Этот же вопрос был на языке и у мисс Мэтфилд, которая, сама не зная отчего, испытывала острое беспокойство. По какой-то непонятной причине, не имевшей, конечно, никакого отношения к делам конторы (ибо в глубине души мисс Мэтфилд было решительно все равно, станут ли "Твигг и Дэрсингем" единственными поставщиками всей фанеры в Англии или обанкротятся), ее ужасала мысль об уходе мистера Голспи. Это разом делало жизнь на улице Ангела скучной и обыденной.
- Нет, к счастью, не навсегда, - отвечал мистер Смит, наслаждаясь всеобщим нетерпением. - Он едет ненадолго по нашему делу туда, откуда приехал, - это где-то на балтийском побережье. Не знаю, сколько времени он там пробудет. Он и сам еще точно не знает. Сегодня днем он отплывает на пароходе, который довезет его до самого места. И должен сказать, - тут мистер Смит посмотрел в окно на сырое и хмурое утро, - должен сказать: я ему не завидую. В такую холодную погоду плыть по Северному морю - брр! Помню, я когда-то на Пасхе катался на катере в Ярмуте, недалеко от берега, - это был ужас, честное слово! Я был рад-радехонек, когда очутился опять на берегу. А каково должно быть в такую погоду в открытом море! Я бы ни за какие деньги, ни за какие деньги не согласился ехать!
- Ну, он-то не испугается, будьте уверены! - сказал Стэнли с гордостью. Мистер Голспи был одним из кумиров Стэнли (никто не мог понять почему. Объяснить это можно было разве только тем, что у мистера Голспи наружность была подходящая для сыщика), а Стэнли в своем поклонении кумирам не знал меры. - Пари держу, что ему это нравится. И мне бы понравилось. Эх, если бы он взял меня с собой! Я бы не сбежал с парохода, о нет!
- Делай свое дело, Стэнли, - сказал мистер Смит машинально, по привычке. - Все мы знаем, какой ты храбрец. Да, так вот он уезжает сегодня, будет ехать до Балтийского моря, и, как я уже сказал, завидовать ему не приходится. - Мистер Смит с большим удовлетворением вернулся за свой уютный письменный стол, к аккуратным столбикам цифр.
Полчаса спустя в комнату заглянул мистер Голспи в широчайшем ульстере.
- Я исчезаю на целую неделю, а то и на две, - объявил он весело. - Смотрите же, не сбавляйте темпа! Налегайте! Вперед на всех парах, как говорится, - хотя один Бог знает, откуда взялась такая поговорка, ведь на судах никто так никогда не говорит. Смит, вы тут примите меры, чтобы все заказчики уплатили сполна. А вы, Тарджис, проследите, чтобы Англо-Балтийское снизило нам расценки. Ну, девушки, поминайте меня в молитвах, если вы когда-нибудь молитесь. Вы молитесь, мисс Мэтфилд? Впрочем, вы мне об этом расскажете в другой раз. Эй, Стэнли…
- Здесь, сэр, - с готовностью откликнулся Стэнли.
- Сбегай вниз, позови такси, да поживее. Ну, до свиданья.
Когда все простились с мистером Голспи и он ушел и внизу за ним захлопнулась дверь, в конторе сразу наступила тишина и стало как будто темнее и теснее. Мисс Мэтфилд, заметив это, рассердилась на себя, сжала губы и с какой-то унылой решимостью накинулась на работу. Она работала, не поднимая глаз, и открывала рот только тогда, когда ее о чем-нибудь спрашивали. К полудню ее настроение настолько ухудшилось, что, вместо того чтобы позавтракать, как всегда, на девять пенсов в маленькой закусочной неподалеку от конторы, она пошла дальше, в более дорогой ресторан на углу Кэнон-стрит, заказала котлету с горошком, яблочную ватрушку и кофе со сливками и без колебаний уплатила полкроны. После этого она немного повеселела и уже более трезво и честно стала разбираться в своем настроении. Она угнетена тем, что с другими происходят всякие вещи, а в ее жизни - ничего. Обидно терять Эвелину. Обидно расставаться и с мистером Голспи хотя бы только на неделю-другую. Она не знает еще, действительно ли ей нравится этот человек, но, во всяком случае, при нем на улице Ангела стало как-то интереснее. Без него теперь будет ужасно пусто. Уже и сейчас скучно. Нет, надо взять себя в руки и заняться чем-нибудь интересным. Когда она воротилась в контору, опоздав, как всегда, на четверть часа, она уже была весела и сравнительно приветливо разговаривала со всеми.
