Верзила и ухом не повел. Конрад, потерпевший полную неудачу, повернулся к контролерше. Она все так же не обращала на него никакого внимания - писала что-то на бланке. Тем временем кучка любопытных выросла в настоящую толпу. Толпа гудела, предвкушая бесплатную забаву - объявился злополучный владелец машины, обескураженный и в расстроенных чувствах.
На этот раз Конрад крикнул контролерше:
- Эй, мисс!
Она посмотрела на него; Конрад перепрыгнул через буксирную цепь и оказался прямо перед ней.
- Да объясните же, что все это значит! Это моя… понимаете?.. моя машина!
Контролерша посмотрела в бланк и, не глядя на Конрада, махнула в сторону "хонды":
- Машина - в красной зоне. Да еще и на тротуаре.
Конрад в отчаянии развел руками:
- Но я не парковал ее в красной зоне! Не парковал! Клянусь! Послушайте, мисс, нет, вы послушайте… Машина стояла вон там, по другую сторону линии!
- Как стояла, так и стоит. Когда я звонила диспетчеру, машина была в красной зоне.
Сказала она это простым, будничным тоном, однако из толпы донеслись "Ага-а!" и "Ну да-а!". Контролерша, уже явно работая на публику, прибавила:
- Никогда не видела, чтобы машина сама по себе переехала в красную зону.
- Оба-а-а! - выдал один из зевак.
- Так-так-так! - протянул другой. Они явно ждали, когда начнется свара.
- Послушайте, мисс, - Конрад пытался доказать свою правоту, выдвигая убедительную аргументацию, - говорю вам - не парковался я в красной зоне. Честно! А если бы даже и припарковался, неужели заехал бы передними колесами на тротуар? Где логика?
Женщина хмыкнула:
- Мне платят не за то, чтобы я разбирала - разумно поступают водители или неразумно. Да никаких денег не хватит, чтобы за такое платить.
Ее тирада вызвала гул одобрительных "Во-во!" и "Точно!". Чувствуя такую поддержку, толстушка осмелела. Обычно уличная толпа выступала против тех, кто выписывает штрафы, но эта контролерша завоевала симпатию зевак своим острым язычком. И она пошла дальше:
- Моя работа - следить, чтобы машины не парковали в неположенных местах. А в случае такой парковки вовремя отгонять их. Здесь же налицо все мыслимые и немыслимые нарушения - и тебе красная зона, и гидрант, и колеса на тротуаре… Отсюда и эвакуатор.
- У-у-у! А-а-а! Точно-точно! - завыла толпа. - Вот тебе, парень, и эвакуатор!
Конрад стоял как оглушенный. Вдруг он понял, как все было на самом деле. Протиснувшись в узкую полоску разрешенного для парковки места, Конрад своей "хондой" преградил выезд стоявшему сзади "шевроле". Водитель "шевроле", вернувшись, увидел, что его обложили со всех сторон. Чтобы выехать, он подтолкнул маленькую "хонду" вперед - мощный "шевроле", чистый зверь, протащил машину так, что та заехала передними колесами на тротуар.
- Но это… это несправедливо! - возмутился Конрад. - За мной стояла машина - она-то и подтолкнула "хонду"! А иначе как "хонда" могла оказаться на тротуаре?
Конрад с таким жаром доказывал свою правоту, что контролерша даже отступила на шаг. Вздохнув, она глянула на бланк и покачала головой:
- Не знаю я ничего про другую машину. Да и все равно уже поздно.
- Поздно?! Как это поздно?! - возмутился Конрад. - Ну, пожалуйста! Вот же он я, здесь! И это моя машина! У меня и ключи есть! Я сам могу убрать машину!
В подкрепление неопровержимой логики своих рассуждений Конрад выбросил перед собой руки, всем видом как бы говоря: "Это же ясно как день! Только дурак не уразумеет, что к чему!" Однако в его случае ничто не помогало.
Досадливо поморщившись, контролерша уставилась в бланк:
- Слишком поздно. Я уже выписала штраф. Да и диспетчеру сообщила. А что написано, то написано.
