В Белоруссии, приветствуя разгром, гремели трубы Фарбанда: "Общины издевались над труженниками, плевали в них и насмехались над их языком – идишем. Но у пролетариата кончилось терпение. Он уничтожил общины, противоречащие основам советского строя. Надо надеяться, что на очереди – школы общества "Тарбут", портящие еврейскую молодежь и мешающие ее нормальному образованию. На еврейской улице еще слишком много живых трупов, отравляющих воздух".
От Белоруссии не отставала Украина. Новый глава украинской евсекций Рафес, еще год назад проклинавший большевиков, из кожи лез, чтобы искупить грехи прошлого. Вместе со своими сподвижниками он немедленно принимается за уничтожение ивритской культуры. Уже в июле 1919 года Высший комитет еврейского Фарбанда на Украине обратился в НКВД с просьбой немедленно прекратить деятельность еврейских национальных организаций. Среди прочего эти организации обвинялись в том, что пытаются искусственно внедрить в еврейскую среду язык иврит, и это наносит непоправимый урон тем школам, где учатся на идише – общепризнанном языке народных масс.
Эта просьба подписана фамилиями деятелей украинского Комфарбанда во главе с Рафесом. Тотчас же в НКВД создается специальный комитет по ликвидации, а спустя несколько дней во все края и области советской Украины летят телеграммы с приказом немедленно прекратить деятельность "Тарбута", Института по научным исследованиям еврейских общин, общества "Эзра", профессионального объединения ивритских писателей, сообществ "Маген-Давид Адом", "Хевра Кадиша" и т. д. По-видимому, Рафес опасался, что мертвецы – клиенты "Хевра Кадиша" – также являются агентами мировой буржуазии!
Членов руководства и ответственных секретарей всех этих организаций обязали срочно прибыть в Ревтрибунал и дать подписку о прекращении деятельности. В противном случае угрожают арестом и судом. Под декретом подписи: Власенко от НКВД, и три члена ликвидкома во главе с Рафесом.
Через некоторое время Рафес рапортует об исполнении поручения: козни буржуазных защитников иврита успешно пресечены карающим мечом диктатуры пролетариата. Контрреволюционеры арестованы, их организации и комитеты ликвидированы. "Кто в советской стране будет их заступником? Еврейская буржуазия? Реакционные еврейские слои? Нет у них права голоса. Настоящий революционер с гордостью бросит призыв: надо уничтожить еврейскую реакцию! Это наша обязанность".
Но другой еврейский функционер не разделяет этого оптимизма. Он предупреждает, что еще предстоит продолжительная борьба против еврейской реакции, сионизма, иврита, еврейской плутократии и ее религиозных символов, против убожества еврейских религиозных школ и йешив. Этот еврейский большевик подчеркивает, что отныне борьба не будет носить характера интеллигентских дискуссий: "Мы решительно перегили на практические революционные действия. Массы, как известно, не занимаются глупостями, им нужны конкретные дела…"
Так глумились еврейские комфарбанды над ивритской культурой нашего народа! Тысячи гнусных слов стаями летучих мышей носились над парализованной еврейской улицей. Диманштейн, Рафес и прочие "передовые деятели" в своих статьях и выступлениях утверждали, что идиш – это прогресс, а иврит, наоборот, – реакция. Упорствуя в тяжком грехе лжи и клеветы, эти невежды порочили наш древний язык, объявляя его не только мертвым, но и чужим! И говорили они это от имени всех евреев!
Глава 16
Но что происходило на местах, в гуще еврейской массы, пережившей кровавые годы бандитских погромов, убийств и глумления? Это может показаться невероятным, но, невзирая на волны насилия и ненависти, которые одна за другой прокатывались над еврейскими головами, в местечках еще теплилось прошлое, дети учились в хедере и не торопились слушаться ликвидаторов Диманштейна и Рафеса.
Непонятно каким образом еще действовали синагоги и йешивы, собирались миньяны, образовывались цеховые группы ремесленников – портные, сапожники, шорники, жестянщики и другие. Молодые, а среди них и девушки, учили как язык Танаха, так и современный иврит. Суббота по-прежнему оставалась святым днем, праздники, правда в тишине, но отмечались. Большинство народа восприняло декреты Сталина-Рафеса не только с тревогой, но и с отвращением.