Должно быть, второстепенные боги, которые ведают столь мелкими делами, смилостивились и решили ее ободрить, потому что развлечение нашлось сразу. В четвертом часу мистер Смит с кем-то поговорил по телефону, а затем подозвал ее к себе.
- Мисс Мэтфилд, это звонил мистер Голспи, - начал он со свойственным ему хлопотливым и трогательно-серьезным видом. - Он отправляется позднее, чем рассчитывал, часов в пять или около того, и просит вас приехать на пароход и написать под его диктовку несколько нужных писем, о которых он только что вспомнил. Захватите с собой еще альбом с образцами, он в кабинете, мистер Голспи забыл его взять. Я не могу спросить разрешения у мистера Дэрсингема, потому что его нет в конторе, но это ничего. Отпущу вас на свою ответственность. Вы ничего не имеете против?
- Поеду с удовольствием! - воскликнула мисс Мэтфилд. - Но куда именно нужно ехать?
Мистер Смит укрепил на носу очки и погрузился в изучение бумажки, которую держал в руках.
- Доедете до пристани Хэй-Уорф на южной стороне Темзы, между Лондонским и Тауэрским мостами, переедете Лондонский и повернете сразу налево. Пароход называется "Леммала". Лем-ма-ла. Вы не забудете, мисс Мэтфилд? И мистер Голспи сказал, чтобы вы ехали в такси, так что я, пожалуй, дам вам полкроны и запишу их в статью расходов на разъезды. Возьмите свой блокнот и карандаш, одевайтесь, а я сейчас принесу из кабинета альбом с образцами. Это будет для вас вроде прогулки, все-таки какое-то разнообразие, не правда ли? Вот Стэнли, например, дал бы отрезать себе уши, только бы попасть на пароход. Что, верно я говорю, Стэнли? Э, да его нет! Куда девался этот мальчишка?
Да, для мисс Мэтфилд это было громадным удовольствием. Мимо окна такси промелькнули сперва Мургейт-стрит, потом Банк, затем Кинг-Уильям-стрит. Потом она ехала через Лондонский мост, а по обе стороны его, на сколько хватало глаз, блестели свинцовые воды реки. За мостом такси медленно проехало по узкой улице, свернуло налево, в другую, еще более узкую, настоящий коридор, и в конце ее остановилось. Мисс Мэтфилд прошла по какому-то темному переулку, спросила дорогу у высокого добродушного полисмена и наконец очутилась на самом берегу, где люди суетились, таскали груз, бегали куда-то с бумагами в руках и перекрикивались. Тут, ярдах в пятидесяти от берега, качалась "Леммала", пароход с одной высокой и узкой трубой, не очень большой и довольно грязный, но все же представлявший для мисс Мэтфилд необычайно занимательное зрелище. На мачте болтался флаг, никогда ею не виданный. Подойдя ближе, она услышала крики людей, стоявших на палубе, - они говорили на языке, ей не знакомом, которого она никогда раньше не слыхала, и это тоже было увлекательно. До сих пор коммерция связывалась в ее представлении с конторами, клерками, телефонами, скучными письмами, которые начинались и кончались всегда одинаково. Но в эту минуту она вдруг поняла, что есть в коммерции своя романтика. Она чувствовала себя так, как если бы вдруг увидела мистера Дэрсингема в костюме елизаветинской эпохи. Вот, например, их контора на улице Ангела торгует лесом. А лес ведь прибывает на таких судах, как это, даже на этом самом судне. И там, откуда приходят лес и фанера, по ту сторону моря, жизнь совсем иная - там громадные леса, глубокие снега, долгие морозные зимы, там бродят волки в поисках добычи, там живут бородатые мужчины в высоких сапогах и женщины в пестрых платках, такие, каких она видела в русском балете. Мисс Мэтфилд, как большинство англичан среднего класса, в глубине души отличалась неисправимой склонностью к романтике, и сейчас она была искренне взволнована, - она бы, кажется, не больше удивилась и восхитилась, если бы под одной из темных арок вдруг запели соловьи. Лондон казался ей сейчас волшебным городом, его чары ударили ей в голову, рассыпались там, как ракета, многоцветной россыпью смутных и вместе ярких образов, сверкающей путаницей, смесью истории, вздорного вымысла, когда-то читанных стихов. Были тут и Дик Виттингтон, и галеоны, и Московия, и Китай, и туземцы Ост-Индии, и далекие океаны. А почти у самых ее ног, в двух шагах от магазинов и контор и автобусов, плескались в Лондонской гавани воды Темзы.
