- А, - сказал он, - чай. Славно, славно. Чай. - Для верности, как обычно, он повторил это слово еще три раза, и леди Гермиона, скорбно фыркнув, протянула ему чашку. - А, чай! - обрадовался граф. - Спасибо, душенька. - Он разумно положил сахару, подлил молока, размешал и сообщил: - Вот и я, Галахад.
- Как ты прав, Кларенс! - воскликнул Галли. - А где Лендсир?
- Кто это? А, да, Лендсир. Я с ним сейчас разговаривал. Лендсир, - объяснил он сестре, - это художник.
- Галахад мне говорил, - сказала леди Гермиона так сухо, что тот решил вмешаться.
- Гермиона против него настроена, - сказал он.
- Ничего подобного, - сказала его сестра. - Вполне возможно, что он приличный человек, хотя и дружит с тобой. Я просто считаю, что смешно тратить деньги на портрет этой свиньи.
Лорд Эмсворт застыл. Он не понимал, как можно назвать ее "этой свиньей".
- Императрица получила призы на выставке, - сдержанно напомнил он.
- Вот именно, - поддержал его Галли. - Единственная знаменитость нашей семьи. У нее больше прав на галерею, чем у каких-то бородатых разбойников.
Теперь застыла леди Гермиона. Как и ее сестры, она почитала предков с благоговением китайца.
- Не будем спорить, - закрыла она дебаты. - Надеюсь, ты не забыл купить подарок для Вероники?
- Конечно не забыл, - с достоинством ответил граф. - Прекрасные часы. Они в жилетном кармане.
Он вынул их с тихой гордостью, равно как и еще один пакетик, на который растерянно посмотрел.
- Что бы это могло быть? - задумался он. - А, да, Фредди просил забрать подарок для Вероники. Где Фредди?
- Часа два назад, - ответил Галли, - унесся куда-то на своей машине. С Плимсолом.
- В Шрусбери, - объяснила леди Гермиона, - за подарком. Они обручились, Кларенс.
- Э?
- Обручились.
- А! - заметил лорд Эмсворт, склоняясь к сандвичам. - Сандвичи, э? Сандвичи, сандвичи. - Он взял один. - Сандвичи.
- Они обручились, - сказала леди Гермиона несколько громче.
- Кто?
- Вероника и дорогой Типтон.
- Какой?
- Дорогой, - объяснил Галли. - Это Плимсол.
- Плимсол? Плимсол? Плимсол? О, Плимсол! Помню, - сказал лорд Эмсворт. - В таких очках. Что же с ним?
- Я пытаюсь тебе втолковать, - терпеливо сказала сестра, - что он обручился с Вероникой.
- Господи! - воскликнул лорд Эмсворт. - Огурцы! Я думал, ветчина. В жизни бы не взял с огурцами.
- О, Кларенс!
- Я их не люблю.
- Кларенс, одумайся! Неужели тебе нет дела до племянницы?
- А что с ней такое?
- Все от тебя скрывают, - вмешался Галли. - Ничего, я скажу. Она выходит замуж за Плимсола.
- А! - обрадовался граф. - Это хорошо. Он прекрасный человек, разбирается в свиньях.
- А Гермионе нравится, что он миллионер, - сказал Галли. - Каждому свое.
Леди Гермиона объясняла, что ей нравятся в Типтоне очарование, культура и любовь к Веронике; Галли стоял на своем; граф рассказывал, почему он не ест огурцов, когда из сада вошел Фредди.
- Привет, привет, привет, - сказал он. - Простите, задержался. Типтон скупил все. Машина гнется от слоновой кости, павлинов и верблюдов. Ты не забыл эту штучку, отец?
- Конечно нет, - обиделся лорд Эмсворт. - Вечно меня спрашивают, забыл, не забыл! Я никогда ничего не забываю. Вот, пожалуйста.
- Спасибо. Глотну чаю и пойду отдам.
- Где Вероника? - спросила леди Гермиона.
- Типпи думает, что в рододендронах. Он туда пошел.
- Приведи его. Он устал после такого путешествия.
- Не заметил. Изрыгает пламя. Ах ты, Господи, только вспомню! И я скрывался в кустах. Ладно, передам любезное приглашение, но ни за что не ручаюсь. Святыня есть святыня. Подойду - и удалюсь на цыпочках. Ну, я пошел. Пип-пип, отец!
