3
Несколько минут спустя Глория Солт, молча и задумчиво сидевшая в янтарной комнате, встала и сказала, что, если леди Констанс не возражает, она попрощается. Еще надо кое-что сделать, прежде чем лечь; и она ушла.
Лорд Воспер, галантно открывший перед ней дверь, постоял еще, держась за ручку. Странный свет светился в его глазах. Запах ее духов, звук голоса совсем разволновали его. Сидела она так близко, что он мог бы хлопнуть ее по спине. Правда, как раз этого ему не хотелось. Зато хотелось побежать за ней, обнять и попросить, чтобы она забыла все плохое. Вот так всегда. Наша богиня называет нас гнидой, и любовь умирает. Мы удивляемся, что находили в такой особе, - и вдруг, откуда ни возьмись, она возникает там, где мы гостим, и, не успеем мы охнуть, любовь оживает с невиданной быстротой.
Лорд Воспер немного успокоился. То, что автор радиопьес назвал бы моментом безумия, прошло, разум вернулся на свой престол. Учился лорд Воспер в Харроу, и сейчас напомнил себе, что ученики этой школы, обручившись с А, не обнимают В. Из Итона - да, из Регби - пожалуй, но не из Харроу. Покорно вздохнув, он закрыл дверь и вернулся к роялю. Там он сел на вращающийся стул и снова запел.
- "Померкло небо (ту-лю-лю, ту-лю-лю), грустен я (ту-лю-лю-у), когда ушла (бум!) любовь моя", - пел Орло Воспер, а Глория Солт наверху, в спальне, ломала руки и глядела вдаль невидящим взором.
Обычно считают, что молодость - пора счастливая, но, только взглянув на Глорию, вы бы поняли, что она так не считает. Прекрасное лицо исказила мука, темные глаза блестели от слез. Если бы в таком виде она появилась на экране во времена немого кино, мы бы прочитали:
НО ПРИШЕЛ ДЕНЬ, КОГДА ПРОСНУЛИСЬ УГРЫЗЕНИЯ. ГОРДОЕ СЕРДЦЕ СЖИМАЛОСЬ ПРИ МЫСЛИ О ТОМ, ЧТО МОГЛО БЫТЬ.
Глория Солт, как и лорд Воспер, едва выдержала эти несколько дней, превратившие первоклассную теннисистку во что-то вроде вулкана. Обнаружив в Бландинге того самого человека, которого, как только что выяснилось, она любит еще сильней, чем прежде, несчастная испытала истинное потрясение, и оно не улеглось, когда она узнала о его помолвке с желтоволосой пигалицей, отзывающейся на кличку Пенни.
Они играли вчетвером в теннис (она и Джерри, он и Пенни), причем оказалось, что пигалицу голыми руками не возьмешь. А сегодня она слушала, как поет Орло.
Словом, именно в эти мгновения человеку с четырьмя подбородками было бы лучше не попадаться ей на глаза. Но сэр Грегори именно это и сделал - когда туман рассеялся, Глория увидела на туалете его фотографию.
Пробираясь сквозь бразильские джунгли, путешественник видит порой, как туземец застывает от ужаса, если не считать подрагивания пальцев (ножных). Он заметил на тропинке скорпиона. Так глядела Глория Солт на фотографию сэра Грегори. По неосмотрительности снялся он в профиль, и, увидев подбородки, она закрыла глаза. Потом открыла, проверила - и решилась. Раньше она думала, что сделать это можно; теперь увидела, что нельзя.
Резким рывком схватила она фотографию, вырвав из рамки, и быстро вышвырнула в окно, а затем, подбежав к столу, начала писать.
Через полчаса Себастьян Бидж услышал в холле свое имя и, обернувшись, увидел что-то извилистое, в ниспадающих одеждах.
- Мисс? - спросил он.
Он знал, что это невеста профессора Мориарти, но двадцать лет службы отдрессировали его, и никто бы не подметил, что он чувствует себя как нервный герой Джерри Вейла, которого одноглазый китаец заманил на пустующую мельницу.
- Передайте эту записку сэру Грегори Парслоу, - сказала Глория. - Вы можете послать кого-нибудь с утра?
