Глава шестая
Солнце еще не взошло, когда Мвинди разбудил нас, явившись со своим чайником.
- Ходи! - Он оставил чай на столе у входа.
Я отнес чашку жены в палатку, взял вещи, вышел и оделся. Небо затянули тучи, звезд не было.
Из темноты вынырнули Нгуи и Чаро и принялись готовить ружья. Захватив чашку, я пошел к столовой, где уже возился с костром один из поварят. Мэри, еще не до конца проснувшаяся, умывалась и одевалась. Выйдя на открытое место, где возле трех кустов белел слоновий череп, я попрыгал: земля за ночь подсохла, но оставалась сырой. Джип мог и не проехать к тому месту, где, по моим расчетам, охотился лев - рядом было болото.
Местность, которую мы называли болотом, на самом деле состояла из собственно болота - настоящего, папирусного, в четыре мили длиной и полторы шириной - и окаймляющих его высоких деревьев, большей частью весьма живописных и образующих довольно широкую лесополосу, местами совершенно непроходимую из-за слоновьей потравы. В этом лесу жили носороги и пара-тройка слонов; впрочем, последних иногда собиралось целое стадо. Время от времени туда забредали буйволы. В самой глуши жили леопарды, совершая по ночам охотничьи вылазки. Наш лев, привлеченный обильной дичью низины, тоже нашел там приют.
Этот лес представлял собой западную границу роскошной равнины, богатой дичью и пастбищами. С севера равнину окаймляли солончаки и россыпи вулканического камня, за которыми до самых холмов Чулу простиралось сплошное болото; с востока к ней примыкала миниатюрная пустыня, носившая название "страна геренуков", а дальше начинались поросшие кустарником холмы, постепенно переходящие в предгорья Килиманджаро. В реальности ландшафт был, конечно, более сложным, однако если изучать карту или глазеть по сторонам, стоя в центре равнины, то описанная мной картина давала неплохое представление.
Лев имел привычку по ночам охотиться на равнине, а после еды уходить в лесополосу и отсиживаться в течение дня. Наш план заключался в том, чтобы подкрасться к нему на рассвете, когда он ест, или перехватить по пути в лес, а если он осмелеет и решит остаться на открытом месте, то достать его там, где он расположится на отдых после водопоя.
Пока Мэри одевалась и ходила к периметру, где среди кустов пряталась зеленая кабинка туалета, я думал про льва. При удачном стечении обстоятельств мы просто обязаны были его добыть: Мэри стреляла достаточно стабильно и верила в свои силы. Тем не менее я решил, что если он заподозрит неладное и уйдет в высокую траву, где у моей низкорослой супруги не будет шансов, то мы на время оставим его в покое, дадим набраться смелости. В глубине души я надеялся, что пока мы доберемся до места его трапезы, он уже поест, напьется из лужи, недостатка в которых после дождя не было, и уйдет спать в лесополосу или в одну из небольших, но практически непроходимых рощиц.
Когда Мэри вернулась, машина была готова, Мтука ждал за рулем, а я заканчивал проверку оружия. Заметно рассвело, но еще не настолько, чтобы можно было стрелять. Низкие тучи заволокли вершину, солнце не показывалось. Я посмотрел в прицел на слоновий череп: нет, слишком темно. Чаро и Нгуи стояли рядом, серьезные и деловые.
- Как себя чувствуешь, котенок?
- Замечательно, а как же еще.
- Глаза закапала?
- Разумеется. А ты?
- Да. Ждем, когда рассветет как следует.
- По мне уже достаточно светло.
- А по мне - нет.
- Тебе надо проверить зрение.
- Я сказал людям, что мы вернемся к завтраку.
- Ну, головная боль обеспечена.
- Мы захватили кое-чего перекусить, в коробке на заднем сиденье.
- Лучше скажи, захватил ли Чаро патронов для меня.
- Спроси его.
Мэри обратилась к Чаро, который заверил ее, что приготовил "минги рисаси".
