- Хэбершем-роуд, - вслух произнес Роджер. - Чуть дальше - дом Макнаттера. - Рукой он показал направо. - Именно здесь я и встретился с моим… звездным клиентом.
- Ты ведь все еще не веришь мне, так? - спросил его мэр. И кивком головы показал: - Особняк губернатора.
Машина как раз проезжала мимо - особняк стоял немного в стороне от Уэст-Пэйсес-Ферри. Это было длинное, приземистое строение с множеством колонн, на первый взгляд довольно-таки скромное, напоминающее приземистый особняк Маунт-Вернона, родового имения Джорджа Вашингтона. Как это ни странно, гораздо большее впечатление производила широкая ограда из кирпича и сварочного железа, огибавшая отнюдь не малую территорию. Вскоре машина поравнялась с высокой глухой стеной. Такой высокой и так густо заплетенной растительностью, что разглядеть что-либо по ту сторону не представлялось возможным. День был в самом разгаре, солнце палило нещадно, но благодаря ярко-зеленой листве деревьев над главной улицей Бакхеда с ее великолепными особняками сохранялась мягкая, приятная тень. Стена закончилась, и "бьюик" свернул направо.
- Такседо-роуд, - пояснил Уэс. - А сейчас будет Такседо-парк. Так, ничего особенного… Здесь все похоже.
И снова эти необъятных размеров зеленые холмы-"груди", те самые, которые он видел в тот вечер, когда ехал к Макнаттеру! А на вершине каждого холма… особняки, окруженные кустами кизила с шапками цветов. И деревья… удивительно высокие… с кронами золотисто-зеленой листвы.
- Обрати внимание, Роджер, - сказал Уэс. - Видишь те деревья? Сосны? А еще там клены, дубы, робинии, платаны, буки, каштаны… В нашем же районе, в Южной Атланте, только и увидишь что сосны. Даже в Ниски-лейк, которым ты так гордишься. Деревьям лиственных пород необходима зимовка, хотя бы две-три недели в году. Атланта находится на возвышенности, и в южной части действительно бывает довольно прохладно. Но вот в районе Бакхеда случается и более холодная погода. Потому и лиственных деревьев здесь больше… Катимся под гору, Роджер, прямиком в Ниски-лейк, "стекаем вниз".
Такседо-роуд сначала огибала подножия "грудастых" холмов с особняками, а потом плавно сворачивала в восточном направлении. Особняки с участками земли становились все крупнее, листва на деревьях - все более насыщенного золотисто-зеленого оттенка.
Уэс показал в окно:
- Старая усадьба Кортни Дэнфорта. Не помню, как называется… то ли Виндмер, то ли Вуд Траш… В общем, как-то так. Да-а… что значит быть самым богатым человеком к югу от Делавэра. Дэкстер, останови-ка.
Роджер пригнулся, чтобы получше разглядеть стоявший на холме особняк - невероятных размеров кирпичное строение с четырьмя громадными колоннами перед главным входом. Тут и замысловатая угловая кладка, и крестовые своды, и пилястры… На втором этаже - десять окон, на первом - девять и входная дверь. Трудно даже представить, сколько в таком особняке комнат. На переднем плане, на лужайке разбросаны все те же кусты кизила, радовавшие глаз шапками цветов.
- Знаешь, как обращались к Дэнфорту рабочие на его шоколадной фабрике? - спросил Роджера мэр.
- Как?
- "Босс". "Босс, вы позволите?" И ему нравилось. Нравилось, когда к нему обращались "босс". У Дэнфорта была огромная плантация около Томасвиля - Троно. Если и не самая большая в Джорджии, то уж точно вторая по площади. На плантации трудилось около сотни черных, и все обращались к нему "босс". Дэнфорту это было прямо как бальзам на сердце. Мне рассказывал старый Джон Фогг, адвокат. Кажется, из "Фогг Нэкерс Рэндеринг энд Лин". Он был там. Когда к "боссу" приезжали гости и садились за стол, черные распевали для них спиричуэлы. - Мэр, пародируя, округлил глаза и запел: - "Бли-и-иже к тебе, Госпо-о-одь…" Очень трогательно, в лучших традициях. Уверен, у всех гостей глаза были на мокром месте.
