Бенони обнял её за шею и поцеловал. А она не стала противиться. За всё время это у них был второй поцелуй.
- Я хочу купить тебе золотое кольцо и золотой крестик, - сказал он.
- Конечно, конечно. Но это ведь не к спеху.
- Да что с тобой творится? - спросил Бенони и поглядел на неё. - То не к спеху, и это не к спеху!
Её серые глаза подёрнулись дымкой, словно закатное солнце. Она встала и отступила от него на несколько шагов.
- Ничего со мной не творится. Так, значит, ты думаешь, в этом году сельдь не придёт?
- Сказать трудно. Но если придёт, я, конечно, выйду в море. По-моему, тебе только этого и надо.
Опять всё снова-здорово. И она опять села, чтобы успокоить его. Заметив, что эта тактика приносит плоды, он время от времени начал изображать обиду, чтобы она смогла его умаслить ласковыми словами и похлопываньем по плечу. Вообще она была куда как скупа на ласку и ни разу не приласкала его, если её к тому не принудить.
- Назови по крайней мере срок. Надо же назначить срок нашей свадьбы, - сказал Бенони.
И поскольку уклониться от прямого ответа на сей Раз не представлялось возможным, она сколько могла оттянула срок и завела речь о том, чтобы через год или около того, как ему покажется, чтобы через год, считая от ближайшего Рождества. Опять обида.
- Упрашивать не стану, - сказал Бенони.
Под конец они пошли на уступки с обеих сторон. Роза наметила дату на следующий год когда-нибудь в середине лета. Оставалось ждать полгода с гаком, почти семь месяцев...
По дороге домой Бенони заглянул в лавку к Маку. Мак и два его приказчика выписывали цены на товарах, поступивших к Рождеству. Повсюду стояли большие открытые ящики, они вынимали их оттуда и раскладывали по полкам. Холод был такой, что чернила в чернильнице превратились в ледяную кашу, и Мак отогревал их своим дыханием, прежде чем написать новую цифру. На руках у него были перчатки, а оба приказчика работали голыми руками.
Время от времени в лавку заходил какой-нибудь покупатель. Бенони пожелал иметь новый календарь, заглянул, отметил все затмения и ярмарочные дни и провёл черту где-то в середине листа. Среда будет, подумал он, день святого Сильвестрия, перед новолунием.
- А селёдки для добрых людей в этом году не предвидится? - спросил Мак, чтобы потрафить Бенони.
И хотя Мак ему немало был должен, Бенони всякий раз чувствовал себя польщённым, когда тот запросто к нему обращался, такое великое уважение испытывал он к старому магнату. Уж этот Мак из Сирилунна, он до сих пор носил бриллиантовую булавку на груди своей тонкой ненакрахмаленной рубашки, а на ногах - дорогие городские ботинки с острыми носами и уже много лет, как начал подкрашивать голову и усы.
- Нет селёдки, - отвечал Бенони, - а ещё я хотел бы перемолвиться с вами словцом у вас в кабинете.
- Подожди минуточку.
Хотел ли Мак выиграть время, несколько минут на размышление? Он и всегда так отвечал... Короче, Мак продолжал выписывать цены и делать пометки в длинном счёте от оптовика. Начал новый столбец и вдруг прервал работу, стало быть, додумал до конца.
- Я к твоим услугам, - сказал он и первым пошёл в свой кабинет.
- Прошу не посетовать на меня, - начал Бенони, - только они говорят, что расписку надо засвидетельствовать в суде.
- В суде? С какой стати?
- По закону положено. - А кто это сказал?
- Да так, кто-то, я уж и не вспомню, но сказать сказали.
У Мака изменилось лицо, но ответил он холодно и кратко:
- Раз надо, можешь засвидетельствовать. Я-то при чём?
- Вы уж не посетуйте, только это стоит денег.
- Пустяки. Пошлину я заплачу.