В феврале 1920 харьковская евсекция, действовавшая при местном отделении наркомпроса, установила жесткий контроль над всеми школами и детскими садами. Религиозную школу закрыли по указанию ликвидкома. Ивритскую – включили в систему общеобразовательных школ с обучением на языке идиш. Уволили учителей, отказавшихся преподавать на идише. Иврит попал под запрет как в частных гимназиях, так и в общих, хотя родительские делегации долго обивали пороги евсекций, умоляя прекратить разгром. Но ликвидкомовцы твердо стояли на своем. Столь же непримиримый характер приняла борьба против общества "Тарбут".
В Одессе известны случаи, когда родители не отпускали детей в идишистские школы и объединялись, нанимая частных учителей иврита и устраивая обучение на дому. В городах и местечках еще действовали полуподпольные хедеры и йешивы. В Староконстантинове, например, в конце 1921 года иврит учили на двух вечерних курсах, а в школах – с первых классов. Действовал также драматический кружок на иврите.
Растерявшаяся евсекция созвала в Минске съезд, на котором было признано, что "религиозные школы продолжают быть центром еврейского общества". Получалась следующая картина: в Новозыбкове 70% детей школьного возраста посещало хедер, а в местечках области – до 90%. Множество хедеров и йешив работали в Полании – бывшем польском районе. В еврейских центрах Украины, в Екатеринославской, Николаевской и Луганской областях оставалось еще много тех, кто поддерживал иврит и работу общества "Тарбут".
Так что поначалу Евсекция испытывала определенные трудности в деле уничтожения иврита в России. И, тем не менее, ей удалось совершить это преступление, результаты которого невозможно переоценить. Диманштейну, Рафесу, Литвакову и другим ответственным деятелям Евсекции было, конечно, глубоко наплевать на сам иврит – в конечном счете, они боролись не с языком, а с сионизмом. Но при этом вместе с водой они выплеснули из корыта и ребенка. Пожалуй, трудно отыскать в истории более тяжкое преступление, чем преднамеренное уничтожение языка своего народа, объявление его вне закона!
Вспоминается рассказ Альфонса Додэ "Последний урок", написанный много лет тому назад. Во время революционных бурь по России прошли тысячи таких "последних уроков", по итогам которых массы еврейских детей лишились возможности учить язык и древнюю культуру своего народа, наследие отцов. Трудности евсеков в этой области были связаны с тем, что, несмотря на все их старания, многие семьи продолжали обучать ивриту своих детей. Никакие запреты и угрозы не могли заставить людей отказаться от соблюдения своих законов, от сохранения традиционного уклада жизни, в котором иврит был одним из главных составляющих.
В дополнение ко всему издательство Штибеля в предшествующие годы буквально завалило рынок книгами на иврите – как оригинальными, так и переводными. Но с точки зрения Евсекции это способствовало распространению реакционной литературы в революционной России! Да и кто он такой, этот Штибель? – Богач, который заработал кучу денег, снабжая армию худыми сапогами! Солдаты, между прочим, простужаются и болеют, а он богатеет. А теперь еще жертвует пять миллионов рублей на развитие литературы на иврите! Какая наглость! Получив такой подарок, ивритские писатели-реакционеры небось обалдели от радости, и теперь в злобе переводят на иврит Пушкина и Лермонтова, Толстого и Тургенева, Гете и Гейне, Байрона и Тагора, Гомера и Овидия… И все это за чей счет? Конечно же, за счет несчастных солдат!
Примерно так звучала пропаганда Евсекции. И, тем не менее, рафесам и диманштейнам не удалось уничтожить нашу культуру одним ударом. Борьба с ивритом была далеко не кончена. Оставалась еще одна проблема: как писать на идише? Главную трудность евсеки видели не столько в словах немецкого происхождения, сколько в наличии ивритских слов. Иврит коробил их даже в малых дозах. Вначале, скрепя сердце, решили оставить эти слова без изменений и в связи с этим продолжить в идишистских школах минимальные уроки иврита – всего шесть часов в неделю. Это постановление Евкома было опубликовано в августе 1918 года.
Но через три месяца ненависть вновь перевесила логику, и появилось другое постановление: с января 1919 года полностью исключить иврит из программы обучения. Более того – комиссары от идиша задумали ввести в России новую орфографию этого языка. Если в русском языке отменили "фиту" и "ять", то отчего бы не отчебучить что-то похожее в пролетарском идише? Разве ивритские буквы "хет" и "тав" важнее "ятя"? – Только не для революционеров и истинных защитников прогресса! И пусть реакция твердит про наследие поколений, про святость древнего алфавита, про моря слез, пролитых над каждой его буквой – это все глупые сантименты.
