- Вячеслав Дмитриевич.
- Присаживайтесь, Вячеслав Дмитриевич.
- Благодарю, но я тороплюсь. Обстоятельства меня вынудили пренебречь требованиями конспирации и прибежать к вам сюда. Дело в том, что сегодня ночью Самойленко собрал совещание. На нем, кроме группы его единомышленников-кадетов, присутствовал городской голова Хржонстовский, полицмейстер Лебеда, градоначальник барон Рауш фон Грауберберг. Также были начальник жандармского управления, представители военного округа и Ставки. Знаете, это не совещание, а настоящий контрреволюционный заговор. Во-первых, они приняли вот такое решение. - Онищук развернул листок бумаги, но читать не стал. – Словом, решили формировать милицию из бывших полицейских, но по рекомендации местных жителей. Вы понимаете, кто имеется в виду под местными жителями? Во-вторых, они договорились освободить из тюрьмы всех уголовников. Господа рассчитывают, что в городе начнутся грабежи, убийства, кражи. Вот тогда-то Городская дума поставит вопрос о вашем снятии и назначении начальником милиции своего человека.
В речи Онищука, несмотря на заикание, чувствовались четкость и краткость военного и одновременно привычка говорить языком тех, с кем он работает.
- Наконец, в-третьих, сегодня вечером они хотят перевести из городской тюрьмы в другой город всех политических. Боятся, что милиция освободит их и они вольются в ее ряды и в партию большевиков. Я решил, что об этом вы должны узнать незамедлительно, и поэтому пришел сюда.
- Спасибо, Вячеслав Дмитриевич, большое спасибо. Жить я с завтрашнего дня буду здесь, при штабе милиции, так чтобы в любой момент вы смогли меня найти. А теперь хочу передать вам привет от Нади и Павла Катуриных.
- Спасибо. Как они?
- Нормально. Надя сегодня приехала в Минск, прямо из Петрограда.
Затем Михайлов коротко проинструктировал Онищука, как себя вести, и попросил обязательно попасть на работу в губернский комиссариат. Онищук ушел. Михайлов, задумчиво скрестив руки на груди, бродил по кабинету: "Теперь ясно, почему Самойленко приказал телефонисткам не соединять его ни с кем: готовилась тайная сходка. Ну что ж, пора и нам действовать. Одно жало эсеров, кадетов и меньшевиков вырвано - полиции как таковой уже не существует. Теперь вырвем другое".
Михайлов вышел в коридор и подозвал дежурного:
- Я буду в своем кабинете. Соберите группу человек в тридцать-тридцать пять, проверьте, чтобы у всех было оружие, и разместите их в одной из комнат. Вызовите сюда Любимова и подготовьте три автомобиля. Когда придет Алимов - доложите.
- Хорошо, Михаил Александрович. Только что звонил Дмитриев. Он навел порядок на телефонной станции. Спрашивает, что ему делать.
- Скажите, пусть оставит там наших товарищей, назначит за себя старшего, а сам возвращается сюда.
Через полчаса в штабе появился Дмитриев, затем Любимов и, наконец, Алимов. Собрались в кабинете Михайлова. Несмотря на то, что Михаил Александрович уже которую ночь почти не спал, выглядел он свежим и бодрым. Серые живые глаза излучали задор и энергию. Сел на стул посреди кабинета, закинул ногу за ногу, улыбнулся:
- Устали, революционеры?
- Нам нельзя уставать, надо дело делать, - ответил за всех Дмитриев.
- Правильно. А дело будет такое: Любимов и Дмитриев берут под охрану телеграф, почту, выставляют посты на вокзалах и около обозначенных в этом списке зданий. - Михайлов протянул Любимову лист бумаги. - Мы с Алимовым едем разоружать и арестовывать руководство жандармерии, затем освободим из тюрьмы политических арестованных...
- Значит, уже сегодня многие большевики будут на свободе! - потер ладони Любимов.
- Да, это нам хорошее пополнение.
Когда Любимов и Дмитриев ушли, Михайлов приступил к инструктажу своей группы...
Рассвело. По улицам города ехали три грузовика. В кузовах стояли люди с винтовками. Некоторые были в гражданской одежде, другие в шинелях, но у всех - красные повязки. Новая милиция действовала!
Не доезжая немного до здания жандармерии, грузовики остановились. Люди молча расходились по заранее намеченным местам. Когда здание было оцеплено, Михайлов повернулся к Алимову:
- Кто с нами?
За спиной у Алимова выросли семь человек.
- Пошли, товарищи!
У входа стоял, опираясь на винтовку, солдат. Михайлов, пряча вспыхнувшие в глазах веселые искорки, подошел к нему:
- Стало быть, жандармов охраняешь?
- Приказано, ваше благородие.
