Онемевший Конрад опустил свои оскорбительного вида конечности. Он посмотрел на миссис Оти, перевел взгляд на дочку… Та все не сводила глаз с его рук - только что она узнала, что они чудовищны. Перед глазами Конрада нарисовалась жуткая картина: три поколения женщин семейства Оти - Дэлла, Джил, Кристи - ополчаются на него в тот самый момент, когда и без них несладко.
- Спасибо за совет. - Конрад едва сдержался, чтобы не высказать теще все, что он о ней думает.
А через коридор, в детской, его жена, успешно справляясь с ролью отца, призывающего пятилетнего сына к послушанию, не считала нужным сдерживаться.
ГЛАВА 8. Такой расклад
"Ну, старина Уэс, - бурчал себе под нос Роджер Белл, - надеюсь, это не какой-нибудь пустяк".
Мрачный Роджер с недовольным видом плюхнулся на белый твидовый диван в гостиной мэра; он уже мысленно прикидывал, как его внезапный уход скажется на отношениях с Гертландом Фуллером. Фуллер, президент одной из крупнейших страховых компаний на Юге - белый президент белой компании - готов был перечислить на счет "Ринджер Флизом энд Тик" миллион четыреста за то, чтобы Роджер Белый подготовил все необходимое для изменения статуса компании, которая находилась в собственности держателей страховых полисов и которую предполагалось сделать акционерной. Сказать, что Фуллер - клиент номер один, значило ничего не сказать. К тому же это - отличная возможность продемонстрировать всем коллегам в "Ринджер Флизом энд Тик", что к нему, Роджеру, идея расовых барьеров не применима. Когда Уэс позвонил и попросил приехать, Роджер как раз беседовал с Фуллером. Так зачем же он сорвался? К чему такая спешка, к чему вся эта невнятица насчет какого-то там "срочного дела", которую он впаривал Фуллеру? Роджер сидел, утопая в мягком диване Уэса Джордана, разглядывал эбонитовые стены гостиной и начинал закипать от злости. На себя - за то, что примчался по первому зову; на Уэса - за то, что тот обладает харизмой и умеет подчинить других.
Правда, томиться в приемной с мисс Бизли и полицейским-верзилой все же не пришлось - Глэдис Цезарь уже ожидала его. Она сразу провела Роджера в гостиную мэра.
- Поди ж ты, - буркнул он себе под нос, размышляя над подобным свидетельством своего статуса "очень важной персоны".
От нечего делать Роджер принялся разглядывать гостиную. На дальней стене висели йорубские церемониальные мечи из слоновой кости; сейчас их стало раза в два больше.
- Прямо йорубский арсенал, - удивился Роджер. - Что же это такое?
Очевидно, он задал вопрос вслух, потому что вдруг услышал:
- А знаешь что?
Из своего рабочего кабинета появился Уэс Джордан - ослепительная улыбка, рубашка без пиджака и "Взорвавшаяся пицца". - А знаешь что?
Роджеру показалось, что Уэс говорит на манер уличных парней. И он начал:
- Мне вот стало интересно: что та…
Но Уэс перебил его на полуслове:
- Роджер, у меня для тебя кое-что есть… Да, кое-что есть… Кое-что есть… - Уэс придвинул стул и опустился на него, подавшись всем телом вперед и положив руки па колени. - Угадай, кто сидел на этом диване? И часа еще не прошло.
- К чему гадать, ты, я вижу, и так скажешь.
Мэр пристально посмотрел на него:
- Инман Армхольстер.
Роджер тоже подался вперед:
- Да ты… - начал было он, но осекся, едва не сказав "шутишь". - Ну и ну! О чем же он говорил?
- Чуть было не вырвалось "шутишь"? - усмехнулся Уэс. - лора тебе, брат, отвыкать от этой вредной привычки, не стоит так реагировать на те маленькие сюрпризы, которые нам преподносит жизнь. Инмана тоже неприятно удивила моя осведомленность.
- И что ты ему сказал?
- Сказал, что у мэрии имеются свои источники информации. И это хорошо, потому что ситуация, учитывая известность Инмана в деловых кругах Атланты и популярность Фарика в спортивном мире, может подействовать на город как атомная бомба. Сказал, что, если нам не удастся разрешить проблему, как подобает серьезным людям, государственным мужам, дело может принять серьезный оборот, вплоть до расовых беспорядков.
