Княжеский терем срубили быстро. Первый этаж заглубили в землю, сделали множество кладовых. С просторного крыльца можно было пройти в сени, и дальше в горницу, спальни второго этажа. Оконца выпилили круглые и застеклили. Фасад терема отделали красивым узорочьем так, что любо дорого посмотреть.
Срубили жильё и для особо приближённых князю старших дружинников, остальные поставили избы уже в самом городе. Всем миром и там насыпали вал, поставили частокол из заострённых брёвнышек, ворота, башенки и выкопали ров.
Впереди предстояло много работы по укреплению крепости – замене частокола на крепостные стены из мощных брёвен, углубления рва, заполнение его водой, а также устройство настоящих башен, приспособленных для обстрела наступающих и много ещё всяких инженерных хитростей. Но начало новому граду было положено.
Торговые ряды тоже возводили новгородцы. Они же расширили причал и возвелили просторные одноэтажные строения, где могли останавливаться приехавшие купцы.
Во время разгара строительства разродилась Ефанда, и белый свет увидел мальчик. Пир по появлению на свет наследника был недолгим – рожала жена Рюрика тяжело и через несколько дней умерла. Ни повитухи, ни знахари ничем помочь несчастной не смогли. Рюрик дни и ночи напролёт сидел возле постели тяжело умиравшей жены, проронив не одну скупую мужскую слезу. После её смерти он осунулся и внешне сильно изменился, будто разом постарел лет на тридцать.
Обязанности по организации строительства и обустройству города полностью взял на себя Олег. Однажды зайдя в княжеский терем, он случайно увидел сестру Веремида. Девушка приехала в Новгород совсем недавно, и в тот день весело хохоча, с другими женщинами и девушками она приводила в порядок княжескую горницу.
На ней была простая длинная рубаха с широкими рукавами, расписанная понизу оберегами. Шею украшало ожерелье из крупных красных бус, а волосы подбирало отделанное серебром очелье.
Олег встретился с ней взглядом, и искра, невидимая другими, пролетела между ними. Как-то под вечер он подкараулил её на пути в терем и заступил дорогу, прижал к перилам крыльца и крепко поцеловал в губы. А с наступлением темноты она ждала его на том же месте.
– Натешишься, поди, и бросишь, – проронила Адвинда, – подставляя под новые поцелуи яркие сочные губы.
– Не для таких утех народился, – ответил Олег. – Не кады сябе дарма растрачивать.
Скоро дружине пришлось возводить новый терем для Олега. Свадьбу пока отложили из-за печали молодого князя по Ефанде – тот не мог позволить общего веселья. Через девять месяцев отметили и рождение сына, а заодно и свадьбу сыграли. Так на новом месте начали вместе расти Одд – сын Олега и Игорь – сын Рюрика, а матерью обоим стала Адвинда. Старая Ждана сильно сдала, но пережила и свою дочь Умилу. Тоскливым пустым взглядом смотрела она на Волхов, текущий из озера и уже почти не говорила, но люльку правнука, заходя к Адвинде покачивала.
Ладожане, приехавшие с Рюриком взялись следом за ним рубить себе избы. Местные в помощи не отказали, отложив постройку собственных домов, так что рубили, как было принято издавна всем миром. В ход пошли заготовленные с зимы брёвна. Рубили в чашу, чтоб концы брёвен выходили наружу, и изба меньше промерзала в сильные морозы. Складывали печи. Вход оборудовали с восточной или южной стороны. Окна закрывали доской, волочившейся по пазам, а во время холодов в оконный проём вставляли деревянную раму с бычьим пузырём, а кто побогаче – то стекольницу. Дверной приём в избах делался ниже человеческого роста с высоким порогом, дабы сохранить тепло, да и проявить уважение и поклониться при входе хозяевам. Избу наряжали лавками, полатями, полками, а лицевую часть украшали деревянным узорочьем.
