- Портрет - в полный рост - дяди Сайласа. Я хотела бы расспросить вас о нем.
При упоминании этого имени кузина так неожиданно обратила ко мне взгляд, да такой странный, что я вздрогнула.
- Портрет вашего дяди Сайласа, дорогая? Поразительно, но именно о нем я и думала. - Она коротко рассмеялась. - А может, этот мальчик и есть он? - Энергичная кузина тут же вскочила на стул со свечой в руке и тщательно осмотрела портрет, пытаясь отыскать имя или же дату. - Возможно, на обороте? - проговорила кузина.
Она сняла портрет. И действительно, на обороте - не рисунка, но столь же изящной, потускневшей от времени деревянной рамки - мы с трудом различили сделанную чернилами надпись… округлые буквы с наклоном:
Сайлас Эйлмер Руфин. Восьми лет от роду. Мая 15 в году 1779
- Очень странно, что мне не говорили… что я не помнила, чей это портрет. Наверное, если бы говорили, я б не забыла. Но портрет я видела, я почти уверена. Какое неповторимое детское личико!
И кузина склонилась над портретом, освещенным с двух сторон свечами. Заслонившись рукой, она будто пыталась прочесть тайну прелестного лица, на котором еще только проступал будущий характер.
Тайна, наверное, не поддавалась разгадке, ведь кузина, хотя и не сразу, подняла голову, все еще не отводя глаз от детского личика, и вздохнула.
- Необыкновенное лицо, - проговорила она мягко - как говорят глядя в гроб. - Но не лучше ли вернуть портрет на место?
И изящная миниатюра в овальной рамке - бледный непостижимый сфинкс с чудесными золотистыми волосами и большими глазами - заняла свое место на стене. Дитя прекрасное… дитя funeste будто многозначительно улыбалось, потешаясь над нашими домыслами.
- Лицо на большом портрете тоже совершенно необыкновенное… даже, наверное, необыкновеннее этого… и красивее. Здесь - хрупкое дитя, но там, на портрете, лицо такое мужественное, хотя тонкое, прекрасное. Дядя всегда казался мне загадочным героем, но никто в доме не хочет рассказать о нем, и я только фантазирую и задаюсь вопросами.
- Не одну вас заставил он задаваться вопросами, моя дорогая Мод. Не знаю, что о нем думать. Он вроде кумира для вашего отца, и, однако, ваш отец, кажется, не многим помогает ему. Он был исключительно одаренным человеком и так же исключительно неудачливым, в остальном он не загадка и не герой. Совсем не много сверхлюдей… на земных дорогах.
- Вы должны рассказать мне о нем все, что знаете, кузина Моника. Пожалуйста, не отказывайте на этот раз!
- Но зачем вам это? Вы не услышите ничего приятного.
- Вот поэтому мне и хочется услышать его историю. Просто приятная, она была бы банальной. Я люблю слушать о приключениях, опасностях, несчастьях и, главное, люблю тайну. Папа ни за что не расскажет, да я и не осмелюсь просить - не потому, что он недобрый, нет, но я отчего-то боюсь. Миссис Раск, Мэри Куинс тоже не говорят, хотя, подозреваю, многое знают.
- Право, не вижу, дорогая, хорошего в том, чтобы вы узнали эту историю, но и большой беды - тоже.
- Да, совершенно верно… что за беда, если я узнаю… ведь я должна узнать историю когда-нибудь, и лучше сейчас и от вас, чем, возможно, от человека постороннего и не столь благосклонно настроенного.
- О мудрая маленькая леди! В самом деле, это разумно.
И мы опять наполнили чашки. С удовольствием попивали мы свой чай у камина, и леди Ноуллз рассказывала, а ее выразительное лицо по ходу странного рассказа непрестанно менялось.
- Не много, в сущности, я расскажу. Ваш дядя Сайлас жив - вы знаете?
- Да. Он живет в Дербишире.
