- Да, я тебя хорошо понимаю, старичок. Со мной тоже так бывало иногда. Двух-трех глотков достаточно, и ты снова пьян. В этом была беда Джека Стоуэрса, помнишь его? Да нет, конечно, откуда тебе? Бедный старина Джек постоянно из-за этого страдал. Накануне выпьет, а утром еще в таком же виде, как с вечера. Помню, один раз…
Но не успел Джералд углубиться в таинственную сагу о Джеке Стоуэрсе, как раздался звонок почтальона, и Алан пошел его встретить. Прибыл пакет, по-видимому, с пластинками, на имя дяди Роднея. Алан понес его наверх.
Дядя Родней, в поношенном, но великолепном темно-красном шлафроке, показался ему сегодня похожим на пресыщенного жизнью римского императора.
- Тиберий на Капри, - вслух сказал Алан.
- Что насчет него?
- Ты на него похож.
- Очень рад слышать, - сказал дядя Родней. - Если бы у нас был театр для взрослых, кто-нибудь мог бы написать отличную пьесу о Тиберии. Современная точка зрения, будто он поселился на Капри, чтобы предаваться оргиям, - это, конечно же, чепуха. У него была полная возможность при желании до отвала предаваться оргиям в Риме. К тому же я сомневаюсь, чтобы человек в своем уме, хоть однажды участвовавший в оргии, захотел бы предаваться им повторно - дурацкое состояние. Нет, Тиберий оставил Рим потому, что ему там прискучило, и именно этого не могли ему простить напыщенные ослы. - Дядя Родней рассуждал, а сам распаковывал пластинки. - Скрипичный концерт Делиуса. Золотистые сумерки расставания, и все такое. Сейчас мы его поставим. Присядь пока, мой мальчик. Что слышно нынче с утра?
Алан рассказал ему про Табби Арнклифа и повторил просьбу Джералда быть к Табби поснисходительнее.
- Думаю, он совершенно прав, - сказал дядя Родней. - Юнца этого я не знаю, но знал когда-то его папашу Беннервейла, и на мой взгляд, он был просто слабоумный. Его жена, мать этого юноши, дочь старого лорда Гландестри, питала неумеренную страсть к гвардейцам, выбирала то одного, то другого, то третьего и приводила к себе домой в любое время суток. Должно быть, подхватила эту слабость в младенчестве от кормилицы. Психоаналитических объяснений тогда еще не придумали. Но родным большое неудобство, как ты понимаешь. Так что этому юнцу не в кого иметь маломальские умственные способности. Надо будет мне спуститься взглянуть на него.
- У вас нет джина?
- Немножко найдется. А что?
- Внизу нет ни капли. А херес, по мнению Джералда, никуда не годится. И я тоже с удовольствием бы выпил что-то приличное, даже если этому Табби Арнклифу и безразлично, что пить.
- Последнее весьма вероятно. Но ты свою порцию получишь. А как прошел вечер у Дарралда? Как он тебе показался?
Алан в легкой и веселой манере, отвечавшей вкусам дяди и его собственному настроению, описал вчерашний ужин. Дядя Родней, соскучившийся по светской болтовне, довольно посмеивался.
- Ты сегодня блистаешь остроумием, мой мальчик. Этот вечер явно пошел тебе на пользу.
- А вчера, если помните, вы назвали меня положительным, но скучным.
- Разумеется, помню, - как ни в чем не бывало кивнул дядя Родней. - Это я чтобы немножко задеть тебя за живое, мой милый, подстегнуть твою умственную энергию. Похоже, что не безуспешно. Знаешь ли, я бы взял эти деньги.
- У Дарралда? Согласились бы работать в его газете?
- Да. Тебе придется, конечно, поставлять ему всякую вульгарную чушь, рассчитанную на автомехаников и горничных. Но в конце концов таков мир, в котором тебе предстоит жить, почему бы тебе не заработать на нем немного денег, коль скоро они сами идут в руки? Был бы у тебя какой-то выбор, я бы порекомендовал что-нибудь попристойнее. Но других вариантов просто нет. А если выбирать между гангстерами и обормотами, то уж лучше присоединиться к гангстерам. Я бы так поступил на твоем месте. Хотя благодарю Бога, что я не на твоем месте. Ну, а теперь Делиус, а?
