Глава шестая
Мистер Смит получает прибавку
1
Мистер Смит давно уже не чувствовал себя таким счастливым, как сейчас. Призрак увольнения, безработицы, унижений и нищеты исчез и преследовал его лишь иногда по ночам, когда какой-нибудь кусок жареной печенки или сыра не желал перевариваться у него в желудке и мистеру Смиту снилось, что он на всю жизнь лишился работы и бродит по незнакомым темным улицам в одной фуфайке и домашних туфлях. Наяву призрак больше не появлялся. Фирма не только избегла банкротства, она развила усиленную, даже, можно сказать, бешеную деятельность, торгуя новыми сортами фанеры и наборки. И мистер Смит открывал все новые и новые колонки аккуратных цифр и подводил итоги, и как бы усердно он ни работал весь день, он вынужден бывал оставаться по вечерам на час-другой, чтобы привести в порядок счетные книги. Его это не тяготило, хотя иногда, когда время близилось к семи и электрическая лампочка над его головой горела уже полдня, а та порция свежего воздуха, какая имелась с утра на улице Ангела, была многократно использована, мистер Смит начинал замечать, что у него немного болит голова. Раза два бывало у него и какое-то неприятное ощущение, словно что-то тикало внутри, но оно никогда долго не продолжалось, так что он и не говорил о нем никому. Заикнись он только жене об этом, она бы немедленно начала пичкать его десятком разных патентованных лекарств и бегать по аптекам в поисках нового десятка. Докторов она не признавала, но в патентованные лекарства верила свято и пробовала их одно за другим, - не для того, чтобы излечиться от какой-либо определенной болезни, ибо она ни одной у себя не находила, а просто в надежде, что эта новая бутылочка окажет какое-то магическое действие. Миссис Смит в аптеку ходила из тех же побуждений, что и к знакомым гадалкам. Ее муж скептически относился к лекарствам и к гаданию, - впрочем, может быть, не так скептически, как он воображал.
Случайные недомогания представлялись ему таким пустяком при том чувстве облегчения, которое он испытывал, наблюдая новый расцвет "Твигга и Дэрсингема"! А ведь было время, когда ему просто тяжело было ходить в банк, потому что казалось, будто все кассиры шепчутся о том, что "Твигг и Дэрсингем" висят на волоске. Зато теперь бывать в банке - одно удовольствие. "Я загляну в банк, Тарджис", - говорил он, стараясь, чтобы это звучало не слишком самодовольно (не из-за Тарджиса, конечно, Тарджис искренне считал его большим человеком. Но раз-другой после того, как он скажет, бывало, что-нибудь в этом роде, он подмечал какие-то подозрительные искорки в глазах мисс Мэтфилд. С этой молодой особой надо держать ухо востро).
Потом он застегивал свое ветхое коричневое пальто, которое долго и верно служило ему, но крайне нуждалось в замене новым, как только будет получена прибавка. Надевал шляпу и уже на лестнице набивал трубку, а выйдя на улицу, останавливался и закуривал. И так, с трубкой в зубах, шел себе не торопясь по холодной дымной улице Ангела. Всюду была толчея, а на мостовой - бедлам автомобильных гудков, лязга и грохота, но у мистера Смита среди всего этого было свое место, свое дело, и оттого его ничто не беспокоило, и взирал он на все благосклонным оком и внимал всему терпеливо и снисходительно. В банке, надежном прибежище из мрамора и красного дерева, куда не было доступа хмурому дню и резким звукам, мистер Смит спокойно и безмятежно ожидал своей очереди, время от времени пуская клубы благоуханного "Т. Бенендена" в узорную решетку. "Доброе утро, мистер Смит, - говорили ему. - А холод сегодня изрядно пробирает! Как здоровье?" Иногда, если время позволяло, кто-нибудь сообщал новости, рассказывал о любопытном случае, какие часто бывают в Сити. Потом - обратно в контору, за свой стол, где так уютно после улицы. Окидывая взглядом синие чернила, красные чернила, карандаши, перья, резинки, бумагодержатели, резиновые штампы и печати, подушку с краской, все эти аккуратно разложенные на столе атрибуты, готовые к его услугам, мистер Смит испытывал глубокое удовлетворение. Он смутно догадывался, что ничего подобного никогда не испытывают остальные - ни Тарджис, ни девушки, ни юный Стэнли; они никогда не принимались за работу с должным интересом. И его собственные дети тоже таковы. Вся нынешняя молодежь такова. Заработать малую толику, урвать, что можно, потом помчаться и все истратить - вот как они живут!
