- Сейчас сядем за стол, - сказала Регина. - Послушайте, - обратилась она к Фоске, - давайте поговорим позже. Я скоро навещу вас.
- Завтра, - сказал он.
- Ладно, завтра.
- В котором часу?
- Около трех.
Она легонько подталкивала его к выходу.
- Мне хотелось бы увидеться с вами прямо сейчас, - сказал он и с улыбкой добавил: - Я ухожу. Но вы должны прийти ко мне.
- Приду, - сказала она и захлопнула за ним дверь. - Каков наглец! - сказала она Анни. - Он способен дожидаться меня вечно. Если вдруг заявится сюда, не впускайте.
- Бедняга, совсем с ума сошел, - сказала Анни.
- Да нет, выглядит он нормально.
- У него такие странные глаза.
- Но я ведь не сестра милосердия, - заметила Регина.
Войдя в гостиную, она, улыбаясь, направилась к мадам Лафоре.
- Простите меня, - сказала она, - представьте, меня удерживал йог.
- Надо было пригласить его сюда, - предложил Дюлак.
Все дружно рассмеялись.
- Еще водки? - предложила Анни.
- Охотно.
Отпив глоток, Регина свернулась калачиком у камина. Тепло разлилось по телу, ей было хорошо. По радио на "ТСФ" нежно играл джаз. Анни зажгла небольшую настольную лампу и принялась раскладывать карты. Регина просто смотрела на пламя, на стены студии, где плясали угловатые тени, и чувствовала себя счастливой. Репетиция прошла отлично. Обычно скупой на комплименты, Лафоре сердечно поздравил ее; "Розалинда" должна иметь успех, а после этого можно надеяться на многое. Я близка к цели, подумала она, улыбаясь. У себя дома, в Розэ, устроившись у огня, она не раз клялась себе: "Я буду любима, я прославлюсь"; теперь ей хотелось взять за руку ту пылкую девочку, привести в эту комнату и сказать ей: "Я сдержала твои обещания. Вот кем ты стала".
- Звонят в дверь, - сказала Анни.
- Пойди посмотри, кто там.
Анни метнулась в кухню. Там, встав на стул, можно было в квадратное окошечко увидеть, кто стоит на лестничной площадке.
- Это йог.
- Этого я и боялась. Не открывай, - велела Регина.
Звонок раздался снова.
- Он всю ночь будет звонить, - сказала Анни.
- Ему надоест в конце концов.
После паузы последовала серия коротких и долгих звонков, и вновь наступила тишина.
- Вот видишь, он ушел, - сказала Регина.
Она закуталась в халат и вновь устроилась на ковре. Но дверного звонка оказалось достаточно, чтобы омрачить совершенство минуты. Теперь надоедливый мир стоял за дверью и уединение Регины было нарушено. Она оглядела обтянутый пергаментом абажур, японские маски, все некогда выбранные ею безделушки, напоминавшие о драгоценных мгновениях; все это умолкло, воспоминания о пережитых минутах увяли, и нынешний миг был тоже загублен. Пылкая девочка умерла, жадная до жизни молодая женщина умирала, и той великой актрисе, которой она так страстно хотела стать, предстояло то же самое. Может, люди какое-то время еще будут помнить ее имя, но тот особый вкус жизни на ее губах, красоту и фантасмагорию алых языков пламени воспоминание не сможет воскресить.
- Послушайте, - растерянно выговорила Анни, оторвавшись от карт, - в вашей комнате какой-то шум.
Регина посмотрела на дверь. Дверная ручка повернулась.
- Не бойтесь, - сказал Фоска. - Простите, вы, кажется, не слышали, как я звонил в дверь.
- Вот чертовщина! - воскликнула Анни.
- Нет, - ответил Фоска, - я просто забрался в окно.
Регина встала:
- Мне жаль, что окно оказалось открытым.
- Пришлось разбить форточку, - пояснил Фоска.
Он улыбнулся. Она тоже.
- И вы не побоялись? - спросила она.
- Нет, мне вообще не страшно. Впрочем, это не моя заслуга.
