выступили бисеринки пота.
- Алл, алло! Да, это я! - Он почти кричал. - Девочка, значит? Да, да, очень хорошо! Как она? Вы уверены? Они обе? Она что-нибудь просила передать? Правда? Точно? О, это отлично. Я приеду в десять утра. Премного вам благодарен. Да, я уверен. Спасибо. И скажите ей, что я очень рад, не забудьте, пожалуйста. Да, в десять утра. Еще раз благодарю вас.
Положив трубку, он глубоко вдохнул, шумно выдохнул, вытер лоб и вышел из кабинета.
- Все в порядке, - сообщил он женщине за регистрационной стойкой. - Я поговорил.
- Какие новости? - полюбопытствовала та.
- Девочка, и обе чувствуют себя хорошо.
- Отлично. Как малышка?
- Она маленькая, шесть фунтов с небольшим, - ответил официант. - Но они говорят, крепенькая и здоровенькая.
- Маленькие, они обычно самые здоровые. Так говорит моя кузина, а она у меня акушерка. Что ж, значит, вы теперь - дедушка.
- Получается, что да, - кивнул официант. - Никогда об этом не задумывался. Час тому назад был просто отцом, а теперь вот стал дедушкой. Так странно, знаете ли. Говорите, что хотите, но это странно.
- Этот мир вообще странный, я всегда так говорила. Скажите, а не могла я видеть вашу дочь? Не она ли заходила сюда раз или два, чтобы повидаться с вами? Она?
- Совершенно верно, - ответил официант, и в голосе слышались нотки гордости.
Нотки эти предполагали следующее: младенцу повезло, что у него такая мать, ему самому повезло, что у него такая дочь, и даже женщине за регистрационной стойкой повезло, что она видела эту дочь. Гордый дедушка и при этом почти успокоившийся, но еще немного встревоженный отец, он удалился, чтобы все хорошенько обдумать. Официант понимал, его долг - поддержать дочь в это трудное для нее время. Она рожала впервые, а ее муж, хороший парень, но не столь привязанный к дому, как хотелось бы, ушел в плаванье стюардом на большом торговом судне и сейчас находился неподалеку от Сиднея. Однако, если бы вы увидели официанта, когда он забирал из "Коричневой гостиной" два пустых стаканчика, то наверняка бы не заметили, что лоб у него по-прежнему влажный от испарины, а в голове роится множество планов.
До начала десятого в "Коричневой гостиной" ничего не происходило. А потом меланхоличный покой большого комода, глубоких кресел и печальных гравюр нарушило появление женщины в шубе из искусственного меха. Когда-то она, видимо, была хороша собой, и сейчас держалась вызывающе, уверенная в своей неотразимости. Принадлежала она к той загадочной категории женщин, которые стараются вести себя, "как настоящие леди" в тех местах, куда настоящие леди обычно не заглядывают. Войдя в гостиную, женщина тут же схватила колокольчик и принялась звонить: по резким движениям чувствовалось, что она чем-то взволнована.
На звонок явился наш старый знакомый. То есть в гостиную он вошел, как официант, но, увидев, кто его вызвал, разительно переменился: теперь это был удивленный и раздраженный мужчина средних лет.
- Что тебе надо? - спросил он.
- Хочу поговорить с тобой, Джо, - без запинки ответила женщина. - Я решила, что проще прийти сюда, а не просить, чтобы тебя вызвали к двери черного хода. Ведь кто-нибудь сходил бы за тобой, правда?
- Скорее всего, сходил бы.
- А может, и нет, - ответила она, окинув гостиную презрительным взглядом.
- Ну?
- Послушай, Джо, - тон женщины изменился, - что с Элис? Как она? Есть новости?
- Кто сказал тебе об Элис? - осведомился он.
- Какая разница, кто мне сказал? Коли хочешь знать, так это миссис Брюэр. По ее словам, ты сообщил ей, что у Элис будет ребенок. Джон, скажи мне… Она родила? Как она там?