Нехорошо, подумал Бидж, нехорошо; донесения, видимо, шифр. Но ответил с обычной учтивостью:
- Отнесем сегодня, мисс. Свинарь сэра Грегори в моей комнате. Я вручу ему ваше послание.
- Спасибо, Бидж.
- Не за что, мисс. Вскоре он уедет на велосипеде.
Если сможет, подумал Бидж, и величаво удалился. Шел он в погреб, за бутылкой бургундского. Мистер Галахад приказал угождать свинарю, а он захотел именно этого вина. Как-то его упоминал дворецкий сэра Грегори, Бинстед, и он давно мечтал попробовать.
4
Визит к Императрице, если идете вы с лордом Эмсвортом, бывает обычно долгим, и Моди вернулась минут через сорок.
Минуты эти девятый граф использовал умно и умело. Играя на женской чувствительности, он рассказал спутнице о том, как страдает перед завтрашней речью, и вырвал у нее обещание поехать с ним. Он объяснил ей, что гораздо легче, если есть на кого опереться. Выехать, сообщил он, придется рано, ибо свиноводы соберутся не ближе чем в Уолверхемтоне, и Моди заверила, что любит рано вставать, а увидеть Уолверхемтон давно мечтает. Словом, когда они вернулись на террасу, отношения у них были практические, как у Тристана с Изольдой.
Террасу они застали пустой. Пенни уехала с Галли. Разбито сердце, не разбито, а свинью красть интересно. Кроме крылатых созданий, кишащих во тьме над террасами английских поместий, не было ничего, разве что бумажка, похожая на фотографию. Лорд Эмсворт поднял ее и увидел, что это фотография и есть.
- Ой Господи! - сказал он.
- А, что? - отозвалась Моди.
- Фотография моего соседа, сэра Грегори. Кто-то уронил из окна. Не пойму, кому нужна его фотография!
Моди взяла ее и молча на нее посмотрела. Впервые за много лет она увидела знакомые черты; и, подобно Глории Солт, стала вулканом.
Единственная связная мысль подсказывала ей: три мили туда, три мили сюда - не так уж много. Надо пойти в Матчингем как можно раньше и сказать Табби все, что о нем думаешь.
5
Бидж сомневался зря: Джордж Сирил Бурбон даже и в таком состоянии не свалился с велосипеда. Возможно, он и двигался зигзагами, как ласточка, преследующая муху, но сноровка его не подвела, в седле он усидел. В свое время он подъехал к двери Матчингем-Холла, распевая приятным баритоном "Когда глаза смеются", и прошел в кабинет хозяина, чтобы передать письмо. Было бы разумней вручить его Бинстеду, который бы и отнес его на серебряном подносе, но Джордж Сирил разрезвился и был рад случаю поболтать с хорошим человеком.
Когда он вошел, человек этот читал поваренную книгу. Некоторые полагают, что самая тяжкая скорбь - воспоминание о былом счастье, но сэру Грегори было приятно - в особом, меланхолическом духе - читать рецепты разных блюд. "Берете дюжину яиц, побольше печеночного жира…" Сейчас он дошел до главы о шоколадных кремах и как раз читал о том, как берут две ложки масла и три унции специального состава, именуемого "Тихий закат", когда ощутил, что стало душновато, поднял глаза и увидел гостя.
- Какие черти вас принесли? - осведомился он, и Джордж Сирил Бурбон, нежно улыбаясь, ответил, что привез письмо, едва не назвав - но все же не назвав - сэра Грегори другом.
- Вы что-то пили! - сказал хозяин, хороший диагност.
Джордж Сирил удивился:
- Я, сэр? Пил, сэр? Нет, сэр, где же я возьму?
- Вы пьяны в стельку.
Свинарь опустился в кресло и отер слезу.
- Сэр, - проговорил он, - будете умирать, пожалеете, что так сказали. Я что, я ничего, только обидно…
- Не нойте. Какое письмо? Откуда?
- Вот уж не знаю, сэр. Бланд дал, из Биджинга. Нет, Блидж, из Бландинга, - поправился дотошный Бурбон, - этот, Биджинг…
- А что вы делали в Бландингском замке?
Джордж Сирил, хоть и пьяный, ответить сумел:
- Родные места, сэр. Тосковал. Может, читали такие стихи: "Ах, дороги сердцу родные места, где жил я ребенком…", ик? В воскресной школе учили, там еще про дубовые балки.