Она указала на кресло и наполнила бокалы:
- Садитесь.
Фоска сел. Он забрался на третий этаж с риском сломать себе шею, волосы взлохмачены, лицо блестит от пота, розовая хлопчатая рубашка. Преимущество явно было на его стороне.
- Анни, ты можешь идти спать, - сказала Регина.
Та, наклонившись, поцеловала ее в щеку:
- Если что понадобится, звоните.
- Да. Приятных снов, - откликнулась Регина.
Дверь закрылась, Регина повернулась к Фоске:
- Итак?
- Вот видите, - сказал он, - от меня не так просто избавиться. Если вы больше не приходите повидать меня, я могу прийти сам. Дверь закрыта - значит, я вхожу через окно.
- Придется забаррикадировать окна, - холодно проронила она.
- Буду ждать вас под дверью, следовать за вами на улице…
- И чего вы этим добьетесь?
- Увижу вас, услышу ваш голос. - Он поднялся и подошел к ее креслу. - Буду касаться вас, - сказал он, ухватив ее за плечи.
- Не стоит сжимать так сильно, - сказала она. - Вас, видимо, не волнует, что по отношению ко мне вы ведете себя отвратительно?
- Какая разница? - Он смотрел на нее с жалостью. - Вы скоро умрете, и все ваши мысли вместе с вами.
Она встала и отступила на шаг:
- Ну, пока я еще жива.
- Да, - сказал он, - и я вас вижу.
- Разве вы не понимаете, что навязчивы?
- Понимаю. Кстати, гнев вам к лицу.
- Так мои чувства для вас ничто?
- Вы первая забудете о них, - ответил он.
- Ах! - Регина начала терять терпение. - Вы все время твердите мне, что я умру! Но даже если вы прикончите меня через минуту, это ничего не изменит: ваше присутствие в настоящий момент мне неприятно.
Он рассмеялся.
- Я вовсе не собираюсь вас убивать.
- Надеюсь.
Она вновь уселась в кресло, хоть сказанное вовсе ее не успокоило.
- Почему вы забыли обо мне? - спросил он. - Почему вы заняты всеми этими мотыльками и ни минуты не уделите мне?
- Какими мотыльками?
- Мотыльками-однодневками. Вы смеетесь вместе с ними.
- А разве с вами можно смеяться?! - раздраженно заметила она. - Вы только смотрите на меня, не говоря ни слова. Вы отказываетесь жить. А я люблю жизнь, ясно вам это?!
- Как жаль, - сказал он.
- Почему жаль?
- Все так быстро заканчивается.
- Вы опять?
- Опять. Всегда.
- Вы что, не можете говорить о чем-то другом?
- А как вы можете думать о других вещах? - спросил он. - Как вы умудряетесь верить, что прочно обосновались в этом мире, тогда как через несколько лет вы покинете его, хотя появились совсем недавно?
- По крайней мере, умирая, я буду знать, что жила. А вы… вы мертвец.
Он опустил голову, разглядывая свои руки.
- Беатриче говорила то же самое. Мертвец. - Он взглянул на нее. - По сути, вы правы, - сказал он. - Зачем вам думать о смерти, раз вы умрете? Это просто случится, и притом без вашего участия. Вам нет нужды размышлять об этом.
- А вы?
- Я? - Он посмотрел на нее. Во взгляде сквозила такая безнадежность, что она испугалась того, что сейчас услышит. Но он всего лишь произнес: - Со мной обстоит иначе.
- Почему?
- Не могу вам объяснить.
- Сможете, если захотите.
- Я не хочу.
- Мне было бы интересно услышать.
- Нет, - сказал он. - Тогда для нас все переменится.
- Вот именно. Может, вы покажетесь мне не таким скучным.
Он смотрел на огонь, высветились глаза, длинный нос с горбинкой, потом взор его погас.
- Нет, - сказал Фоска.
Она поднялась:
- Ну что же. Возвращайтесь к себе, если вам больше нечего сказать мне.
Он тоже встал:
- Когда вы придете повидать меня?
- Когда вы решитесь доверить мне вашу тайну, - ответила она.