- А у тебя, Уэс, приятный голос! - заметил Роджер.
- А то ты не знал, - усмехнулся мэр. - Не ты один интересуешься музыкой. Только вкусы у нас разные. Малер, Стравинский… да ну их! Спорим, даже Букер Вашингтон не разбирал вопли этих мартовских котов. Ну, ладно… Дэкстер, поехали дальше!
Они проехали еще немного, и мэр попросил шофера:
- Останови у того почтового ящика.
"Бьюик" остановился.
- Вот это я и хотел показать, - сказал мэр. Роджер посмотрел туда, куда он показывал. - Прямо как в джунглях. Но если присмотреться, можно разобрать.
Действительно, вокруг были сплошные деревья, кустарники, цветы… волны цветущего кизила. Но, присмотревшись, Роджер разглядел сквозь великолепную золотисто-зеленую листву холм с роскошной зеленью, на котором возвышался палаццо в стиле итальянского барокко - такие можно увидеть в Венеции или Флоренции. Палаццо был огромным, с розовато-красной лепниной на фасаде. Вверху, над окнами, шел изгиб высокого барочного карниза белого цвета; белая кайма доходила до крыши полуфронтона. На втором этаже под каждым окном можно было рассмотреть четкий рельеф гребня, тоже белого. Вся лепнина палаццо представляла собой пышные, волнообразные изгибы розовато-красного оттенка. С одной стороны палаццо имелся старомодный навес с большим цилиндрическим сводом; с другой - крыло с таким же сводом, в карнизах и с огромными арочными окнами. Через весь фасад тянулся белый поясок каменной кладки, пересекавшийся с поистине шикарным изогнутым карнизом над парадным входом.
Роджер не мог оторваться от удивительного особняка, создававшего ощущение движения. Вполголоса, обращаясь скорее к себе, чем к Уэсу, он выдохнул:
- Филип Шутцэ.
- Кто-кто? - переспросил мэр. - Это и есть дом Инмана Армхольстера.
- Армхольстера?
- Именно. Сзади - еще одно большое крыло, только отсюда не видно. А ты глянь на подъездную дорогу!
Подъездная дорога была вершиной расточительства. Взбираясь на холм, она дважды описывала широкие, не имеющие никакой практической ценности петли. По всей длине ее обрамляли кусты кизила, самшита и клумбы сине-желтых анютиных глазок.
- Согласно данным налоговой службы, - комментировал мэр, - это самый дорогой дом на одну семью. Длина фасада - триста двадцать четыре фута, длиннее, чем футбольное поле. В особняке тридцать две комнаты, библиотека, проекционная, гимнастический зал - куда, на мой взгляд, Армхольстер заглядывает нечасто, - застекленная терраса с балконом, встроенная оранжерея и лужайка для игры в сквош. Да, ванных комнат - девятнадцать. Девятнадцать!
- Откуда ты знаешь? - удивился Роджер.
- От налоговой службы - информация совершенно открытая.
- И сколько человек в семье? В смысле, сколько живет здесь?
- Трое, - мэр едко усмехнулся, - аж целых три человека: сам Армхольстер, его жена и дочь. Тридцать две комнаты. Вот в таком доме росла Элизабет Армхольстер. Кстати, в заднем крыле находятся восемь комнат для прислуги, кухня для прислуги и холл опять же для прислуги - уж не знаю, что под этим имеется в виду. Да, а где-то в задней части - бассейн, два теннисных корта и застекленная пристройка для пересадки растений.
- И еще это дом Филипа Шутцэ, - вставил Роджер. - Готов поспорить.
- Чей?
- Филип Шутцэ вместе с партнером Нилом Рейдом были самыми известными архитекторами жилых зданий в Атланте. Этот палаццо - классический пример работы Шутцэ. Стиль - итальянское или венецианское барокко. Такие палаццо строили для венецианских купцов. Кажется, в шестнадцатом веке. Помнишь "Венецианского купца"? Когда-то они были самыми богатыми людьми в мире. А изумительные произведения искусства в Венеции? Это все купцы… состязались друг с другом… у кого самая роскошная потолочная фреска.
Мэр в недоумении уставился на Роджера:
- Слушай, а ты прямо подсел на это "бледненькое" искусство, а?