- Расовых беспорядков? - переспросил Роджер. - Так прямо и сказал?
Уэс усмехнулся:
- Так и сказал. Для Атланты нет ничего страшнее. Эти угли всегда тлеют - только развороши их. Последние волнения - кстати, зачинщиками были белые - случились в тысяча девятьсот шестом году. Жуткие вещи творились… Но сейчас все может обернуться еще хуже.
- И что Армхольстер?
- Вряд ли до него дошло. Думаю, после "государственных мужей" он уже ничего не воспринимал. Все повторял: "Это какие же такие государственные мужи? Отто Бисмарк? Чжоу Эньлай? Джон Фостер Даллес? Дин Раск?" - Мэр усмехнулся. - Вот уж не ожидал, что он вспомнит Чжоу Эньлая и Джона Даллеса. Армхольстер все твердил: "Черта с два я стану корчить из себя государственного мужа. Мою дочь изнасиловали! И этот подонок заплатит сполна!" Знаешь, Роджер, еще немного - и речь зашла бы о линчевании.
- Он произнес это слово?
- Да нет же, нет. Конечно же, о линчевании он не говорил. Хотя… Если бы в наше время это было возможно, уверен, Армхольстер не стал бы долго раздумывать. Уж больно он разозлился.
- Но послушай, на деле-то он пока еще ничего не предпринимал. Не заявлял в полицию, не обращался к прессе, да и с народом из Технологического вряд ли разговаривал. Так мне кажется. Хотя наверняка я не знаю.
- Роджер, ты когда-нибудь видел Инмана Армхольстера в деле?
- Э-э-э… нет.
- Инман с виду толстяк. Самый что ни на есть. С головы до ног. Могу поспорить, у него даже пятки жирные. Но этот белый толстяк из той породы, что встречается только здесь, в Джорджии. Ты не смотри на его жир, на самом деле он в два счета откусит тебе голову. И жир ему нисколько не мешает. Наоборот, подпитывает. Но Инмана сдерживает одно - он не хочет предавать дело огласке, трепать имя дочери. Вообще-то, в делах об изнасиловании пресса никогда не раскрывает фамилию пострадавшей. Однако тут другое. Ладно еще виновник изнасилования - знаменитый Фарик Фэнон. Но ведь и жертва - дочь не менее известного Инмана Армхольстера. Подобная комбинация - слишком большой соблазн для прессы. Так считает Армхольстер.
- Что же он хотел от тебя?
- Ничего. Он пришел потому, что я пригласил его. Я действовал по совету своего друга, Роджера Белла, хотя сам ни во что не вмешивался. В любом случае Армхольстер, и в прямом, и в переносном смысле, тот еще горлопан. Но он порядком разозлился, а блефовать не привык, только не он. Рано или поздно Армхольстер что-нибудь да предпримет. Так что я предложил ему: "Почему бы не передать дело в студенческий совет, комитет, или как там его? Они ведь занимаются жалобами на сексуальные домогательства. Прояснят ситуацию и примут решение. К тому же удастся избежать ненужной шумихи. Уж лучше они, нежели полиция или суд".
- А он?
- Расхохотался мне в лицо. Говорит: "Горстка студентов? Да эти уступят любому, стоит только надавить - администрации, спортивному комитету, группе активистов или кому еще". Тут он, кстати, может оказаться прав.
- А что должен сделать я?
- Не знаю… держать своего клиента подальше. Насколько это возможно для знаменитого на всю Америку футболиста с бриллиантами в ушах и парочкой фунтов золота на шее. Вы, господин юрисконсульт, должны уметь убеждать. Может, уговорите клиента снять с себя все эти побрякушки?
- Знаешь, мы с Фариком не очень-то…
- А попросить парня хоть немного отрастить волосы, чтобы тот не казался свирепым гладиатором на арене? Хотя это, наверно, будет уже чересчур.
- Мы с Фариком так и не нашли общий язык, - ответил Роджер. - Для него я чужой, из того мира, где носят костюмы с галстуками.
- У меня тоже такое ощущение, - признался Уэс. - Только посмотрю на твой костюм - сразу тянет к зеркалу выяснить, что не так с моим.