Ничего страшного не случится, если аристократические "хет" и "тав" уступят место демократическим "каф" и "са-мэх". А что "аристократическими" буквами написаны Десять заповедей и Танах, так для нас это не более чем вздор. Пришло время внести революционные изменения во все стороны жизни – в том числе и в орфографию! И специально учрежденный Комитет Евкома по орфографии сочиняет новые правила правописания. Часть ивритских букв признается контрреволюционными, и они ликвидируются! Вместо них в идише предлагается использовать другие буквы, а слова с ивритскими корнями писать согласно новым правилам правописания.
Плохо стало ивриту в России. Никто не встал на его защиту. Даже лучшие наши писатели и мыслители предпочли не вмешиваться. Хаим Нахман Бялик – гордость еврейского народа – в начале 1921 года хлопотал лишь о разрешении на выезд из Советской России. По ходатайству Горького оно было получено; Бялик, Черниховский, Равницкий и многие другие, с семьями и без них, покинули Россию легальным путем. Еще многие тысячи уехали без официального разрешения, разъехались по странам, где пока не было погромов и гонений, где евреям еще разрешали жить по своим законам и традициям.
Цвет еврейского народа покидал страну, но евсеков это только радовало. Вот, например, что писал тогда Литваков: "Бялик превратился в источник грязных сплетен против советского строя. Бялик – игрушка в руках спекулянтов-евреев. В сионистском болоте Бялик перестал существовать как поэт".
Война и погромы, продналог и крайняя бедность большинства местечковых жителей породили широко распространившиеся мессианские настроения. Гонения часто способствуют вере в самые разные небылицы. По местечкам ползли фантастические байки, передавались из дома в дом: Жаботинский и его армия идут к Одессе, чтобы помочь евреям! Этот слух распространился со скоростью степного пожара. Он абсолютно невероятен, но евреи верят, потому что хотят верить. И вот уже кто-то бежит записываться в подпольную сионистскую организацию, начинают составлять какие-то списки – столь же длинные, сколь и бессмысленные… Смешно и грустно.
Другие семьи – и их немало – срываются из дома и покидают местечко; в поисках спасения массы беженцев скапливаются на границах России. Они стремятся укрыться от волны погромов и произвола евсеков. Люди направляются и в Одессу, пытаясь уехать морем – здесь скапливается около двенадцати тысяч беженцев. Положение их ужасно: евсекция ликвидировала все общества по сбору пожертвований и помощи. Доходит до голодных демонстраций: женщины и дети несут лозунги: "Да здравствует советская власть!" "Хлеб беженцам!" Во главе шествия – инвалиды на костылях. Демонстранты доходят до здания евсекций. Нашли у кого просить хлеба!
– Бездельники! – кричат им из окон. – Попрошайки! Кто не работает, тот не ест!
Многие пытаются перебраться в Бессарабию, на румынский берег Днестра. Но румынам не нужны еврейские беженцы – пограничники стреляют без предупреждения, кто-то тонет, кому-то все же удается перебраться. Такая же картина и на границах с Польшей и Литвой, где массы беженцев ждут возможности ускользнуть.
Нет, нелегко евсекам, тревожно, беспокойно. Йешивы и хедеры все никак не сойдут со сцены. Что ж, не хотят подчиниться добром – найдутся и другие методы. В конце концов есть у советской власти и такие органы, как НКВД и ревтрибунал! Есть кому навести необходимый порядок на еврейской улице. Евсекция собирает в Минске съезд работников просвещения. Делегаты выступают, увещевают, доказывают, разъясняют, но в основном – сообщают скверные вести. Хедеры обнаглели – работают, не таясь. Снова подняли голову йешивы. В синагогах агитируют против советских школ. Еврейское население неспокойно – в особенности женщины, матери семейств, издавна определявшие многое в местечковом укладе. Люди боятся, ждут помощи от небес, верят в приход Мессии…
Что же делать? Каким образом раз и навсегда уничтожить хедеры и йешивы? Что за вопрос? – Там, где не помогли увещевания, следует действовать кнутом! Например, судить родителей, посылающих своих детей в хедеры. Привлечь к работе профсоюзы, провести собрания на заводах, на рабочих местах. Жестко реагировать на каждое проявление еврейского саботажа! Пусть каждый член профсоюза заберет своего сына из хедера!
