- А вот в этом я не уверена.
- Но я совершенно уверен, - сказал отец сухо. - Вы забыли, как я стар, как давно живу один, с малышкою Мод. - Он улыбнулся, провел рукой по моим волосам и, как мне показалось, вздохнул.
- Годы не помеха, чтобы делать глупости… - начала леди Ноуллз.
- Или - говорить глупости, Моника. Разговор зашел слишком уж далеко. Разве вы не видите, что ваши шутки напугали малышку Мод?
Да, я действительно испугалась, но не могла понять, как он догадался.
- Полный сил или немощный, в здравом уме или в безумии, я никогда не женюсь, поэтому - прочь эту мысль.
Его слова были обращены скорее ко мне, чем к леди Ноуллз, которая, с чуть насмешливой улыбкой, взглянула на меня и сказала:
- Мод, возможно, вы правы, приобрести мачеху - рискованный шаг, лучше бы я прежде спросила у вас, что вы об этом думаете, и… право слово, - продолжала она весело и добродушно, видя, как мои глаза, не знаю по какой причине, вдруг наполнились слезами, - право слово, я больше никогда не посоветую вашему папе жениться, прежде чем не поинтересуюсь у вас, хотите ли этого брака вы.
Это была большая уступка леди Ноуллз, склонной навязывать советы друзьям и руководить ими.
- Я очень доверяю инстинкту. Я считаю, Остин, что инстинкт надежнее разума, но вы с Мод, полагаясь на разум, восстаете против меня, хотя, знаю, и разум на моей стороне.
Отец ответил ей суровой улыбкой, тогда кузина Моника поцеловала меня и сказала:
- Я так давно сама себе госпожа, что иногда забываю о вещах, называемых "страхом" и "ревностью". Вы отправляетесь к своей гувернантке, Мод?
Глава XIV
Гневные слова
Я собиралась к гувернантке, как угадала леди Ноуллз, и ушла. Необъяснимое чувство опасности, охватывавшее меня при виде этой женщины, сделалось еще мучительнее после происшедшего накануне вечером; уже не только инстинкт или предубеждение отвращали меня от нее, ведь я подметила омерзение, с каким леди Ноуллз - пусть чего-то не договаривая - обнаружила, что знает ее.
Тон, которым кузина Моника спросила, не к гувернантке ли я отправляюсь, и крайне мрачное, встревоженное выражение ее лица взволновали меня… А тон был какой-то странный… голос - леденящий, будто от внезапного воспоминания она ощутила озноб. Этот леденящий голос все еще звучал у меня в ушах, ее озабоченное лицо все еще представлялось моему взору, когда я подымалась по широкой темной лестнице к комнате мадам де Ларужьер.
Мадам не появилась в "классной", как называли декорации, на фоне которых я совершенствовалась в науках. Она решила разыграть повторный приступ болезни и поэтому в то утро не спускалась вниз. В галерее было сумрачно и пустынно, я еще больше разволновалась, когда подошла к ее комнате и встала у двери, собираясь с духом, чтобы постучать.
Но дверь неожиданно распахнулась - и будто по щелчку волшебного фонаря прямо перед моими глазами возникло огромное, обвязанное шалью и жутко ухмылявшееся лицо мадам.
- Что вам, дьетка? - спросила она, злобно сверля меня взглядом, а ее лживая улыбка ошеломила даже больше внезапности самого ее появления. - Зачем такой тихи шаг? Я не сплю, как видите, но, возможно, ви опасались, что будете иметь несчастье разбудить меня, и поэтому - верно? - подкрались, чтобы подслюшать и подсмотреть тихонько в щельку, как я? Vous êtes bien aimable d’avoir pensé à moi. Bah! - воскликнула она, не пряча иронии. - Отчего же леди Ноуллз собственной персона не подкралясь к замочни скважина, чтобы заполючить материаль для сплетен? Fi donc! Какая тут тайна? Никакой! Входите, если хотите. Добро пожалявать всякому! - Она широко распахнула дверь, повернулась ко мне спиной и причитая - я не смогла разобрать слов - шагнула в комнату.