Официант молчал.
Женщина нетерпеливо вскрикнула, схватила официанта за руку, тряхнула.
- Говори. Не стой столбом. Что с ней? Господи, если она…
- С ней все в порядке, по крайней мере, пока, - отрезал он. - Это случилось сегодня, и чувствует она себя хорошо. Мне позвонили.
- Кто у нее?
- Девочка.
- Девочка! - воскликнула женщина. - Девочка! Маленькая крошка! С ними всё в порядке?
- Да, в порядке.
Женщина рассмеялась, резким, неприятным смехом.
- А я теперь - бабушка. Господи, подумать только! Бабушка! Это, знаешь ли, старит. Но бог с ним, с возрастом. Послушай, Джо, теперь я говорю серьезно: я должна с ней повидаться. Где она?
- Не волнуйся. С ней всё хорошо.
- Не дури, Джо. Я должна с ней повидаться. Где она?
- Я же тебе сказал, она в хорошем месте. Я за ней приглядываю.
- Ты что, не собираешься сказать мне, где она? - голос женщины поднялся до крика.
- Не надо так шуметь.
- Как хочу, так и шумлю! Ты должен сказать мне, где Элис, я хочу повидаться с ней. Ты что, забыл, кто я такая? Ее мать, разве не так?!
- Тебе следовало вспомнить об этом раньше, до того, как ты пошла на содержание к богатым. - Говорил официант очень сурово. И не отрываясь, смотрел в глаза женщины, что стояла перед ним. В её синие, холодные глаза, так хорошо знакомые ему, особенно когда она кипела от злости, разражаясь слезами или криками и проклятьями. И глядя, он думал: не странно ли, что это глаза женщины, которая до сих пор носит его фамилию, считается его женой. За последние десять лет они ни разу не попробовали снова жить вместе, но не развелись. Он не хотел жениться вновь, она не видела особой разницы в том, что к ней обращаются миссис Эта, а не миссис Та.
- Ты всегда был злым, как черт, Джо, - заявила женщина, и продолжила бы развивать эту тему, если б он ее не прервал.
- Да, - с горечью вставил он. - Я уверен, что те, с кем ты жила после меня, куда добрее.
- Если хочешь знать, Джо, именно так оно и есть. А теперь послушай меня. Я - ее мать, и сейчас настал такой момент, когда дочь особенно хочет повидаться с матерью, и я собираюсь навестить ее. Где она?
- Я не собираюсь тебе говорить, а ты ее не будешь навещать. Оставь Элис в покое. Ты ей не нужна, как и мне. Я лишь хочу, чтобы ты держалась от нас подальше.
- Не волнуйся, ты мне не нужен. Ты и раньше-то не был завидной добычей, а теперь и подавно, будь уверен. Но я имею право навестить собственного ребенка. Она - моя дочь.
- Теперь - нет, - ответил официант. - Ты ее не увидишь. Я об этом позабочусь.
- Ты готов позаботиться о многом, не так ли? - фыркнула она. - Но ведь ясно одно: она - моя дочь. Может, и твоя тоже, а может, и нет.
- Что?! - Он выбросил вперед руку, и она сомкнулась на запястье женщины. - Что ты хочешь этим сказать? Ну, я слушаю!
Он пришёл в бешенство, чего обычно не позволяет себе ни один приличный официант.
И от этой внезапной перемены женщине определенно стало не по себе.
Она вырвала руку, затараторила:
- Да перестань, Джо. Ты прекрасно знаешь, что она - твоя дочь. Где она? Я только хочу увидеть ее и малышку. Что в этом плохого?
- Тебя это не касается. Я не лезу в твои дела, а ты не лезь в мои. Ты пошла своим путем, скатертью тебе дорога. И оставь Элис в покое. Предупреждаю тебя, оставь ее в покое.
В эту минуту, когда они по-прежнему сверлили друг друга взглядами, в гостиную тихонько вошла старушка, вся в кольцах, брошках, лиловом шелке и атласе. Официант хорошо ее знал. Она постоянно приезжала в Лондон из провинции и останавливалась в гостинице.