- Ну так и ладно! Дайте мне листок со штрафом. Только позвольте забрать машину. Она мне нужна!
- Говорю вам - слишком поздно. Как только штраф выписан, диспетчер оповещен, а буксирная цепь пристегнута - все. Отгонять так отгонять, тут уж ничего не поделаешь.
- Но это… это несправедливо! - возмутился Конрад.
- У-у-у! А-а-а! Отгонять так отгонять! - зашумела толпа.
Конрад посмотрел на зевак, чьи любопытные лица как бы говорили: "Ну, а теперь что? Что ты предпримешь?" Он перевел взгляд на контролершу, упивавшуюся новой для нее ролью уличной артистки. Глянул на водителя эвакуатора, но тот уже сел в кабину и завел мотор, собираясь затаскивать "хонду" на платформу.
Но это… это несправедливо! Да и мыслимо ли - остаться без машины?!
В этот момент эвакуатор надсадно взревел; раздался ужасный, резкий вой буксировщика. Зеваки вдруг притихли, с интересом ожидая кульминации драматического действа. Власть, облеченная полномочиями! Мощный эвакуатор! Желто-зеленая краска сияла под многочисленными слоями блестящего лака. На дверце кабины красовалась размашистая надпись из серебристых букв с отсвечивающей черной тенью: "Три С: эвакуация и ремонт". Конрад глядел на все это с отвалившейся челюстью. Огромная равнодушная машина показалась ему воплощением высокомерной властности контролерши и водителя.
Маленькая "хонда" медленно поползла вверх по платформе. Вскоре ее, оказавшуюся на закорках у эвакуатора, закрепили и обвязали; потяжелевший эвакуатор не спеша отъехал. Все это время зеваки глядели на Конрада, на это ничтожество, пустое место, стоявшего с ключами в руках и смотревшего, как облеченные властью увозят его машину прямо у него на глазах. "Моя машина!"
С ним не только обошлись несправедливо, его самым наглым образом унизили. И перед кем - перед уличными бездельниками!
Конрад с трудом совладал со своим голосом, спрашивая у контролерши, какой штраф нужно заплатить и как получить машину обратно. Она отвечала ему вполне обычным, даже вежливым тоном, отчего Конраду стало еще хуже. Эта деспотичная натура унизила парня с его возражениями и жалким лепетом о несправедливости, однако одержанная ею победа оказалась настолько полной, что контролерша даже сочла возможным кинуть парню как собаке подачку в виде толики любезности.
Однако все это время Конрад помнил, что его ожидает еще более беспощадная публика. В питсбургской обветшалой "двушке" жена и теща, уже обвинившие его в никчемности из-за жалкого положения, отсутствия работы и ни на что не годных родителей… так вот, они ждали его возвращения. Машина тещи сейчас находилась в ремонтной мастерской; они договорились, что Конрад, когда вернется, отвезет ее в автосервис забрать автомобиль. И мать, и дочь были уверены, что даже такому безнадежному человеку, как он, вполне по силам вернуться из Окленда вовремя…
Конрад с ужасом думал о предстоящем телефонном разговоре.
Но неприятности начались гораздо раньше. Оказалось, что найти телефон в центре Окленда… в общем, телефонной будки нигде не было. Конрад упорно искал… Через три квартала будка обнаружилась. Чтобы позвонить в Питсбург - а это другой город - нужно было бросить четвертак. Но двадцати пяти центов у Конрада не нашлось. В кармане были только пять бумажек по двадцать долларов, бумажка в пять долларов и три по одному. Денег, слава богу, ровно столько, чтобы забрать машину. Контролерша сообщила, что за парковку в красной зоне с него возьмут тридцать долларов, услуги эвакуатора обойдутся еще в семьдесят семь. Сейчас же необходимо было разменять доллар. Но где?
Конрад огляделся… Одни офисные здания… а магазины такие, что просто так деньги не поменяешь… Конрад прошел еще немного… Наконец в холле одного офисного здания он заметил киоск, торговавший конфетами. Смуглый продавец, очевидно азиат, даже не удостоил его ответом. Только с кислой физиономией указал на небрежно нацарапанную табличку у кассового аппарата: "Деньги не размениваем". Продавец вел себя так же оскорбительно, как и тот эвакуаторщик… относясь к нему, Конраду, с равнодушным презрением - один и тот же вопрос он уже тысячу раз выслушал от тысячи других шатающихся по городу приставал.