Что-то было в тоне, каким сэр Грегори отозвался о воскресных школах и дубовых балках, и нежный свинарь обиделся. Он горестно замолчал. Сэр Грегори взял письмо, открыв же его, испустил пронзительный вопль.
- Плохие новости? - сочувственно спросил Джордж Сирил, вставая и небрежно опираясь на ручку хозяйского кресла.
Сэр Грегори кинулся к телефону и набрал номер замка.
- Бидж?… Это сэр Грегори Парслоу… Черт с ним, с вечером… Попросите мисс Солт… А?… Ну и что? А вы ее вытащите. Скажите, я насчет письма…
- Давайте-ка я погляжу, - предложил Джордж Сирил. Вырвав письмо, он не без труда (что-то с глазами) его прочитал, приговаривая: "Ну и ну" или "Вот это да", в то время как хозяин бился у телефона.
- Да сказано вам… А черт! - заорал сэр Грегори и бросил трубку.
Джордж Сирил Бурбон положил письмо.
- Ну вот что, - сказал он. - Отшили вас. Чем уж вы ее довели, не знаю, только - все. Точка. Свадьбе не бывать, так-то, друг.
Звериный вопль был ему ответом.
- Какого черта вы читаете мои письма? Убирайтесь! Совсем, совсем, из дома!
Джордж Сирил поднял брови:
- Это вы как, выгоняете меня?
- Да, да, да! Чтоб духу вашего не было!
В такие минуты и проявляют себя свинари. Ничто не сравнится с достоинством, с которым Джордж Сирил произнес:
- Ладно. Дело ваше.
Он чуть не сказал "мне что", но передумал.
- Выставка эта на носу. Губите свинью, чего там. Куда ей без меня!
И Джордж Сирил двинулся к выходу.
Теперь, когда перемена вкусов лишила нас мелодрамы, нечасто увидишь ошеломленного баронета. Но всякий, кто заглянул бы в окно, его бы увидел. В мелодраме такой баронет крутит усы. За неимением усов сэр Грегори этого не делал, но во всем остальном был точно таким, как положено.
Он понимал, что свинарь прав. Свиньи чувствительны. Забери от них привычного стража, дай им чужого, и они перестанут есть. Трудно поверить, что разумная свинья отыщет прелесть в Джордже Сириле, но это так; и сэр Грегори отнял платок от носа, словно взмахнул белым флагом.
- Завтра поговорим, - сказал он. - Идите проспитесь.
И Джордж Сирил Бурбон зигзагом пошел к двери. То ли в нем взыграло что-то цыганское, маня на простор, то ли ему захотелось освежить голову, совсем уж плывшую, но, все тем же зигзагом выйдя из дома, он направился к стойлу Королевы. После неприятного разговора хорошо побеседовать со свиньей.
Привалившись к перилам, он закурлыкал. Обычно на первый же звук свинья выскакивала и неслась к нему, уповая на общение душ и пир разума. Но сейчас никто не вышел. Он закурлыкал снова. Тишина. Немного обиженный невниманием, он перелез через перила, хотя и не без труда, и заглянул в домик. И тут же издал вопль, который, если положить его на слова, звучал так: "Ушла! Без слова, без взгляда - ушла!"
Ничто не отрезвляет лучше, чем внезапное потрясение. Только что Джордж Сирил Бурбон пел и веселился, налитый бургундским, увенчанный виноградом. Мгновение - и все стало так, словно он пил лимонад, безуспешно предлагаемый ему в "Гусе и Гусыне", или молоко, которым его оскорбили в "Гербе Эмсвортов".
Он не мог бы сказать, сколько простоял перед пустым свинарником. Жизнь постепенно вернулась к нему, и - бледный, поникший - он побрел к другому дворецкому. Иногда человеку нужен истинный друг, а здесь, в Матчингеме, им был Херберт Бинстед.
6
Когда человек ходит по селению, предлагая пять против одного, а потом, заключив немало сделок, узнает, что самый предмет их исчез не хуже Чеширского кота, ему простительно выказать чувства. Бинстед, читавший газету, разорвал ее пополам и подскочил в кресле, словно сиденье пронзили раскаленным вертелом.
- Сперли?