- Значит, вы, плутишка, все-таки кое-что о нем знаете! Но не важно. Вам известно, как богат ваш отец, доход же Сайласа, младшего сына в семье, составлял чуть больше тысячи в год. Не играй он и не поторопись с женитьбой, денег ему хватало бы - порой младшие сыновья герцогов имеют меньше. Но он был mauvais sujet - вы догадываетесь, что это значит. Я не хочу злословить о нем… не хочу говорить больше того, что знаю, но он, думаю, любил удовольствия, - впрочем, как все молодые люди. Он играл, постоянно проигрывал, и ваш отец длительное время оплачивал громадные долги Сайласа. Я убеждена, что он действительно был крайне расточительным и испорченным молодым человеком и, думаю, он не станет теперь отрицать этого, ведь, говорят, он желал бы, будь это в его силах, исправить прошлое.
Я смотрела на портрет - на задумчивого мальчика восьми лет от роду, который несколько весен спустя сделался "крайне расточительным и испорченным молодым человеком", а теперь уже старик и живет страдальцем, изгоем. Смотрела и удивлялась: из какого же крохотного семечка произрастает болиголов и как микроскопично начало Царства Божьего или же греха в человеческом сердце.
- Остин, ваш отец, был к нему очень добр… очень. Но потом - а вы ведь знаете, папа - чудак, да-да, дорогая, чудак, хотя, возможно, вам никто этого не говорил, - Остин не смог простить ему женитьбы. Вашему отцу, я думаю, было больше известно об этой леди, чем мне, я была молода тогда. Ходили разные слухи, и все - неприятные. Леди не посещали, и на какое-то время установилось полное отчуждение между вашим отцом и дядей Сайласом. А помирил их, как ни странно, случай, который, казалось, должен был бы их развести окончательно. Вы не слышали ничего… ничего особенно поразительного в связи с вашим дядей?
- Нет, никогда. Они не говорят мне, но, я уверена, знают… Продолжайте, прошу вас.
- Хорошо, Мод, раз уж я начала, то расскажу историю до конца, хотя, возможно, лучше бы не рассказывать. Это был скандал, то есть ужасный скандал - его заподозрили в убийстве.
Я изумленно посмотрела на кузину, потом - на мальчика с портрета в овальной рамке, такого благородного, такого прекрасного… funeste.
- Да, дорогая, - сказала она, проследив глазами за моим взглядом, - кто бы подумал, что на него когда-нибудь может пасть столь чудовищное подозрение.
- Негодяи! Дядя Сайлас конечно же не виновен? - наконец выговорила я.
- Конечно, моя дорогая, - сказала кузина Моника со странным выражением на лице, - но, знаете ли, есть подозрения, порочащие не меньше самого преступления, а джентльмены в графстве были склонны подозревать его. Они его недолюбливали. Политические взгляды вашего дяди их раздражали. А он возмущался их отношением к его супруге - хотя на самом деле, мне кажется, Сайлас совершенно с ней не считался… Он досаждал им всем, сколько мог. Ваш папа очень гордится своей фамилией и никогда ни в коей мере не подозревал вашего дядю.
- Конечно нет! - с горячностью воскликнула я.
- Так, Мод Руфин, так, - произнесла кузина Моника с мимолетной грустной улыбкой и кивнула. - Ваш папа, как вы догадываетесь, был очень разгневан.
- Еще бы он не разгневался! - вырвалось у меня.