Роджер чуть не задохнулся от гнева. "Подсел"? "Бледненькое"? Вот ведь сукин сын!
- Знаешь, Уэс, чтобы по достоинству оценить искусство, совсем не обязательно, как ты выразился, подсаживаться на него! Ради бога, перестань! Живопись и архитектура не бывают "черными" или "белыми" - искусство оно и есть искусство! Ты меня просто удивляешь своими заявлениями! Может, этот твой Андрэ Флит и способен нести всякую чепуху насчет "черного" искусства, но ты… Вот уж не ожидал!
Роджер и не заметил, до чего разошелся. Понял только тогда, когда поймал в зеркале заднего обзора внимательный взгляд шофера - тот будто прикидывал, не требуется ли мэру Атланты защита.
Уэс тут же пошел на попятную:
- Ладно-ладно, Роджер, ладно… Конечно, ты прав. Логика целиком и полностью на твоей стороне, а я, признаюсь, не всегда действую логично. Иногда мне кажется, что так называемое западное искусство не имеет ничего общего не только со мной, но и со всем населением Южной Атланты.
- Ну конечно, теперь ты продвигаешь идею, что являешься неотъемлемой частью Южной Атланты! Мои поздравления! А может, дело в том, что западное искусство не впечатляет твоих избирателей? Ты это имеешь в виду?
Уэс сверкнул глазами, но тут же к нему вернулась прежняя доброжелательность.
- Может, и так, может, и так… Но мне кажется, надо копать глубже. Иногда мои знакомые, из тех, кто живет здесь, в северной части города, - а это люди с деньгами, спонсоры… так вот, иногда они пытаются затащить меня на крупную выставку или открытие сезона симфонической музыки, но все это не то. Все эти дела… я к ним не имею никакого отношения. Таким уж родился, и с этим ничего не поделаешь. Меня искусство совершенно не трогает, ну, разве что только те суммы, которые вложены в него.
- А как же йорубские вещицы? В твоем кабинете их хоть отбавляй.
- Ну, понимаешь, Роджер, по крайней мере… Впрочем, к черту все это! Я не затем привез тебя сюда, чтобы вести споры об эстетике. Ведь мы же с тобой из одного братства, так?
- При чем тут эстетика? - возразил Роджер.
- А, какая разница! Я пытаюсь заключить союз. Вот увидишь - коллеги из "Ринджер Флизом энд Тик" будут гордиться тобой. Дэкстер, поехали к Блэкленд-роуд.
- А что там? - поинтересовался Роджер.
- Сейчас расскажу. Но сначала ты должен это увидеть.
Блэкленд-роуд находилась всего в четверти мили от особняка Армхольстера. Дома на этой улице отличались еще большим великолепием.
- Дэкстер, останови прямо здесь, - попросил мэр.
Перед Роджером возник необычный дом из камня, по крайней мере необычный для Атланты, - он имел вид средневекового английского поместья. Однако наблюдение это Роджер решил оставить при себе. Огромный дверной проем парадного входа венчался резным фронтоном, по всей длине фасада шли большие окна с крестообразными средниками и бесчисленными окошечками. Роджер и об этом предпочел умолчать. Видимо, Уэс ничего не желает слышать ни о резных фронтонах "белозадых", ни о крестообразных средниках "беложопых". Перед особняком стояла низкая каменная стена с парой богато украшенных каменных колонн. Подъездная дорога проходила через широкий, без ворот проем в стене и поворачивала прямо перед домом; эта часть дороги была выложена бельгийским булыжником. Все вместе смотрелось очень по-европейски - впрочем, замечание это не для ушей мэра Атланты. Одно только ставило Роджера в тупик - статуи двух птиц с распростертыми крылами; птицы замерли на колоннах фронтона. Обычно там помещали орлов, соколов или каких других хищников. Эти же выглядели на удивление безобидными птахами, даже какими-то испуганными.
- Не такой большой, как у Армхольстера, - заметил Уэс, - но все равно громадина, а?
- Да уж, - отозвался Роджер.
- А что это за птицы? - спросил Уэс. - Ну ни на что не похожи. Прямо чертовщина какая-то!
И надо ж было Уэсу спросить именно о том, чего он, Роджер, и сам не знает!
- Понятия не имею, - с едва заметным раздражением ответил Роджер.