- А что, не мешало бы. - Роджер окинул Уэса взглядом. - Во всяком случае, Фарик больше слушает Дона Пикетта.
- Вот пусть Дон и поработает над ним. Но знаешь, я позвал тебя не для того, чтобы советы раздавать. Хочу предостеречь против кое-чего неизбежного.
- Что такое?
- Видишь ли, Роджер, с участием ли прессы или без нее, но слухи расползутся. И так уже в это дело посвящено слишком много народу. И лучше тебе быть заранее готовым к тому, что история… выплывет. Вопрос в том, когда это произойдет. И что за этим последует.
- Ну, Уэс… я даже не знаю. Понятия не имею. А что думаешь ты?
- Точно не скажу, - ответил мэр, - но в целом представление имею.
- И что же?
- А то… Погоди, как бы лучше выразиться… Ладно, скажем так… Есть две Атланты - черная и белая. - Мэр замолчал, как будто собираясь с мыслями. - Те высотки, что в центре, - это деньги белых. При всем при том, что черные составляют семьдесят, даже семьдесят пять процентов всего населения. - Он снова помолчал, затем продолжил: - Наши братья и сестры не слепые. - Мэр опять остановился. Роджер задумался над тем, к чему может привести это "наши братья и сестры" современной политической риторики, - на Уэса что-то не похоже. - Они видят, - вновь заговорил мэр, но тут же замолчал и многозначительно глянул на Роджера. - Знаешь, с трудом подбираю слова.
Роджер усмехнулся:
- Ты-то? С трудом? Да ладно тебе!
- Знаешь, дай-ка я лучше объясню наглядно.
- Наглядно?
- Покатаю тебя, устрою небольшую экскурсию.
- Какую еще экскурсию? - Роджер невольно бросил взгляд на часы.
- Не бойся, это ненадолго.
- Ха, так уж и ненадолго, - усомнился Роджер. - У меня несколько встреч, Уэс. Чтобы приехать сюда, пришлось прервать разговор с важным клиентом. Ты не пойми меня превратно, но…
- Именно так и пойму, - возразил мэр. - Ты пока даже не догадываешься, что Фарик Фэнон - самый важный клиент из всех, какие у тебя были. Роджер, я ведь тебя не просто так катать собираюсь. Я должен сказать тебе нечто особенное, но для этого мне нужна соответствующая обстановка. Идет?
Уэс смотрел очень серьезно, и Роджеру недостало сил отказаться, хотя в необходимость "небольшой экскурсии" он не очень-то верил.
- Что ж… идет, - согласился он. - Только вот позвоню своей секретарше.
- Давай звони, - ответил Уэс. - А я попрошу Глэдис вызвать шофера - пусть подготовит машину. Да ты никак сомневаешься, Роджер? Обещаю - жалеть не придется.
- Да нет, я не…
- О своей фирме не беспокойся. Твои боссы тоже пока еще не поняли, что дело Фэнона имеет для них первостепенную важность.
Итак, Роджер позвонил Роберте Хафферс, мэр - своей помощнице Глэдис Цезарь, и вскоре они уже спускались по небольшой лестнице в подземный гараж. У "бьюика" жемчужного цвета стоял шофер - шоколадный негр лет пятидесяти, настоящий громила с бычьей шеей. Над верхней губой у негра была тонкая ниточка усов. Он ожидал пассажиров, открыв заднюю дверцу машины. Для шофера он выглядел чересчур щеголевато - голубовато-серый двубортный костюм из ткани в крученую нить и темно-синий галстук. Надо же, крученая нить! Тут есть над чем задуматься.
- Роджер, - обратился к нему мэр, - познакомься, это Дэкстер Джонсон. Дэкстер, это мой старинный приятель по студенческому братству - юрисконсульт Роджер Белл.
Они обменялись рукопожатиями; у Дэкстера оказалась такая огромная рука, с такими гигантскими пальцами, что ладонь Роджера попала в стальные тиски между указательным и средним - всю руку он даже не смог обхватить.
Мэр с Роджером сели на заднее сиденье "бьюика", обтянутое кожей бордового цвета; Дэкстер сел за руль. Спина и плечи у него были до того широкими, что водительское кресло казалось для него маловато.