- Ыр! - отвечал Джордж Сирил и прибавил, уснащая речь прискорбными определениями, что сделал это достопочтенный Галахад Трипвуд. Кроме того, обратившись к хирургии, он сообщил, что хотел бы сотворить с изобретательным аристократом.
Облегчив душу, он помолчал, глядя на Бинстеда не то чтобы с доверием, но с какой-то надеждой. Дворецкий был из тех лисьих, хитрых людей, которые что-нибудь да придумают.
И он не обманулся. Рано или поздно сообщник его произнес:
- Вот что. Ты знаешь, где хрюшка этого вашего графа?
Джордж Сирил резонно ответил, что Императрица - в Бландингском замке, а Бинстед пощелкал языком.
- А где она там?
- За огородом.
- Она тебя знает?
- Еще как! Я за ней столько ходил.
- Значит, она с тобой пойдет?
- У-ух! - воскликнул Джордж Сирил, потрясенный блеском идеи.
- Пойдет, а?
- Как овца, - ответил Джордж Сирил. - И не хрюкнет.
- Тогда поехали, - сказал решительный Бинстед. - Машину берем в гараже. Хрюшу грузим в багажник.
Джордж Сирил глубоко вздохнул. Главное он понял - сэр Грегори, придя с утренней инспекцией, увидит в свинарнике свинью.
Глава 6
1
Следующее утро предвещало ясный день - небо голубое, птицы щебечут, природа ликует. Природа, но не лорд Эмсворт. Мало того что ему надлежало надеть цилиндр и встать на заре, он еще и простудился и за столом перемежал чиханьем недостойные жалобы, смущавшие сотрапезников. Даже мысль о Моди не могла разогнать его тоску.
Кое-как несчастного графа выпроводили, хотя леди Констанс пришлось собрать все силы своей сильной личности, чтобы удержать его от прощания с Императрицей, и Галахад отдыхал на террасе, куря сигару, когда увидел лорда Воспера. Судя по всему, тот хотел с ним поговорить.
Это было странно, они почти не общались, слишком уж были разные. Орло Воспер, серьезный молодой человек не без политического честолюбия, в свободное от тенниса время читал газеты поприличней, изучал социальные условия и считал Галли легкомысленным; Галли считал же его глуповатым - как, впрочем, почти всю мужскую часть этого поколения - и ни за что не принял бы в клуб "Пеликан".
Он трижды подумал бы, представить ли его Роже Биффену или Пробке Бэшему, но считал человеком, а люди, все до единого, были для него потенциальной публикой. Вполне возможно, подумал он, что этот Воспер еще не слышал о герцоге, акробатке и шампанском, - и приветливо помахал сигарой.
- Какая погода! - заметил он. - Будет очень жарко. Ну, Кларенса мы проводили.
- Это хорошо.
- Но нелегко. Труднее, чем спустить на воду броненосец. Иногда мне кажется, что стоит разбивать бутылку шампанского над его головой. Кстати, вы слышали историю про герцога, акробатку и шампанское?
- Нет, - сказал лорд Воспер. - Не одолжите ли мне нашатыря?
- Нашатыря?
- Да.
- Простите, не захватил, - ответил Галли. - А на что он вам?
- Кажется, его дают, когда женщине плохо.
- Плохо?
- Да.
- Это кому?
- Девице в брюках. Ну при свинье.
- Монике?
- Ее так зовут?
- Моника Симмонс, краса женских колледжей. Ей плохо?
- Да.
- Почему?
Лорд Воспер явно обрадовался этому вопросу.
- Сам не знаю, - сказал он. - И она не говорит. Прохожу мимо свинарника, а эта девица кричит, хохочет, ломает руки. Я ее прямо спросил: "Что-то случилось?"
- Прямее некуда! И как, случилось?
- Видимо, да. Сперва она отвечала как-то странно, скорее, булькала и взывала к Богу, но потом стало понятней. Видимо, она горюет по свинье лорда Эмсворта.
Галли уже собрался как-нибудь пошутить, он любил освежиться с утра шуткой, но страшные слова положили этому конец. Чувствуя себя так, словно его стукнули по голове, он заболботал, и лорд Воспер подумал, что такое волнение благородно.
- Сами понимаете, - сказал он, - нужен нашатырь.
