У Мэйсона была привычка говорить при встрече с другими "Отлично" независимо от того, интересовался ли собеседник его самочувствием или нет. На Чарли же произвело впечатление то, что дворецкий запомнил фамилию Летти.
- Так вот, Летти… В жизни Мэйсона с тех пор случилось много чего хорошего.
Слова Чарли поставили дворецкого в тупик.
- Мэйсон, расскажи-ка миссис Уизерс о сыне и дочке.
Мэйсон всем своим видом выражал нерешительность. Видя это, Чарли прибавил:
- Скажи, где теперь твой сын?
- Учится в Технологическом, - ответил Мэйсон.
- Расскажи миссис Уизрес, что он изучает.
- Электротехнику, - ответил дворецкий. Теперь он переводил взгляд то на Чарли, то на Летти Уизерс. Такое выступление на публике смущало Мэйсона. Чарли чувствовал его смущение, однако вознамерился настоять на своем. Он затеял это вовсе не ради Летти Уизерс. Взгляд Чарли перескакивал с Мэйсона на Ричмана и обратно.
- И где он уже? - спросил Чарли. - Где именно?
- Где? - Старый дворецкий не понял, что имеет в виду Чарли. - В Технологическом? - неуверенно ответил он.
- Да нет, я про аспирантуру, - сказал Чарли. - Понимаешь, Летти, парень учится в аспирантуре. Бакалавра уже получил. Еще в прошлом году. Так, Мэйсон?
- Да, сэр.
- А теперь учится в аспирантуре, так? Трудится над крупным проектом. Самым крупным у нас, на Юге. А то и во всей стране, - пояснил Чарли. - Правильно я говорю, Мэйсон?
- Да, сэр.
- Я вот тоже закончил Технологический, - сказал Крокер, - но в аспирантуру меня бы ни за что не взяли! Спорим, Мэйсон, а? У тебя-то на этот счет сомнений нет, верно? - И снова метнул взгляд на Ричмана.
- Нет, сэр. - Лицо дворецкого исказила вымученная улыбка - гримаса неловкости. - То есть да, сэр, думаю, вас бы взяли. Если бы вы захотели.
- Э, нет, Мэйсон, - засмеялся Чарли, - ни в коем разе. Только не эти умники из Теха! Ну-ка, а теперь расскажи миссис Уизерс о дочке. Где сейчас твоя Верна?
- В Атланте.
- И что она там делает? Она ведь медсестрой работает, правда? И где же?
- В травме… Это в Эмори. - Мэйсон отвечал, выгнув плечи вперед и сцепив руки - прямо примерный ученик у доски.
- Отделение травматологии в Эмори, - повторил Чарли. - А ведь это чертовски серьезная работа… что скажешь, Тэд? - И посмотрел на Тэда Нэшфорда, хирурга, сидевшего слева от Летти. Потом перевел взгляд на Ричмана - удостовериться, что тот слушает. И снова на Тэда.
- Что правда, то правда, - подтвердил Нэшфорд, - работа действительно серьезная.
Чарли расплылся в улыбке - он торжествовал.
- Сдается мне, Мэйсон, это просто здорово, а? Ты небось гордишься?
- Да, сэр.
- И не только детьми, так ведь? А и самим собой. - Чарли пристально посмотрел на дворецкого.
Мэйсон понял, на что намекает хозяин.
- Да, сэр. Но я вот думаю… мне так кажется, что… без вас-то, кэп Чарли, я бы ничего не смог… Вы к нам так добры.
- Да ну, чепуха, Мэйсон, - великодушно отозвался Крокер. - Всего и делов-то позвонить человечку-другому. А вот дети у тебя в самом деле молодцы.
Чарли снова глянул на Ричмана. И в то же время заметил, что Уолли, его шестнадцатилетний отпрыск, сжался так, что едва выглядывал из-за стола. Он как будто пытался отстраниться от чего-то отвратительного и все беспокойно поглядывал на Серену. Та же смотрела на него, Чарли, и взгляд ее выражал отнюдь не гордость за покровительство, оказанное мужем преданному черному слуге. Более того, взгляд этот осуждал. Но с какой, черт возьми, стати? Ведь он, Чарли, всего-навсего хочет показать Ричману, какие теплые отношения сложились между хозяевами Терпмтина и работниками, как терпимо относятся первые ко вторым, какие они, хозяева, какие просвещенные, наконец. Что же в этом плохого?