Он выпил чай, ушел, а лорд Эмсворт огорченно подумал, каким бойким Галли стал в Америке, когда послышались глухие звуки и вошел Генри.
2
Выглядел он лучше, чем должен бы после четырех часов с лордом Эмсвортом в закрытом вагоне. Дело в том, что граф спал, а ему оставалось глядеть в окно и думать о Пруденс.
Хотя такие мысли скорее ободряют, мы преувеличим, если скажем, что, входя в гостиную, он не ведал забот. Сравним его с кошкой, которая входит в чужую аллею, не ведая, кто обитает там и какие у них воззрения.
Неприятно быть с человеком, которого ты послал к черту, но графа он уже не боялся. Несколько удивленные взоры, которые тот бросал, прежде чем вытянул ноги, закрыл глаза и стал посвистывать, опали, как тупые стрелы. Генри верил Галахаду и беспечно встречал растерянный взгляд за пенсне.
А вот страшная женщина за чайным столом - это дело другое. Это опасно. Быть может, леди Гермиона уступала красотой Елене или мисс Америке, но ум у нее был. Оставалось надеяться на то, что борода выполнила свою безмолвную работу.
Начало было вполне приличным. Несчастная леди не могла совершенно скрыть свои чувства, но все же не вскрикнула. Она сказала: "Здравствуйте, мистер Лендсир" - и дала ему чашку чаю. Тон у нее был такой, словно она надеется, что врачи отпустили ему три недели жизни.
Завязался общий разговор. Лорд Эмсворт, вдыхая благоуханный воздух, входящий в открытые окна, заметил, что приятно вернуться к цивилизации; Галли возразил, что никогда не мог понять, почему его брат не любит Лондон, этот земной рай. Он обратился за поддержкой к Листеру, который мечтал о Пруденс, и тот, дернувшись, свалил маленький столик. На его извинения леди Гермиона заверила его, что это не важно. Всякий, кто не видел бы ее, а только слышал, решил бы, что она предпочитает ковры, залитые чаем.
Она спросила, впервые ли ее гость посещает Шропшир, и, потрясенный этим невинным вопросом, он опрокинул другой столик, с пирогом. Дело в том, что, при всех своих прекрасных качествах, он был неуклюж. Чтобы он ничего не переворачивал, его надо было бы отправить в пустыню Гоби.
Тут леди Гермиона, глядевшая на него со сдержанным отвращением, вздрогнула и всмотрелась пристальней. Как и лорду Эмсворту, ей показалось, что она его где-то видела.
- Ваше лицо мне знакомо, мистер Лендсир, - сказала она.
- Я все время говорю, - поддержал ее старший брат, глядя сквозь пенсне на художника, который стал темно-красным. - Галахад объяснил, что это из-за фотографий.
- Вот как? - сказала леди Гермиона. - Фотографии мистера Лендсира появляются в газетах?
- Конечно, - отвечал Галли. - Он очень знаменит.
Лорд Эмсворт его поддержал.
- Он написал этого оленя, - почтительно сказал он.
- Нет, - сказала леди Гермиона. - Оленя написал сэр Эдвин Лендсир, который давно умер.
- А Галахад говорил, "Загнанный олень"… - начал растерянный граф.
Галли снисходительно улыбнулся:
- "Загнанный кабан", Кларенс, кабан. Мистер Лендсир пишет только свиней.
- Ой Господи! - воскликнул лорд Эмсворт. - Ой, милостивый! Знаю, на кого вы похожи. На этого ужасного человека, который нарисовал карикатуру и послал меня к черту. Как его звали?
- Мессмер Бримуорти, - ответил Галли. - Да, сходство есть. Оно и понятно - сводные братья…
- Э?
- Мать мистера Лендсира, овдовев, вышла замуж за Бримуорти. Их сын - Мессмер. Неплохой художник, но я бы в жизни его не пригласил, если бы знал, что вы согласитесь. Никаких сравнений.
- Странно, - заметила его сестра. - Оба художники…
- Что тут странного? Фамильное призвание.