Галли тихо, с трудом проговорил:
- Вы хотите сказать, что Императрицы нет? Она исчезла?
- Именно. Исчезла, как дым. Во всяком случае, так думает эта Моника. По ее словам, домик пустой, на постели никто не спал. То есть у свиньи на постели, а не у Моники. Она-то спала. Я хочу сказать…
Он и дальше приспосабливал бы рассказ к самому несовершенному разуму, но это уже был монолог. Галли ушел, побежал куда-то.
"Странно, - подумал лорд Воспер. - Я бы сказал, необычно".
После чего пошел к леди Констанс, просить нашатыря.
2
А в Матчингем-Холле, в своем кабинете, сэр Грегори решал кроссворд, тщетно отыскивая слово из трех букв, первая буква "э", большая австралийская птица. Кроссворды он любил, но что-нибудь посложнее, чем солнечный бог Ра, плохо ему давалось.
Те, кто помнит его вчерашнее горе, удивятся столь легкомысленному занятию. Отвергнутый жених вспоминает австралийскую птицу? Невозможно! Но британские баронеты не слабее британских свинарей. Беды ведут их ввысь; они видят, что у каждой тучи, как говорится, есть серебряная кайма. Мы оставили сломленного человека. И что же? Вот он - как новенький.
Особую роль сыграло здесь то, что с помолвкой отпадала и диета. Теперь он сам себе хозяин, властелин своей судьбы: хочет толстеть - пожалуйста, никто ничего не скажет. Долго мечтал он о пиве, не меньше, чем Бурбон, а сейчас перед ним стояла кружка, и он с особой, веселой удалью подносил ее к губам. Женщина - просто женщина, как бы говорил он, а пенистая пинта - это дар богов.
Тем более две пенистые пинты. Он нажал звонок, явился дворецкий.
- Еще одну! - воскликнул сэр Грегори.
- Слушаюсь, сэр.
Через пять минут, когда Бинстед принес животворящий напиток, хозяин его спросил:
- А где эта мерзость? Ну, чтобы худеть.
- Я поставил ее в буфетной, сэр. Принести вам склянку?
- Нет, что вы!.. Этот родственник передумал. Вылейте ее в раковину.
- Может быть, вернуть в аптеку? Вероятно, деньги тоже вернут.
- Ладно. Как хотите. Вытянете деньги - берите себе.
- Спасибо вам большое, сэр, - сказал Бинстед. Не такая уж выгодная сделка, но и то хлеб.
Приближался час, когда сэр Грегори навещал Королеву. Пиво выпил, птицу не вспомнил, а потому встал и, беззаботно помахивая новой сигарой, направился к свинарнику.
Первым, кого он увидел, был Джордж Сирил Бурбон в том тяжком похмелье, о котором рассказывают внукам. Походил он на предмет из помойки, на который не посмотрит бродячий кот, и был так гнусен, что хозяин, едва процедив: "Здрасссь" - смотреть на него не стал, обратив взоры к свинье.
- Что? - выговорил он, каменея, моргая и хватая ртом воздух. - Что-что-что?
Джорджу Сирилу показалось, что наступил Судный день, но то был голос хозяина, выкликающий его имя.
- Сэр? - прошептал он, сжимая лоб, в который какой-то шутник втыкал раскаленные шипы.
- Идите сюда! - ревел сэр Грегори.
Джордж Сирил послушно, но неохотно отошел от дерева. Он видел, что хозяин не только пожелтел и весь дрожит, но и совершенно уподобился обидчивому богу, который недоволен жертвами и намерен взяться за молнии.
- Эт-то что такое? - гремело божество.
- Сэр?
- Что тут такое?
- Сэр?
- Да не блейте вы, тьфу, та-ра-рам! Где Королева? Что тут делает эта тварь? Вы подменили мою свинью!
Кроме лорда Эмсворта, о чьих способностях мы уже говорили, во всех здешних графствах не было такого даровитого и стойкого противника признаний, как Джордж Сирил Бурбон. Казалось бы, сейчас он себя и покажет; но для того чтобы стоять насмерть, тоже надо быть в форме, а он в ней не был. Быстрый разум обратился в кучу каши.
- Ну?
Джордж Сирил Бурбон сломился. Попытавшись еще раз найти пристойное объяснение, он рассказал все, ничего не упустил.