Они проиграли весь Скрипичный концерт. Алан слушал более или менее вполуха. Сегодня у него было неподходящее настроение, и музыка доносилась до него как бы издалека.
- Ну вот пока и все, - проговорил дядя Родней, словно очнувшись. - Через пару дней я уже буду разбираться в этой музыке лучше. Но если я хочу посмотреть на молодого человека, мне пора переодеваться. Будь добр, по пути открой кран в ванной. Старая гадкая лохань наполняется целых полчаса. И не забудь взять джин.
Отчасти чтобы избежать встречи с матерью, Алан вышел пройтись. Утро соответствовало его настроению словно на заказ. Легкий ветерок, сияющее солнце, там и сям положены насыщенные цветные пятна. Будто гуляешь внутри красочного пейзажа на выставке 1912 года: холмы, поля, амбары, живые изгороди, - удачная компановка, гармония тонов, хороший английский импрессионизм, без обмана, - продано в первую же неделю за триста пятьдесят гиней. Алан представил себе, как вместе с автором картины и его друзьями празднует удачу в "Кафе Ройяль", а потом они веселой ватагой переправляются в Дьепп и получают взбучку от сердитого Сиккерта.
За этими фантазиями Алан приятно провел время прогулки и мог не думать о своих делах - лучше, он чувствовал, чтобы они пока росли и зрели сами собой, как получится. Пусть беззаботное солнечное утро расцветает свободно, и вечернее золото не будем подсчитывать, покуда оно не упадет в ладони.
У крыльца - автомобиль ответственного вида. Голоса - не откуда-нибудь, а из парадной гостиной. То-то сегодня с утра там спешно наводили порядок по случаю приезда Табби! Алан скромно переступил порог продолговатой комнаты, вполне красивой, хотя и населенной призраками прошлого. Мать поздоровалась с ним светским тоном хозяйки салона. Здесь же находился и дядя Родней, любезный и тучный, типичный видный дипломат в отставке. Дианы не было, зато были Джералд и Энн, оба крупные, в центре внимания, точно хозяева офицерской вечеринки в отдаленном гарнизоне среди гор Востока. И гость, мужественно попивающий херес.
Младший помощник министра Имперского Сотрудничества, меньшой сын графа Беннервейла, консервативный член палаты от избирательного округа Сладберри и тем самым не только мудрый представитель интересов встревоженных жителей Сладберри, но также и заступник - или, по крайней мере, помощник заступника - миллионов канарцев, австралийцев, новозеландцев, южноафриканцев и прочих, оказался довольно рослым, довольно упитанным и розовато-золотистым; и на первый взгляд, держался вполне непринужденно, но при повторном взгляде стало очевидно, что он только-только опомнился от глубокого потрясения. Он явно очень хотел бы понравиться, но не совсем понимал, что для этого нужно.
- Мой младший брат Алан, - провозгласил церемониймейстер Джералд. - Только что из армии. Джина с тоником, старичок?
- Да, спасибо, - поспешил ответить Алан. Джералд, никогда не страдавший скупостью, налил ему щедрую порцию джина. Очень мило с его стороны.
- Слышал, разумеется, о вас от Джералда, - медленно и внятно произнес Табби, словно его словам внимали все владения Короны. - Мы с ним, знаете ли, однокашники. Вы, говорят, вчера ужинали у лорда Дарралда?
- Да, - ответил Алан. - Ваше здоровье.
- Дарралд приглашает его на работу в один из своих жалких ежедневных листков, - сказал дядя Родней.
- Но… послушайте, - возразил Табби, впрочем, извиняющимся голосом, дядя Родней определенно внушал ему трепет, - разве его газеты уж такие жалкие?
- Безусловно, - свирепо ответил дядя Родней. - Сплошное подсматривание в комнату горничной.
- А вы откуда знаете? - сразу же парировала Энн в своей лучшей колониальной манере.