Время торопило варягов и новых поселенцев строиться быстрее, кроме всего надо было запасаться дровами и съестными припасами на зиму. Поэтому работали и день, и ночь и порою было не разобрать, где князь, а где и простой холоп, что пошёл за долги или в поисках лучшей доли в услужение.
В этих суровых краях возделывание земли было нелёгким делом. Выбрав ровное место, летом валили лес, и только на следующий год его сжигали вместе с пнями. Потом нужно было мотыгами взрыхлять землю, выравнить её граблями и уже сеять зерно, проходя по полю бороной – суковаткой. Для такой бороны срубали ель, убирали часть веток и проходили по взрыхлённому полю, а богатые пользовались коваными боронами. Земля давала урожай года четыре, а то и меньше, и потом всё повторялось снова. Полевые работы у славян были строго поделены – так как мужчина по природе своей даёт начало роду – зарождению жизни, потому основной мужской работой было засеять поле. Женщина сохраняет жизнь и выпускает её на свет, потому женской долей было убрать урожай. Семена проса и ржи принимала в себя земля. Труд на земле тяжёлый и бесконечный как постоянная смена времён года. Урожай всё одно вызревал небогатый, и приходилось в трудные годы подмешивать в муку рыбу, мох, клевер, а то и солому.
Зиму новгородцы пережили спокойно и даже сытно. Ходили за данью в отдалённые глухие места – везли оттуда скору: соболя, куницу, белку, бобра.
И уже весной потянулись к Новгороду купеческие ладьи. Когда-то покинутое многими славянами место оживало. Заскрипели уключины, захлопали паруса небольших и крупных судов. Часть мыта по ряду отходила Рюрику. Варяги с важным видом ходили по торговым местам, соблюдая установленный на Вече порядок. И пошли в Новгород мех и рыбий зуб, железо, ловчие сокола, рыба, воск, мёд, сыр, пиво, масло, лён, шерсть… Из Южной Руси приплывали ладьи с хлебом, так что на столах у жителей Новагорода появились пышные свежеиспечённые караваи.
Из далёких краёв пожаловали булгары и хазары, арабы и норманны, и зазвенело серебро и злато в княжеских сундуках.
Новый город стал развиваться и преображаться – мостились улицы с желобами для стоков, потянули к домам от источников чистую воду – сначала к хоромам Рюрика и Олега, а там и к богатым купцам, а потом и среднего достатка житьим людям и даже к чёрным людишкам.
Дружина князя обзаводилась новым вооружением. Приоделись в дорогие ткани женщины гридней, но и жёны простых новгородцев не отставали, компенсируя недостаток средств умелым вышиванием и вкусом.
Смерть жены подкосила Рюрика – он осунулся, постарел и стал подобен хмурому кречету. А Олег – его ближайший помощник и верный соратник, жалея ушедшую сестру, загрустил больше по другому поводу. В спокойном и размеренном ритме города, отлаженном всеобщими усилиями Олег заскучал, да и дружина без настоящего воинского ремесла теряла сноровку и выучку. Работой надсмотрщиков и занятием поборами компенсировать боевой дух не было никакой возможности. Это всё равно, что орла кормить падалью – вони много, а кровь не чиста. Конечно, для существования обширного хозяйства сбор налогов – дело нужное, но характер и душевные качества, а соответственно и люди для этого подбираются совершенно иного склада, чем те, что кладут головы на поле брани.
Раз в неделю Олегу с посадником приходилось разбирать житейские тяжбы новгородцев в специально построенной для этого избе. Рюрик от участия в таких делах отказался и вообще всё больше устранялся от княжеских обязанностей, передоверяя их Олегу. Время он проводил в тоске по Ефанде и за чаркой медовухи, хотя многие девушки были не прочь завладеть его сердцем, но оно пока оставалось занятым.
