- Мы такой ошибки себе позволить не можем, - продолжал лорд Дарралд. - Мы продаем газеты. Нам морочить самих себя не годится. А вот вам факты. "Листок" распродается ежедневно в два раза большим тиражом, чем любая другая популярная газета, и в десять раз большим тиражом, чем такие газеты, какие читаете вы. То же самое и "Санди сан". Таков ответ. Мы объясняем нашим читателям, чего им не хватает. Мы ведем широкую кампанию за то, чтобы они получили все это, чтобы они хорошо жили. И никто не захочет затевать беспорядки. Кроме всегдашней небольшой горстки, которая, как мы можем доказать, просто стоит у людей на пути к гарантированной работе и заслуженным развлечениям. Ну-ну, не смотрите так уныло, юноша.
- Прошу прощения. Я не знал, что это заметно.
Алан выпил коньяку.
- Ваша мать мне сказала, что вы пописывали перед тем, как уйти в армию. Умные вещи писали? А чем теперь думаете заняться?
Алан ответил, что еще не знает.
- Я немного работал в Управлении недвижимостью, но возвращаться туда не намерен.
- И правильно. Бесперспективное занятие. Я сейчас вам скажу, что я сделаю. А вы слушайте, Дон. Я возьму вас в штат газеты - специальным корреспондентом - подписные публикации - будете разговаривать с этими парнями, которые вместе с вами вернулись из армии, расспрашивать, чего они хотят. А им будете объяснять, о чем мы для них хлопочем, и если это - то, что им надо, они так и скажут.
- А если не то? - спросил Алан.
Дарралд ухмыльнулся.
- Думаете, подловили меня? Вы им растолкуйте, что мы стараемся для них сделать, - и если это окажется не то, что им надо, и они так определенно и скажут, мы их высказывания напечатаем. То-то! Удивились? Так что вот вам мое предложение. О деньгах договоритесь с Доном, это его обязанность. - И он решительно отвернулся от Алана, словно окончил аудиенцию. - Том! - позвал он сэра Томаса Стэнфорд-Риверса. - Идите сюда. Я сегодня утром такой забавный анекдот слышал в палате!
Дон Маркинч отвел Алана подальше от стола.
- Каков босс, а? - с сумрачной гордостью сказал он Алану. - Он редко когда так расщедрится. Наверно, хорошо чувствует себя сегодня. Приехал за город, расслабился. Эх, мне бы так отключиться, все забыть. Ладно, давайте короче. Сейчас пойду звонить в редакцию. Тридцать пять фунтов в неделю плюс расходы в разумных пределах. Поездите по стране, маршруты и прочее утрясете в редакции с Фарли. Контракт на двенадцать недель. Если после этого не захотим с вами расстаться, - а у меня найдутся для вас и другие задания, когда эта тема себя исчерпает, - то получать будете не меньше, а возможно, и больше. В редакцию явитесь на будущей неделе, скажем, в среду. Ну, что скажете?
Алан не знал, что сказать. Он изрядно выпил. От пулеметной речи Маркинча у него голова шла кругом. И личное обаяние его сиятельства еще давало себя знать. Подумать только, можно сразу получить такое большое жалованье! Но под этим веселым сознанием, в глубине души было тяжело и сумрачно, подступала неуверенность, тоска - так к праздничному фейерверку подступает влажная ночная тьма, грозя пролиться дождем и загасить веселые огни. А времени, чтобы разобраться, что все это означает, просто нет - рядом нетерпеливо таращится и дергается Маркинч.
- Так что скажете, а?
- Большое спасибо, - замялся Алан, - но мне нужно время, чтобы подумать. Можно я сообщу ответ немного погодя?
Маркинча всего покоробило.
- Мы не любим тянуть волынку. Вот что. Я пробуду здесь завтра до вечера. Можете звякнуть.
Едва Алан переступил порог гостиной, как леди Стрит подозвала его еле заметным жестом.
- Ну, он сказал тебе что-нибудь? - шепотом спросила она.
Алан постарался скрыть раздражение.
- Угу. Потом расскажу.
Мать испытующе заглянула ему в лицо, решила, что все благополучно, и обвела комнату любезно лучистым, точно вращающийся глаз маяка, взглядом.