Она дошла уже до самых сходней, круто спускавшихся с ржавого бока "Леммалы". Нерешительно посмотрела наверх. Ее кто-то окликнул. Это был мистер Голспи, он знаками предлагал ей подняться на палубу. Когда она добралась до верхней ступеньки, он стоял уже там, ожидая ее.
- В моем распоряжении до отплытия еще по крайней мере часа два, - сказал он и повел ее через палубу, потом по лесенке на верхнюю палубу. - Но я вас так долго не задержу. Недурно было бы, если бы пароход тронулся, а вы бы не успели сойти на берег! Пришлось бы прокатиться по морю, а?
- Что ж, может быть, я и не огорчилась бы, - сказала мисс Мэтфилд, оглядывая палубу. - Было бы интересно.
- Ну еще бы, вы тут неплохо провели бы время, если бы только не заболели морской болезнью. Наши моряки здорово бы за вами ухаживали, поверьте мне.
- Да, это было бы приятным разнообразием.
- Вот как? - Он усмехнулся. - Ну, на этот раз мы вас все-таки не похитим. Сюда пожалуйте. - Он ввел ее в маленькую гостиную, очень чистенькую и веселую. На столе, покрытом нестерпимо пестрой скатертью, лежали сигары, стояла какая-то таинственная высокая бутылка невиданной формы и несколько стопок. Тут же были в беспорядке разбросаны газеты, иллюстрированные журналы на незнакомом языке, и это еще больше, чем высокая бутылка, делало обстановку экзотической. Но в окна с обеих сторон виднелись крыши, шпили церквей, знакомая дымная громада Лондона.
- Прежде всего я посмотрю образцы, - сказал мистер Голспи. - Присаживайтесь, мисс Мэтфилд, и доставайте свой блокнот.
Она села и хотела придвинуть стул ближе к столу, но он, конечно, не двигался, его можно было только вращать на месте. Она забыла, что находится на пароходе. Все здесь казалось необычайным, замечательным.
Письма были несложные, все более или менее одинаковые, и в полчаса она с ними управилась. За эти полчаса в кают-компанию несколько раз заглядывали какие-то люди чужеземного типа, кивали, улыбались и исчезали. Кроме того, мешали иногда крики и вой сирен снаружи.
- Вот как будто и все, - сказал мистер Голспи, закуривая сигару и наливая себе какой-то жидкости из высокой бутылки. - Теперь вы перечтите, что написали, а я пока постараюсь вспомнить, не упустил ли чего-нибудь. Времени у нас сколько угодно. Вы курите? Это хорошо. Возьмите папиросу. Вот из этих. - Он бросил ей через стол какую-то очень пеструю коробку, из которой она извлекла папиросу с мундштуком, по-видимому - русскую. Папироса была замечательная, как и все здесь.
- Ничего больше не припомню, - объявил мистер Голспи, пуская клубы дыма. - Прочтите-ка мне все вслух. - Она сделала это, и он изменил только одно место в письме. - Теперь я подпишу несколько чистых бланков, и вы возьмете их с собой, - продолжал он. - Я захватил с собой из конторы кучу канцелярских принадлежностей. Я всегда так делаю. Вот неудобство работать одному - приходится за свой счет покупать такие вещи, а я это терпеть не могу. Забавно, правда? Я способен, не поморщившись, тратить деньги без счета на всякую чепуху, а вот на бумагу мне денег жалко. Наверное, и у вас есть какая-нибудь такая слабость?
- Да. Карандаши, - ответила без колебаний мисс Мэтфилд. - Страх как не люблю тратить деньги на карандаши! Если не удается взять у кого-нибудь на время или утащить карандаш и приходится идти в магазин и платить за такую ерунду, я просто страдаю.