- Не хочешь ли закатать рукав? - сказал я. - Ты просила, чтобы я напомнил.
- Только не таким хамским тоном.
- Ты бы лучше свою злость переключила на льва.
- На него-то за что?.. Ну, теперь тебе достаточно светло?
- Квенда на симба, - сказал я Мтуке. - Нгуи, садись сзади, посматривай по сторонам.
Машина хорошо держала подсохшую дорогу. Я сидел боком, выставив ботинки в дверной проем; с вершины тянуло утренней прохладой; ружье радовало руку надежной тяжестью. Я несколько раз прицелился: даже в очках с желтыми стеклами света было маловато, однако до места оставалось еще минут двадцать, и рассвет с каждой минутой набирал силу.
- Света должно хватить, - заметил я.
- Как я и сказала. - Мэри сидела с гордо поднятой головой и жевала резинку.
Мы миновали импровизированный аэродром. Дичь паслась повсеместно, и молодая трава была по крайней мере на дюйм выше, чем вчера. Проклюнулись и белые цветочки, украсив поля равномерным снежным крапом. Кое-где в глубоких колеях еще стояла вода, и я велел Мтуке съехать с дороги. Цветущая трава скользила под шинами. Рассвет продолжал набирать силу.
Мтука указал вправо: чуть поодаль, за двумя полянами, возвышались два дерева, и на каждом сидела тяжелая птица. Это означало, что лев еще не закончил трапезу. Нгуи хлопнул по борту, мы остановились. Я с удивлением подумал, что Мтука заметил стервятников первым, хотя Нгуи был значительно выше. Нгуи тем временем спрыгнул и пошел рядом с машиной, чуть пригнувшись, чтобы не выделяться на ее фоне. Схватив меня за ногу, он указал в сторону лесополосы.
Исполинский темногривый лев уходил в высокую траву: его тело казалось практически черным, плечи и огромная голова покачивались в такт неспешному бегу.
- Видишь? - спросил я тихо.
- Вижу, - кивнула Мэри.
Лев уже добрался до травы, виднелись только плечи и голова; затем только голова. Трава расступалась перед ним, как вода. Очевидно, его спугнул звук мотора. А может, на пути к лесу он заметил машину и решил сделать крюк через траву.
- Нет смысла туда соваться, - сказал я.
- Знаю, знаю, - ответила она. - Выехали бы раньше, застали бы его на голом месте.
- Раньше было слишком темно, а стрелять надо наверняка. Если ты его ранишь, мне придется лезть за ним в чащу.
- Не тебе, а нам.
- Ага, сейчас.
- Как же, по-твоему, мы его добудем? - Мэри, конечно, сердилась, но это была лишь досада, что долгожданная охота сорвалась, а не слепая ярость, в угаре которой она, чего доброго, стала бы всерьез требовать, чтобы ей позволили, при ее-то росточке, гоняться по высокой траве за раненым львом.
- Подождем, пока он к нам привыкнет, потеряет страх. Понимаешь, при виде джипа он не должен убегать, бросив добычу… - Я прервался, чтобы сделать распоряжения: - Нгуи, в машину! Мтука, давай вперед, поли-поли! - И продолжил, черпая поддержку в молчаливом присутствии братьев: - Думаешь, Отец на моем месте поступил бы иначе? Полез бы за ним? Через траву, через валежник? Взял бы с собой тебя, хотя видимость ноль, потому что трава тебе выше макушки? У нас какая задача вообще? Кого мы пытаемся угробить, тебя или льва?
- Прекрати на меня орать! Перед Чаро неудобно.
- Я не ору.
- Послушал бы себя со стороны.
- Мэри, включи голову… - зашептал я.
- Вот только избавь меня, пожалуйста, от своих замечательных присловий! И не шипи на ухо. Надо же, включи голову! Что там на очереди? Ничьей вины нет? Так карта легла? Играем в открытую?
- М-да. С тобой охотиться - сплошное удовольствие. Скажи, а кто тебе до сих пор мешал прикончить чертова льва?