Леди Стрит бросила вокруг торопливый взгляд и подчеркнула рассеянной улыбкой, что не берет на себя ответственности за происходящий разговор, ибо он принял, как она считает, нежелательный характер.
- По воображению, - ответил дядя Родней. - Впрочем, я, кажется, несправедлив к горничным, они не привлекают меня - в том смысле, на который здесь сделан намек, - но и не внушают особого отвращения. А вот газеты лорда Дарралда, что же они такое, если не жалкие листки?
- Самые могущественные и влиятельные образчики нашей замечательной свободной Прессы! - в пародийно-ораторском стиле провозгласил Алан. Он одним духом осушил половину своей порции джина и уже чувствовал его действие.
- В каком-то смысле, знаете ли, вы даже и правы, - с запинкой произнес Табби. - Они действительно пользуются… э-э… очень большим влиянием. Для нас они были… - он замычал с видом Флобера, нащупывающего единственное точное слово, - чрезвычайно полезны. И сам Дарралд тоже. Он очень, я бы сказал, склонен к сотрудничеству.
- И у вас там, конечно, имеются всякие планы и наметки, а, старина? - поспешил ввернуть Джералд, весь сияя интересом.
- Ваша работа, должно быть, очень увлекательна, - подхватила леди Стрит.
- Да, ничего себе, - согласился Табби. - Наша цель, так сказать, - сближение с доминионами.
- А как же, а как же, - сказала Энн, а может быть, это был Джералд, или леди Стрит, или они втроем в один голос.
- Зачем? - спросил Алан.
- Налить тебе еще, старичок? - засуетился Джералд.
- Спасибо, Джералд, с удовольствием, - обрадованно ответил Алан.
Вид Табби выразил облегчение, но оно оказалось преждевременным.
- Я нахожу вопрос вполне уместным, - сказал дядя Родней. - Действительно, зачем?
- Н-ну, это, я бы сказал, вроде как очевидно, сэр, разве нет? То есть, мы тесно сотрудничали во время войны, большинство доминионов отлично себя показали, и… вот теперь нам надо наладить сотрудничество в мирное время. Во благо империи, знаете ли, ну и так далее, - промямлил Табби.
- Вот именно! - подхватил Алан, готовый сейчас поддержать любое мнение. Тут он встретился взглядом с дядей Роднеем. - Вы, дядя, по-моему, не болеете за благо империи.
- Ну что ты такое говоришь, Алан? - упрекнула его мать. Она чувствовала, что с минуты на минуту может произойти большая неловкость, и поэтому, бросив Алану предостерегающий взгляд, обратилась к Табби: - Но конечно, на ваши плечи ложится большая нагрузка?
Однако было уже поздно.
- Разумеется, не болею, - начал дядя Родней пространную речь. - Всякий раз, когда мне говорят о благе империи и о нашем долге отстаивать его, я убеждаюсь, что говорящий имеет тут свою корысть. Но я лицо заведомо незаинтересованное, и для меня проблема встает в совершенно ином свете. Существование заморских владений - или доминионов, как вы выражаетесь, - на мой взгляд, имеет единственную цель: увековечить наихудшие черты английского характера и уклада - манеру наедаться в пять часов и носить шерстяное белье, торгашеский и постный дух, недостаток остроумия, жизнерадостности и подлинного изящества, ханжество и притворство. А так как я не употребляю мороженую баранину, искусственное бургундское и прочие отвратительные продукты, у меня их коммерческая предприимчивость не вызывает ни малейшего восторга. Возможно, впрочем, что они и слали нам товары высокого качества и превосходного вкуса, а мне просто не довелось их отведать. Что же до жителей, то, за исключением некоей прелестной вдовушки из Ванкувера, с которой я как-то познакомился на Антибе, все остальные, с кем сводила меня судьба, были, помнится, как на подбор бесцветными ничтожествами либо же вообще производили отталкивающее впечатление. Так что боюсь, Арнклиф, - заключил он любезно и покровительственно, - вы стараетесь совершенно напрасно. Еще стаканчик хереса?