На лице Фоски появилось ожесточенное выражение.
- Хорошо. Приходите завтра, - сказал он.
Она лежала, вытянувшись на железной кровати - жутком ложе из металлических квадратиков с осыпающейся краской; ей были видны кусок желтого покрывала и тумбочка со столешницей под мрамор, пыльный, выложенный плиткой пол; но ее больше ничто не задевало - ни отдающий нашатырем запах, ни крики детей, доносившиеся из-за стены; все это существовало безразлично, ни вдали, ни вблизи от нее: не здесь. Во тьме часы пробили девять. Она не пошевелилась. Не было больше ни часов, ни дней, ни времени, ни места. Где-то там остывал соус к баранине, где-то там, на сцене, репетировали "Розалинду", и никто не знал, куда скрылась Розалинда. Где-то там, на крепостном валу, стоял торжествующий мужчина и тянулся руками к громадному красному солнцу.
- Вы в самом деле в это верите? - спросила она.
- Это правда, - ответил он, пожимая плечами. - В былые времена это вовсе не выглядело чем-то необычайным.
- Про вас должны помнить.
- Кое-где об этом до сих пор говорят. Но уже как о старинной легенде.
- А вы могли бы выброситься в это окно?
Он повернул голову и оглядел окно:
- Я рисковал бы разбиться и надолго выйти из строя. Я ведь не так неуязвим. Но тело мое в итоге всегда восстанавливается.
Она встала и внимательно вгляделась в него:
- Вы правда считаете, что никогда не умрете?
- Я не смог бы умереть, даже если бы захотел.
- Ах, если бы я верила в то, что бессмертна!
- И что тогда?
- Тогда весь мир принадлежал бы мне.
- И я так думал, - сказал он. - Это было очень давно.
- Отчего же вы перестали так думать?
- Вам этого не понять: я по-прежнему буду здесь, я буду здесь всегда.
Он обхватил голову руками. Она смотрела на потолок и повторяла: я по-прежнему буду здесь, я буду здесь всегда. А этот человек дерзнул так думать, человек, который настолько горд и одинок, что считал себя бессмертным. Я говорила: я одна такая. Я говорила: мне никогда не удастся встретить мужчину или женщину, которые были бы достойны меня. Но я никогда не смела произнести: я бессмертна.
- О, - сказала она, - мне хотелось бы верить, что мне никогда не доведется гнить в земле.
- Это великое проклятие, - сказал он, посмотрев на нее. - Я живу, и в то же время у меня нет жизни. Я никогда не умру, и у меня нет будущего. Я никто. У меня нет ни своей истории, ни лица.
- Есть, - тихо сказала она. - Я вас вижу.
- Вы меня видите… - Он провел рукой по лбу и добавил: - Если бы, по крайней мере, можно было быть абсолютно ничем. Но на земле есть другие люди, и они вас видят. Они говорят, и вы не можете не слышать их, и вы им отвечаете, и вы вновь начинаете жить, зная, что вы не существуете. И так бесконечно.
- Но вы существуете, - сказала она.
- Для вас в этот миг я существую. Но существуете ли вы?
- Разумеется, - кивнула она. - И вы тоже. - Она взяла его за руку. - Разве вы не чувствуете, как моя рука прикасается к вашей?
Он посмотрел на руку:
- Эта рука? Да, но что она означает?
- Это моя рука, - сказала Регина.
- Ваша рука… - Он, поколебавшись, сказал: - Нужно, чтобы вы меня любили и чтобы я любил вас. Тогда вы будете здесь, а я - там, где вы.
- Мой бедный Фоска, - сказала она и добавила: - Я не люблю вас.
Он поглядел на нее и медленно выговорил с прилежным видом:
- Вы не любите меня. - Он покачал головой. - Нет, это ни к чему не приведет. Нужно, чтобы вы сказали мне: я вас люблю.
- Но ведь вы меня не любите, - возразила она.
- Не знаю, - сказал Фоска и, склонившись к ней, резко бросил: - Но знаю, что ваш рот существует.