И вдруг за столом раздался громкий хохот. Вне всяких сомнений, это… Билли Басе. Он откинулся на стуле всей своей неуклюжей тушей, запрокинув голову далеко назад. Билли смеялся так, что потом, задыхаясь, хватал воздух ртом. Этот жизнерадостный великан с внушительным брюшком всегда выглядел неряшливо. Обвисшие веки и бородавки придавали ему сходство с гончей; редеющие седые волосы постоянно торчали во все стороны. Глядя на него сейчас, когда Билли вот так откинулся на стуле в своем охотничьем костюме цвета хаки… толстый стареющий мужлан с сельских окраин (а он таким и был), трудно было представить его сорок лет назад, в прекрасной физической форме, старшекурсником Технологического, игравшим за университетскую сборную. Чарли, тогда первокурсник, стоял в защите. И этот самый мужлан теперь как сыр в масле катается. В 1987-м, на пике экономического подъема, он был одним из немногих застройщиков, кто догадался продать свои акции. В детстве Чарли еще не знал Билли, однако тот был почти что их соседом - жил в округе Догерти. Жили они тогда одинаково - та же безродность и беспросветная бедность. Вот уже много лет Билли был компаньоном Чарли по охоте, закадычным дружком, неистощимым на добрый старый босяцкий юмор. Завсегдатай Терпмтина, Билли неизменно присутствовал на всех шикарных вечеринках вроде той, какую Чарли затеял на этот раз. Внимание всего стола было приковано к Билли. Наконец, отдышавшись, он перестал раскачиваться взад-вперед и со слезами на щеках пробасил сидевшей рядом Ленор Нокс:
- Как… как вы сказали?… Бал в честь… больных СПИДом?
Ленор, когда-то первая леди штата Джорджия, в застольных беседах была незаменима, она справлялась с любой ситуацией, однако на этот раз попала в затруднительное положение. Склонив голову вбок, миссис Нокс приготовилась защищаться.
- Я, конечно, слыхал о таких балах, - не унимался Билли, - да только впервые вижу человека, который побывал там! - "Человека" вышло как "чека" - дома Билли говорил на привычном языке джорджийской глубинки, коверкая слова похлеще Чарли. Обычно Басе принимался хохотать еще до того, как заканчивал шутку; волна его смеха подхватывала других, и становилось уже не важно, что он там собирался сказать. - Я, Ленор, родился в старые добрые времена, черт меня дери! Мать честная, да когда я был мальцом, любой, подхвативший венерическую - вышло: "ве-е-ричскую" - болезнь, ходил все одно что с клеймом. - Билли обвел взглядом сидевших за столом мужчин, как бы призывая батарею отозваться залпом громкого хохота. - Если подцепил сифилис или там трипак, это же позорище! - Он поискал взглядом губернатора Нокса - старик не знал, как быть, поскольку предметом насмешки вроде как стала его жена - потом поочередно перевел взгляд на Хауэлла Хендрикса, судью Маккоркла, Ричмана, Чарли, Тэда Нэшфорда и Слима Такера. Чарли с судьей уже смеялись - обычно на таких вечеринках с попойкой они же и подначивали Билли, выдававшего свои фирменные остроты. - Могу припомнить кучу народу с ве-е-ричскими болезнями, а вот чтобы в их честь затевали мероприятия!.. - На Билли нашел очередной приступ веселья. - Да еще балы с танцами! С танцами, понимаешь ли! Что-то не слышал я чего-нибудь вроде: "Ночь трипака с рэпом до утра!" или "Выпьем рюмку коньяка за дорогого сифака!".
- "Хип-хоп в честь герпетиков!" - с натугой выкрикнул судья Маккоркл, держась от хохота за живот.
- "Привет, носитель спирохет!" - внес свой вклад Чарли, согнувшийся в пароксизме смеха.