- И я часто думаю, мистер Дэрсингем… - сказал он как-то утром этому джентльмену. - Часто думаю: кто будет отвечать за наше молодое поколение, когда придет время? А такое время придет, вы согласны со мной? Я хочу сказать - не могут же они вечно быть молоды и беззаботны?
- Не беспокойтесь, Смит, они остепенятся, - отвечал мистер Дэрсингем, считавший, что стоит между двух поколений и, во всяком случае, знает современную жизнь гораздо больше, чем Смит. - Я еще помню те годы (и не так уж давно это было), когда я смотрел на все так же, как они, - продолжал он, видимо убежденный, что теперь он - человек с большим чувством ответственности. - В свое время каждый из нас берется за ум. Таковы уж мы, англичане, Смит…
- Надеюсь, что это так, мистер Дэрсингем, - сказал мистер Смит с сомнением в голосе. - Но должен вам сказать, нынешняя молодежь совсем из другого теста. Я сужу по своим двум детям. Пользуйся минутой - вот их девиз, а завтра будь что будет. Меня страх берет, когда я слышу их разговоры, хотя, должен сказать, их мать тоже всегда была чуточку в таком роде, и, быть может, они унаследовали это от нее.
Однако и Джордж и Эдна, несмотря на то что, в общем, не удовлетворяли своего отца, как раз теперь вели себя примерно, - и это также было великим утешением для мистера Смита, который с самого раннего их детства постоянно трепетал за них, воображая, что их на каждом шагу подстерегают опасности и западни. Его тревог никто не разделял, ибо мать его детей никогда за них (как и вообще ни о чем) не беспокоилась, интересовалась только гаданьем и разными аптечными снадобьями, и если ее послушать, так можно было подумать, что жизнь - волшебная сказка. А мистеру Смиту, - хотя он об этом никогда не говорил, - жизнь представлялась странствием без оружия и без проводника в джунглях, где странника подстерегали ядовитые змеи и из чащи каждую минуту мог выскочить тигр-людоед. Только увидев впереди просвет, можно было вздохнуть с облегчением. Мистер Смит был от природы боязлив, и, если бы жил в те времена, когда люди были религиозны, он не пренебрегал бы ни единым утешительным обрядом. Но он жил в эпоху неверия, а веры в себя у него не было. Из его мира были изгнаны боги, но не изгнаны демоны. Он видел ясно все признаки и проявления зла в мире, обладал способностью прозревать во мраке каждый удар судьбы, словом, окруженный демонами, он был бессилен одолеть или умилостивить их… Если бы, при всем его стремлении быть честным, порядочным, добродетельным и счастливым, мужество ему изменило, прибегнуть было бы не к кому - разве только к полиции. Так он и жил, этот человек, ходивший аккуратно и охотно каждый день из своей квартирки в свою контору, жил в вечном страхе, в вечном предчувствии опасностей, словно какой-нибудь лучник Эдуарда Третьего. Он суеверно боялся "сглазить" свое настоящее благополучие и страстно надеялся на лучшее. Как раз теперь оно как будто наступало. И настроение у мистера Смита было такое радужное, как давно не бывало.
2
Наутро после отъезда мистера Голспи в жизни мистера Смита произошло два события. Первое сначала казалось маловажным, но позднее мистеру Смиту не раз пришлось вспоминать его. Джордж телефонировал ему из гаража по поручению матери.