- Спасибо большое, я, собственно, ради этого к вам и пришёл. И ещё - что на то была ваша воля.
Мак ответил с необычной для него поспешностью:
- Вовсе нет, не моя. Но возражать тут не приходится. Гм-гм... Не отправь я все деньги на юг, я бы тебе их сразу же вернул.
У Бенони кошки заскребли на душе, и он смиренно пролепетал:
- Но, дорогой господин Мак... Люди говорят...
- Да пусть говорят сколько вздумают. Разве на бумаге не стоит моя подпись: Сирилунн, такого-то и такого-то, Фердинанд Мак? Видишь ли, Хартвигсен, я терпеть не могу, когда все кому не лень суют нос в мои дела. И всегда терпеть не мог.
- А они всё равно говорят, что документ надо засвидетельствовать, - гнул своё Бенони. От него не укрылось, что Мак стал говорить совсем по-другому, и он решил держать ухо востро.
Мак отошёл к окну и задумался. Потом, наконец, произнёс:
- Ну, ладно, дай мне бумажку, а я уж сам побеспокоюсь, чтоб её засвидетельствовали.
- А у меня её при себе нет.
- Так принеси на днях.
И Мак кивнул. Это всегда означало у него конец переговоров.
По дороге домой Бенони с присущей ему смекалкой силился понять, почему это Маку так не хочется заверить в суде расписку? Люди и без того знают, что он берёт деньги отовсюду, они сами их приносят, чтоб Мак их вложил в дело и чтоб получить несколько шиллингов доходу.
VII
Он и полчаса не пробыл дома, как к нему заявился один из Маковых приказчиков. Это был приказчик по имени Мартин. Мартин сказал:
- Хозяин просит, чтобы вы к нему вернулись в контору.
- Это ещё почему? Чего он от меня хочет?
- Вот уж не могу вам сказать. Он как раз стоял и разговаривал с Розой, с пасторской дочкой.
- С Розой? Мартин! Так ведь она ж моя невеста. Почему ты мне говоришь: Роза, пасторская дочка?
Приказчик малость смутился.
- А о чём они разговаривали?
- Вот уж не могу вам сказать. Они поминали галеас. Что вы пойдёте на нём к Лофотенам скупать рыбу.
Молчание.
- Хорошо, я сейчас приду, - сказал Бенони.
- А ещё мне велено просить вас, чтоб вы прихватили документ.
Когда приказчик ушёл и Бенони остался один, он сел, чтобы прикинуть что к чему. Почему это Розе так неймётся спровадить его куда подальше? Бенони не мог понять причину. И стоит ли ему снова вести галеас? Правда, человеку одинокому не так-то уж и весело сидеть дома в долгие зимние недели, а вдобавок можно будет показаться на люди и купить золотые украшения, кольца, которые занимают все его мысли.
Начало смеркаться, Бенони зажёг свечу, достал из укладки долговую расписку и сунул её в карман. Но перед тем как снова задуть свечу, он вынул бумагу из кармана и перечитал её. Всё честь по чести, не подкопаешься, ни одного упущения во всей бумаге. Только кто же это по доброй воле выпускает из рук доказательство? Нет, доказательства надо хранить.
Он снова упрятал бумагу в надёжное место, задул свечу и пошёл в Сирилунн.
В полутемных сенцах перед лавкой он наткнулся на Мака, тот стоял и калякал с одной из своих служанок. Старый барин не изменился, он и в темноте был такой же глазастый и прыткий.
- Прошу, Хартвигсен, - сказал он и первым проследовал в контору. - Я совсем позабыл, когда ты днём был у меня... Чувствую, что-то позабыл, а что - никак не вспомню... Так вот: можешь ты в этом году повести галеас?
Они и ещё немного потолковали о том же, про сельдь, мол, до сих пор ни слуху ни духу, а значит, Бенони и не упустит ничего, если сходит к Лофотенским островам на старом "Фунтусе".