С переднего сиденья, где сидел шофер, послышалось:
- Хе-хе-хе… Бьюсь об заклад, вы никогда не жили в деревне. Да любой в округе Догерти скажет вам. На нее нельзя охотиться - плантаторская птица. Наша добыча - белки да кролики. Ну да мы своего не упустим… - Дэкстер мотнул головой в сторону каменной стены. - Это ж перепелка! Только раз в десять больше. Ну да, перепелка и есть.
- Молодец, Дэкстер! - похвалил Уэс, явно довольный своим шофером. - Итак, каменный особняк, каменная стена и плантаторские птицы! Превосходно!
- Чей это дом? - спросил Роджер.
- Погоди, всему свое время, - ответил мэр. - Да ты не думай, я не в игры играю. Просто выстраиваю свое, если можно так сказать, повествование. Чтобы оно разворачивалось естественным образом.
- Ладно, - согласился Роджер, - давай выстраивай и разворачивай. - Сказал и почувствовал в собственном голосе нотки раздражения.
- Дэкстер, - обратился к шоферу мэр, - давай к Вайн-сити, Инглиш-авеню. На этот раз через Пичтри.
- Вайн-сити? - переспросил Роджер. Мэр кивнул:
- Покажу тебе твой старый дом.
- Насколько я помню, - сказал Роджер, - мы оба уехали оттуда в одно и то же время, кажется в четвертом или пятом классе.
- Скорее, в шестом, - уточнил Уэс. - Помнишь, утром, перед тем как мы убегали гулять, твоя мама наказывала: "Чтобы к обеду были дома!" А мы носились по всей округе. Помнишь? До самого Блаффа и вниз, к лощине. А потом, уставшие, брели обедать. И ничего, никто за нас не боялся.
- Надо же! - поразился Роджер. - А я и забыл. В самом деле, так оно и было.
- Ну вот, а сегодня, господин юрисконсульт, - сказал Уэс, - сегодня наших с тобой мамочек хватил бы настоящий удар. Впрочем, сам увидишь.
По дороге в центр Роджер впервые заметил, что длинная Пичтри-стрит - сплошной холм, причем с довольно крутым подъемом. Вскоре они уже подъезжали к центру. Справа мелькнул Музей Хай - современное белое здание из разных геометрических фигур, торчавших во все стороны.
- Глянь на этот дурацкий музей, - сказал мэр. - Прямо завод по производству жидкости от клопов.
С переднего сиденья раздался громкий хохот Дэкстера.
Здание музея было спроектировано известным архитектором Ричардом Майером (белым!), но Роджер Белый снова промолчал. Только заметил:
- Я слышал, скоро открытие какой-то грандиозной выставки - сотни картин Уилсона Лапета. Вроде как он спрятал их перед смертью. Ты в курсе?
- Ага. Сотни картин в так называемом "гомоэротическом жанре".
- Пойдешь?
Уэс презрительно усмехнулся:
- Ну уж нет, этот официального благословения мэра Атланты не получит. Меня, само собой, приглашали, и не один раз. Очаровательные леди, возглавляющие музей, - а я говорю о дамах из Бакхеда, дамах при деньгах, - приходили ко мне в мэрию целой делегацией. Убеждали, что это будет одно из ключевых событий в истории города и без присутствия мэра не обойтись.
- Что же ты им сказал?
- Улыбнулся, поблагодарил за приглашение и сказал, что сверюсь со своим расписанием.
- А потом?
- Оказалось, что я занят. - Уэс смотрел прямо перед собой, через переднее стекло, будто бы глядя на скопление небоскребов, цепочкой растянувшихся по линии горизонта. Потом перевел взгляд на Роджера. - А знаешь, занятно получилось… Как раз тот случай, когда мое политическое чутье один в один совпадает с личными ощущениями. - Мэр улыбнулся своей очаровательной улыбкой. - Боюсь, я слишком разоткровенничался насчет своего отношения к "западному искусству".
- Да уж, - со значением произнес Роджер.
- И, кажется, ясно дал тебе понять, что думаю насчет движения "голубых" и так называемой "борьбы за права"?
- Яснее некуда.