- Я пришла без намерения подсматривать или вторгаться к вам, мадам. Не подумайте… вы не должны так думать… вы не должны измышлять таких оскорблений.
Я была очень рассержена, и весь мой страх пропал.
- Не о вас речь, дьетка, дорогая, я имеля в виду миледи Ноуллз, которая без причин - мой вряг. У каждого есть вряги, ви сами узнаете, когда будете чьють-чьють старше, и вот без причин она - мой вряг. Мод, скажите-ка правдоподобно - не миледи Ноуллз посляля вас doucement, doucement ко мне под дверь? Не так ли, маленьки проказнис?
Мадам обернулась - и мы опять стояли лицом к лицу у нее посреди комнаты.
Возмущенная, я отвергла обвинение; тогда она, не сводя с меня своих хитрых, странного разреза глаз, сказала:
- Корошая дьетка. Ви с такой прямотой, что мне нравится, я ряда услишать. Но, моя дорогая Мод, этот женщина…
- Леди Ноуллз папе кузина, - перебила я ее немного надменно.
- Она меня ненавидит, ви не представляете как. Она питалясь навредить мне несколько раз, она путает невиннейшее создание в свои преступни замысли.
И мадам всплакнула. Я уже заметила, что слезы у нее появлялись по мере надобности. Я слышала об особах с такими способностями, но не встречала их ни до, ни после мадам.
Она была на удивление откровенна - никто лучше нее не умел вовремя пустить в ход искренность. Теперь она, очевидно, заключила, что леди Ноуллз до отъезда из Ноула сообщит все, что знает о ней, и поэтому от сдержанности мадам не осталось и следа, она вела себя с непосредственностью дитяти.
- Et comment va monsieur votre père aujourd’hui?
- Прекрасно, спасибо, - ответила я.
- А как продольжительно долог будет визит миледи Ноуллз?
- Не могу сказать точно, но она пробудет у нас несколько дней.
- Eh bien, моя дорогая дьетка, я нахожу себя лючше сегодня, и ми дольжны вернуться к нашим занятиям. Je veux m’habiller, ma chère Мод, подождите меня в кляссной.
Мадам, хотя и лениво, уже смогла преодолеть слабость, у нее уже доставало сил на суету - ведь она уже сидела перед зеркалом за туалетным столиком и любовно оглядывала свое бесцветное, худое лицо.
- Какой ужас! Я такая бледна. Quel ennui! Какой тоска! До какой немощь я опустилась за раз-два дня!
И она состроила в зеркало, практикуясь, одну за другой несколько печальных и жалких мин. Но вдруг нахмурилась, кинув острый, пытливый взгляд поверх зеркала на террасу внизу. Один взгляд - а потом истомленно откинулась в кресле, показывая, что собирается с силами, чтобы совершить свой туалет.
Мое любопытство было возбуждено, я не могла не спросить:
- Но, мадам, почему вы вообразили, будто леди Ноуллз не любит вас?
- Не воображала, моя дорогая Мод. Ох-ох, нет! Mais c’est toute une histoire - слишком неприятии история, чтобы рассказывать ее вам сейчас… Может, потом когда-нибудь… Ви станете старше и узнаете, что часто самый лютый вряжда возникает без наисамой причины. Но, моя дорогая дьетка, время улетает от нас, - я дольжна одеться. Vite, vite! Бегом в кляссную! А после я приду.
У мадам имелся свой несессер и свои секреты, ее внешний вид явно требовалось подправить, поэтому я ушла в комнату для занятий. Называемая "классной" комната частично располагалась под спальней мадам, окна обеих выходили на террасу, и я, вспомнив настороженный взгляд, который мадам бросила за окно, тоже выглянула. По террасе бодрым шагом прогуливалась кузина Моника. Мое любопытство уже не знало границ, я решила, что после занятий присоединюсь к кузине и еще раз попробую выведать тайну.