Мэр обратился к шоферу:
- Дэкстер, поедем в Такседо-парк. Только не через Пичтри, а по Пидмонт-авеню.
И Роджеру:
- Хочу показать тебе дом Инмана Армхольстера
Роджер посмотрел на Уэса и, вопросительно выгнув бровь, мотнул головой в сторону шофера.
- Все нормально, - успокоил его мэр, - тут все нормально. К тому же никому не запрещается глянуть на дом Армхольстера. Как-никак наша местная "достопримечательность". Иначе и не назовешь.
И вот уже "бьюик" ехал через черные районы центральной части города, бывшие когда-то средоточием жизни чернокожего высшего общества: магазины для черных, рестораны для черных, ночные клубы для черных, офисы, в которых работали черные… Эджвуд-авеню, Оберн, Эллис-стрит, Хьюстон… прежде всего Оберн. Еще раньше лидер черных, Джон Уэсли Доббс, в честь которого назвали Уэсли Доббса Джордана, дал району название Суит-Оберн, что значит Сладкий Оберн. Роджер подумал про себя, что ничего "сладкого" здесь нет. Обеспеченная прослойка черных давно уже переехала в Уэст-Энд, Каскадные Высоты и другие районы на западе города. Через самый центр Сладкого Оберна проложили широкое, приподнятое над землей шоссе. В Оберне стоял дом, где жили родители Мартина Лютера Кинга и где родился он сам; соседний квартал представлял собой мемориальный памятник - Центр социальных перемен ненасильственным путем. Останки Мартина Лютера Кинга хранились в мраморном саркофаге посреди Центра. Дом и соседний квартал считались одними из самых популярных мест туристического паломничества, но надолго в Суит-Оберне туристы не задерживались и деньгами не сорили.
Шофер повел машину под эстакадой трассы 75 - они проехали старый Дворец съездов Атланты и выехали на Пидмонт-авеню.
Мэр спросил Роджера:
- Какую улицу мы только что пересекли?
- Что-то не заметил, - признался Роджер.
- Понсе-де-Леон.
Название говорило само за себя - любой знал, что улица Понсе-де-Леон в восточной части делит город на территорию черных и белых. В западной части таким разделителем служат пути Норфолкской южной железной дороги. Посреди Понсе-де-Леон можно было запросто прочертить двойную линию - белую с севера и черную с юга - и сделать ее официальным барьером.
- К слову сказать, - заметил Уэс, - две трети Атланты сейчас находятся как раз за нами. - Мэр ткнул большим пальцем за спину. - То есть семьдесят процентов населения. Но никто этого не видит. Тебе случалось листать путеводители по Атланте? Которые "Олимпикс" издает? Попадаются толстенные тома, прямо романы, а не путеводители. Так вот, поначалу я глазам своим не поверил - как будто за пределами Понсе-де-Леон не существует ничего, кроме мэрии, офисов Си-Эн-Эн и мемориального комплекса Мартина Лютера Кинга. Представляешь, карты… обрезаны снизу! Чтобы ни один белый турист не вздумал забрести на южную часть Атланты. Не обозначены даже Ниски-лейк или там Каскадные Высоты…
- Ну, меня это не больно расстраивает, - заметил Роджер.
- Меня тоже, - сказал Уэс, - но ты ведь понимаешь, о чем я? Как отгородить белых туристов от черного населения, когда оно, население это, составляет семьдесят процентов? А так - сделать черных невидимыми! Ну вот, а теперь, как видишь, мы едем по Пидмонт-авеню, вверх по холму. И как думаешь, к чему это я? - Уэс улыбался своей ироничной улыбкой.
- Даже не представляю, - признался Роджер.
- Как раз сейчас мы едем по южному холму Голубого хребта Аппалач. Вот почему весь район Каскадных Высот сплошь холмистый и в названиях часто встречаются слова "вершины" или "холм". Атланта стоит на возвышенности, это самый высокий город из всех крупных городов, выше только Денвер. Остальные находятся на уровне моря, это портовые города. Даже Чикаго. Атланта возвышается на тысячу футов. Это средняя цифра, она обозначена на картах. Однако некоторые в Атланте живут выше остальных; сам знаешь, что имеют в виду, когда говорят "стекает вниз по холму". Мы с тобой живем в лучших районах Южной Атланты, но не будем обольщаться. Все же это подножие, а не вершина.