В первый раз после новых выборов на суд лучших людей пришла молодая женщина Гостята вся в слезах и пожаловалась на своего мужа Звана – тот нашёл новую зазнобу, а её выгнал из дому без средств. А за ней родители давали большое приданое – одежду и много посуды. Вызвали бывшего мужа. Пришёл чернявый мужичок с ноготок, а гонору больше, чем у любого здоровяка и уверенный в своей правоте он проговорил;
– Кады ухожу рыбарить, жонка слово молвить с чуждыми людями. Пити и ясти с ними.
– Енто кады тако было. Брехун, – не полезла за словом в карман Гостята. – Роста она была выше своего мужа, широкая и крепкая в кости. Бела лицом.
– Када, я на той неделе пришёл, а у тя стол накрыт и людей полна изба, – продолжал обвинять Зван.
– Гэто сестрица с мужем зашли.
– Откуль я ведаю, сродники оне тябе або нет. Давай мне роспут Тихомир. – обратился Зван к посаднику. – С други дивчиной жисть у мяне. Усё одно с гэтой жисти нету.
Тихомир проронил;
– Што за друга девица?
– Найдёной кликать. Дщерь Симака, – отвечал ему Зван.
– Гэто у той, што муж тры года як сгинул? А коли возвернётси?
– Може не возвернётси, – с надеждой в голосе ответил Зван.
Тихомир долго размышлял, покачивая густой бородой с пробивавшимися седыми волосками. Глянул на сидевшего рядом с ним Олега, тот повёл широкими плечами, давая понять, что в таких вопросах он не советчик.
– Роспут тябе дамо. Токо придано жонке верни. Коли не вернёшь, пени заплатишь – десять гривен князю, – Тихомир посмотрел на Олега, – пять гривен граду на устроение. А горшки и одёжу усё адно возвернёшь. Уразумел?
– Уразумел, – ответил Зван.
В следующий раз разобрали они ещё пару ссор жён со своим мужьями. Влезли в соседские дрязги между богатым боярином и купцом. Один другому загородил вид на реку, построив высокий забор. Кое-как смогли их помирить, а заодно установили для всех горожан высоту оград и заборов вокруг изб и в особенности теремов.
Пришел Белаш с жалобой на соседа Волчка, что тот якобы украл у него копну сена. Волчок всё категорически отрицал, и им назначили испытание – жгли обоим раскалённым докрасна железом руки выше локтя. Белаш был крепким мужиком и, стиснув зубы, молчал, а Волчок вскрикнул от боли. Присудили ему вернуть сено, но он продолжал стоять на своём и клялся, что не брал. Тихомир и Олег посовещались и назначили поединок на мечах. Волчок мечом владел плохо и от поединка отказался, так что сено ему пришлось волей неволей отдавать.
После этого случая разрешение соседских споров и прочих бытовых конфликтов Олег возложил на посадника. Наиболее трудные тяжбы всё одно разбирало Вече, а ему же воину лезть в мелкие склоки было совсем не по нраву. Напоследок он посоветовал Тихомиру не искать виноватого путём испытания через огонь или воду. Вряд ли под воздействием раскалённого железа можно выяснить истину. Хотя с раннего детства в мальчиках и воспитывали характер воина, в преступлении мог признаться любой не достаточно сильный человек. И даже если один на суде смог всё стерпеть, что говорило по закону испытанием о его невиновности, это не всегда могло быть правдой. В случае с кражей сена Олегу показалось, что Волчок не солгал, просто он был слабее Белаша и поэтому проиграл. Смысл в таких испытаниях, конечно, был. Правый, как считали люди, должен всегда иметь больше духовных сил, чтобы терпеть боль и выдержать крещение огнём или просидеть под водой с камнем на шее дольше соперника – другими словами пройти "сквозь огонь, воду и медные трубы". Только не всегда это могло говорить о его невиновности.
Тихомир обещал Олегу в дальнейшем требовать присутствия видаков и послухов.
29
Приезжавшие в строившийся город купцы рассказывали о жизни в других землях и странах, о сказочных богатствах и чудесах. Олег задумался о расширении владений новгородской земли и начал подготовку к дальним военным походам. В первую очередь для этого требовались лёгкие, удобные и надёжные суда, чтобы могли плыть против течения, проскочить, если потребуется пороги, обойти заборы – торчавшие из воды камни. Чтобы при случае можно легко взвалить ладьи на плечи воинов, да и перетащить на себе.