- Кто мешал? Пожалуйста! Ты мешал. Отец мешал. Джи-Си наверняка помешает, не упустит случая. И вообще, если ты такой обалденный специалист по львам, объясни глупой женщине, почему он ушел, а стервятники не спустились?
- Потому что там осталась львица. Или даже обе.
- Ах вот как? И что, можем подъехать убедиться?
- Конечно! Если не будем шуметь. Надо, чтобы они все потеряли страх.
- Ты достал уже этой фразочкой: потеряли страх. Если не можешь изменить свои мысли, старайся хотя бы варьировать способ их изложения!
- Давно ли ты охотишься на львов, дорогая?
- Такое ощущение, что целую вечность. А могла бы еще три месяца назад его добыть, если бы не вы с Джи - Си. У меня был стопроцентный шанс, а вы помешали.
- Мы сомневались, что это тот самый лев. Скорее всего это был совсем другой лев, который пришел сюда из Амбосели, из-за засухи. У Джи-Си, чтоб ты знала, есть совесть.
- Ага, совесть. Что у тебя, что у него. Ведете себя, как малолетние раздолбаи… Ну, где твои львицы? Показывай.
- Пожалуйста. Проедем еще триста ярдов, и будут тебе львицы. Справа по курсу, направление сорок пять градусов.
- А поправка на ветер?
- Поправка семнадцать. Дорогая, кровожадность - хорошая вещь, я все понимаю. Но уже немного зашкаливает.
- Знаешь, я имею право - после всего, что было. Лев - это тебе не шутки. Я к нему очень серьезно отношусь.
- Я тоже. Только не болтаю об этом при каждом удобном случае - в отличие от тебя.
- О, еще как болтаешь! Знаешь, кто такие ты и твой Джи-Си? Парочка совестливых убийц! Приговариваете божьих тварей к смертной казни и приводите приговор в исполнение. Только у Джи-Си совести побольше и люди дисциплинированные.
Я хлопнул Мтуку по бедру, чтобы он остановил машину.
- Посмотри, дорогая: вот все, что осталось от зебры. И рядом две львицы. Мир?
- А я ни с кем не ссорилась. Ты просто не понял - как обычно. Дай биноклик, пожалуйста.
Я протянул полевой бинокль, и Мэри полюбовалась на хищниц.
Беременную львицу так разнесло, что она сделалась похожа на безгривого самца. Вторая скорее всего была ее дочерью, а может, младшей подружкой. Обе лежали в тени под кустом: одна спокойная, царственная, отягощенная материнством, с темными от крови челюстями; другая мелкая, юная, тоже перемазанная в крови.
От зебры мало что осталось, однако добычу они охраняли. По ночным звукам я затруднялся определить, как было дело: то ли они убили зебру для льва, то ли он убил ее сам, а они присоединились позже. Две птицы терпеливо сидели на двух щуплых деревцах, а в кроне большого дерева, окруженного островком кустарника, наверняка ждала еще сотня. Стервятники - тяжелые, с покатыми плечами - готовы были в любой момент спикировать на обглоданный скелет, но львицы лежали слишком близко. В кустах показался опрятный красивый шакал, похожий на лису, потом еще один. Гиены еще не подтянулись.
- Не будем их пугать, - сказал я. - По мне, так лучше вообще не приближаться.
Мы с Мэри опять были друзьями; при виде львов у нее неизменно повышалось настроение.
- Как думаешь, кто добыл зебру, они или лев?
- Скорее всего лев. Убил и съел, сколько смог, а они позже подошли.
- А стервятники ночью слетятся?
- Вряд ли.
- Их чудовищно много. Вон, смотри, крылья сушат, прямо как наши грифы.