Когда "бьюик" остановился у светофора на пересечении Пидмонт-авеню и Десятой улицы, Роджер вдруг заметил, что они не доехали всего несколько кварталов до того места, где он застрял в пробке среди развеселой черной молодежи. В тот субботний вечер этот накачанный верзила Фарик Фэнон самым наглым образом вторгся в его жизнь.
Мэр махнул рукой вправо:
- Пидмонтский парк. А знаешь, что за здание в-о-он там… справа… я как раз на него показываю?
Роджер понял, что Уэса, точно мальчишку, прямо-таки распирает от желания просветить невежду. Но это его, Роджера, территория. И он тут же ответил:
- "Пидмонтский ездовой клуб".
Уэс разочарованно:
- А-а, так ты знаешь…
- Я рассказывал тебе о том вечере, когда приехал домой к Макнаттеру? - Роджер в деталях описал события того вечера, особенно оскорбительную выходку черного увальня, наследника луисвильской компании, перед лицом разодетой публики на террасе.
Не услышав от Уэса никаких комментариев, Роджер повернулся посмотреть на того. Уэс сидел с кислой миной на лице - казалось, он ждет не дождется, когда Роджер закончит.
- Знаешь, я тебе вот что скажу, - сказал он Роджеру. - В прошлом году мне пришло приглашение - конечно, по-тихому, без всякой помпы - вступить в "Пидмонтский ездовой клуб".
- Тебе?! Мне тоже пришло!
Теперь уже Уэс воззрился на Роджера. Лицо его приняло еще более кислый вид.
- Не думаю, что это добрый знак, - рассудил Роджер.
- Да уж, поверь мне на слово, - согласился Уэс. - Понимаешь, какая штука… сейчас я тебе все расскажу.
"Бьюик" катил в гору, мимо белой ограды с каменными колоннами, которая вела ко входу в "Пидмонтский ездовой клуб". Из-за крутого подъема самого здания не было видно.
- Видишь ли, в члены клуба я не хочу, - начал Уэс, - и в то же время кое-кто из этого клуба мне нужен.
- Нужен?
- Погоди, сейчас узнаешь. Это имеет отношение к твоему клиенту. Впрочем, как и вся наша поездка. Для начала расскажу тебе кое-что из истории. О расстановке сил на местности, так сказать. Да, о расстановке сил на местности.
Что ж, Уэс хорошо разбирается в топологии своей территории, этого у него не отнять. Роджер раньше не замечал, до чего же крут подъем из центра города вверх по Пидмонт-авеню и дальше к Северной стороне и Бакхеду. На вершине холма, если это, конечно, действительно холм гряды Голубого хребта, Пидмонт-авеню была сплошным бетоном и асфальтом, без единого деревца.
Тем временем они доехали до коммерческого района Бакхеда. Перед ними раскинулась сеть торговых пассажей, отелей, высоток из стекла, выставочных залов и ресторанов - самое сердце торговой Атланты. В центре города и прилегавших к нему районах высились одни офисные здания и башни отелей, магазинов почти не было. В самой верхней части холма Пидмонт-авеню переходила в Пичтри-стрит; "бьюик" свернул налево.
- Пичтри-стрит проходит по самому верху гряды, - пояснил мэр. - Вот почему она такая извилистая.
- А я слышал, ее проложили поверх старой индейской тропы, - сказал Роджер.
- Одно другому не мешает, - согласился мэр. - Не знаю, насколько сметливыми были эти индейцы, но уверен - у них хватило бы ума идти по верху хребта, а не по склону.
У офисной высотки "Бакхед Плаза" они повернули в сторону Уэст-Пэйсес-Ферри. Не успел Роджер и глазом моргнуть, как "бьюик" уже ехал под роскошным пологом зелени. Ветви с густой зеленой листвой, через которую кое-где пробивались лучи солнца, обрамляли дорогу воздушным тоннелем. Вдоль дороги на уровне трех-четырех футов от земли райскими кущами цвел кизил - те самые кусты, что так восхитили Роджера субботним вечером, когда он ехал по фешенебельному Бакхеду и впервые увидел дом Макнаттера.
Надо же, "бьюик" как раз пересекает Хэбершем-роуд!