Вполне закономерно, что в один прекрасный день к нему явилась делегация с предложением поучаствовать в предстоящих выборах в окружной совет. Эдвард, заранее предупрежденный об этом визите, принял мистера Аттхилла Бэкота и семерых членов комитета, облачившись в сюртук и напустив на себя чрезвычайно серьезный вид. Он уведомил делегацию, что не намерен делать поспешных заявлений и сообщит о своем решении только после того, как все тщательно обдумает. Внутренне Эдвард уже согласился на участие в выборах и, проводив посетителей, поднялся к жене.
- Дела идут в гору, - подытожил он, после того как пересказал Берте все подробности. Округ Блэкстебл, от которого предлагали избираться Крэддоку, населяли преимущественно рыбаки, и настроения в нем преобладали радикальные. - Старик Бэкот говорит, что я единственный кандидат с умеренными взглядами, у которого есть реальный шанс победить.
Изумленная Берта не нашлась с ответом. Она была столь низкого мнения о муже, что у нее не укладывалось в голове, как ему вообще могли сделать подобное предложение. Она мысленно прокручивала различные варианты.
- Здорово, правда?
- Ты ведь не намерен соглашаться?
- Что значит не намерен? Я обязательно дам согласие. А ты что думаешь по этому поводу?
- Эдвард, ты никогда не занимался политикой, ни одной речи в жизни не произнес!
Берта была уверена, что муж выставит себя круглым дураком, и, дабы избежать позора, решила отговорить его от участия в выборах. "Он безбожно глуп!" - думала она.
- Вот еще! Я произносил речи на званых обедах. Ты мне поможешь, и я что-нибудь да скажу.
- Тут совсем другое; ты ничего не смыслишь в делах окружного совета.
- Всего-то и нужно, что присматривать за лоббистами и следить, чтобы забивали лошадей, зараженных сапом.
Нет ничего труднее, чем убедить мужчин в их невежестве. Берта, преувеличивая серьезность вопроса, считала, что претендовать на официальный пост, не имея ни знаний, ни способностей, - это сущее шарлатанство. К счастью, большинство людей не разделяет ее мнения, иначе правительство этого просвещенного государства не продержалось бы и дня.
- Я думал, тебя порадует, что я приобрету вес в обществе, - сказал Эдвард.
- Я не хочу, чтобы люди над тобой смеялись. Ты сам часто говорил, что не любишь книжную науку, поэтому тебя не должны обижать мои слова о том, что ты не слишком сведущ. По-моему, нечестно занимать пост, не имея ни опыта, ни знаний.
- Это у меня нет опыта и знаний? - удивленно вскричал Эдвард. - Вот тебе и на! Послушай, я не любитель хвастать, но совершенно уверен, что знаю практически обо всем. Спроси старого Бэкота, что он обо мне думает, и он раскроет тебе глаза. На самом деле только ты меня и не ценишь. Как говорится, ни один человек не бывает героем в глазах своего слуги.
- Дорогой, твоя пословица очень уместна. Я не собираюсь препятствовать твоим намерениям. Я всего лишь считала, что ты плохо знаешь, во что ввязываешься, и потому хотела избавить тебя от унижения.
- Унижения? С какой стати? A-а, думаешь, меня не изберут? Держу пари на любые деньги, что я наберу большинство голосов!
На следующий день Эдвард написал мистеру Бэкоту письмо, в котором с удовольствием сообщал о том, что поддерживает решение местной организации консерваторов. Берта, понимавшая, что никакие доводы не заставят мужа отказаться от задуманного, решила взяться за его подготовку, дабы он не выглядел убогим посмешищем. Степень ее опасений была обратно пропорциональна оценке способностей Эдварда.
Она выписала из Лондона сборники законов, а также официальные справочники по правам и обязанностям членов окружного совета, и неоднократно просила Эдварда их проштудировать. Однако он в своей обычной снисходительной манере лишь отмахивался от ее просьб и насмешничал, когда Берта сама читала эти книги, чтобы позже пересказать их мужу.