Нужно заняться и меламедами. Исключить их из союза работников просвещения. Арестовать, направить на принудительные работы! Подозреваемых в саботаже работников советских учреждений увольнять без сожаления. Немедленно выявить и закрыть йешивы. А тех ешиботников, которым уже исполнилось восемнадцать, лишить продовольственных талонов и призвать в армию, отправить в трудовые лагеря. Наказывать тех, кто подключает реакционерам электричество, снабжает их топливом, предоставляет помещения для йешив и хедеров…
Короче говоря, следует признать, что на сей раз евсеки действительно взялись за дело самым серьезным образом. Наступил сезон охоты на меламедов, раввинов, учителей иврита. Остервенелые цепные псы получили полную свободу в преследовании беззащитных жертв. В Радомысле арестовали многих верующих и меламедов. Суд над ними проводился на идише. В Харькове судили хедер и еврейскую религию как таковую! На помощь евсекам пришла Одесса, где был создан специальный ликвидационный комитет. В его задачу входили обнаружение и ликвидация хедеров и йешив.
В Гомеле, Витебске, Минске, Староконстантинове, в сотнях городах и местечках состоялись показательные суды.
Судили и, конечно же, осуждали хедеры, меламедов и раввинов – дикарей и фанатиков. Не оставили своим вниманием и субботу. Что это вообще за манера – отдыхать именно в этот день? И главное – зачем? Это ведь наносит очевидный вред советской стране! И вообще, если присмотреться, то в этом мелкобуржуазном обычае проявляется чисто еврейская коварная хитрость. Ведь по субботам открыты учреждения, магазины и кооперативы, можно получить по талонам продукты – и все это без очереди, в обход честного пролетариата! И уж совсем невозможно себе представить соблюдающего субботу члена партии – но они есть! Есть! Входит такой, с позволения сказать, коммунист, в синагогу и обращается к Богу со словами "… спасибо, что не сделал меня гоем". Ничего себе интернациональная благодарность… Абсурд! Такого не должно быть! Борьба с субботой – это партийный долг!
Широко размахнулись евсеки против Рош-ха-Шана и Йом-Киппура. Дошло до показательных судов над праздниками. В Одессе, Харькове и других местах судили раввинов. В Судный день хмельные от безграничной власти евсеки устроили в Гомеле, Минске, Витебске, Смоленске демонстрации и субботники. Во главе процессий шагал духовой оркестр. Конечной целью шествия стала площадь перед синагогой. Внутри, в синагоге, плакали и молили Всевышнего о милости, а снаружи оглушительно гремели медные трубы.
Но вот молящиеся выходят на площадь, и белый цвет их рубашек смешивается с красным цветом знамен. В Шклове, Быхове и других местах религиозные евреи не вынесли осквернения святого дня. Произошли столкновения, но арестованы и отправлены в ревтрибунал были именно евреи, а не бесчинствовавшие "демонстранты".
Яростно громила субботу и праздники газета на идиш "Дер Эмес" и ее неутомимый редактор, Моше Литваков. Он был одержим одной заботой: разоблачить и пригвоздить к позорному столбу всех тех, кто блюдет традиции, чтит субботу, отмечает еврейские праздники. Казалось, Литваков пишет не чернилами, а ненавистью. Непонятно было, как человек может накопить столько злобы. Но Литваков все писал и писал, типография исправно печатала, газета выходила по расписанию…
И вдруг в стенах официозного "Эмеса" произошло невероятное событие! В дни Рош-ха-Шана и Йом-Киппура 1922 года работники газеты отказались выйти на работу! Вот тебе на! Литваков взбесился не на шутку: как такое могло случиться!? Добро бы еще конфуз произошел где-нибудь в захолустном местечке… Но здесь – в редакции самой передовой еврейской газеты, со страниц которой из номера в номер призывают не поддаваться влиянию обветшавших реакционных символов, восстать против духа мрачного средневековья, не поститься в Йом-Киппур, навсегда заглушить контрреволюционные звуки шофара… – именно здесь?!! Это выглядело невероятным, но именно в литваковской газете печатники наотрез отказались работать в Рош-ха-Шана! Неужели они еще и чтут Йом-Киппур, соблюдают субботу и учат своих детей ивриту?! Впору тут было сказать: "Господи, спаси!" – но разве мог Литваков произнести столь реакционную фразу?
Вместе с тем следует отметить, что, убивая иврит, еврейские большевики из Евкома и Евсекции не покладая рук расчищали пространство для расцвета идиша. В городах и местечках открывались школы на идише, институты и техникумы для учителей, народные университеты, ремесленные курсы, детские сады, интернаты, летние лагеря, клубы, библиотеки, спортивные площадки, хоровые ансамбли, оркестры, драматические студии, театры, литературные кружки. Выходило в свет большое количество газет, журналов, учебников, литературных произведений.