- Они слишком безобразны для королевской дичи. Да еще коровью чуму своим пометом разносят. И прочую заразу. В здешних местах их определенно слишком много. Насекомые, гиены и шакалы - гораздо более эффективные санитары. Любую падаль подчищают без остатка. Гиены к тому же больных животных убивают - и съедают на месте, а не разносят заразу по округе…
Львицы, лежащие в тени, омерзительные стервятники на деревьях, - все это развязало мне язык. Сказалось и то, что мы так стремительно помирились и что до завтрашнего утра можно было не думать, как бы удачнее стравить мою любимую мисс Мэри и льва. Стервятников я, конечно, и без того ненавидел и полагал, что их роль санитаров саванны сильно преувеличена. В один прекрасный день какой-то идиот решил, что они первые мусорщики Африки, после чего их тут же причислили к королевской дичи, тем самым сильно затруднив контроль популяции. И даже тот аргумент, что они являются главными разносчиками инфекции, разбивался о магические слова "королевская дичь". Охотники камба смеялись над ситуацией и называли стервятников король-птица.
Сейчас нам, правда, было не до смеха: стервятники нагло нависали над останками зебры, и картина не радовала глаз. Большая львица зевнула, поднялась и подошла к мясу. В тот же момент две крупные птицы спикировали вниз. Вторая львица, взмахнув хвостом, атаковала их, пытаясь хлопнуть лапой, как котенок, - они тяжко поднялись и уселись опять на ветку. Обе львицы легли рядом и принялись есть, а стервятники выжидали, из последних сил сдерживая голод.
Было ясно, что львицы быстро прикончат все, что осталось от зебры, и я сказал Мэри, что лучше их не тревожить, а проехать мимо, будто мы ничего не заметили. Прямо по курсу паслось небольшое стадо зебр, а дальше видны были антилопы гну и еще зебры.
- Обожаю за ними наблюдать, - ответила Мэри, - но если ты считаешь, что лучше оставить их в покое, то давай поедем к солончакам. Может, буйволов увидим.
Мы съездили к солончакам, однако буйволов не увидели. Солончаки еще не просохли, машина местами пробуксовывала. Мы обнаружили свежие следы двух львиц, идущие в направлении убитой зебры. Было трудно определить, когда они здесь прошли, и тем не менее я склонялся к мысли, что зебру убил лев. Нгуи и Чаро со мной согласились.
- Может, если вернемся той же дорогой, он нас увидит и перестанет бояться, - сказала Мэри. - Позавтракать бы не мешало, а то голова разболится.
Я надеялся, что рано или поздно она это предложит.
- Если не будем стрелять, он наверняка… - Я осекся, чуть было не ляпнув "потеряет страх".
- Он подумает, вот ездит машина взад-вперед, ничего страшного, - закончила за меня Мэри. - А мы сейчас славно позавтракаем, потом я на письма отвечу, и вообще будем пай-детками.
- Ты и так у меня пай-детка.
- Поедем не спеша, как туристы, будем любоваться изумрудным простором. А здорово предвкушать завтрак, да?
Когда мы вернулись в лагерь, нас ожидал не только завтрак, но и молоденький полицейский в заляпанном грязью "лендровере". Машина стояла в тени под деревом. Увидев нас, паренек вышел из машины; на его лице лежала печать заботы и ответственности.
- Доброе утро, бвана! Доброе утро, мемсаиб! Ходили в дозор с утра пораньше?
- Позавтракаешь с нами?
- Если не помешаю. Обнаружили что-нибудь интересное, губернатор?
- Осмотрели владения. Что говорят в боме?
- Повязали голубчиков, губернатор. Схватили на другой стороне, к северу от Наманги. Можно отменять комендантский час.
- Сдались без боя?
- Подробности пока неизвестны.
- Жаль, нам с тобой не довелось поучаствовать.
Мэри посмотрела на меня встревоженно. Ей не улыбалось завтракать в обществе офицера полиции, но она знала, что он одинок, и нетерпимость к людской тупости боролась в ней с жалостью к уставшему пареньку в забрызганной грязью машине.
- Для меня это была бы большая честь, губернатор. Мы ведь составили идеальный план. Лучше не придумаешь. Единственное, о чем я беспокоился, - это безопасность нашей мемсаиб. Пусть мадам меня простит, но война не женское дело.