- Да, все мы чудаки, - рассуждал вслух мистер Голспи, подписывая бланки. - В каждом из нас сидит одновременно и жулик и старая прачка. Впрочем, вы, конечно, будете утверждать, что вы не таковы, а?
- Нет, не буду. Я отлично понимаю, что вы хотите сказать.
Разговор, казалось, принял самый приятный, дружески-интимный характер, но следующая реплика мистера Голспи одним ударом отбросила их друг от друга на сотни миль.
- Если понимаете, значит, понимаете больше, чем я. А это мне не нравится. - Он кончил подписывать бланки и поднял глаза. - Вы дрожите?
- Разве? Я и не заметила. Здесь действительно очень холодно, - призналась мисс Мэтфилд. Она не снимала теплого пальто, но маленькая гостиная была нетоплена, а с реки тянуло колючим холодом.
- Мы кончили, и вы можете идти, - промолвил мистер Голспи, глядя на нее. - Но если хотите послушаться доброго совета, выпейте на дорогу чего-нибудь, чтобы согреться. Иначе вы рискуете простудиться.
Это был новый, неожиданный для нее поворот в настроении мистера Голспи. Она чуть не засмеялась ему в глаза.
- Если буфетчик не ушел, я могу раздобыть для вас чаю, - продолжал он. - Здесь мало любителей чая, но готовят его хорошо. Или, может, кофе хотите? Найду ли я только этого парня - вот в чем весь вопрос. - Он встал, протягивая ей подписанные бланки.
- Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Голспи. Здесь сейчас, наверное, все очень заняты. Я лучше пойду, спасибо. Я могу по дороге в контору зайти куда-нибудь и выпить чаю.
- Нет, вам необходимо выпить до ухода. Вот вы как дрожите! Выпейте капельку этой штуки. - Он указал на высокую бутылку. - Она вас согреет. Я тоже выпью за компанию. - Он налил бесцветную жидкость в два стаканчика.
- Я, право, не знаю… А что это такое?
- Водка. Ее очень любят на иностранных судах.
Водка! Она подняла стакан и понюхала. Она никогда еще не пробовала водки, не видела ее даже, но в ее воображении этот напиток связывался с какими-то обрывками из прочитанных романов, и то, что ее здесь угощали водкой, было достойным завершением увлекательного приключения, посланного ей судьбой. Она уже воображала, как будет рассказывать о нем в клубе. "А потом меня угощали водкой. Можешь себе представить, сижу в каюте и лью в себя водку, как настоящий пьяница. Ужасно весело было!"
- Ну, смелее, мисс Мэтфилд, - сказал мистер Голспи, поглядывая на нее из-за поднятого к губам стакана. - Пейте залпом, до дна. Ваше здоровье! - И он одним движением опрокинул в рот все содержимое стакана.
- Что ж, я выпью, - воскликнула она, поднимая свой. - Что говорят при этом? - Она храбро выпила стакан, как и мистер Голспи. Первую секунду она ничего не ощущала, только специфический вкус анисового семени, пока жидкость была у нее на языке. Но потом в горле сразу словно разорвалась зажигательная бомба, и огонь разлился по всему телу. Она ахнула, засмеялась, закашлялась - все сразу.
- Ого, да вы молодчина, мисс Мэтфилд. Вы это шикарно проделали, честное слово! Давайте выпьем по второму разу. За удачу! - Он снова наполнил стаканы.
Ее несли и колыхали теплые волны. Это было очень приятно. Она взяла стакан и нерешительно посмотрела на мистера Голспи.
- А я не опьянею? Если вы меня напоите, я не смогу написать ваши письма, так и знайте.
- Не беспокойтесь, - возразил он, дружески ухмыляясь, и потрепал ее по плечу. - От двух стаканчиков вы не захмелеете, и к тому времени, когда приедете обратно на улицу Ангела, будете трезвы как стеклышко. Она вас только согреет и подбодрит и убережет от простуды. Ну, смелее, разом!
- Ваше здоровье! - воскликнула мисс Мэтфилд, улыбаясь ему. И опять - вкус аниса, зажигательная бомба, потоки пламени, а затем теплые, баюкающие волны.