- Мы скоро должны будем собираться. Что же это вы мужчины оставили лорда Дарралда в столовой?
- Наверно, они с Маркинчем, это один из его редакторов, заказали международный разговор с Тегераном или Сан-Франциско.
Он посмотрел через комнату и увидел Бетти, слушающую неповоротливые рассуждения Джералда. Она была похожа на юную Нимуэ или Фею Моргану под вечно цветущей яблоней Авалона. Но тут она взяла и подмигнула ему - и сходство пропало.
- Ну, как тебе ужин лорда Дарралда, милый? - поинтересовалась мать. - Доволен, что поехал?
Доволен ли? Он обошел второй вопрос, его надо было еще обдумать, и ответил:
- Ужин королевский.
- По-моему, Энн уже не сидится. Как только лорд Дарралд придет, - а мне, право, думается, он мог бы выбрать для международных разговоров другое время, - будем прощаться и уходить.
Через двадцать минут они уже спускались по широким каменным ступеням парадного крыльца, перед которым были оставлены автомобили. Сочила свет невидимая луна, вдали у горизонта проглядывали звезды, хотя вверху над головой небо плотно закрывали тучи, и на крыльце клубилась холодная тьма. Но чувствовалось дыхание весны. Вокруг лежали сады, щедро ухоженные двумя десятками первоклассных садовников. Что же удивительного, если воздух отдавал колдовством, чертовщиной? Джералд и полковник Саутхем ушли вперед - запустить моторы. Леди Стриг и Энн увлеченно обменивались впечатлениями о проведенном вечере.
- Ау! - вполголоса окликнула Алана Бетти и оттащила его в подходящее место за углом. - Ты заметил, я тебе подмигивала? Что ты при этом обо мне подумал?
Он с готовностью схватил ее в охапку, прижал к себе и бурно поцеловал.
- Сейчас некогда рассказывать.
- Послушай, - торопливо зашептала она, - приезжай завтра к обеду и все расскажешь. Будем только мы. У папы дела в городе. Я собираюсь уезжать. Уеду, и ты меня тогда сто лет не увидишь, так что смотри, жду.
- Приеду, - ответил Алан в приятном возбуждении.
Они незаметно вернулись к остальным. Оба автомобиля ждали наготове.
- Отлично провели вечер, правда, старичок? - сказал Джералд, выруливая на дорогу вслед за Саутхемами.
Алан смотрел на пляшущий красный глазок передней машины.
- Да, отлично, - подтвердил он.
Усевшись поглубже рядом с братом, он сделал попытку задуматься. Но мысли как-то не шли в голову.
6
Герберт заглянул на кухню к матери.
- Я еду на автобусе в Лэмбери. Поручений не будет?
- Нашлись бы, - отозвалась мать. - Но тебе-то зачем в город понадобилось?
- Батя попросил. Надо кое-что для него сделать.
- Ах вот оно что, - сказала она, не скрывая облегчения. - Стало быть, это не твоя затея.
Герберт притворился, будто не понимает, что ее беспокоит.
- Батина затея. А что?
Мать улыбнулась.
- Я думала, может, ты с какой девушкой встретиться хочешь.
В этом Герберт не признавался даже самому себе, а уж матери и подавно. Он только лишний раз подивился про себя женской интуиции.
- Ты, мама, не забудь, что меня столько времени не было дома. У меня теперь в Лэмбери и знакомых нет. А ты: девушка. Сама подумай!
- А что мне думать? Эдна вон давеча говорила, что не иначе как у тебя кто-то есть.
Ну вот, теперь еще Эдна! Ох уж эти тончайшие щупики женской чуткости…
- Болтает, сама не знает что, - раздраженно проворчал он.
- Она, может, и не знает, зато я знаю. - Миссис Кенфорд пристально посмотрела на сына. - И вот что я тебе скажу, Герберт. Я давеча заступилась за тебя - перед отцом и остальными, но на самом деле ты, я считаю, дурно поступил по отношению к нам, что вдруг взял да ушел.
- Но я же объяснил…
- Объяснил, верно. И я перед тем еще за тебя объяснила. Да только это ничего не меняет, Герберт.