- Да, это бывает, - согласился лорд Эмсворт. - У нас тут один человек разводит кокер-спаниелей, а его брат в Кенте - селихемских терьеров.
Леди Гермиона промолчала. Подозрения зрели в ней. Одно отделяло ее от догадки - ей все же казалось, что у ее брата Галли есть какой-то предел. Да, она знала, что он нагл, как армейский мул, но и мул, думала она, не решится привезти в замок нежеланного поклонника, от которого одну из его священных племянниц строго оберегают.
Поглядев на Генри, она закрыла глаза, пытаясь восстановить тот разговор на газоне.
Летописец понимает, что он рассказал слишком мало о бороде Рожи Биффена, но, читая между строк, вы могли вывести, что она густа. Человек с этой бородой был не человек с бородой, а куст, из которого что-то выглядывает; а потому леди Гермионе не удавалось ничего вспомнить.
Тем временем ее старший брат, уже выказывавший признаки беспокойства, сказал, что пойдет к Потту, свинарю, узнать, как там что. Галли всполошился. Он еще Потта не видел и ни о чем его не просил. Если лорд Эмсворт встретится с ним раньше, он узнает много лишнего. Младший брат очень любил старшего и ни в коем случае не хотел его огорчать. А вот объяснений и споров он не любил.
Решился он не сразу - все ж опасно оставлять Листера в такой нелепой, деликатной ситуации. Убедило его поведение леди Гермионы: она, по всей видимости, впала в созерцание. Пока он сбегает взад-вперед, ничего случиться не должно. Четверть часа, не больше.
Так случилось, что, очнувшись от мечтаний, Генри увидел одну леди Гермиону.
Оба они молчали. Когда молодой и робкий человек, привыкший к богемному обществу, оказывается наедине с дочерью сотни графов, которую он принял за кухарку, а эта дочь подозревает его в злодействе, стоит ли ждать от них легкой, живой беседы?
Друзья говорили, что умная, начитанная леди Гермиона могла бы, если бы хотела, держать салон. Сейчас она не хотела.
Они посматривали друг на друга, когда на озерцо солнечного света упала тень и вошел Фредди.
Позже он предъявлял своему дяде такие обвинения:
а) "Какого черта ты вздумал, что я знаю?"
б) "Почему не предупредил?"
Дураку понятно, говорил Фредди: если изгой и пария сидит за столом, пьет чай, значит, его приняли в лоно семьи. Особенно, прибавлял он с мягким укором, если тебе сказали, что "все в порядке".
Сказал это Галли? Не сказал? Что-то такое он говорил. Ну вот! Тогда несправедливо и нелепо называть своего племянника кретином.
К беде привели, продолжал Фредди, эти скрытности и экивоки. Скажи хоть слово, намекни, что ты его привез инкогнито, и все. В таких делах главное - единство. Без единства и доверия ничего не выйдет, не ждите.
Так говорил он позже. А сейчас воскликнул:
- Глист!
При этом слове леди Гермиона подпрыгнула в кресле.
- Это хорошо! - ликовал Фредди. - Очень хорошо. Прекрасно. Значит, ты одумалась, тетя Гермиона? Я надеялся на твой разум. Кто-кто, а ты можешь убедить тетю Дору. Ну, теперь все в порядке! Передай ей от меня, если она упрется, что Генри Листер - идеальный муж для Пру. С этой гостиницей они прекрасно устроятся. Дело верное. Да, нужно кое-что вложить, но это поправимо. Соберем семейное заседание, обсудим… Держись, Глист! От души поздравляю.
В течение этой речи леди Гермиона ломала руки и сверкала глазами. Более внимательный племянник заметил бы, как она похожа на пуму перед прыжком.
- Ты все сказал, Фредди? - спросила она.
- Э? Да, вроде все.
- Тогда попрошу тебя сходить к Биджу. Пусть упакует вещи мистера Листера и отошлет их в "Герб Эмсвортов". Мистер Листер сейчас уезжает.
Глава 9
1
Если племянник с юных лет привык быстро и покорно выполнять желания теток, у него вырабатывается рефлекс, который не пропадет, когда он становится солидным, женатым и уважаемым человеком, выполняющим важнейшую работу в крупнейшей фирме собачьей еды. Леди Гермиона послала Фредди за Биджем, и Фредди не ответил, что она могла бы и позвонить, но убежал безотлагательно.