Самой дешевой в киоске была газета "Окленд трибьюн" - пятьдесят центов. Однако Конрад успел проголодаться и попросил шоколадку с орехом, на обертке которой было написано "высококалорийная". Шоколадка стоила шестьдесят центов, и на сдачу Конрад получил четвертак, монету в десять центов и пятицентовик. Скоро он еще пожалеет, что купил шоколадку, и вовсе не потому, что она тонким лезвием невероятной приторности вонзилась в его желудок, заглушив голод на какие-то несчастные минут десять.
Вернувшись на три квартала назад, Конрад зашел в телефонную будку и заказал разговор с Питсбургом за счет вызываемого абонента. Однако четвертак, который должен был вернуться к нему после соединения, аппарат проглотил. На том конце ответила Джил. Конрад говорил с женой, и она каждый раз переспрашивала его, повторяя медленно и громко, как будто с издевкой. Конрад не сразу догадался - это чтобы мать слышала. Когда же он стал рассказывать, как обнаружил машину на тротуаре и в красной зоне, Джил не поверила:
- Ты поставил машину в красной зоне? В красной зоне?! На тротуаре?!
"Нет! Нет! Нет! - хотелось крикнуть Конраду. - Я не ставил, она уже стояла там!"
- В красной зоне? В крас-ной?! На тро-ту-а-ре?!
Даже контролерша и та не вкладывала в свои слова столько презрения. Джил вдруг поинтересовалась, как прошло собеседование. Конрад замялся и в конце концов пробормотал что-то насчет повторного тестирования.
- Повторное тестирование? Повторное?!
Конрад не стал больше ходить вокруг да около и рассказал, как все было. Джил оборвала его, не дослушав - так обрывают безнадежного неудачника, подробности очередного провала которого уже никого не интересуют.
- Конрад, сейчас же забирай машину и возвращайся. Мы все тебя ждем - мама, я, дети… Ты всех нас ставишь в затруднительное положение. Так что давай - одна нога там, другая здесь.
Повесив трубку, Конрад почувствовал, что его словно бы лихорадит от коварного недуга (название которому - хроническое невезение). Ему пришлось порядочно прогуляться по Бродвею до конторы по уплате штрафов на Франк Огава Плаза, 150 - прежде, чем забрать эвакуированную машину, полагалось заплатить штраф. Контролерша, верзила с ковбойской шляпой, толпа зевак, азиат за прилавком - после всего этого Конрада действительно лихорадило.
В конторе, взимавшей штрафы, был целый ряд окошек, но работало только одно. Конрад оказался в конце длинной, унылой очереди, запертый в четырех стенах серо-бурого цвета, с флуоресцентными лампами под потолком. Только минут через сорок он подошел к окошку, в котором сухопарая женщина с выражением бесконечного терпения на лице сообщила ему, что необходимо доплатить еще тридцать долларов. Конрада как кипятком ошпарило. Нет у него лишних тридцати долларов! Да и за что? А за то - за парковку на тротуаре. И еще тридцать за парковку в красной зоне. А иначе он не получит квитка, на основании которого ему отдадут машину. На стоянке же все равно придется заплатить семьдесят семь долларов. Если, конечно, он успеет до семи. А за эвакуацию что-нибудь полагается? Служащая уставилась в штрафную квитанцию. Машину отбуксировали ровно в одиннадцать. Она глянула на часы. Если успеет до семи, то нет. В противном случае придется заплатить еще пятьдесят долларов в сутки за передержку. Итак, всего с Конрада причиталось сто тридцать семь долларов. У него же с собой было лишь сто семь долларов пятнадцать центов. Но и это еще не все. Оказалось, что стоянка… Конрад думал - это какая-нибудь муниципальная стоянка в центре, неподалеку от самой конторы. Однако выяснилось, что машину отогнали на собственную стоянку буксировочной компании. В городе их было две; его машину отогнала та, что открылась недавно, "Три С: эвакуация и ремонт". И находится она… на Келер-авеню, в Восточном Окленде. О Восточном Окленде Конрад знал только одно - трущобы. У него даже потемнело в глазах. Его машина - посреди самых трущоб… во владениях этого верзилы в ковбойской шляпе.