- Так вот, открытие выставки Лапета станет, кроме всего прочего, торжественным почитанием этих самых прав. Пришлось бы весь вечер просидеть на самом видном месте с благообразной миной - благословляя эту "борьбу" и этого старого гомика. Стоит мне проторчать в этом "клопогоне" всего три-четыре часа, как я лишусь значительной части своего самого преданного электората.
- Как так? - не понял Роджер.
- Думаю, леди из Бакхеда, да и белые вообще, даже не подозревают, насколько черным до лампочки эти их выставки. А все потому, что и сами не понимают, для чего устраивают шумиху вокруг "западного искусства". Они ведь празднуют достижения в области своей культуры, тем самым как бы говоря: "Мы - сипа! Творческий поиск, талант… все это у нас! Историю творим мы!" Конечно, время от времени белые устраивают и выставку черного художника, но это всего лишь из чувства вины… или ради просвещения… или, к примеру, так: "Видите? Мы выставляем всех. Но заметьте, до чего мало их - тех, кто дотягивает до наших стандартов!" Эти люди - настоящие шовинисты от культуры, но такая мысль просто не приходит им в голову. Нашему народу придется не по нраву, если их черный мэр явится на подобное торжество белых шовинистов от культуры. А у самого черного мэра еще меньше желания идти на выставку, славящую "борьбу за права сексуальных меньшинств".
Между тем вереницы высотных зданий проносились уже по обе стороны Пичтри - улица и в самом деле была просто создана для таких высоток. Да и где еще возводить подобные здания, как не здесь? Казалось, те, кто строил, именно так и думали. Одна башня выше другой… тридцать восемь этажей зиккурата из розового стекла - "Променад Два"… здание повыше, разделенное на две части, - "Променад Один"… затем пятьдесят два этажа башни "ГранПланнерсБанка", небоскреба из стекла, казавшегося вверху шире, чем в основании… "1 Атлантик Центр"… "Феникс-центр"… "Джи-Эл-Джи Гранд"… "Мейфэр"… "Колони-сквер"… высотное здание под номером 1100 по Пичтри-роуд… "Кэмпенили"… "Мосс-Ко-Тауэр"… "Фёрст Юнион Плаза"… и вот они уже в самом центре Атланты, на дне каньона, образуемого башнями по обе стороны Пичтри-роуд… "1 Пичтри Центр"… еще более высокий небоскреб "Армакско Колизей"…
Уэс показал на небоскреб:
- Памятник Инмана Армхольстера самому себе - "Хайят Ридженси"… "Мерчендайз Март"… отель "Уэстин Пичтри Плаза"… Пичтри-роуд, сто девяносто один… Да, настоящий парад… - И пояснил: - Я повез тебя по Пичтри-роуд затем, что на этой улице наши друзья из деловых кругов Атланты воплотили свои мечты двадцатого века. Все эти небоскребы должны свидетельствовать о том, что Атланта не какой-нибудь там региональный центр, а крупнейший город в масштабах всей страны. И надо отдать деловым кругам должное - они преуспели. - Мэр сделал чуть заметное движение рукой в сторону возносившихся в небо башен. - Им это удалось! Атланта любит мегаломанов - кажется, так их называют, - которые в своей одержимости отметают все возражения, однако не переступают грань разумного.
Шофер свернул направо, и мэр сказал Роджеру:
- Обрати внимание на указатель. - На указателе было написано: "Интернациональный бульвар". - Это новое название. Теперь посмотрим на мечты наших воротил в двадцать первом веке. Знаешь, что они задумали? Они хотят превратить Атланту во всемирный - всемирный! - центр… Вроде Рима, Парижа, Лондона, которые были всемирно известными городами в прошлом… Вроде Нью-Йорка, современного города мирового масштаба. Они не говорят об этом вслух, но наверняка думают, что заткнуть Нью-Йорк за пояс - лишь дело времени. Взять хотя бы аэропорт… По сравнению с нашим три нью-йоркских выглядят скромными посадочными полосами в какой-нибудь глубинке. И с такими людьми лучше не спорить! Они добьются своего… у них достанет амбиций, энергии, чтобы воплотить свои замыслы.
Тем временем "бьюик" уже подъезжал к огромному угловатому строению из известняка, возникшему по левую сторону дороги, - "Си-Эн-Эн Центру".