Я сидела над книгами, когда мне почудился за дверью какой-то шорох. Не мадам ли припала ухом к двери? Я выждала немного, предполагая, что мадам войдет, но дверь оставалась закрытой. Тогда я сама резко распахнула дверь - мадам не было в холле. Впрочем, на лестнице я услышала шелест платья, а затем увидела ее. Мадам спускалась.
Она ищет случай переговорить с леди Ноуллз, надеется умилостивить эту опасную леди, думала я, минут десять наблюдая, как кузина Моника энергично вышагивает, будто на плацу, по террасе. Но к леди Ноуллз никто не вышел.
Она конечно же отправилась говорить с папой - тогда решила я. Совершенно не доверяя мадам, я испытала настоящую муку, ведь я догадывалась, что в этих беседах с глазу на глаз злонамеренная ложь, спрятанная под маской благожелательности, множится и множится, оставаясь безнаказанной.
Да, потороплюсь - повидаю папу! Пусть она не клевещет у меня за спиной, эта ужасная женщина!
Я постучала в дверь кабинета и тотчас вошла. Мой отец сидел у окна с раскрытой книгой, мадам стояла по другую сторону стола, ее плутоватые глаза были орошены слезами, носовой платок прижат ко рту. Она кинула на меня быстрый взгляд. Мадам плакала, эта решительная женщина-гренадер плакала désolé, вид у нее был на редкость подавленный, смущенный. И однако же, она внимательно изучала лицо моего отца. Он не смотрел в ее сторону, скорее - в потолок, задумчиво опираясь на руку, с выражением не злости, но мрачной досады на лице.
- Я должен был бы узнать об этом раньше, мадам, - говорил мой отец, когда я вошла, - решение не переменил бы - ни в коей мере, заметьте. Но о такого рода вещах я должен был знать, и умолчание с вашей стороны - более чем небрежность.
Мадам плачущим голосом пустилась в многословные объяснения, но отец кивком остановил ее и поинтересовался, что надо мне.
- Я… просто я ждала в классной мадам и не знала, где она.
- Она здесь, как видишь, и через несколько минут придет.
Обиженная, рассерженная, мучимая любопытством, я вернулась в классную и уселась на стул - я утратила самообладание и почти не думала об уроках.
Когда вошла мадам, я не подняла головы и не взглянула на нее.
- Корошая дьетка, она читает! - сказала мадам, пересекая комнату поспешным и уверенным шагом.
- Нет, - объявила я резко. - Я не хорошая, и я не детка. К тому же не читаю - я размышляю.
- Très bien! - с омерзительной улыбкой проговорила мадам. - Размишление тоже приносит польз, но ви такая грюстная, моя дьетка, весьма… Не ревнуйте, что бедни мадам иногда говорит с вашей папой, - ви не дольжны, глюпышка… Я пекусь о вашем благо, моя дорогая Мод, и нисколько не возражали бы, чтобы ви тоже присютствовали.
- Так ли, мадам?! - свысока бросила я. Хотя и держалась с достоинством, я была очень задета и не могла этого скрыть - к явному удовольствию мадам.
- Да. Ваш папа, мистер Руфин, любит лючше говорить наедине, а мне безразлично. Я хотеля что-то ему рассказать. Не важно, кто что знает, но мистер Руфин - совсем дрюгое.
Мне нечего было ответить.
- Ну же, малишка Мод, не надо сердиться, вам лючше дрюжить со мной по-корошему. Корошим дрюзьям ссоры не нужны. Зачем? Вот ерюнда! И подумайте - могля бы я обучать молядую особу где-нибудь, не имея возможность говорить с родителями? Какая причьюдь! Мне бы хотелось быть вашим дрюгом, если, моя бедная Мод, ви позволите… вместе ви, я - да?
- Дружба начинается с расположения, мадам, а расположение возникает само по себе… здесь не требуют согласия. Мне нравятся люди, которые ко мне добры.