Конрад заплатил шестьдесят долларов и вышел. С квитком, сорока семью долларами и пятнадцатью центами в кармане, бьющимся сердцем и огромной проблемой. Откуда взять недостающие двадцать девять долларов восемьдесят пять центов? Нет, проблема не одна, их две, три, даже четыре - с каждой секундой ком все нарастал. Единственный выход - снова звонить Джил. При одной мысли об этом Конраду становилось не по себе. Если деньги у Джил есть, как она передаст их? Перешлет? Но как это делается? Конраду никогда еще не приходилось получать деньги телеграфным переводом. В детстве, когда они жили в Сан-Франциско, он часто бывал с отцом и матерью в "Вестерн Юнион" - те клянчили деньги у родителей и друзей, выдумывая небылицы одну другой краше и давя на жалость. Деньги им присылали в виде почтового перевода. У Конрада же положение было до того паршивое, что он и позвонить-то не мог - в кармане лежали пятнадцать центов. Вот купил бы вместо шоколадки газету, остался бы четвертак. Но ему, видите ли, шоколадку приспичило!
Конрад в задумчивости потеребил ус. Потом быстро зашагал, прикидывая, где бы разменять доллар. Два, три, четыре квартала… У Конрада возникло такое ощущение, будто давление подскочило - руки и ноги прямо-таки налились кровью. Ну, наконец-то! В одной из стен оказалась дыра - окошко, где продавали всякую канцелярскую мелочь, солнцезащитные очки, шоколад, газеты… На радостях Конрад даже не стал просить разменять доллар. А сразу купил "Окленд трибьюн" за пятьдесят центов. К его ужасу, продавец, невысокий субъект с темной, оливкового цвета кожей, непроницаемой физиономией и отвисшей губой, дал сдачу одной монетой в пятьдесят центов. Пятьдесят! В автомат такую не сунешь! Конрад сто лет уже не встречал их, и вот на тебе! Ну почему, почему именно сейчас! Только после настойчивых просьб продавец согласился разменять монету на два четвертных.
Газету Конрад выбросил в мусорный бачок на углу. Итак, у него есть две бумажки по двадцать долларов, бумажка в пять долларов, в один, два четвертных, монета в десять центов и в пять. Он снова пошел, углядев на расстоянии телефонную будку. Зайдя, сунул в прорезь монету. В трубке - тишина. Вернуть монету не удалось - Конрад и за рычаг дергал, и стучал по аппарату - все напрасно. Он запаниковал; похолодевшие руки-ноги будто усохли. Конрад зашагал обратно, к тому, первому телефону, по которому говорил с Джил. Сердце у него так и колотилось. Осторожно опустив в прорезь последний четвертак, он заказал разговор. И поведал Джил о своей неудаче, от начала и до конца.
На этот раз Джил надолго замолчала, и это ее молчание было хуже любых слов. Выслушав его, она отошла от телефона. По прошествии некоторого времени, показавшегося Конраду вечностью, жена вернулась. Бесстрастным тоном Джил сообщила ему, что у них с матерью наличными имеется только двадцать три доллара. Таким же бесстрастным тоном она сказала, что придется потратиться сначала на такси до банка, а потом снова на такси, уже до этого дурацкого филиала "Вестерн Юнион", где бы тот ни находился. Все тем же бесстрастным тоном, сдерживая готовый вырваться наружу гнев, Джил поинтересовалась: он хоть отдает себе отчет в том, до чего же… до чего?.. Она так и не нашла нужное слово. Когда Конрад наконец повесил трубку, в горле у него пересохло - он едва мог говорить.