Речь его повлекла за собой протестующие возгласы и возмущенные взгляды. Бедняга Табби, уже не розоватый, а пунцовый, растерянно бормотал:
- Право же, сэр… вы это, я уверен, не всерьез. Ну, то есть, конечно, некоторые из них действительно люди невозможные… но дело ведь не в этом, вы согласны?.. Нам просто необходимо сплотиться, и не важно, как мы к ним относимся, я сам присутствовал при том, как премьер-министр говорил…
Но дальше Алан уже не слушал. Ему пора было собираться, тем более что до Саутхемов предстояло идти пешком. От двух щедрых порций джина и всего этого дурацкого маленького раута, на котором каждый играл свою комедийную роль, настроение у него сделалось еще легкомысленнее, чем с утра, достигнув высшей точки безответственного веселья. Он казался самому себе похожим на кого-то из героев (если это слово здесь подходит) знаменитых довоенных романов, эдакого обаятельного и умного молодого человека, тонкого, но надежно защищенного броней равнодушия и безответственности и прогуливающегося с приема на прием, от одной любви до другой, поплевывая на все, как заезжий инопланетянин. Может быть, только так и мыслимо прожить на этом свете: вообразить себя гостем с иной планеты, попавшим на этот огромный сине-зеленый шар, который сверкает и переливается радужными пустяками, предназначенными в награду для тех, кто чуть менее глуп, чем другие.
- Я должен идти, - провозгласил он без подготовки и пожал руку Табби, еще вскинутую в жесте протеста. - Сердечно рад был с вами познакомиться, сердечно рад, - произнес он при этом отчасти даже искренно. Он успел удалиться, прежде чем были заданы вопросы. И зашагал по дороге на Кроуфилд.
- У тебя необычный вид, - сказала Бетти.
- У меня и состояние необычное, - ответил Алан. - Я выпил две великанские порции джина в честь Джералдова однокашника Табби Арнклифа, который в настоящее время является членом правительства ее величества, да поможет правительству Бог! Я пришагал сюда на полной скорости, дабы не опоздать. Да еще я вижу тебя. Вот и сложи.
- Не хочешь выпить еще? К сожалению, льда нет. Как я сегодня выгляжу?
Она была в зеленом, с высокой прической.
- Очень экзотично. Белокурая восточная красавица. Изысканное сокровище, завезенное Кубла-ханом, сенсация Ксанаду. С другой стороны, что-то подводное, - продолжал он, рассматривая свою собеседницу. - Таинственная женщина со дна морского. А в терминах "Аналитической психологии" Юнга - фигура "Анима".
- Милый, - очень довольная, проговорила Бетти. - Это все совершенно непонятно. Но звучит потрясающе.
- Это и вправду потрясающая вещь.
- Не то что обед, который нас с тобой ждет. Предупреждаю заранее, что он страшно плохой. Ужасный здесь дом, правда?
Алан огляделся.
- Очень похож на наш. Раньше мне бы это никогда в голову не пришло, но теперь, возвратившись после долгого отсутствия, вижу, что ваш дом от нашего почти ничем не отличается. И тот и этот свое уже отжили, как говорится, и перед ними никакого будущего, только свалка.
- Ну, так уж прямо и свалка, - не поняв, возразила она.
- Не в том смысле. - Алан еще раз посмотрел вокруг. - Тут есть очень красивые вещи. У нас, кстати сказать, тоже. Но все равно это уже не дома, а довольно жалкие реликвии.
- Тебе надо посмотреть мой домик - у меня ведь есть свой домик, и очень даже миленький.
- Согласен. Пригласи меня, Бетти.
- Ты приглашен, милый.
Их взгляды встретились, и она медленно, многозначительно улыбнулась. Он мог болтать любую чепуху, называть ее экзотической, таинственной, юнговским образом, но все равно факт оставался фактом: Бетти при случае бывала очень соблазнительной. Сейчас он это ясно чувствовал.
- Допивай, и пошли, обед ждет, какой ни на есть, - оживленно позвала она.