- Но вы не можете вообразить, моя дорогая, как он разгневался. Он дал распоряжение адвокату предъявить иск всем без исключения, кто дурно отзывался о вашем дяде. Законоведы отказались слушать дела. Тогда ваш дядя, со своей стороны, попробовал настаивать - но безуспешно. Он жестоко страдал от унижения, и ваш отец отправился к министру, добивался должности лорда-наместника для брата… или какой-то подобной. У вашего папы были большие связи в правящих кругах, помимо власти в своем графстве он тогда представлял два города в парламенте. Но министр опасался предпринять такой шаг, недоброе мнение о вашем дяде разделяли слишком уж многие. Дяде предложили службу в колониях, о чем ваш отец не желал и слышать. Это была бы, как вы понимаете, ссылка. Чтобы уладить вопрос, теперь уже вашему отцу предложили звание пэра; он не принял предложение и порвал с партией. Если не брать во внимание сказанное - а все делалось, как вы понимаете, чтобы поддержать честь семьи, - я не думаю, что ваш отец, учитывая его огромное состояние, много постарался для Сайласа. До женитьбы Сайласа ваш отец отличался терпимостью, но тогда, по словам старой миссис Эйлмер, дал обещание: впредь Сайлас не будет получать больше пяти сотен в год - какие ваш отец, кажется, сохраняет ему и поныне. Ваш отец также разрешил Сайласу остаться в поместье, однако, я слышала, там полное запустение.
- Вы живете в том же графстве - вы бывали у него в недавнее время, кузина Моника?
- Нет, в недавнее - нет, - сказала кузина Моника с рассеянным видом.
Глава XIII
Что случилось до и после завтрака
На другой день рано утром я отправилась поглядеть на любимый портрет, изображавший в полный рост мужчину в сюртуке коричневого цвета и высоких сапогах с отворотами. Извлечения из темной и эксцентричной биографии, сообщенные кузиной Моникой, хоть и были скупы, все для меня изменили. Душа вселилась в волшебную форму. Истина прошла рядом, неся свой неугасимый светильник, и на мгновение печальный свет пал на загадочное лицо.
Здесь стоял roué… дуэлянт, но при всех провинностях он виделся мне героем! В больших темных глазах таилась глубокая исступленная страсть, отмеченная несчастливой звездой. Изысканный, но твердый абрис рта изобличал отважного паладина, который с оружием в руках - пусть в одиночку - проложит себе дорогу среди вельможного воинства и в очищающей битве восстановит честь Руфинов. Чуть насмешливо раздутые нервные ноздри для меня означали вызов умнейшего человека своему окружению; этот вызов настроил против Сайласа Руфина земельную олигархию графства, ответившую смельчаку чудовищной клеветой. В трепещущих крыльях тонкого носа, в изгибе бровей и губ был также холод презрения. Я увидела человека и выпавший ему жребий - увидела расточителя, героя, мученика. Я вглядывалась в портрет с девичьим любопытством и восхищением. Разные чувства переполняли меня - гнев, жалость… и надежда. Возможно, когда-нибудь я смогу словом или поступком помочь восстановлению доброго имени этого блестящего романтического страдальца. Меня, как Жанну д’Арк, охватил порыв, ведомый, я думаю, многим девушкам в мои годы. Но тогда я даже не представляла, насколько тесно и каким непостижимым образом судьба моего дяди однажды переплетется с моей.
От размышлений меня отвлек голос капитана Оукли. Капитан заглядывал в раскрытое солнечным утром окно, облокотившись на подоконник и приветственно подняв кепи в руке. Он улыбался.
- Доброе утро, мисс Руфин! Восхитительнейшее старинное поместье! Подходящие декорации для романтической истории - этот лес и этот прекрасный дом. Я на самом деле люблю такие дома - в простом черно-белом стиле - чудесные образчики старины. Между прочим, вчера вы отнеслись к нам скверно… да, клянусь, очень скверно - убежать и пить чай, уединившись с леди Ноуллз, она ведь призналась. Я… я не должен бы вам говорить, но до чего же я рассердился - памятуя, как непродолжительно время, которым я располагаю.
Я была застенчивой провинциальной девушкой, но не глупышкой. Я сознавала: я - наследница, кое-что значу. Я не была тщеславной, но, думаю, это сознание вселяло в меня какое-то чувство уверенности, наделяло способностью владеть собой; впрочем, возможно, именно поэтому я могла показаться высокомерной или же простодушной. Вероятно, мой без опаски устремленный на него взгляд выражал вопрос, потому что капитан принялся объяснять:
- Уверяю вас, мисс Руфин, со всей серьезностью: нам вас очень недоставало.