- А сами-то вы разве на нём не пойдёте?
- По мне так лучше, чтоб его повёл ты. Заодно ты закупишь груз для обеих шхун. Уж тебе-то я могу доверить любые тысячи.
Бенони был и горд и растроган, снова он будет стоять адмиралом на мостике "Фунтуса". Ему уже доводилось ходить через бурное море, через Вест-фьорд, Фоллу и залив Хустад, отчего ж теперь и не сходить на Лофотены? А что до закупок рыбы, то хоть у него и нет Маковой сноровки, но покупает он куда дешевле, чем другие, потому как считает каждый грош и умеет торговаться.
Отчего ж и не попробовать, коль скоро Мак того хочет. И они заговорили о том, кого нанять на этот рейс.
Лишь когда Бенони уже собрался уходить, Мак его спросил:
- Ну как, принёс расписку?
- Нет, забыл. И с чего бы это? Ведь как раз перед самым уходом думал.
- Ладно, принесёшь другим разом.
С этого дня у Бенони появилось множество хлопот, он готовился к походу к Лофотенским островам, всё равно как в кругосветное путешествие. Всякий раз, когда отпускала холодная погода, он наведывался на "Фунтус", а тот дремал себе на волнах, чёрный и на редкость некрасивый, но размерами с небольшой корабль из тех, что ходят в открытое море. Чего стоят две шхуны по сравнению с "Фунтусом"? Они возле него всё равно как две скорлупки, до самой ватерлинии груженные сельдью. А сельдь пусть, между прочим, тоже идёт к Лофотенам, когда приманка станет слишком дорога для рыбаков. Две шхуны - это такая безделица, что одну из них поведёт Виллатс-Грузчик, а другую Уле-Мужик.
Бенони спустился на палубу "Фунтуса", оглядел снасти, посмотрел на небо, словно уже шёл под парусами, проверил компас и карты, смазал ворванью штаги, как следует прибрался в каюте.
Интересно, а почему он только в хорошую погоду наведывался на галеас? Да потому, что наш удалец Бенони делал это не без задней мысли, была у него на то очень хитрая причина, потому как его новая жёлтая клеёнчатая роба в мороз никуда не годилась, она твердела и шла трещинами, но та же самая роба шикарно выглядела на палубе в оттепель, сверкала золотом и богатством, отражаясь в окнах Сирилунна.
- Чего тебе так не терпится меня спровадить? - спросил Бенони у Розы.
- Разве я хочу тебя спровадить? - отвечала она. - Откуда ты это взял?
- На мои глаза так оно и есть.
Она снова сумела его задобрить и восстановить мир. Рассказала, что собиралась уезжать домой, к родителям, но Мак попросил её остаться, подсобить в лавке, когда начнётся большая рождественская торговля. Рассказала она также, что посоветовала Маку обратиться и к Бенони, чтоб тоже помогал.
- Ничего он меня не просил...
- Ещё попросит, сегодня... Теперь ты сам видишь, что я никуда не собиралась тебя спроваживать.
Бенони затрепетал словно мальчишка от таких ласковых слов, обхватил Розу руками и поцеловал в третий раз - не сказать, чтобы много.
- Тебя потрогать - всё равно как цветок, - сказал он.
Мак и впрямь попросил его о помощи перед Рождеством. Пусть делает, сколько найдёт нужным, а главное, пусть приглядывает за всем и будет ему, Маку, правой рукой. В конце разговора Мак опять спросил насчёт расписки.
- Я её целый день проискал, но так и не нашёл, - отвечал Бенони.
- Так и не нашёл?