- Мама здесь, но она, как ты знаешь, не любит говорить по телефону, - сказал Джордж. - Она просит передать вот что. Помнишь, она рассказывала тебе об ее родственнике, Фреде Митти? Ну, так он сейчас приехал с женой в Лондон. Мама только что получила от них письмо, они просят навестить их вечером. Это где-то около Излингтона. Она думает, что ты не захочешь ехать с нею.
- Нет, не захочу, - ответил мистер Смит. - Но она пускай едет, я ничего не имею против.
- Знаю, - сказал Джордж, - но дело вот в чем. Она приглашена на чай и уйдет из дому раньше, чем ты вернешься. Она спрашивает, оставить ли тебе поесть, или ты пойдешь куда-нибудь ужинать, да кстати и развлечешься.
- Послушай, Джордж, - сердито крикнул в телефон мистер Смит, - перестань говорить глупости.
- Я только передаю тебе мамины слова, - пояснил голос Джорджа. - Пожалуйста, не злись, папа. Я тут ни при чем. Ты можешь либо пойти куда-нибудь развлечься…
- Не нужны мне никакие развлечения. Я вам сто раз твердил, что люблю покой, - добавил он ворчливо.
- Ну хорошо, в таком случае она тебе оставит ужин. Тебе только придется самому его разогреть. Меня дома не будет и Эдны тоже.
- Хорошо, хорошо, - сказал мистер Смит, очень не любивший разогревать себе еду. - Довольно об этом. Скажи матери, что все в порядке. Желаю ей весело провести время.
Он помнил, что жена рассказывала ему как-то о своем двоюродном брате, Фреде Митти (она любила говорить о своей родне), но никогда этого Митти не видел. Митти в последние годы жил в каком-то большом провинциальном городе, не то в Бирмингеме, не то в Манчестере. Мистер Смит ничего не имел бы против того, чтобы он там и оставался. Но жена, наверное, довольна. Для нее нет большей радости, как пойти куда-нибудь в гости и взасос поболтать с веселыми людьми. А этот Фред, - вспомнил вдруг мистер Смит, - этот Митти (ну и фамилия!) слыл всегда душой общества. Он был одним из самых блестящих членов семьи миссис Смит, главным распорядителем на всех свадьбах, да и на похоронах тоже. Родне миссис Смит было все равно - женить или хоронить, лишь бы только иметь предлог собраться вместе, пить, есть, чесать языки и целоваться. Вот Смиты (те немногие, что еще оставались в живых) - люди совсем другого сорта. Смиты виделись только тогда, когда у них было какое-нибудь общее дело. Четверо из них десять лет не разговаривали друг с другом из-за двух коттеджей в Хайбери. Да, а родственники его жены - те не стали бы ссориться, а продали бы оба дома и в какую-нибудь неделю вместе проели и пропили бы вырученные деньги!
- Не могут же все люди быть одинаковы, правда, мисс? - воскликнул он почти весело, обращаясь к мисс Поппи Селлерс, которая в эту минуту подошла к нему с только что напечатанными на машинке счетами.
- Так и мой папа всегда говорит, мистер Смит, - отвечала та с присущей ей смесью развязности и застенчивости. - А мама ему отвечает: "Все-таки ты бы мог хоть попробовать по крайней мере".
- О чем это она? - спросил заинтересованный мистер Смит.
Мисс Селлерс покачала черноволосой головкой.
- Может быть, я и сумела бы это вам объяснить, а может быть, и нет. Счета готовы, мистер Смит. Ну как, все правильно?
- Сейчас посмотрим, - отозвался он, поправляя очки. - Может быть, я вам смогу это сказать, а может быть, и нет.