- И мне. Ви так много похожи на меня, моя дорогая Мод! Вам сегодня не поздоровилось? Мне кажется, ви виглядите чьють-чьють изнуренной, и я тоже… совсем не здорова. Давайте перенесем на завтра наши занятия, а? И отправимся в сад la grace впрабатывать?
Мадам явно торжествовала. Аудиенция, наверное, была для нее удачной, и как любой человек, у которого дела идут прекрасно, она пребывала в добродушии - вряд ли до конца неподдельном и мало располагавшем к ней; но лучше ущербное добродушие, чем ее привычная мрачность.
К моей радости, наша гимнастика скоро закончилась, и мадам вернулась к себе. Теперь я могла поболтать с кузиной Моникой.
Мы, женщины, настойчивы, если нас мучит любопытство, но она весело уворачивалась от ответов и, думаю, дразнила меня не без удовольствия. Однако, когда мы шли переодеваться к обеду, сказала совершенно серьезно:
- Мне жаль, Мод, что я показала, какие неприятные чувства вызывает у меня ваша гувернантка. Когда-нибудь я буду вправе все объяснить вам, а пока достаточно было бы сказать вашему отцу, которого весь день ищу. Впрочем, возможно, мы придаем слишком большое значение теме, ведь я не могу утверждать, что знаю что-то несомненно порочащее мадам или… вообще что бы то ни было. Но есть причина, и вы не должны больше задавать вопросы… нет, не должны.
В тот вечер, когда я, чтобы развлечь кузину, играла увертюру к "Золушке", от чайного столика, где кузина Моника сидела вместе с моим отцом, донеслась ее пылкая и рассерженная речь. Я обратила глаза к говорившим, увертюра постепенно затихла.
Их разговор начался под прикрытием музыки, а теперь они настолько увлеклись, что не заметили, как исполнительница прервала игру. Первая услышанная мною фраза захватила все мое внимание. Отец закрыл книгу, которую читал, используя вместо закладки палец, и откинулся на стуле, как обычно, когда поддавался гневу, лицо его слегка покраснело, и мне хорошо был известен этот жесткий невидящий взгляд, выражавший гордыню, удивление и ярость.
- Да, леди Ноуллз, именно предубеждение. Я знаю настроение ума, которое движет вами, - оно не делает вам чести, - произнес отец.
- А я знаю, что вами движет безумие, - парировала кузина. - И чтобы вы, Остин, в такой степени помешались! Что извратило ваш ум? Вы слепы!
- Это вы, Моника… Ваши собственные странные предрассудки… странные предрассудки сделали вас слепой. О чем идет речь? Пустое! Если бы я вас послушал, то оказался бы трусом, нарушил бы слово. Я вижу… вижу реальность. Я не Дон-Кихот и не буду обнажать меч, чтобы сражаться с химерами.
- В этом случае колебания просто недопустимы. Как вы можете… Вы только подумайте! Я удивлена, что вы способны дышать одним воздухом с… Я чувствую в доме зло.
Отец только сурово нахмурился, пристально глядя на нее.
- Никто уже не прибивает подковы, не совершает заклинания над порогом, чтобы отогнать злого духа прочь, - продолжала леди Ноуллз, побледневшая и рассерженная ничуть не меньше моего отца, - но ведь вы отворили дверь во тьму… накликаете беду. Как вы можете смотреть на дитя, которое… Она перестала играть! - резко оборвала свою речь леди Ноуллз.
Мой отец с ворчанием поднялся и в крайнем раздражении, бросив мрачный взгляд в мою сторону, устремился из комнаты. Кузина Моника, чуть покраснев, тоже поглядела на меня; она молчала, покусывала кончик своего крохотного золотого крестика и, наверное, гадала, как много мне удалось услышать из их разговора.