- Вот такой вы мне нравитесь, честное слово, - сказал мистер Голспи, глядя на нее внимательно и с явным одобрением. - Это было сделано мастерски, с настоящим шиком! Вы молодец-девушка, не то что те дурочки, которых встречаешь на каждом шагу. Я это сразу заметил и подумал: "У этой девушки не только наружность подходящая, у нее и характер есть". Жаль, что вы не едете с нами.
- Спасибо!
- Право, в моих устах - это большой комплимент. Не знаю, впрочем, понравилось ли бы вам такое путешествие. Будет зверски холодно, а завтра начнет качать и будет качать все время, пока мы будем плыть Северным морем, и потом, когда войдем в Балтийское. Я этот пароход давно знаю. Ну, как вы теперь себя чувствуете?
- Великолепно. - Это была правда. Мисс Мэтфилд поднялась и собрала свои вещи. - Но немножко пьяна.
Когда они вышли на верхнюю палубу, она остановилась и засмотрелась на Темзу. Дневной свет перешел в серебристый туман, по воде время от времени пробегали холодные отблески. В другое время ей было бы не по себе, ее бы даже немного пугала эта холодная свинцовая гладь, неверный свет над нею, унылый вой сирен, но сейчас все казалось таинственным и чудесным. Она на минуту замечталась. У нее было радостно на душе - и вместе с тем хотелось плакать. Она подумала: "Должно быть, это от водки".
- Это зрелище словно гипнотизирует человека, правда? - сказал вдруг хрипло мистер Голспи над самым ее ухом.
- Правда, - отозвалась она тихо. В эту минуту она окончательно уверилась, что мистер Голспи ей нравится, что он - обаятельный человек, не похожий на других. И сама себе она казалась сейчас обаятельной, необыкновенной. Она неожиданно вздрогнула.
- Эге, да вы опять начинаете? - сказал мистер Голспи шутливо, но в то же время заботливо и, продев руку под ее локоть, крепко прижал ее к себе. Так они стояли несколько мгновений. Ей хотелось, чтобы это длилось подольше. Ее всю наполняло одно чувство - новое для нее чувство теплоты и безопасности.
Наконец она отодвинулась. Сказала, что ей пора идти. Он ее не удерживал и молча пошел вперед, на нижнюю палубу, оттуда к сходням. Здесь они остановились.
- Очень рад, что побывали у меня, мисс Мэтфилд, - сказал он, беря ее руку в свои. Сейчас он не ухмылялся насмешливо, а улыбался.
- Счастливого пути, мистер Голспи, - ответила она поспешно, - желаю вам, чтобы не было холодно и чтобы плавание прошло благополучно. - Потом как-то помимо воли прибавила: - И смотрите же, возвращайтесь к нам.
Он вдруг громко расхохотался.
- Непременно! Вы скоро меня увидите. Опомниться не успеете, как я опять появлюсь на улице Ангела. - Он крепко стиснул ее руку, потом выпустил ее.
Уходя, мисс Мэтфилд еще раз обернулась и помахала рукой, хотя уже почти нельзя было различить, стоит ли он еще на палубе. Потом торопливо пошла по узкому переулочку, который вел назад, в обыкновенный, привычный мир. Когда она опять проезжала по Лондонскому мосту и смотрела в окно автобуса, уже почти ничего не оставалось оттого, другого, мира, только мерцание огней вдалеке. А когда она снова очутилась за своим столом в конторе и, подняв тетрадку к лампе под абажуром, разбирала записанное, этот другой мир был уже бесконечно далек от нее, казался лишь сном, приснившимся ей в ноябрьских сумерках. Но здесь, на бумаге, которую она закладывала в машинку, было доказательство того, что это не сон: размашистая подпись Д. Голспи. И странно было думать, что он вернется сюда, оставив свою высокую бутылку, и качающийся пароход, и снег, и леса Балтики, войдет в эту дверь, в двух шагах от локтя мистера Смита. Это было странно и увлекательно, чего никак нельзя было сказать об автобусе № 13, о гостиной в Бэрпенфилдском клубе, об ее комнате, таблетках аспирина и грелке по вечерам. Она отпустила каретку машинки. Каретка резко звякнула.