- Да на кой мне сдалась эта чепуха? - восклицал он. - Смекалка нужна, и больше ничего. Думаешь, кандидат в члены парламента хоть немного разбирается в политике? Конечно же, нет.
Берта негодовала: Эдвард так горд своим невежеством, что упорно отказывается учиться! По счастью, люди не сознают собственную глупость, в противном случае полмира покончило бы жизнь самоубийством. Знание - это блуждающий огонек, что вечно порхает вне досягаемости путника, и даже для того, чтобы просто увидеть его неверное пламя, надо проделать долгое и трудное путешествие. Только поняв многое, человек сознает бездну своего неведения. Дурак, довольный тем, что ему нечего постигать, соответственно пребывает в полной уверенности, что знает все. Такого гораздо легче убедить в том, что луна сделана из сыра, нежели в том, что он не всеведущ. Как раз в это время в Лондоне проходили выборы в окружной совет, и Берта, надеясь привести Эдварду полезные примеры, усердно зачитывала политические речи, которые там произносились. Крэддок, однако, не желал ее слушать.
- Мне не нужны чужие шпаргалки. Я сам найду, что сказать.
- Почему бы тебе не написать речь заранее, а потом заучить ее? - предложила Берта, рассчитывая немного подправить текст и таким образом спасти себя и мужа от публичного позора.
- Старик Бэкот говорит, что всегда сочиняет речи на ходу и что Фокс лучше всего ораторствовал, когда был мертвецки пьян.
- Тебе известно, кто такой Фокс?
- Какой-то старикашка с хорошо подвешенным языком.
Наступил день, когда Эдварду предстояло выступить с первым обращением в муниципалитете Блэкстебла. Афиши с радостной новостью заблаговременно были расклеены на всех городских стенах и вывешены в витринах лавок. Мистер Бэкот явился в Корт-Лейз, потирая руки.
- Мы соберем полный аншлаг. Все пройдет успешно. Зал рассчитан на четыреста человек; думаю, не останется даже стоячих мест. Смею сказать, мистер Крэддок, вам придется еще раз произнести речь в Форестер-холле перед теми, кто не попадет на ваше первое выступление.
- Я готов выступать сколько угодно, - отозвался Эдвард.
Берта все больше нервничала, предчувствуя громкий провал. Люди ведь не знают - в отличие от нее! - насколько ограничен Эдвард. Она хотела остаться дома, чтобы не подвергаться этой пытке, однако мистер Бэкот зарезервировал для нее стул на помосте.
- Эдди, ты волнуешься? - спросила Берта мужа. С приближением рокового часа ее сердце смягчилось.
- Я? С какой стати мне волноваться?
Зал действительно оказался переполнен: такой возбужденной и вонючей толпы Берта еще не видела. Газовые рожки, потрескивая, бросали уродливые отблески на публику - моряков, лавочников и рабочих с ферм. На помосте полукругом, точно бессмертные боги, восседали местные знаменитости; все они были консерваторами до мозга костей. Берта тревожно огляделась по сторонам и постаралась успокоить себя мыслью о том, что у нее нет причин испытывать трепет перед этими глупыми людьми.
Председательское место занял викарий. Он открыл собрание и коротко, в тщательно подобранных словах представил Крэддока.
- Как гласит пословица, хороший товар не нуждается в рекламе. То же самое можно сказать о мистере Крэддоке. Вы все отлично его знаете, так что представления излишни. Тем не менее, как принято в подобных случаях, я вкратце расскажу о нашем кандидате. Настоящим имею честь… и проч., и проч.
Когда Эдвард поднялся, Берта замерла. Она не смела поднять глаз на аудиторию. Крэддок, засунув руки в карманы, прошел к трибуне. Он настоял на том, что сам выберет себе одежду: на нем был сюртук и простые штаны из крапчатой шерстяной материи.