Неожиданно отец вновь, едва закрыв за собой дверь, заглянул в нее и сказал более спокойным тоном:
- Может быть, Моника, вы ненадолго зайдете в кабинет? Я убежден: вы питаете только добрые чувства ко мне и к малышке Мод, я ценю вашу доброжелательность. Но вы должны разобраться в некоторых вещах; думаю, вы способны это сделать.
Кузина Моника молча, лишь возведя очи горе и воздев руки, поднялась и последовала за ним. Я была оставлена в одиночестве - больше прежнего терзаемая любопытством.
Глава XV
Предостережение
Я тихо сидела, прислушиваясь и томясь от любопытства, страдая от любопытства и прислушиваясь… хотя должна была понимать, что моего слуха не могут достичь звуки из кабинета отца. Прошло пять минут - отец с кузиной не вернулись в гостиную. Десять, пятнадцать минут… Я перебралась поближе к камину и удобно устроилась в огромном кресле. Я смотрела на тлеющие угольки, но в их неверном свете перед моими глазами не возникали сцены, dramatis personae из моего прошлого, не видела я и ожидавшую меня судьбу - как сподобились бы герои и героини романтических повествований. В кроваво-красном и золотистом свечении мне чудились диковинные крепости и пещеры, побуждавшие мысль унестись в сказочную страну с дивными закатами, саламандрами, замками могущественных королей - властителей огня. Возникшее из моего воображения и им же приумноженное, все это пурпурное великолепие уже окружало меня, смежавшую веки, декорациями сна. Я клевала носом и наконец отдалась сладкой дреме, от которой меня пробудил голос кузины Моники. Я открыла глаза и прямо перед собой увидела лицо леди Ноуллз, пристально глядевшей на меня, а потом разразившейся добродушным смехом - в ответ на мой еще затуманенный взгляд.
- Ну-ка, Мод, дорогая, подымайтесь, уже поздно, вы должны были быть в постели час назад.
Я поднялась из кресла и, как только ко мне вернулась власть над слухом и зрением, с изумлением отметила перемену в кузине Монике - она как-то потускнела, погрустнела.
- Ну-ка, зажжем наши свечи и отправимся вместе наверх.
Держась за руки, мы двинулись по лестнице: я - полусонная, она - упорно хранившая молчание. Не обменявшись ни единым словом, мы подошли к моей комнате, где, давно приготовив чай, меня поджидала Мэри Куинс.
- Велите ей на несколько минут выйти, я хочу сказать вам кое-что, - обратилась ко мне леди Ноуллз.
Горничная послушно вышла.
Леди Ноуллз проводила ее взглядом, пока та не закрыла дверь.
- Утром я уезжаю.
- Так скоро?!
- Да, дорогая. Я не могу оставаться здесь, мне бы следовало уехать сегодня, но уже поздно, поэтому я еду завтра.
- Как жалко… очень жалко! - воскликнула я, искренне досадуя. Комната, казалось, сделалась сумрачнее, и заведенный гнетуще однообразный порядок, к которому мне предстояло вернуться, надвинулся мрачной тенью.
- Мне тоже, дорогая Мод…
- А вы не можете задержаться еще ненадолго? Пожалуйста!
- Нет, Мод, меня огорчил Остин… крайне огорчил ваш отец. Короче говоря, я не в силах вообразить более нелепого, опасного и безумного образа действий, чем у него, - и это теперь, когда я открыла ему глаза! Но перед отъездом я обязана вам сказать кое-что… а именно: вам пора расставаться с детством, вам следует повзрослеть, Мод. Не пугайтесь, вы же умница… выслушайте меня. Эта женщина… Как она себя называет - Ружьер? Эта женщина, судя по всему, ваш враг, вы еще узнаете, что она очень хитрая, дерзкая, посмею сказать, неразборчивая в средствах особа. Держитесь с ней как можно осторожнее. Вы меня хорошо поняли, Мод?
- Да, - едва выговорила я сдавленным от волнения голосом. С ужасом и любопытством я неотрывно смотрела на леди Ноуллз, будто на вещий призрак.