Она снова испытующе заглянула сыну в лицо.
Попытаться растолковать ей, что он тогда чувствовал? Нет, неподходящая минута. И на автобус опоздаешь.
- Слушай, ма, я должен бежать, не то пропущу автобус. Так что тебе привезти?
- Да нет, на самом деле ничего не надо. - Она вдруг широко улыбнулась ему, словно в одночасье повеселела. - Ну, беги! И можешь не торопиться домой к ужину, коли не будет охоты. В кино сходи. Я бы на твоем месте обязательно сходила. В Лэмбери теперь новый кинотеатр. И по пятницам, кажется, есть поздний автобус. Так что съезди развлекись, Герберт.
Он сразу ощутил огромное, необъяснимое облегчение, какое всегда испытывают мужчины, освободившись от щупа женской проницательности.
- Есть, ма! - крикнул он и бросился из дому.
В толпе на автобусной остановке у поворота дороги он увидел парня по фамилии Пеллит, который славился своей болтливостью.
- О, Герберт! Здорово! Ты, оказывается, вернулся?
- Как видишь, - отозвался Герберт. Он вовсе не жаждал всю дорогу в автобусе слушать разглагольствованья Пеллита.
- Вижу, вижу, - не отвязывался Пеллит. - Постой-ка, Эдди Моулд не вместе с тобой служил?
- Вместе. И вернулись тоже вместе. А что?
- Да вот, скандалит друг Эдди.
Герберт заинтересовался.
- Не похоже на него. Мы все время были рядом, он парень хороший, спокойный. Конечно, если его не довести, покуда уж он себя не помнит. Видел я пару раз, каков он, когда в бешенстве, - сказал Герберт, припоминая. - Сами не рады были. А что случилось?
- Сижу я вчера в баре… - с охотой принялся было рассказывать Пеллит. - А вот автобус! Дорасскажу, когда сядем.
Автобус набился полный, и им пришлось стоять. Но это не помешало Пеллиту, он прилепился к Герберту, вслед за ним протиснулся между корзин и женских колен и повис, раскачиваясь рядом.
- Сижу я вчера в "Солнце", - начал он заново, конфиденциально крича ему в ухо, - и тут Джордж Фишер - помнишь Джорджа? - вдруг заметил Эдди, Эдди как раз уходил, они оба были под градусом, Джордж и говорит: "Смотрите-ка, кто здесь есть! Старина Эдди", - и дальше в таком же духе, вполне по-дружески, но немного с гонором, как он всегда. А Эдди сказал, чтобы он заткнул пасть, и как двинул его, чуть мозги не вышиб. Публика в баре - врассыпную. Я было подумал, ну, сейчас начнется общая потасовка. Но у Эдди рожа зверская, того гляди прикончит кого-нибудь, можешь себе представить, а Джо Финч, он теперь содержит "Солнце", говорит: "Убирайся отсюда", - ну, Эдди послал его известно куда, а сам и вправду ушел. Слава Богу, между прочим.
Автобус трясся, переваливался сбоку набок. Разговор вести было трудно. Но Герберт все же изловчился, придвинулся к Пеллиту вплотную и спросил, не повышая голоса:
- Эдди был с женой?
Пеллит понимающе ухмыльнулся.
- Да нет, один. Там говорили насчет нее и насчет других еще некоторых, Эдди небось и услышал кое-что. Он с добрый час, если не два, просидел в углу - пил в одиночку, а это ведь не к добру, верно? - и вполне мог разного наслушаться, в "Солнце" народ знаешь какой, что думают, то и брякнут.
- Да про что брякнут?
Пеллит подмигнул, ухмыльнулся еще шире, но ответил не сразу - автобус, громыхая, несся по шоссе, и вести доверительный разговор было невозможно. Но вот подъехали к остановке, и Пеллит принялся вполголоса объяснять:
- У нас ведь тут, ты знаешь, янки стояли. Каждый вечер в "Солнце" толклись, швырялись деньгами, и кое-кто из женщин с ними водили компанию, норовили поживиться чем Бог даст. Мое мнение: бедняга Эдди на этом и погорел.
- Вот оно что.