Поппи расхохоталась. Мистер Смит подумал про себя, что она - славная девочка, хотя Тарджис и жалуется на нее постоянно. Впрочем, в последнее время он меньше жалуется, да и вообще все больше молчит. Или работает - а работает он хорошо, - или сидит и о чем-то раздумывает. Он оживлялся и буквально из кожи лез, только когда приходил мистер Голспи и давал ему какое-нибудь поручение. Странный малый этот Тарджис!.. Впрочем, он начинает следить за собой, а это уже кое-что. Он теперь чаще меняет воротнички, чистит свой костюм и приглаживает щеткой волосы. Давно бы так! Мистер Смит поверх очков мельком посмотрел на Тарджиса и принялся проверять счета.
- Мистер Смит, - сказал Стэнли, выходя из кабинета, - мистер Дэрсингем просит вас к себе.
Вот это и было вторым событием того утра: короткий разговор с мистером Дэрсингемом.
- Я нахожу, Смит, - сказал мистер Дэрсингем после нескольких предварительных замечаний, - что вы кое-что сделали для нашей фирмы, и теперь фирме следует сделать кое-что для вас. В последнее время у вас прибавилось много работы, как и у всех нас, не так ли?
- Сущая правда, мистер Дэрсингем. Дела у меня по горло, и я очень рад этому, сэр.
- Я тоже рад, могу вас уверить. И я тоже немало вынес на своей спине за этот месяц. В особенности тяжело было последнюю неделю, - решительная атака, знаете ли, и она еще не кончилась, нет!.. Но я вот что хотел вам сказать: вы очень преданы интересам фирмы, работаете старательно и все такое, так что я намерен дать вам прибавку. - Он сделал паузу и посмотрел на мистера Смита.
- Очень вам благодарен, сэр, - воскликнул мистер Смит, краснея. - Я не хотел ни о чем просить, зная положение дел, но мистер Голспи вскоре после своего приезда намекал мне насчет этого…
- Ну, Голспи здесь не хозяин. Конечно, он у нас работает и до известной степени руководит делом, но совершенно не от него зависит - дать или не дать прибавку вам и другим тоже. Это исключительно мое дело.
- Совершенно правильно, мистер Дэрсингем. Я прекрасно понимаю, - сказал мистер Смит извиняющимся тоном, но в глубине души благодарил мистера Голспи.
- Хотя… гм… справедливость требует сказать, что мистер Голспи упоминал об этом. Но у меня это давно было решено. Он говорил о вас и еще о мисс Мэтфилд. Он, видимо, доволен ею.
- Мисс Мэтфилд работает очень хорошо, сэр. И, безусловно, получает меньше, чем следовало бы. Когда она к нам поступила, мы обещали ей через полгода прибавить жалованье.
- Так вот, теперь мы будем ей платить не три фунта в неделю, а три фунта десять шиллингов. Вы ей скажете об этом, Смит. Но потихоньку. Потому что, видите ли, Тарджису я пока прибавить не могу.
- Он стал лучше работать, мистер Дэрсингем.
- Все же ему придется подождать. Ну а вам, Смит, я полагаю, мы сможем платить три семьдесят пять.
Это была солидная прибавка.
- Большое спасибо, мистер Дэрсингем. Поверьте, я…
Но мистер Дэрсингем, толстый, розовый, добродушный, остановил его, дружелюбно махнув рукой:
- Знаю, знаю, Смит. Будем надеяться, что это не последняя прибавка. Вы будете расти вместе с фирмой, а при нынешних наших темпах мы можем бог знает как далеко пойти. Мистер Голспи предлагает нам несколько новых дел, очень выгодных, и я хочу вникнуть во все это, пока он в отъезде. Да, кстати, обе прибавки - и вам и мисс Мэтфилд - можно будет, я полагаю, выплачивать уже с этого месяца.
Весь день мистер Смит в промежутках между работой думал об этих добавочных деньгах и с наслаждением прикидывал в уме, на что их можно употребить. Он, разумеется, считал, что лучше всего их откладывать. Семья его и так живет хорошо, но откладывать до сих пор почти ничего не удавалось, а теперь есть возможность подкопить по-настоящему. Общество страхования? Об этом стоит подумать, у них есть всякие виды вкладов. Государственная сберегательная? Это тоже хорошее, надежное помещение денег… Или можно купить домик через одну из строительных компаний. Он уже предвкушал, как будет обдумывать все эти проекты, покуривая трубку, делать расчеты, выстраивать ряды аккуратных мелких цифр. У него просто слюнки текли от удовольствия.