Зимой рубили большие деревья – осину, дуб, липу – выжигали и выдалбливали середину, придавая ладьеобразный вид. Колоду распаривали и расширяли. Иногда вначале делали в стволе трещину на всю длину, затем вбивали распорки, придавая стволу форму будущей ладьи и только потом дерево срубали. Лишняя древесина также выжигалась или выдалбливалась. Колоду заливали водой и держали, пока материал для ладьи не становился гибче, потом грели огнём и вставляли внутрь опруги. К долблёному челну по бокам наращивали борта с расчётом человек на сорок под парусом.
Олег начал пополнять дружину людьми – вновь прибывающими варягами и из местных словен, и из коренных жителей чуди, мери, веси выбирая наиболее способных для военного дела. Обучение пошло полным ходом. Оружие изготовлялось и закупалось – наручники, мечи, копья, луки, копья, стрелы, кистени, булавы, топоры, шлемы. Щиты делали как водится червлёного цвета с металлической бляхой посередине – круглой заострённой в центре, чтобы и щитом можно поразить ворога. Кузнецы или их помощники почти без продыха раздували меха в кузнях. Металлический перезвон стоял над Новгородом – ковали кольчуги и длинные рубахи с металлическими пластинами с рукавами или безрукавные. Особенно тяжела и трудоёмка была эта работа – искусства требовала немалого, но работа шла споро.
Учил Олег воинов воевать под стягами. К верхнему концу длинного копья крепили клин яркой чёрно-жёлтой, белой или красной ткани, обшитой бахромой или конский хвост-бунчук. В стяговики отбирали самых крепких и опытных воинов. Дружинники ходили по заброшенному пахотному полю строем шеренг по двенадцать, сходились в рукопашную не до убийства, конечно, но к знамени пробивались не жалея сил. Защитники стяга отвечали тем же. Отрабатывали атаку клином, чело в центе, конница шла по бокам – крыльями для того чтобы охватить вражеское войско с двух сторон и зайти в тыл, что часто и решало исход боя. Трубы и бубны служили для подачи сигналов. Готовили лестницы и тараны, стрелы способные поджечь кровлю крепостей. Да и по мишеням выпускали стрел немереное количество.
Обучаться начинали с раннего утра, пока солнце не вошло в зенит, чтоб уже под палящими лучами воины действовали даже не осознанно.
После суда Зван слово держал – все горшки, блюда и рубахи бывшей жене вернул. Сошёлся он с Гостятой несколько лет назад на Купалу – вместе прыгали через костёр и слюбились вроде, и Лада промеж них засветилась. Прожили год, а детишек не было, даже думали приемыша какого выпестовать. Тут словно сглазил кто – ругаться начали. Может характерами не сошлись, а может просто из-за бедности. Зван был рыбарём, а уловы долгое время оставались небогатыми. И вот возвращался он однажды с Волхова да и перемолвился словом с Найдёной одинокой молодой женщиной охочей до любви, что жила поблизости у реки. Раз перемолвился, два, да и зашёл к ней в избу и остался. Ей и такой сгодился, а с Гостятой получил распут. Тут и уловы у Звана пошли, и решили они свадьбу сыграть. Позвали сродников и соседей, а когда сидели за столом, поднесла Найдёна чарку с мёдом ко рту, чтобы губы смочить, а на дне перстенёк, что ей подарил первый избранник. Взглянула тут она на гостей, а в конце стола в уголку её Дрёма на лавке сидит – всё такой же высокий и ладный, как и раньше, когда с купцами в Царьград уходил. Не помня себя, бросилась она к нему на шею. Так и свадьба расстроилась, и Зван остался не удел. Хотел он было вернуться к Гостяте и повиниться, а там, Любим – другой муж уже обосновался.