- Мое участие в ваши планы не входило, - сказала Мэри. - Почки с беконом?
- Ну отчего же, вам отводилось место в заградительном кордоне. Непременно упомяну об этом в рапорте. Это, конечно, не то же самое, что участие в боевых действиях, но ваше имя не будет забыто. Все, кто сражался за Кению, могут по праву гордиться.
- Я заметила, что после войны люди становятся нестерпимыми занудами, - сказала Мэри.
- Только те, мадам, кто не участвовал в боях, - возразил полицейский. - Настоящие ветераны - и ветеранки, с вашего позволения - состоят в нерушимом братстве.
- Выпей-ка пива, - предложил я. - Когда следующий бой?
- Вам, губернатор, я сообщу прежде, чем кому-либо другому.
- Правильно, славы хватит на всех.
- Не могу не согласиться. Знаете, губернатор, вы и я - последние зодчие великой Империи. Можно сказать, Сесиль Роде и доктор Ливингстон.
- В некотором смысле.
Вечером я поехал в Шамбу. Было прохладно: солнце заволокло тучами, и с высот, где прошедший дождь превратился в снега, тянуло стылым ветром. Шамба находилась на отметке шесть тысяч футов - чуть меньше двух километров, - и царящая над ней вершина была постоянным источником сильных ветров и злых коротких снегопадов. Крестьянские домики, которые мы договорились не называть лачугами, прятались от непогоды в складках поднимавшегося над полем склона. В тот вечер суровая погода дала о себе знать в полной мере, и запах подмерзающего навоза мешался с кристальной ледяной свежестью. Скот и домашняя птица сидели взаперти.
Человек, которого мисс Мэри звала моим тестем, страдал хронической простудой и ревматизмом. Я дал ему лекарство и растер мазью. Мы, камба, не верили, что он отец Деббы, однако по племенному закону она считалась его дочерью, и мне надлежало оказывать ему уважение. Пока я его пользовал, Дебба стояла в сторонке, держа на руках ребенка сестры. Она была одета в подаренные мной свитер и рыбацкую фуражку; последняя досталась мне от приятеля, который выгравировал на околыше мои инициалы, - важная для Деббы деталь. Я был рад, что она выпросила у меня фуражку: инициалы вызывали чувство неловкости. Под свитером было стираное-перестираное платьице из Лойтокитока. Этикет не позволял мне заговаривать с женщиной, держащей на руках ребенка. Ей тоже не следовало смотреть, как я растираю мазью ее отца, поэтому она стояла с опущенными глазами.
Человек, которого называли моим тестем, переносил процедуру растирания без должного стоицизма. Нгуи, неоднократно подвергавшийся подобным процедурам и с презрением смотревший на трусливых мужчин Шамбы, следил, чтобы я не делал тестю поблажек, и указывал капли мази, попавшие не по назначению. Мтука, светясь украшенным ритуальными шрамами лицом, с удовольствием наблюдал из уютного кокона своей глухоты, как никчемный старый камба страдает во имя правого дела. Я, однако, удерживал процедуру растирания в разумных этических рамках, и в конце концов все зрители, включая дочь, потеряли интерес.
Перед уходом я сказал Деббе:
- Джамбо ту.
- No hay remedio, - ответила она, подняв глаза и выпятив грудь.
Мы сели в машину. Никто ни с кем не попрощался, холодная погода соответствовала ритуальной сдержанности. Продрогшая и затаившаяся Шамба произвела на нас тягостное впечатление.
- Нгуи, - спросил я, - почему тут такие жалкие мужчины и такие замечательные женщины?
- Через Шамбу прошло множество выдающихся мужчин, - ответил Нгуи. - Здесь раньше пролегала дорога на юг. - Он был зол, потому что никчемные мужчины Шамбы бросали тень на репутацию камба.
- Думаешь, Шамбу стоит захватить?
- Непременно. Ты, я и Мтука. Еще молодых привлечем.