Автобус двинулся дальше, дребезжа и дергаясь сильнее прежнего, так что у Герберта появился законный предлог на этом прервать разговор. Он не хотел больше ни говорить, ни слушать. Вспомнилось, как Эдди всегда ждал раздачи почты, как старательно выводил строки ответных писем. Как он был доволен, когда нарядился в новый коричневый костюм. И вот теперь, в "Солнце", у него оказалась "зверская рожа, того гляди прикончит кого-нибудь". Герберт испытывал смутное чувство вины, словно он обязан был приглядеть за Эдди, и вот не приглядел - словно отправил Эдди в глубокую разведку без патронов и провианта. Пеллит еще что-то пытался ему говорить, но он сделал вид, будто не слышит. Надо было поразмыслить, да и надоел этот Пеллит. Но когда автобус наконец выехал на Базарную площадь Лэмбери, Пеллит все-таки перехватил его при выходе, не дал улизнуть.
- Я так и подумал, что тебе будет интересно послушать про беднягу Эдди, - сказал Пеллит, оправдываясь.
Герберт отказался от мысли о бегстве.
- Ну, ясно. Спасибо, что рассказал.
- Дело в том, - с видом знатока продолжал Пеллит, - и я уже давно это говорю, что парням вроде Эдди теперь нелегко будет приладиться.
- К чему приладиться?
- Ну, просто войти в штатскую колею и… как бы спустить пары.
- А по-моему, чем парням вроде Эдди спускать пары, - проговорил Герберт, глядя тому прямо в глаза, - лучше бы вам, здешней публике, вспомнить о долгах.
- То есть как это?
- Точно не знаю, - откровенно признался Герберт. - Но только мне не по вкусу эти разговоры про "беднягу Эдди". Кто бы говорил. Я видел, как Эдди уступил свое место в шлюпке, когда мы не смогли удержать предмостное укрепление и срочно сматывались под минометным и артиллерийским обстрелом. И я видел, как Эдди… ладно, не имеет значения, - и он раздраженно замолчал.
- Слушай, ну а я-то тут при чем? - недоумевал Пеллит. - Я ему ничего не сделал.
- Знаю. Но тон ты взял, на мой взгляд, неверный. Я близко знаю Эдди Моулда, а вот вас, кто в барах ошивается, - нет. Или скажем иначе - я тоже здесь чужой, как и он. Пока!
Когда Герберт увидел на той стороне площади вывеску "Короны", раздражение его разом унялось. Вон она, слава Богу. Такой же бескомпромиссный в отношениях с самим собой, как и с другими, он стал анализировать, докапываться, откуда у него взялось это радостное чувство, и обнаружил, что причина в той девушке, в Дорис Морган. Ну вот, с ума, что ли, он сошел? Мало давешней перепалки?
И тем не менее, побывав в двух-трех местах по поручениям отца, а затем перекусив в кооперативном кафе, Герберт возвратился на площадь и неторопливо, как человек, старающийся не показать своего нетерпения, вошел в бар "Корона". Сегодня здесь сидело народу больше, чем в тот раз, когда он заходил с Аланом Стритом и Эдди; но Дорис Морган не было. Герберт обругал себя дураком за то, что понадеялся ее застать, за то, что хотел этого, и вообще сдуру он сюда явился. Тем не менее он просидел в мрачности над кружкой пива довольно долго. Люди вокруг его не интересовали, разговоры они вели идиотские.
К счастью, у него еще оставались кое-какие невыполненные отцовские поручения, они заняли время до самых пяти часов. Сеанс начинался в полшестого, но в кинотеатре был буфет - он уже работал, и Герберт выпил в нем чаю, а потом затесался в толпу женщин, молодых и старых, среди которых чувствовал себя глупо и неловко. В армии он пересмотрел уйму фильмов, но в английском кино, кажется, не был тысячу лет. Однако сейчас, может быть, конечно, из-за плохого настроения, попав в английское кино, он почувствовал себя вовсе не в Англии, а в Америке. У Герберта не было предубеждения против Америки и американцев. Когда случалось соприкасаться с американскими частями, он всякий раз восхищался особыми свойствами их армии, этой странной смесью непринужденности и распоясанности с великолепной инженерной эффективностью в боевых действиях; полной концентрации на поставленной цели с бестолковым страстным желанием получать на досуге от жизни как можно больше удовольствия. Нет, янки - ничего, неплохие ребята. Но все-таки непонятно, почему, если в Лэмбери завелся наконец свой кинотеатр, этот кинотеатр должен быть таким американским.