- Господин председательствующий, леди и джентльмены, я не привык к публичным речам…
Берта вздрогнула и подняла взгляд. Неужели в конце девятнадцатого века можно всерьез начинать выступление такими словами? Ее муж, однако, не шутил. Веским, сдержанным тоном он продолжал. Обведя взором публику, Берта не заметила ни тени улыбки. Крэддок сохранял абсолютную невозмутимость; он быстро освоился и вошел в струю своего выступления. Речь была отвратительной. Крэддок употреблял все самые избитые фразы, какие только знал; нелепо мешал жаргонные словечки с высокопарными выражениями, а от его глупых, "бородатых" шуток Берту бросало в холодный пот. Она поражалась: как может Эдвард держаться с такой самоуверенностью? Разве он не понимает, что сам себя ставит в дурацкое положение? Берта не шевелилась, боясь услышать смешки миссис Брандертон и девиц Хэнкок. "Сразу видно, кем он был до женитьбы на мисс Лей. Совершенно необразованный тип. Интересно, почему жена не отговорила его от этого позора? Что за безграмотность, что за убогие байки и шуточки!" Берта в ярости стискивала кулаки, на ее щеках постоянно вспыхивала краска стыда. Речь оказалась еще хуже, чем она предполагала. Крэддок использовал невероятно длинные обороты и, запутавшись в собственном многословии, был вынужден оставлять предложение незаконченным. Начав цветистую фразу, он постепенно комкал ее и в конце сводил к самой пошлой банальности. Эдвард напоминал Берте человека, который отправился покорять Анды, но затем передумал и ограничился прогулкой по Бонд-стрит. Насколько еще хватит терпения публики, прежде чем оратора освищут? Берта мысленно благодарила аудиторию за снисходительность. А что потом? Мистер Бэкот попросит Эдварда снять свою кандидатуру? Допустим, ее муж откажется, что тогда? Неужели придется объяснять, что он на самом деле дурак? Берта уже почти слышала сдавленные смешки окружающих.
- Господи, когда же он замолчит! - пробормотала она сквозь зубы. Стыд и унижение казались ей нестерпимыми.
Эдвард продолжал говорить и, по-видимому, не собирался закругляться. Берта с тоской подумала, что его истории всегда отличались длиной и обилием подробностей. Может быть, если он закончит прямо сейчас, еще не все будет потеряно. Крэддок отпустил грубую шутку, и со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Берта поежилась и взяла себя в руки: нужно вытерпеть до конца. Почему он не уходит? Затем Крэддок поведал историю из фермерской жизни, и зал взорвался смехом. Перед Бертой забрезжила надежда: быть может, эта вульгарщина поможет ему завоевать расположение неотесанных крестьян, составлявших большую часть публики. Но что скажут Брандертоны, Молсоны, Хэнкоки и прочие? Должно быть, Эдвард не вызывает у них ничего, кроме брезгливого презрения.
Худшее ждало впереди. В заключительной части выступления Эдвард сделал несколько замечаний относительно текущей политики (в которой абсолютно не разбирался), что натолкнуло его на мысли о ненаглядной отчизне. Он открыл кран на всю: патриотизм хлынул мощной струей. Крэддок дудел в грошовые ярмарочные дудки английской праведности, воспевал величие Британской империи; бил в барабаны славы, восхваляя могучую англосаксонскую расу. Эдвард благодарил Господа за то, что родился англичанином, а не кем-нибудь там еще. Томми Аткинс и Джек Тар вместе с мистером Редьярдом Киплингом отплясывали джигу под аккорды "Британских гренадеров", а мистер Джозеф Чемберлен исполнил pas seul на музыку "Янки Дудл". Образно выражаясь, Эдвард вовсю размахивал национальным флагом.
Его сентиментальность вкупе с дурным вкусом и пошлостью речи вызвали у Берты острое отвращение. Просто ужасно, каким пустоголовым должен быть человек, который оскверняет свои уста выражением столь дешевых чувств.