Столовая была темная и небольшая, изобиловавшая следами жизни старого полковника Саутхема и других, прежних, Саутхемов, ослепительная Бетти выглядела здесь совершенно не к месту. Обед подавала пожилая прислуга - видно было, что она давно уже не выносит молодую хозяйку и поэтому к ее гостю тоже относится неодобрительно. Бетти очень скоро отослала ее.
- Я тебя предупреждала, что еда будет никуда не годная, - говорила Бетти. - Это я виновата. Собиралась сама для тебя кое-что приготовить - ты, может быть, не поверишь, но я совсем недурно умею готовить - и представляешь, забыла, проспала. Кажется, я вчера вечером была немного пьяна.
- Я и сейчас немного пьян, - сказал Алан.
- Тебе это к лицу. Некоторые мужчины становятся лучше, когда они слегка под градусом, и ты - из таких. Что ты делаешь сегодня днем?
- Все мои дела на сегодня - это звонок Маркинчу - помнишь того типа вчера у Дарралда? - надо ответить, согласен ли я на их предложение насчет работы. Он покривился, даже когда я попросил один день на размышление, так что позвонить надо непременно.
- Позвонить можно и отсюда.
- С удовольствием, Бетти, если позволишь.
- Ты, само собой разумеется, согласен. Расскажи мне, что они хотят.
Он объяснил, о какой работе идет речь и сколько ему за нее сулят, и заключил:
- Вчера еще это далеко не разумелось само собой. Я очень даже сомневался. Но сегодня склонен согласиться.
- Будешь оболтус, милый, если не согласишься.
- Если Табби может служить вторым помощником министра Имперского Сотрудничества, то самое малое, чем способен я содействовать комическому эффекту, это писать всякий бред в Дарралдову газету. Если уж мы все валяем дурака, то по крайней мере я на этом что-то заработаю. Глядишь, еще со временем пробью себе дорогу из заднего ряда массовки на авансцену, где главные комики. Что это за напиток, душа моя?
- Много джина и капелька синтетической апельсиновой эссенции. Можешь пить и не беспокоиться. А что ты будешь делать после того, как поговоришь по телефону?
- Если ты меня не выставишь, усядусь тут где-нибудь поудобнее и буду восторгаться тобой, сравнивать тебя с летним днем, и тому подобное.
- Хорошо, я тебя не выставлю. Пудинга положить? Я его в рот не беру. Сейчас покурю, чтобы не курить потом, когда я буду как летний день, и тому подобное. А что такое фигура "Анима"?
- Довольно сложная вещь, с пудингом не идет, - ответил Алан.
- Ну ладно, не трудись, расскажешь потом, я хочу знать. Не думай, что я уж такая дурочка. Ленивая до жути - это да, но не безмозглая. Ты ведь никогда и не обращался со мной как с дурочкой. Это мне, кстати, в тебе и нравится, помимо прочего. Ты не сюсюкаешь. А кроме того, Алан, - она посмотрела на него через стол, странные ее глаза потемнели, - теперь, когда ты стал взрослее и немного заматерел, ты выглядишь гораздо привлекательнее. Ты знаешь?
- Не знал. Но рад слышать, - сказал Алан, и вправду ощущая радость. Он смотрел на Бетти с улыбкой. Как он когда-то мучился из-за нее, когда был молод и раним. (Сейчас, в эту минуту, он чувствовал себя толстокожим и старым.) - Ты ведь знаешь моего дядю Роднея? Вот кто тебя бы оценил.
И он стал рассказывать ей про дядю Роднея.
Она поднялась, проговорила:
- Тебе, по-моему, пора подумать о телефонном разговоре.
- Да, - ответил он и пошел к ней вокруг стола. Она ждала, благосклонно, широко распахнув глаза. Он обнял ее с еще более восхитительной легкостью, чем накануне, и почувствовал, как под его губами приоткрылись ее губы. Но она отклонилась и мягко разжала его руки.
- Ступай лучше позвони по телефону.
- У меня сейчас нетелефонное настроение.
- Так надо, милый. И потом, здесь нельзя любезничать, это небезопасно. У меня, кстати, есть одна блестящая идея.
- Какая? - Он был изрядно пьян.