Он ненадолго замолчал, а я - о, как простушка! - опустила глаза и покраснела.
- Я собирался уехать сегодня, отпуск, к моему великому огорчению, истекает… Это действительно огорчительно. Но не знаю, позволит ли тетушка Ноуллз уехать.
- Я? Конечно, мой дорогой Чарли. Я совершенно в вас не нуждаюсь, - послышался живой голос леди Ноуллз - из открытого рядом другого окна. - И что это вы, дорогой, вообразили?
Окно захлопнулось.
- Она такая чудачка, бедная старая тетушка Ноуллз, - пробормотал молодой человек, ничуть не смутившись, и рассмеялся. - Никогда не могу угадать, чего она хочет и как доставить ей удовольствие. Но она - само добродушие, а когда на светский сезон она перебирается в город - впрочем, не ежегодно, - ее дом - один из самых веселых, вам даже трудно представить…
Тут его опять прервали - отворилась дверь, и вошла леди Ноуллз.
- К тому же, Чарлз, - продолжила она свою реплику из соседнего окна, - вам не следует забывать про визит к Снодхерстам, вы их уведомили, и у вас остается всего лить сегодняшний вечер и завтрашний день. А вы только и думаете об охоте - я же слышала, как вы договаривались с егерем. Он егерь, не правда ли, Мод, - тот смуглый человек с большими бакенбардами и в крагах. Мне очень жаль, но я должна сорвать вам охоту, ведь вас ждут у Снодхерстов, Чарли. И потом, вам не кажется, что открытое окно повредит мисс Руфин? Мод, моя дорогая, воздух слишком свеж. Закройте окно, Чарлз, и лучше попросите, чтобы после завтрака послали в город за экипажем. Дорогая, пойдемте, - обратилась она ко мне. - Не к завтраку ли звонят? Почему ваш папа не заведет гонг - так трудно отличить один звонок от другого!
Я заметила, что капитан Оукли задержался ради моего взгляда, но я на него не взглянула и, улыбаясь, вышла из комнаты вместе с кузиной Моникой. Шла, а про себя удивлялась: почему это все старые леди такие ворчливые?
В холле кузина с неожиданно добродушным видом сказала:
- Не позволяйте никаких ухаживаний, моя дорогая, - у Чарлза Оукли ни гинеи, наследница его бы очень устроила. Конечно, он присматривается. Нет, Чарлз не глуп, и я порадуюсь его удачной женитьбе, потому что, думаю, иначе он свои дела не поправит. Но он иногда бывает невыносимо развязен.
Я была восторженной читательницей "альбомов", "сувениров", "кипсеков" и всех многочисленных подарочных изданий, ежегодно наводнявших Англию под Рождество, - роскошный переплет, изобилие чудесных гравюр… Изящные безделицы, которыми тогда тешилось юношество, жаждавшее духовной пиши. Все это и формировало мой ум. Я сама завела маленький альбом, украшенный россыпью мыслей, наблюдениями, какие я записывала подходящим слогом. Много позже, переворачивая поблекшие страницы стихов и прозы, я наткнулась на помеченные этим днем мудрые раздумья; под ними стояло мое имя.
"Не живет ли в женском сердце неискоренимая ревность, которая, разжигая страсть юных, побуждает к советам старых? Не зависть ли (Небесам ведомо, насколько теснимую сожалением) испытывает старость… из-за чувств, которые она уже не в силах пробудить, а возможно, - и пережить? И не вздыхает ли в свой черед юность из зависти к силе, способной губить? - Мод Эйлмер Руфин".
- Он и не ухаживал за мной, - ответила я довольно резко. - Мне он совсем не кажется развязным, а вообще мне безразлично, уедет он или останется.