Эдвард сел. На мгновение повисла тишина, а затем зал грохнул оглушительными аплодисментами. Публика хлопала не из вежливости, нет; все как один повскакали со своих мест и принялись выражать одобрение восторженным ревом. "Молодчина!" - крикнул кто-то, и тут же зал наполнило многоголосое "Он славный и добрый малый". Миссис Брандертон забралась на стул и махала платочком, мисс Гловер неистово хлопала, как будто из механизма превратилась в живого человека.
- Разве не прелестно? - шепнула она Берте.
Важная публика на помосте пребывала в исступленном восторге. Мистер Бэкот тряс руку Эдварду, миссис Мэйстон Райл энергично обмахивалась веером. Выражаясь языком журналистов, сцену можно было охарактеризовать как "единый порыв беспримерного воодушевления". Берта остолбенела.
Мистер Бэкот выбежал вперед.
- Поздравляю мистера Крэддока с великолепной речью. Уверен, его блестящее красноречие, здравомыслие и чувство юмора для всех нас явились сюрпризом. Еще более ценно другое: заключительные слова мистера Крэддока доказали нам, что этот человек имеет сердце - сердце, господа! - и это говорит о многом. Леди и джентльмены, вы хорошо меня знаете. Я немало выступал перед вами с тех пор, как в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году избирался в окружной совет, но должен признать, что не сумел бы произнести более пламенной речи нежели та, которую вы только что слышали.
- Ну что вы, конечно, сумели бы, - скромно сказал Эдвард.
- Нет, мистер Крэддок. Заявляю со всей убежденностью: мне вас не превзойти. Снимаю с плеч плащ победителя и передаю его… - В этом месте мистера Бэкота перебил зычный голос хозяина "Свиньи и свистка" (ярого консерватора):
- Троекратное ура настоящему англичанину!
- Правильно, ребята! - подхватил мистер Бэкот, не обидевшись на то, что его бесцеремонно оборвали. - Троекратное ура настоящему англичанину!
Сотни глоток трижды проревели "ура", а затем вновь начали распевать "Он славный и добрый малый". Когда всеобщее возбуждение поутихло, Артур Брандертон поднялся со своего места и призвал продолжить чествования. Объект всех этих восторгов скромно сидел с удовлетворенным видом, воспринимая происходящее как нечто естественное. Собрание завершилось хоровым пением все той же песни "Он славный и добрый малый", а также британского гимна. Члены комитета и близкие друзья Крэддоков проследовали в соседнюю комнату, где для них были накрыты столы с угощением.
Дамы, взяв Эдварда в кольцо, осыпали его поздравлениями. Артур Брандертон подошел к Берте.
- Потрясающая речь, правда? Я и не знал, что он так красноречив. Ей-богу, у меня прямо внутри что-то перевернулось.
Прежде чем Берта успела ответить, в комнату вплыла миссис Мэйстон Райл.
- Где этот человек? - громко воскликнула она. - Где он? Покажите его мне. Мой дорогой мистер Крэддок, ваше выступление было незабываемо! Это я вам говорю.
- И очень изысканно, - сияя глазами, прибавила мисс Хэнкок. - Вы, должно быть, невероятно гордитесь мужем, миссис Крэддок!
- У радикалов нет шансов, - произнес викарий, потирая руки.
- Мистер Крэддок, дайте же мне подойти к вам! - вскричала миссис Брандертон. - Не могу пробиться вот уже двадцать минут. Вы просто растоптали этих гадких радикалов. Я не сдержала слез, так проникновенно вы выступали!
- Что ни говори, - прошептала мисс Гловер на ухо брату, - а в мире нет ничего прекраснее чувств. Мое сердце было готово вырваться из груди!
- Мистер Крэддок, - прогудела миссис Мэйстон Райл, - вы меня от души порадовали! Где ваша супруга? Я хочу выразить ей свое восхищение.