Его губы прижались к губам Регины: она закрыла глаза. Вспыхнула ночь; она началась давным-давно, столетия назад, и ей не суждено было кончиться. Из глубины времен возникло дикое жгучее желание слиться с ее устами, и она покорилась этому поцелую. Поцелую сумасшедшего в пропахшей нашатырем комнате.
- Пустите меня. - Она встала. - Мне нужно идти.
Он не пытался ее удержать.
Едва она зашла в подъезд, из двери высунулись Анни и Роже.
- Ты где была?! - спросил Роже. - Почему не вернулась к ужину? Почему пропустила репетицию?
- Я забыла о времени, - сказала Регина.
- Забыла о времени? С кем?
- Мне что, нельзя отвлечься? - нетерпеливо бросила она. - Будто все часы нашей жизни одинаковы! Будто всегда имеет смысл отмерять время!
- Да что на тебя нашло? - изумился Роже. - Где ты была?
- Я такой ужин приготовила, - вставила Анни. - Пирожки с творогом.
- Пирожки… - повторила Регина.
Она вдруг рассмеялась. В семь часов - пирожки, в восемь - Шекспир. Все на своем месте, каждая минута: их нельзя разбазаривать, они быстро утекают. Присев на стул, она медленно сняла перчатки. Там, в комнате с пыльным полом, есть человек, который считает себя бессмертным.
- С кем ты была? - не унимался Роже.
- С Фоской.
- И из-за Фоски ты пропустила репетицию? - недоверчиво спросил он.
- Да не так уж важна эта репетиция, - отмахнулась она.
- Регина, скажи мне правду, - потребовал Роже. Посмотрев ей в глаза, он задал прямой вопрос: - Что случилось?
- Я была с Фоской и забыла о времени.
- Так ты тоже сходишь с ума, - проронил Роже.
- Хотелось бы, - ответила она.
Она огляделась по сторонам. Моя гостиная. Безделушки. А он вытянулся сейчас на желтом покрывале там, где меня уже нет, и он верит, что видел улыбку Дюрера, глаза Карла Пятого. Он смеет в это верить…
- Он совершенно необычный человек, - сказала она.
- Он псих, - сказал Роже.
- Нет. Все куда интереснее. Он только что сообщил мне, что бессмертен.
Она с неприязнью заметила, что они явно оторопели.
- Бессмертен?.. - повторила Анни.
- Он родился в тринадцатом веке, - бесстрастно начала Регина. - В тысяча восемьсот сорок восьмом году он заснул в лесу и провел там шестьдесят лет, а потом еще тридцать лет в доме умалишенных.
- Довольно шуток, - сказал Роже.
- Почему бы ему не быть бессмертным? - спросила она с вызовом. - Мне кажется, что это не большее чудо, чем родиться и умереть.
- О, прошу тебя, - взмолился Роже.
- Даже если он и не наделен бессмертием, он считает, что наделен им.
- Классическая мания величия, - сказал Роже. - Это ничуть не интереснее, чем человек, возомнивший себя Карлом Великим.
- А кто сказал тебе, что человек, возомнивший себя Карлом Великим, неинтересен? - задала вопрос Регина и, внезапно разозлившись, воскликнула: - А вы оба, вы что, считаете, что вы интересны?!
- Это грубо, - обиженно заметила Анни.
- И вы хотели, чтобы я уподобилась вам, - сказала Регина. - Неужто я создана похожей на вас?
Она вскочила, прошла в спальню и захлопнула за собой дверь. Я похожа на них! - яростно твердила она. Мелкие люди. Мелкие жизни. Почему я не осталась там, на той кровати, почему испугалась? Неужто я так малодушна? Он идет по улице, совсем незаметный в своем сером габардиновом плаще, и шляпе и думает: я бессмертен. Мир принадлежит ему, время тоже, а я - так, мошка. Кончиками пальцев она провела по нарциссам, стоявшим на столе. Если бы я тоже верила в то, что бессмертна. Бессмертны запах нарциссов и лихорадка, что горячит мне губы. Я бессмертна. Она растерла в ладонях цветочные лепестки. Бесполезно. Смерть крылась в ней, она знала это и с готовностью принимала. Красота будет при ней еще лет десять, она сыграет Федру и Клеопатру, оставит в сердцах смертных людей бледное воспоминание, что понемногу осядет пылью, - все это могло бы удовлетворить ее скромные амбиции. Она вынула шпильки, скреплявшие прическу, и тяжелые локоны упали на плечи. Когда-нибудь я постарею, когда-нибудь я умру, когда-нибудь меня забудут. И пока я думаю об этом, есть человек, который думает: я пребуду здесь всегда.