Кузина Моника взглянула на меня со своей обычной насмешливой улыбкой и расхохоталась.
- Когда-нибудь вы, дорогая Мод, лучше узнаете этих лондонских денди. Они превосходны, но они любят деньги… не накапливать, разумеется. Любят деньги и знают их власть.
За завтраком отец объяснил капитану Оукли, где поохотиться: если желает, то может поехать - это полчаса верхом - в Дилсфорд, может сам выбрать собак и найдет свору еще до полудня на месте.
Капитан лукаво улыбнулся мне и поглядел на тетушку. Наступила напряженная пауза. Я старалась, чтобы никто не заметил моего особого интереса к теме, но что с того… Кузина Моника была непреклонна.
- Охота, травля, ловля - вздор! Вы понимаете, Чарли, мой дорогой, об этом нечего и помышлять. Он уезжает в Снодхерст сегодня днем, он не может, - обращалась кузина Моника то к племяннику, то к моему отцу, - вы же понимаете, Чарлз! Не поехать он не может, иначе он допустил бы крайнюю грубость, причем винили бы и меня… Он должен ехать и сдержать обещание.
С вежливым сожалением папа принял отказ и выразил надежду на будущий благоприятный случай.
- О, это вы предоставьте мне. Когда капитан понадобится, только дайте знать, и я пришлю или привезу его, если позволите. Я всегда знаю, где найти его, - верно, Чарли? Мы будем очень рады.
Влияние тетушки на племянника было безграничным, ведь она часто помогала ему значительными суммами, и он, кроме того, рассчитывал на ее завещание. Я, ничего не знавшая об этих причинах, возмущалась его покорностью, а деспотизм кузины Моники вызывал у меня отвращение.
Как только капитан покинул комнату, леди Ноуллз, не обращая на меня внимания, торопливо обернулась к папе:
- Никогда больше не пускайте этого молодого человека в свой дом. Сегодня утром я застала его произносящим речи перед малышкой Мод. У него и двух пенсов нет за душой - поразительное бесстыдство!
- И какие комплименты ты слышала, Мод? - поинтересовался у меня отец.
Я рассердилась и поэтому отвечала смело:
- Его похвалы предназначались не мне - он хвалил дом.
- Как же иначе? Конечно, он полюбил дом, - вмешалась кузина Моника. И продекламировала:
Вдовьи владенья - вот где он
Опустился, крылатый стрелок, Купидон.
- Ну-ка, ну-ка, мне не совсем ясно, - хитро проговорил мой отец.
- Неужели, Остин? Чарли - мой племянник, забыли?
- Вот теперь вспомнил, - сказал отец.
- А какой еще может быть интерес у настоящей вдовы, кроме одного - вас самих с Мод? Я желаю Чарли счастья, но он не получит мою маленькую кузину и ее наследство в свой пустой карман! Нельзя этого допустить! И здесь еще одна причина, Остин, почему вам необходимо жениться. Вы ничего не смыслите в таких делах, а умная женщина сразу бы все разглядела и предотвратила несчастье.
- Да, умная бы сумела… - согласился отец со своим мрачным, озадачивающим видом. - Мод, ты должна попытаться стать умной женщиной.
- Станет… в свое время, но оно еще не пришло. А я повторяю вам, Остин Руфин: если вы не осмотритесь и не женитесь на ком-нибудь, кто-нибудь, весьма вероятно, женит вас на себе.
- Вы, Моника, всегда прорицали, но в данном случае я в полном недоумении, - сказал отец.
- Акулы снуют вокруг вас - с хищными глазами и прожорливой пастью. А вы как раз достигли возраста, когда мужчин проглатывают живьем, как Иону.
- Благодарствую за сравнение, но это был несчастливый союз - даже для рыбы. И срок ему был - несколько дней. Я не доверюсь… Да и нет никого, кто бы толкнул меня в пасть чудовища, сам я прыгать туда не намерен; наконец, чудовища никакого нет, Моника.