Пошёл тогда Зван на торжище, купил себе кольчугу, меч и явился к княжескому терему. Стражники у ворот посмеялись над его ростом, но Олегу сообщили. Тот сразу вспомнил невысокого крепенького мужичка, чью семейную жизнь он рассудил когда-то и, несмотря на его внешнюю невзрачность, по старой памяти принял в дружину.
Зван, оказался к воинской науке способным. Одним из первых прорывался к стягу, через Волхов в кольчуге плыл как будто налегке. Однажды спас Мордана. Все переплывали реку в полном вооружении, и самый здоровый дружинник вдруг пошёл ко дну. Подхватив под мышки, Зван еле дотянул его до берега. Мордан после этого случая стал редко одевать кольчугу. Вместе они освоили русский боевой пляс, незаменимый в рукопашной схватке. Были не из последних бойцов, когда на кулаках сходились и шли стенка на стенку. Звана порой из-за роста и не разглядишь, как следует, а он, будто страха не ведая, шёл на самого сильного. Первое время доставалось ему крепко. С тем же Морданом они подружились после того случая с переправой, но в кулачном бою не жалели друг друга. Всё для науки воинской. Мордан шел, молотя кулаками почём зря, а Зван терпел, изворачивался, получал не раз и, выбрав момент, прикладывался с лёту под бороду противника. Мутнели глаза у того и валился снопом на землю.
Приходили к Олегу проситься в дружину и девицы. Определял он их чаще кашеварить, да лекарям помогать. А вот Злату – высокую и статную девушку – обещал с собой в поход взять, когда придёт время, как только увидел, что она из лука стрелу в стрелу бьет.
Примерно за год воинство было по-настоящему слажено и вышколено.
Каждый день Олег спешил с первыми ещё не греющими лучами солнца к княжескому терему. Рюрик обычно поджидал его на крыльце, и они вместе направлялись к дружине. В этот раз как обычно он шёл к терему и ещё издали заметил, что на крыльце никого нет.
Скорым шагом подошёл он к ступеням и замер на месте. Возле двери навзничь лежал Рюрик, а из его груди торчала стрела. Олег согнулся и потрогал лоб князя, приоткрыл веко. Глаза у князя были пустыми и не видящими. Грудь не вздымалась. Он увидел на стреле необычное оперенье – в конце после светлого соколиного перышка торчали черные вороньи. Ушко стрелы было изготовлено из самоцветов. Олег быстро отломил оперенье и сунул себе за пазуху.
На тризне долго рядили, гадали дружинники и жители Новгорода, знавшие Рюрика лишь с хорошей стороны: кто же поднял руку на князя, всецело отдававшего жизнь служению? Да так и не разгадали. Олег от дотошных поисков виноватого отказался и чаще всего избегал вопросов на эту тему, готовясь с Пострига заниматься воспитанием Игоря – наследником княжеского престола.
В выборах князя необходимости не было. После совета лучших людей города поручили Олегу опекать мальчика и управлять делами княжеской дружины, ведать сбором налогов от его имени. Собравшееся Вече лишь единогласно подтвердило своё согласие.
Более в Новгороде Олега удержать было нечем и весной следующего года, всё более томясь от вынужденного бездействия после переговоров с авторитетными дружинниками, он принял решение вести дружину к Гнездову в земли кривичей. Там находился ключ от водных дорог всей Руси. Знающие люди огласили основные волоки: " с Волги через Вазузу в Днепр; с Днепра на Угру либо с Угры в Днепр у Дорогобужа; с Угры в Десну либо с Десны в Угру у Ельни; с Днепра через Касплю в Ловать у Усвята; из Двины Западной через Торопу, у Торопца в Ловать же; в ту же Двину через Касплю".
Через волоки можно проплыть во все русские земли и во все заморские владения от греков и норманн до булгар и арабов.
Но главным для него оставался волок от реки Каспли в Днепр, где открывалась прямая дорога к Киеву.