Одно утешало - на этот раз автомат после разговора хотя бы вернул монету. Итак, Конрад стоял в центре Окленда с сорока шестью долларами сорока центами в кармане и ждал, пока жена перешлет тридцать пять долларов и перезвонит. Пришлось бродить возле будки в ожидании звонка. Своим бесстрастным тоном Джил здорово задела его. Эти ее намеки на то, что он, Конрад, превратился в неудачника по жизни. Что потерял работу, не прошел простейшее собеседование и в довершение всего оказался без машины. "Нет!" закрадывалось в его сердце и становилось так тоскливо. Конрад посмотрел в небо - сплошная синева, без единого облачка, но все же солнце светило уже не так ослепительно. Когда Конрад повесил трубку, было тридцать пять минут третьего. Сейчас же - без пяти три, да и солнце передвинулось. День начал неуклонно убывать, и если не успеть на стоянку до семи, придется платить за сутки передержки. А такой суммы у него не найдется. От беспокойства у Конрада засосало под ложечкой.
Джил перезвонила только в половине четвертого. И нудно, со всеми подробностями, принялась описывать, как добиралась на такси, выложив за поездку двадцать два доллара пятьдесят центов. Только потом она назвала адрес филиала "Вестерн Юнион", где Конрада будут ждать тридцать пять долларов: Бродвей, 1400. Ну, слава тебе, господи! Конрад по крайней мере знал, где это. Однако оказалось, что по этому адресу находится… аптека. Не зная, что и думать, Конрад бросился спрашивать прохожих. "Простите, вы…" Первые двое не обратили на него никакого внимания, как будто он был попрошайкой. Но почему? Ведь на нем костюм с галстуком! Может, в его взгляде они что-то такое разглядели? Может, лихорадочное волнение отразилось у него на лице? Следующие трое ответили, что не знают. Конрад глянул на часы - тридцать две минуты четвертого. Наконец пожилая дама в темно-синем спортивном костюме и ослепительно белых кроссовках подсказала ему, куда идти. Филиал находился в шести кварталах, на Франклин-стрит. Конрад поспешил туда, но на Франклин-стрит вместо "Вестерн Юнион" обнаружил… магазин бакалейных товаров. Вернувшись на Бродвей, Конрад начал останавливать прохожих одного за другим; теперь люди смотрели на него так, будто у него не все дома. В конце концов какая-то молодая женщина азиатской внешности - кореянка? японка? - подсказала: филиал находится в здании обменного пункта… идти вон туда. Так что Конрад помчался "вон туда". И действительно, внутри обменного пункта оказалось окошечко "Вестерн Юнион". Похоже, теперь они занимались в основном денежными переводами и чаще всего располагались в аптеках и магазинах, объединенные общей компьютерной сетью. Времени было тридцать пять минут четвертого.
Пока Конрад дошел до филиала, часы показывали уже без пяти четыре. Очередь оказалась небольшой - всего несколько унылых лиц. Обслуживал один-единственный клерк, вежливый азиат за кассовым аппаратом. Все стоявшие в очереди либо получали деньги, либо отправляли или же с нетерпением дожидались переводов.
Когда подошла очередь Конрада, было уже двадцать пять минут пятого. Отсчитав последнюю новенькую банкноту, клерк задал контрольный вопрос, чтобы удостовериться - деньги получает тот, кому они предназначены. Вопрос придумала Джил; из уст клерка с его щебечущим акцентом прозвучало:
- Как са-вут оса Дшил и как ео дол-нась?
И Конрад произнес те самые слова, которые обозначают существо высшей касты, не имеющее ничего общего с ним, Конрадом Хенсли:
- Доктор Арнольд Оти.
Клерк просунул в щель под окошком тридцать пять долларов. И Конрад тут же пожалел, что не попросил Джил переслать больше - доехал бы сейчас до стоянки на такси. Времени было уже половина пятого. У него оставалось еще два с половиной часа, но Конрад понятия не имел, как добраться до места. Потратить он мог только четыре доллара сорок центов. Значит, придется ехать на автобусе. Но на каком? И откуда? А вдруг автобусы туда не ходят? Конрад спросил у клерка. Тот странно так посмотрел на него и усмехнулся:
- Ну што вы! Да я и снать не снаю! Вос-то-ши Ок-лен? Ха-ха-ха… Туда я не есить, нет… ни са што!