Только в конце дня, когда служащие начали собираться домой, мистер Смит приступил к главному вопросу, ибо, как большинство людей, предпочитал решать сперва мелкие и приятные. А этот главный вопрос упирался в миссис Смит. Если она узнает о прибавке, она непременно захочет истратить на что-нибудь лишние деньги. Такой уж у нее характер - она от природы мотовка. Она не жадная и не ворчунья. Когда денег нет, она никогда его не пилит и довольствуется малым. Но скажи ей только, что их доходы увеличились, - и она не успокоится до тех пор, пока не растранжирит все на платья, украшения, пирушки в кафе, на театр, кино, поездки к морю, на шоколад и портвейн. Страховые общества, сберегательные кассы, строительные компании… как бы не так! Он уже слышал, как она честит их, да заодно и его, мужа, вздумавшего таким нелепым образом распорядиться деньгами. Она никогда не видела смысла в сбережениях и способна была отложить разве только несколько шиллингов в вазу на субботние развлечения. Для нее поместить деньги в страховое общество или в банк означало просто отдать их, не получив ничего взамен. Он в ее глазах будет чем-то вроде старого крохобора, чуть ли не скряги, и она будет ставить ему в пример знакомых мужчин, людей щедрых, с размахом, с широкой натурой. Это будет так обидно, что в конце концов он уступит - и тогда что у них останется на черный день? Пустые бутылки и коробки из-под шоколадных конфет, старые программы и сувениры из Клактона. Нет, так не годится! Он видел только один выход - не говорить ей ничего о прибавке, пока он не сделает солидных сбережений. Но уж одна мысль об этом ему претила. Пришлось бы лгать не один, а десятки раз. Конечно, это было бы разумно, но он боялся, что будет чувствовать себя по отношению к ней подлецом. Некоторые мужчины, кажется, считают естественным обманывать жен, и, когда их послушаешь, можно подумать, что жены - их злейшие враги. Ну а у него с Эди, хотя они часто и тянут в разные стороны, совсем не такие отношения. Как же ему поступить?
Все еще занятый этими мыслями, мистер Смит, выйдя из конторы, зашел в лавку Т. Бенендена. Наблюдая, как Т. Бененден снимает с полки знакомую жестянку, он задавал себе вопрос, женат ли Бененден. Сколько лет они обмениваются мнениями, а вот он до сих пор не знает, женат ли Бененден или нет. Нет, наверное, не женат. Если человек постоянно ходит без галстука, значит, вряд ли у него есть жена. Иначе он, конечно, из дому уходил бы в галстуке и снимал его только в лавке.
- Скажите, мистер Бененден, вы женаты? - спросил он как бы между прочим.
Т. Бененден тотчас перестал отвешивать табак.
- Трудный вопрос, - сказал он, в упор глядя на мистера Смита.
- Извините, ради Бога, - промолвил мистер Смит в некотором замешательстве, - конечно, это меня не касается.
- Нет, нет, - возразил Бененден, все так же пристально глядя на него, - я ничуть не обиделся, уверяю вас. Я хотел только сказать, что мне трудно ответить на этот вопрос. Вы спрашиваете: "Мистер Бененден, вы женаты?" - а я могу на это ответить только так: "Женат и в то же время не женат". Как вы это понимаете?
Раньше чем мистер Смит успел как-либо это понять, в лавку вбежал какой-то юнец, бросил на прилавок несколько медяков и скомандовал:
- Пачку пыхтелок. Десяток.
Мистер Бененден пренебрежительно швырнул ему пачку папирос, с презрительной миной смахнул в ящик медяки и с еще большим презрением проводил глазами юнца, когда тот выбежал из лавки.