Киножурнал, правда, был отечественный, но самый комментарий, бойкий и язвительный, уже содержал сожаление по этому поводу. А остальное все пришло из Соединенных Штатов. Сначала короткометражный документальный фильм, выдержанный в серьезных тонах, втолковывал кинозрителям в Лэмбери, каких потрясающих успехов они добились в деле защиты американского образа жизни, иначе именуемого Демократией. Потом показали короткометражный комедийный фильм про некоего затюканного дантиста, его сварливую жену, необъятную тещу и занудного шурина, выставляющий на обозрение небольшой сочный ломоть этого самого американского образа жизни. И наконец, главное блюдо - полнометражный художественный фильм, длинная, но незамысловатая история про морских пехотинцев, принимающих участие в довольно шумных сражениях непонятно где, и про их любимых девушек, которые днем работают нежными сестрами милосердия, а ночи напролет отплясывают под джаз фокстроты и джиттербаги. Когда кто-нибудь из героев приезжает на побывку домой, он - или она - долго подымается по широкой белой лестнице, идет бесконечно длинными коридорами, покуда, наконец, не оказывается в уютной светелке в добрых сто пятьдесят футов от стены до стены. Морские пехотинцы либо парятся в темных джунглях, либо ищут укрытия от назойливого тропического ливня, на досуге же стараются забыться в ночных клубах мегалитической постройки, где одна эстрада и то уже размерами с футбольное поле. А девушки, правда, иногда ставят градусники и томно взбивают подушки, но с окровавленными бинтами и подкладными суднами дела явно не имеют - потому-то и веселятся без устали и трясут аккуратными локонами крупным планом на фоне знаменитого джазбанда. Ничего похожего на войну и армейскую жизнь, какой ее знал Герберт; если же это все и задумано как дорогостоящий пустяк, не отражающий даже американского образа жизни, то непонятно, зачем было доставлять его из Голливуда через океан в Лэмбери. Согласны ли с ним зрители в зале, Герберт определить не мог: они не аплодировали и не шикали, не выражали ни одобрения, ни осуждения - просто сидели молча, смотрели, слушали. Словно не развлечься пришли, а сидят в очереди на прием к врачу. Хотя они, наверно, и не рассчитывали на развлечение, просто убивали время - как и он. Английский образ жизни. Но на кой черт ввозить такое барахло?
Был уже девятый час, когда он снова вошел в "Корону". Теперь там бурлила жизнь - пятница, вечер, у всех в карманах получка. Помещение бара походило на тесную, жаркую пещеру. Слишком дымно, людно, шумно. Герберт с трудом протолкался к стойке и должен был еще ждать, пока его обслужат. Тут-то он и увидел ее, Дорис Морган. В том же самом желтом платочке. Она была с компанией - молодые ребята и девушки, и с ними несколько людей постарше. Все друг с другом хорошо знакомы. Должно быть, работают вместе на авиационном заводе. Судя по тому, как старательно они сейчас веселились, видимо, справляли какой-то праздник. Дорис Морган не отставала от остальных - громко переговаривалась, смеялась. Видно было, что тоже успела немного выпить. Облокотившись о стойку, Герберт издалека разглядывал эту девушку и сам уже не понимал, зачем она ему понадобилась?
- Ишь растопырился мистер. Может, потеснитесь? - обратился к нему сбоку какой-то человек.
- И не подумаю, - хмуро ответил Герберт и так свирепо на него поглядел, что тот сразу переменил тон.
- Так я же ничего, мне бы вот только…
- Ладно, подходи, - сказал Герберт и отодвинулся. - В другой раз не задирайся.
Он снова посмотрел через весь зал на Дорис Морган, и на этот раз она его заметила. Было видно, как она хмурит брови, верно, гадает, где она его видела, потом лицо ее просветлело: припомнила! Она приветливо улыбнулась. Герберт кивнул ей, отпил пива и посмотрел в другую сторону. Подумаешь!