- Это лучшая речь из всех, что мы слышали! - крикнула миссис Брандертон.
- Единственные верные слова, сказанные вами за двадцать лет, миссис Брандертон, - парировала миссис Мэйстон Райл, буравя взглядом мистера Аттхилла Бэкота.
Глава XXVI
Когда лорд Розбери произносит речь, даже газеты, поддерживающие его партию, публикуют текст выступления от первого до последнего слова, причем в первом лице. Говорят, это предел мечтаний любого самого честолюбивого политика. По достижении сей высшей ступени герою остается лишь достойная смерть и пышное погребение в Вестминстерском аббатстве. Газета "Блэкстебл таймс" удостоила подобной чести Эдварда Крэддока: его дебютная речь была напечатана с бесчисленными "я", выделенными жирным шрифтом. Синтаксис подправили, в нужных местах расставили точки - все, как в выступлениях самых известных ораторов. Эдвард купил дюжину экземпляров и внимательно перечитал свою речь в каждом из них, дабы убедиться в правильном изложении его мыслей и отсутствии опечаток. Он также дал статью Берте и стоял за ее спиной, пока она не прочла все от начала до конца.
- Неплохо выглядит, а?
- Замечательно!
- Кстати, какой адрес у тети Полли? Элиот-Мэншнз, дом семьдесят два?
- Да, а что?
Берта удивилась, увидев, как Эдвард заворачивает шесть экземпляров "Блэкстебл таймс" в оберточную бумагу и надписывает адрес.
- Ей будет интересно почитать мою речь. Кроме того, я не хочу ее обижать. Услышит от кого-нибудь о моем выступлении и расстроится, что я не прислал ей текст.
- Не сомневаюсь, тетя жаждет с ним ознакомиться. Но если ты отправишь все шесть экземпляров, у тебя ничего не останется для других.
- Ерунда, принесу еще. Редактор сказал, я могу взять хоть тысячу копий. Пошлю твоей тетушке шесть экземпляров, ей ведь наверняка захочется поделиться со знакомыми.
Ответное письмо мисс Лей пришло почти немедленно.
"Дорогой Эдвард!
Я внимательно и с огромным интересом изучила все шесть экземпляров вашей речи. Согласитесь, тот факт, что я и в шестой раз читала текст выступления с не меньшим вниманием, чем в первый, служит убедительным доказательством его ценности. Заключительная часть так эффектна, что не утратит своей выразительности, сколько ее ни перечитывай. Как верно подмечено, что у "каждого англичанина есть мать" (конечно, подразумевая, что ее не забрала безвременная смерть)! Забавно, что некоторые не сознают истинности вещей, пока им не разложат все по полочкам, а потом еще и удивляются, как это они не замечали этого раньше. Надеюсь, вас не обидит, если я скажу, что в некоторых выражениях угадывается рука Берты (особенно в абзаце про британский флаг). Неужели вы действительно подготовили речь самостоятельно? Ну же, признайтесь, что Берта вам помогала.
Искренне ваша,
Мэри Лей".
Эдвард прочел письмо и, смеясь, передал его Берте.
- Какая дерзость - предположить, будто ты помогала мне с речью! Надо же!
- Я сейчас же напишу тете, что это исключительно твое произведение.
Берте все еще не верилось в искренность всеобщего восхищения, которое вызывал ее муж. Зная, насколько ограничен ум Крэддока, она была потрясена, что остальной мир считает его чрезвычайно умным человеком. Потуги Эдварда казались ей смехотворными. Берту поражала непоколебимая уверенность и бойкость, с какой тот ввязывался в обсуждение предметов, совершенно от него далеких, но еще больше ее поражало то, что на окружающих это производит сильное впечатление. Эдвард обладал удивительной способностью маскировать свое невежество.
Наступил день голосования. Берта с волнением дожидалась результатов в Корт-Лейз. Наконец появился сияющий Эдвард.
- Ну, что я тебе говорил?
- Насколько я поняла, ты прошел.