- "Отдадим должное прыщам и гною на коже!" - выпалил Билли.
- "Рави Шанкар за твердый шанкр!" - снова отличился судья.
- "Поцелуем что есть силы полусгнившего педрилу!" - Билли уже попросту выл. - Теперь… теперь, если у тебя СПИД, ты прямо святой, блин! В твою честь банкеты закатывают! Танцульки устраивают!
- "Восславь и стремись постичь того, кто приобрел ВИЧ!" - пропел судья; выпучив глаза и разинув рот, он воздел руки небу на манер негритянских проповедников. Билли и Чарли от такого чуть не попадали.
- Что-то раньше прокаженных не приглашали на балы в их честь! - прокричал Билли. - Наоборот, привязывали тем на шею колокольчики, чтобы народ слышал и уносил ноги куда подальше! Сдается мне, так надо поступать и со всеми этими "спидоносами".
- Точно, - отозвался Чарли, - да только когда - вышло: "када" - будешь в Нью-Йорке, Сан-Франциско или там еще где, мать честная, ты просто оглохнешь от звона! Если уж в Атланте такое творится!
Билли и судья грохнули с новой силой. Чарли это только порадовало - он уже начал опасаться, что безнадежно отстал от этих шутников. Вот это да… вот так потеха! Настоящий, забористый юмор, как и должно быть в Терпмтине! Отлично провели время - именно для этого Охотничий домик с Оружейной залой и построены. Ну надо же: "Ночь трипака с рэпом до утра!" Или: "Выпьем рюмку коньяка за дорогого сифака!" А это: "Поцелуем что есть силы полусгнившего педрилу!" Ну, старина Билли, ну, сукин сын, и отмочил! Вот она, вечеринка по-нашему, по-простецки!
Чарли обвел взглядом сидевших, дабы насладиться видом гостей, хохочущих над солеными шутками, принятыми в Терпмтине. Однако гости удивили его. На широком лице Хауэлла Хендрикса застыло подобие усмешки, однако глаза не смеялись, настороженно перескакивая с Серены на юную Лидию, гражданскую жену Нэшфорда, с Лидии на Веронику Такер, сидевшую по другую сторону от Ричмана… Жена Билли, Дорис, хохотала от души, однако Серена снова смотрела осуждающе. А сгоравший со стыда Уолли, закатив глаза, совсем сполз со стула. "Гражданская" Лидия уставилась на сидевшего напротив Тэда Нэшфорда с приоткрытым ртом, как будто ждала подсказки: поднять уголки губ в улыбке или опустить в негодовании. Тэд сидел с точно таким же, как и у Хендрикса, выражением на лице - застывшая улыбка и беспокойный взгляд. Поначалу Чарли слышал прокуренный голос смеявшейся Летти, теперь же она откинулась на стуле, всем своим видом выражая тревогу. Слим Такер, стремясь доказать, что он прирожденный плантатор, растянул рот в широкой усмешке, однако лицо его было похоже на маску. Марша Ричман, сидевшая между Слимом и Хауэллом, мрачно глядела через стол на мужа. А уж Ричман…
…Его упитанное лицо и вовсе онемело. Он смотрел на жену, как бы говоря: "Ничего не поделаешь! Раз уж мы здесь, приходится терпеть".
Да что, черт возьми, происходит?! Это же Терпмтин! Оружейная зала! Святая святых мужского братства! Да что на них нашло?!
Вдруг с дальнего конца стола раздался высокий, пронзительный голос:
- Слушай, пап, а может, их всех того… ядерным оружием бомбануть?
Это был Уолли. Чарли опешил. Он даже не понял, о чем тот, но почувствовал в словах сына вызов. Сам голос выдал парня - поначалу с нотками легкомысленного веселья, а в конце - с дрожью. За столом установилась гробовая тишина. Треск разломившегося в камине полена показался грохотом лавины.
- Бомбануть? Кого? - не понял Чарли. Сжавшийся в комок, сын глядел на него как лесной зверек на дороге, ослепленный светом фар.
- Да всех… кто со СПИДом. - Ни намека на шутку; шестнадцатилетний парень и сам испугался собственной дерзости.
- Как это бомбануть? Зачем?