Лишь у дверей того логова, в котором скрывался дворецкий, он вспомнил, что такие поручения недостойны вице-президентов, и остановился. Остановившись же, увидел, что он снова там, откуда не должен был уходить, - там, где своим несравненным красноречием он пытался сломить сопротивление леди Гермионы. Нелегко это сделать - но не тому, кто совсем недавно играл на майоре Р. Б. и леди Эмили Финч, как на струнных инструментах.
Вернувшись в гостиную, Фредди обнаружил, что за это короткое время Генри исчез - вероятно, вышел в сад через французское окно, смиренно опустив голову. Но, восстановив до прежнего уровня процент влюбленных, тут была Пруденс, чей вид показывал, что она все знает. Не помня себя от горя, она жевала тостик.
Леди Гермиона все еще сидела за чаем, так гордо и прямо, словно скульптор уговорил ее позировать для статуи "Идеальная тетя". За все годы знакомства Фредди не видел, чтобы она выполняла с таким совершенством самую суть этого родства. Он загрустил. Даже леди Эмили, очень похожая на мула и внешностью и нравом, не так пугала его.
- Ушел? - спросил он, сочиняя в уме фразы посерьезней.
- Да, - сказала Пруденс, горестно доедая тостик. - Без единого крика. Скрылся в снегу раньше, чем я его увидела. Если бы у людей было сердце, этот замок стал бы гораздо лучше. Чище.
- Хорошо излагаешь, - похвалил ее Фредди, - золотые слова. Что нужно нашей старой ночлежке? Милость, вот что!
Не внемля его призыву, леди Гермиона спросила, нашел ли он Биджа, и Фредди сказал "Нет", а потом пояснил, что надеется на ее разум, который ей и подскажет, что тут нужен не Бидж, а добрый совет в пользу разлученной пары.
Леди Гермиона, склонная к грубости, сказала: "Чушь"; Фредди покачал головой и посетовал на состояние духа; а Пруденс, тяжко вздыхая через какие-то промежутки времени, припомнила к месту Саймона Легри и Торквемаду, удивившись, почему привязались к этим несчастным людям, когда есть другие, не в пример жестче.
- Хватит, - сказала ей леди Гермиона, а Фредди возразил:
- Нет, не хватит! Мы должны все выяснить. Разреши спросить, чем тебе не нравится Генри?
- А я у тебя спрошу, - сказала тетя, - причастен ли ты к этой мерзкой афере?
- Э?
- Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Галахад привез его под чужим именем.
- А, вот ты о чем? - воскликнул Фредди. - Ну, выдумал это не я, но, если ты спросишь, как я к этому отношусь, я скажу: "Полностью согласен". Глист и моя сестрица созданы друг для друга.
- Ура, ура! - одобрила его сестрица.
- Чушь! - снова сказала леди Гермиона. - Он похож на гориллу.
- Да, - признал пылкий, но честный Фредди, - в зоологическом саду его бы встретили как родного. Но при чем это тут? Почему горилла не может стать прекрасным мужем и отцом? Извини, Пру, заглянул в том второй.
- Молодец, - сказала Пруденс. - Давай, давай. Все правильно.
- Понимаешь, тетя Гермиона, - продолжал Фредди, - ты слишком привержена внешности. Ты смотришь на Глиста и думаешь: "Не хотела бы я его встретить ночью, в одинокой аллее…" Хорошо, а сердце? Что важнее - сердце или внешность?
- Фредди!
- А?
- Ты замолчишь?
- Нет, тетя Гермиона, не замолчу. Выясним все. Итак, сердце у него - лучше некуда. Кроме того, у него есть сельская гостиница, куда надо вложить немного денег.
Леди Гермиона вздрогнула. Она не любила питейных заведений.
- Блистательная карьера кабатчика, - сказала она, - не слишком удачный довод. Во всяком случае, для меня. Нет ли чего-нибудь еще?
Ответа она не получила. За французским окном послышались шаги, и вошел Галли, весьма довольный собой. Он не знал, каков европейский рекорд по бегу на двести ярдов, туда и обратно с перерывом, но предполагал, что он превзойден.