- А вы, официант, оказывается, здесь, - она улыбнулась и кивнула. - Теперь мне не нужно звонить, не так ли? Вы не могли бы принести мне чашечку чая, одну чашечку?
- Чашечку чая? Конечно, мадам, - ответил официант и, более не взглянув на жену, вышел. А когда через пять минут вернулся, она уже исчезла.
- Вы знаете, официант, - сказала ему старая дама, когда он поставил перед ней чашку, - некоторые говорят, что чай нельзя пить вечером, он не дает заснуть, но я этого не замечаю. Не люблю ложиться в постель, не выпив чашку чая.
- Дело привычки, мадам, - ответил официант.
- Думаю, так оно и есть, - согласилась старушка.
- Я в этом уверен. Сам люблю выпить на ночь чашечку чая.
Старая дама, добрая душа, радостно закивала и задержала его еще на несколько минут, рассказывая, как давно она начала пить чай перед сном, и что об этом думают ее многочисленные родственники. А потом он получил от нее шестипенсовик - приличное вознаграждение за одну чашку. Официант не мог не подумать о том, что старушка наверняка очень бы удивилась, узнав, что женщина, которая только-только выскочила из гостиной, его жена, - не говоря уж о многом другом.
Прошло ещё двадцать минут, из гостиной вновь позвонили, и официант, войдя, обнаружил, что старушка дремлет над пустой чашкой в компании плотного, краснолицего мужчины, который курит сигару. Он посмотрел на официанта и хитро ему подмигнул. Официант на мгновение вытаращил глаза, но потом на лицо его вновь вернулась привычная бесстрастная маска.
- Да, сэр?
- О… да… э… значит так, официант. Пожалуй, я выпью двойную порцию шотландского и маленькую бутылку содовой. Я не постоялец отеля, но, надеюсь, не нарушаю никаких правил. Хотел повидаться здесь с одним человеком, - он сделал упор на слово "здесь".
- Как вам угодно, сэр, - пробормотал официант, убирая со стола пустую чайную чашку и сахарницу.
- Который час? - осведомилась старушка.
Прежде чем официант успел ответить, вновь прибывший картинно извлек из кармана тяжелые золотые часы.
- Без пяти десять.
- Благодарю вас. Тогда мне пора спать, - сообщила она им обоим.
Официант открыл дверь, пропустил старушку вперед и пошел за виски.
- Два шиллинга и десять пенсов, - сказал он, поставив виски и содовую перед гостем.
Плотный краснолицый мужчина улыбнулся, а потом с наигранной беспечностью спросил: "Ты не собираешься угостить меня, Джо?"
- Нет.
Мужчина протянул официанту три шиллинга.
- Сдачи не надо, - воскликнул он, убедительно изображая щедрого клиента.
Официант ничего не ответил, сунул монеты в карман и собрался уходить.
- Подожди, подожди. Только не надо притворяться, будто ты меня не знаешь.
- Я прекрасно тебя знаю, Добби, - ответил официант, вновь повернувшись к нему лицом. - Так в чем дело?
- Я же сказал, что пришел сюда повидаться с одним человеком. С тобой, Джо, с тобой.
- Как ты узнал, что я здесь? - спросил официант.
- Столкнулся с Мэгги в полумиле отсюда, - объяснил краснолицый, взмахнув рукой, - и она рассказала мне о вашем разговоре. Только об этом и говорила. Ты бы лучше ее послушал, Джо. Я давно не видел Мэгги, до сегодняшнего вечера, она ничуть не изменилась. Все также остра на язык. Господи! Слышал бы ты, как она тебя честила! И вот что я тебе скажу, Джо. Не умеешь ты ладить с женщинами. Никогда не умел.
- Ты пришел сюда не для того, чтобы сказать мне об этом, не так ли? Если только для этого, считай, что зря потратил свое драгоценное время, - и официант сделал шаг к двери.