Тот с еще большей дрожью в голосе:
- А тогда те, кто не умрет, будут светиться в темноте, и ты вовремя заметишь их.
Когда парень дошел до "светиться", он едва не рыдал. За столом воцарилась гнетущая тишина - худший враг любого званого ужина.
Раздался натянутый смех судьи Маккоркла, который повернулся к Чарли:
- А сынок-то тебе еще фору даст! Надо же - "бомбануть"! Ха-ха-ха, ха-ха-ха…
Вмешательство судьи разрядило обстановку - все дружно поддержали его смех. Все, кроме Чарли - тот так и сидел с застывшим лицом. Наконец, взяв себя в руки, он метнул взгляд в сторону кухни и гаркнул:
- Мэйсон! Давай-ка гостям еще черепахового супа!
Между переменой блюд, пока негритянки в черной униформе с белыми фартуками уносили суповые тарелки, Серена поднялась со своего места и, пройдя мимо Чарли к выходу, жестом позвала его, шепнув: "Можно тебя на минутку?" - якобы для того, чтобы посоветоваться по хозяйственным делам.
Чарли встал, почувствовав, как застыло колено, и захромал вслед за женой в холл. Из залы еще доносился застольный гул голосов; Серена остановилась, посмотрела Чарли прямо в глаза и спросила:
- Зачем ты поощряешь Билли? Зачем позволяешь ему проделывать свои номера, эти ухарские шуточки?
Чарли, не понимая, в чем дело, зло огрызнулся:
- А что в них такого?
- Подумай хотя бы о Ричмане! - сдавленным голосом зашептала Серена. - Видел бы ты его лицо. Да и его жены тоже.
- Господи, да в чем дело-то?!
- Они ведь евреи, Чарли! Евреи!
- Ну да, я знаю, - возразил Крокер, защищаясь.
- Тогда тебе должно быть известно, что евреи слывут либералами. Для них… ну, ты понимаешь… для них вы все… ты, Билли, судья Маккоркл со своими выходками… с этим неприятием…
- Неприятием? - переспросил Чарли. - Да бог с тобой, Серена! Билли ни слова не сказал о неприятии. Всего-навсего…
- Ради бога, только не надо опять!
- Да я и не говорил ничего такого! Никто не говорил!
- А этого и не требовалось, Чарли. Джин и Марша прекрасно поняли, что именно имел в виду Билли. Впрочем, твой сын тоже все понял. Слышал, что он сказал?
- Да уж, слышал… - Чарли покачал головой. - Ушам своим не верю!
- Бедный мальчик, - пожалела Уолли Серена, - он хотел обернуть все в шутку… Но ты представь, каково ему было.
- Да уж, представил… Хотел бы я знать, к чему он… - Чарли замолчал на полуслове и покачал головой.
- Дело ведь не только в Ричманах и твоем сыне, - продолжала Серена. - Хауэлл тоже не знал, что и думать обо всем этом. А ведь он в рекламном бизнесе. Ты же знаешь, до чего все они чувствительны к…
- Чувствительны к чему, а, Серена?! - Крокер едва удержался, чтобы не повысить голос.
- Чарли, я же не нотации тебе читаю, - зашептала жена. - Просто хочу, чтобы ты понял - если тебе нужен Ричман, не стоит позволять Билли и судье, да и себе тоже… в общем, ты понимаешь, о чем я. Не забывай, что Ричман - еврей и либерал, что он входит в правления половины правозащитных организаций Атланты.
- Ладно, я тебя понял. О, господи, господи! - Чарли покачал головой, но больше ничего не сказал - Серена была права.
Оба вернулись к столу. Колено у Чарли болело сильнее прежнего, он заметно хромал. И куда они все катятся? То, что сказал Билли, было в самом деле смешно! Да и судья такое отмочил! "Отдадим должное прыщам и гною на коже!" И ведь с ходу придумал, а! В зале судебных заседаний, когда Опи Маккоркл произносил свою речь, всегда начинались такой галдеж и улюлюканье. "Отдадим должное прыщам и гною на коже!" Тут Чарли вспомнил о сыне… А его-то какая муха укусила? Все этот идиотский пансион в Новой Англии, куда Марта определила сына, этот злосчастный "Триниан"… Мальчишкам пудрят мозги всякой чепухой про либерализм, политкорректность… А здесь - Терпмтин! Здесь по стенам развешано оружие! Причем столько, сколько, может статься, нигде больше не увидишь! И если мужчина хочет открыто высказать то, что у него на уме, хочет вести себя по-мужски, то здесь для этого самое место. Да и где же еще?