- Это триумф! - объявил Дюлак.
- Мне нравится, что у вашей Розалинды под мужской одеждой таится столько кокетства и андрогинная грация, - сказал Френо.
- Не стоит больше говорить о Розалинде, - ответила Регина, - она мертва.
Занавес опущен. Розалинда мертва. Она умирала каждый вечер, и наступит день, когда она больше не возродится. Взяв бокал, Регина выпила шампанское до дна; рука ее дрожала; стоило ей сойти со сцены, ее начинало трясти.
- Хочется как-то развлечься, - жалобно сказала она.
- Потанцуем вдвоем? - предложила Анни.
- Нет, я хочу танцевать с Сильвией.
Сильвия, окинув взглядом приличную публику, сидевшую за столиками, спросила:
- Вы не боитесь, что мы привлечем к себе внимание?
- Разве лицедей может остаться незамеченным? - бросила Регина.
Она обняла Сильвию: та не слишком уверенно держалась на ногах, но танцевать она могла даже тогда, когда валилась от усталости; оркестр играл румбу; Регина принялась танцевать в негритянской манере и корчить непристойные гримасы. Смущенная Сильвия топталась напротив Регины, не зная, куда деть руки и ноги, и лишь вежливо и покорно улыбалась. Посетители также улыбались. В этот вечер Регина могла выделывать все, что угодно, аплодисменты были обеспечены. Вдруг она резко остановилась.
- Ты никогда не умела танцевать, - сказала она Сильвии. - Ты слишком благоразумна. - Она опустилась в кресло и обратилась к Роже: - Дай мне сигару!
- У тебя сердце заболит, - ответил он.
- Ну и что! Меня стошнит, все развлечение.
Роже протянул ей сигару, она тщательно раскурила ее и затянулась; во рту появился горьковатый привкус: по крайней мере, это было нечто настоящее, плотное, осязаемое. Все прочее казалось далеким: музыка, голоса, смех, знакомые и незнакомые лица, чьи отражения бесконечно множились и разлетались в зеркалах кабаре.
- Должно быть, вы чувствуете опустошенность, - сказал Мерлэн.
- Мне все время хочется пить.
Она выпила еще бокал шампанского. Пить, еще и еще. И несмотря на это, ее сердце стыло. Только что она пылала: зрители повскакивали с мест, кричали, аплодировали. Теперь они улеглись спать или же болтают, и ей стало холодно. А он, он что, тоже спит? Он не аплодировал, сидел и смотрел на нее. Он смотрел на меня из глубин вечности, и Розалинда сделалась бессмертной. Если бы я верила в это! - пронеслось у нее в голове. Если бы я могла в это поверить! Она икнула, язык сделался ватным.
- Почему никто не поет? Если людям весело, они поют. Вам ведь весело, так?
- Мы рады вашему успеху, - произнес Санье с задушевным и многозначительным видом.
- Тогда спойте.
Санье улыбнулся и вполголоса затянул американскую песенку.
- Громче! - потребовала она.
Он не стал повышать голос. Она прикрыла рукой его рот и гневно приказала:
- Замолчи! Петь буду я!
- Не устраивай скандала, - прошептал Роже.
- Какой же это скандал, если я спою?
И она аффектированно начала:
Девицы Камаре твердят, что девственны они…
Голос не повиновался ей; она откашлялась и начала снова:
Девицы Камаре твердят, что девственны они…
Но стоит им в постели оказаться…
Она икнула и почувствовала, что кровь отхлынула от лица.
- Простите, - светским тоном пробормотала она. - Пойду в туалет, может, вырвет…