- Я ещё пошарю. Куда-то она задевалась, не иначе... И Бенони запер свой дом и от великой тоски и одиночества пошёл работать в лавку. Вообще-то было даже забавно хозяйничать за этим прилавком, в этих шкафах, которые он хоть и знал сызмальства, но только снаружи. Дело шло к Рождеству, и в лавку с каждым днём заявлялось всё больше народу; а уж перед нижним прилавком, где торговали вином, грязища была страшная с утра до вечера. Бенони подсоблял всюду, где была в том нужда, а сам косил одним глазом на опытных приказчиков, как они всё делают, и перенимал у них то одно, то другое. Даже в языке у него появились всякие торговые словечки, целый день только слышалось: "сорт прима", да "сорт секунда", да "нетто", да "брутто".
Но оба приказчика, прошедших настоящую выучку, с досадой поглядывали на этого чудака, на Бенони-Почтаря, который часто путался у них под ногами, а пользу приносил редко. У них тоже была своя хитрость и свои соображения, покупателей они определяли прямо с порога сразу угадывая, кто за чем пришёл в лавку, поэтому они старались, чтобы Бенони спускался в подвал с теми, кто пришёл за сиропом, либо ворванью, либо листовым табаком, а сами оставались наверху и продавали игрушки, крупу и всякие благородные товары. Поэтому Бенони то и дело надолго оставлял лавку: из-за холода этот благословенный сироп капал в час по чайной ложке.
Роза покамест им не помогала, но однажды в рабочую субботу она всё-таки наведалась в лавку, прошла за прилавок и осталась там. На ней была песцовая шубка, а маленькие ручки были упрятаны в перчатки. И все женщины, какие ни приходили за покупками, её узнавали, и благодарили, и почитали за великую честь, что она их спрашивает, как у них дела. Она тоже не сильна была в торговле и в счёте, а потому и не брала лишних денег за четырнадцать пуговиц в дюжине или за вес с большим походцем.
- Славно-то как, что ты к нам пришла, - сказал Бенони.
Оба приказчика прямо вскипели. Хорошенькая им будет помощь от этой парочки! Лучше бы эти двое и вовсе сюда носа не казали! А теперь вот стоят и разговаривают в аккурат перед ящиком с кофе, который то и дело приходится закрывать и открывать.
- И ещё очень хорошо, что ты надела шубу, - продолжал Бенони, обращаясь к Розе, - и что руки у тебя не голые.
Словом, всё, что ни делала Роза, было очень хорошо.
Но тут заявился покупатель за ворванью. А ворвань у них была в подвале, это всё равно как масло для сальных светильников. Приказчики переглянулись, и один из них, по имени Стен, насмелился и сказал Бенони:
- Может, вы будете так любезны и обслужите этого покупателя?
- Ах, нет, не надо! - застыдился покупатель. - Чтоб сам господин Хартвигсен спускался ради меня в подвал! Уж лучше я вообще обойдусь без ворвани! - И он совсем застыдился.
Но после таких знаков уважения Бенони был вовсе не прочь отпустить человеку ворвань.
- Забавы ради спущусь-ка я в подвал. Давайте сюда вашу посуду.
Покупатель не переставал стыдиться, что позволяет себя обслужить.
- Совести у меня нет, - твердил он, - вы, господин Хартвигсен, не спускайтесь в подвал, уж лучше я с семьёй просижу Рождество в темноте...
На сей раз Бенони долго не выходил из подвала, потому что чёртовы приказчики громко скликали вошедших в лавку:
- А ну, кому чего нужно в подвале? Бенони всё равно там!
И посылали вниз одного за другим. Бенони начал угадывать их хитрый замысел и подумал про себя: пусть Стен больше не пробует гонять меня с поручениями.
Когда, наконец, он выбрался из подвала, благоухая ворванью и табаком, его на какое-то время оставили в покое, он снова подошёл поближе к Розе, чтобы поболтать с ней.
А тут как раз ещё одному покупателю понадобился товар из подвала.
- У меня как на грех времени нет, - отвечал Стен-Приказчик. Но тут он здорово просчитался, он-то думал про почтаря и судебного пристава, а не про богатея-шкипера и владельца сети. Поэтому он и сказал: - Может, Бенони возьмёт это на себя?