Коронным блюдом в Терпмтине были, разумеется, перепела, которых подавали с соусом, приготовленным тетушкой Беллой по собственному рецепту. К перепелам шли нарезанный тончайшими ломтиками окорок, копченный дядюшкой Бадом, картофельное пюре, окра, листовая капуста, фасоль с луком, отваренная в ветчинном жире и приправленная уксусом. А еще - ветчинные лепешки, испеченные тетушкой Беллой, два вида хлеба: маисовый и мягкий, душистый "Салли Ланн". Все это ставилось на стол одновременно. Городские, к собственному удивлению, с удовольствием съедали тушеные овощи тетушки Беллы - всю эту капусту, фасоль и прочее. Не только взрослые, но и молодежь, в лучшие годы своей жизни предпочитающая картофель фри и салат-латук. Даже Ричман, горожанин до мозга костей, насчет которого Чарли так беспокоился, ел с аппетитом.
По сложившейся традиции, на плантациях Южной Джорджии хозяева обычно не баловались европейскими винами, однако Чарли обнаружил, что густое, слегка пряное немецкое белое вино "Гевюрцтраминер" превосходно сочетается с перепелами и овощным гарниром тетушки Беллы. И он вот уже в который раз осушал свой бокал. Как, впрочем, и Билли Басе. Ощутив прилив кипучей энергии, Чарли перегнулся через Франсин Хендрикс, на которую почти не обращал внимания - ну и плевать! - и позвал:
- Эй, Джин! Как тебе - вышло: "те" - перепелочка, а?
- Великолепно, Чарли! - откликнулся Ричман, причем с таким энтузиазмом, какого не проявлял за весь вечер. - И вот это тоже! - Он показал вилкой на окру, капустные листья и фасоль. - Но перепелка… Перепелка - это что-то!
- А то! - воскликнул Чарли. - Каждая птаха обошлась в четыре тыщи семьсот восемьдесят четыре доллара!
Разговоры вдруг разом стихли, и снова стал слышен только треск дров в камине. Ричман переспросил:
- Четыре тысячи семьсот восемьдесят четыре доллара?
- Точно, - подтвердил Чарли, довольный собой. - Если взять то, во сколько обходится содержание этого местечка, да потом разделить на подстреленных птах, как раз и выходит!
- Невероятно! - поразился Ричман.
Чарли почувствовал, как все вокруг так и застыли. Слишком поздно он сообразил, что причиной тому совсем не цифра, а та… вульгарность, с которой он заявляет об этом. Крокер увидел, как на противоположном конце стола Серена медленно качает головой.
Пришлось ему замолчать. Потрескивали дрова, на лицах беседовавших друг с другом гостей метались блики света и тени, кабаньи головы грозно топорщили клыки, а свернутые кольцами гремучие змеи только что не плевались ядом. Обескураженный, Чарли сидел с тяжелой головой и не желал признаваться самому себе в том, что перебрал.
Очередная неловкость возникла, когда судья Маккоркл, также употребивший слишком много "коричневого виски" и "Гевюрцтраминера", да еще прихвативший пару рюмочек маисового ликера, принялся разглагольствовать прямо поверх голов "гражданской" Лидии, Уолли и Дорис Басе, стремясь донести свою мысль до Бичема Нокса.
- Не, Бичем, не-не-не… - зычным голосом, на манер коренных обитателей округа Бейкер, вещал судья, - с Техом сейчас ведь как? Придется обращаться с заявлением nolo contendere! Точнее, no-li-mus contendere. Неправильный глагол, первое лицо, множественное число. Никакого, к черту, футбола не будет!
- С чего это вы взяли, Опи? - не понял старик-губернатор.