- А где Лендсир? - спросил он. Сестра его напоминала кухарку, которая заявляет об уходе перед званым обедом.
- Если ты имеешь в виду твоего друга Листера, - ответила она, - он ушел.
Пруденс очень глубоко вздохнула и прибавила:
- Тетя Гермиона выгнала его, дядя Галли.
- Что?
- Она узнала, кто он.
Галли посмотрел на сестру, поражаясь ее проницательности.
- Как это ты? - поинтересовался он.
- Фредди любезно сообщил мне.
Галли обернулся к племяннику; монокль изрыгал пламя:
- Ну ты и кретин!
Именно здесь состоялся описанный выше разговор, в который внесла свою лепту и Пруденс, сообщая чистым сопрано, что выйдет замуж за того, кого любит, невзирая на тупоумных родственников. Леди Гермиона исполняла примерно ту роль, которую исполняет председатель шумного собрания. Она стучала ложкой по столу, когда вошла Вероника, нередко усмирявшая споры. Те, кто знал ее, понимали, что она попросит ей все объяснить, а этого никакие нервы не выдержат.
Галли перестал обзывать Фредди. Фредди перестал размахивать руками и взывать к справедливости. Пруденс перестала говорить, что у них будет очень глупый вид, когда ее найдут в озере. Леди Гермиона перестала стучать ложкой по столу. Словом, все было так, будто в котельную ударила молния.
Вероника сияла. Фотография, сделанная на маскараде в помощь униженным учителям, где она воплощала Дух Итонских Кортов, и та не была столь прекрасна. По-видимому, у нее разрослись глаза, щеки же обрели цвет, который неведом ни земле, ни морю. На руке сверкал браслет. Были и другие украшения, но чего-то ей явно не хватало.
- Фред-ди! - сказала она. - Дядя Кларенс не приехал?
Фредди устало провел рукой по лбу. Победа была близка, помехи его огорчали.
- Э? Да, он где-то тут. Наверное, у свиньи.
- Ты привез подарок?
- Что, подарок? Да-да. Вот, держи.
- Спасибо, Фред-ди! - сказала Вероника и отошла в уголок.
Как мы уже говорили, споры при ней прекращались; прекратились и теперь. Вернее, помолчав немного, все стали спорить шепотом, но незаметно голоса повышались, пока котельная не заработала во всю силу.
Галли сказал, что всегда ставил низко умственные способности племянника и никогда бы не держал пари, если бы тот вступил в соревнование с трехлетним дебилом, но такого все же не ждал. Это вне человеческих возможностей. Много лет назад, вспомнил он, ему пришло в голову, что новорожденного Фредерика надо было утопить в ведре, не считаясь с затратами, и он своих взглядов не изменил.
Фредди сказал, что в мире, вполне возможно, нет правды. Почему его никто не предупредил? Если суд потомков не решит, что во всем виноват Галли, а сам он чист и невинен, это уж бог знает что!
Пруденс сказала, что утопиться в озере - самое милое дело. Конечно, лучше стать миссис Листер, но, если ее ангела вышвырнули, она просто не понимает, что ей еще остается. К этому она присовокупила занимательную картину: дядя Кларенс ныряет перед завтраком и ударяется головой о ее раздутое тело. Тогда он задумается, объяснила она.
Леди Гермиона не сказала ничего, но стучала ложкой.
К чему бы все это привело, мы не знаем, ибо гул голосов прервал пронзительный звук:
- Иии-иии-иии-ии?!!
Летописец уже говорил однажды о таком же звуке, и вы не забыли, должно быть, какие были последствия.
Были они и теперь, хотя не совсем такие же. Галли, сравнивающий Фредди с полоумным продавцом устриц, которого он как-то встретил в Херст-парке, остановился на полуслове. Фредди, пытавшийся растолковать, что он понимает под духом единства, приводя примеры из жизни "Доналдсон Инкорпорейтед", застыл с открытым ртом. Пруденс, припомнившая к месту Офелию и вопрошавшая, чем она хуже, подскочила. Леди Гермиона уронила чайную ложку.
Все обернулись, и Фредди закричал.
Как прелестная юная мать держит младенца, Вероника держала ослепительное колье.
- О Фред-ди! - сказала она.