- А чтоб высморкаться, тебе, случайно, подмога не нужна?
Стен даже побагровел от стыда и не ответил ни слова, Бенони же, переводя взгляд с одного на другого, победительно захохотал. С тем же победительным хохотом он поглядел и на Розу, но у той на переносице легла морщинка, и Бенони раскаялся в своей грубости и был рад-радёхонек, когда Роза после всего случившегося не отказывалась слушать слова, которые он ей говорил.
Мак ненадолго вышел из своей конторы, и все, кто ни был в лавке, почтительно приветствовали великого человека.
Бенони решил выставиться перед Розой и перед остальными, а потому отвёл Мака в сторонку и сам заговорил про расписку.
- Не могу я её найти. Не иначе потерял. Мак недоверчиво ответил:
- Быть того не может.
- А я часом не положил её обратно на вашу конторку?
Мак как-то неуверенно задумался.
- Нет, ты спрятал её в карман.
- Но если она потерялась, мне ведь нужен тогда другой документ.
Что-то сверкнуло у Мака в глазах, и он ответил:
- Ну, об этом мы всегда успеем поговорить.
Когда Мак повернулся и ушёл, Бенони довольно громко пустил ему вслед:
- Как-никак, пять моих кровных тысчонок!
Пусть и другие послушают, что Бенони говорил с Маком не о каких-нибудь там пустяках.
Хитрец он был, наш Бенони! Покуда он тут стоял и напускал на себя печальный вид из-за утери закладной, ему отчётливо припомнилось, что он передал её помощнику ленсмана, чтобы тот сам заверил её на первом же заседании суда, коль скоро самого Бенони на месте не окажется.
- Ну каков этот Бенони, - зашептались люди перед прилавком. - Это ж надо, целых пять тысяч!
А Бенони похаживал, да расправлял плечи, да пыжился от богатства. Ну почему Роза ни о чём его не попросит? Да он, ежели понадобится, может скупить всю эту лавку. И он снова предложил ей, как уже не раз делал раньше, выбрать себе что-нибудь, что ей приглянулось. Но Роза этим его предложением не соблазнилась. Тогда он по своему вкусу отобрал штуку тонкого льняного полотна, точно такого же, как тот, что пошёл на его выходные рубашки.
- Что ты об этом скажешь? - спросил он.
Она взглянула на полотно, потом на него, потом опять на полотно.
- Что я об этом скажу?
- Если хочешь всю штуку, вели записать на меня. Ручаться не могу, но думаю, что уж такой-то кредит у меня здесь есть.
- Да нет, спасибо. К чему он мне?
- Может, сгодится на мануфактуру? - Под мануфактурой Бенони подразумевал нижнее бельё.
Оба приказчика переглянулись и невольно склонились над своими ящиками. А Роза промолчала, она лишь едва заметно улыбнулась от смущения, но всё с той же складкой на переносице.
Бенони положил ткань на место. Должно быть, он нарушил какие-то приличия, уж слишком глубока была на сей раз складка на переносице, впрочем, он употребил такое изысканное выражение "мануфактура", ведь это не называется говорить неприлично...
А Мак стоял в своей конторе у окна и продолжал размышлять о долговой расписке. Он чуть насвистывал, один глаз у него был открыт, другой прищурен, словно он прицеливался. Добряк Бенони желает заверить расписку в суде, но найти её не может, потерял, говорит. Ох, Бенони, Бенони, пусть он на всякий случай пошарит хорошенько в своей укладке, наверняка найдёт. И документ прямиком отправится в суд.
Внезапно Мак распахнул дверь и кликнул Стена, своего приказчика:
- Доставь полкадки морошки на первый же почтовый пароход, что пойдёт к югу. Я получил заказ. И пусть бочар хорошенько проверит клёпки. А адрес прежний, как и три года назад: Будё, помощнику судьи.