- Я начальник милиции. Приказ отменяю. Шагай, братец, в свою часть. - И Михайлов тут же приказал одному из милиционеров: - Принимай, товарищ, пост.
Молодой парень в старой шинели, приставив к ноге винтовку, встал у входа. Михайлов легко вбежал на невысокое крыльцо. За ним - Алимов и остальные. В парадном к ним бросился дежурный офицер:
- Куда?
- Мы - милиция. Потрудитесь, господин офицер, сдать револьвер и указать, где хранится оружие жандармерии, которая с данного момента ликвидируется.
Офицер хотел что-то возразить, но Алимов обезоружил его, передал на попечение троим милиционерам и поспешил вслед за Михайловым.
На втором этаже быстро отыскали нужную дверь и без стука вошли. В огромном, хорошо натопленном кабинете за большим столом сидел усатый полковник - начальник жандармерии. Он какое-то время смотрел на незнакомых людей, затем недовольным тоном произнес:
- Почему входите без разрешения?
- Так уж и без разрешения? - улыбнулся Михайлов. - Нам не только разрешил, но и поручил это сделать народ, от имени которого я как начальник Минской милиции объявляю жандармерию распущенной, а вас, господин начальник, арестованным!
- Вот как! - криво ухмыльнулся полковник. - Но почему вы решили, что я подчиняюсь вашим требованиям? Здесь командую я, и, заметьте, в этом помещении находятся мои сотрудники. Кстати, вот у меня, - он порылся в бумагах на столе, - заготовлено постановление о вашем аресте.
Алимов быстро пересек кабинет и встал рядом с жандармом:
- Оружие!
Один из милиционеров взял винтовку наизготовку. Жандармский начальник побледнел:
- Это же произвол! Я позову охрану!
- Вокруг здания и внутри него охрана наша, - жестко сказал Михайлов. - А что касается произвола, то не вам об этом говорить.
Пока Алимов помогал главному жандарму снимать шашку, ремень с револьвером и кобурой, Михайлов взял у него из рук постановление о своем аресте. Пробежал глазами текст, улыбнулся:
- Опоздали, господа! Раньше надо было позаботиться, а теперь руки коротки!
По приказу Михайлова собрали всех сотрудников жандармского управления. Им было объявлено о роспуске жандармерии и предложено, оставив на месте все служебные документы и оружие, покинуть помещение. Алимов вызвал со двора своих людей, расставил их у дверей кабинетов со строгим наказом: задерживать каждого, кто попытается вынести оружие или какие-нибудь бумаги.
Операция прошла спокойно и быстро. В помещении жандармского управления оставалась только охрана - девять тщательно проинструктированных милиционеров. Остальных Михайлов и Алимов посадили в машины и направились к тюрьме. Вскоре машины, свернув с Захарьевской на Серпуховскую, остановились у больших железных ворот. Мрачное здание с круглыми башнями высилось над кирпичной стеной. Михайлов громко постучал в ворота эфесом шашки. Сбоку приоткрылась небольшая дверца, показалась голова заспанного служивого.
- Чего так рано?
Михайлов не дал ему договорить:
- Я начальник милиции. Веди к начальнику тюрьмы. - И, не дожидаясь ответа, слегка оттолкнул тюремщика, прошел во двор. За ним Алимов и пятеро милиционеров. Михайлов тихо приказал своим:
- Отоприте ворота и загоните машины во двор. Люди пусть будут наготове.
Они подошли к огромным дубовым дверям, на которых тускло поблескивали металлические шипы. В узком оконце появилось худощавое усатое лицо:
- Вам кого?
- Начальника! Да поскорей, скажите, начальник городской милиции спрашивает.
Оконце захлопнулось. Томительные минуты ожидания. Наконец послышался грохот отодвигаемых засовов, одна створка дверей открылась и перед милиционерами предстал начальник тюрьмы. Низенький, брюхатый, с тараканьими усиками, с одутловатым, землистым то ли от пьянства, то ли от болезни почек лицом.
- Кто меня спрашивал?
- Я. Здравствуйте, - Михайлов козырнул. - Я начальник милиции, вот мои документы. - Он выждал, пока начальник тюрьмы прочтет удостоверение, тоном приказа сказал: - Возьмите ключи от камер, где сидят политические, и проводите меня туда.
- Вы что, хотите их выпустить? - с дрожью в голосе спросил начальник тюрьмы.
- Непременно и безотлагательно.
- В таком случае я должен позвонить в жандармерию...
- Не стоит. Жандармерии уже не существует, а их начальник арестован. Я думаю, вы не хотите, чтобы вас постигла та же участь?
Начальник тюрьмы бросил взгляд на милиционеров за спиной у Михайлова, на грузовики с вооруженными людьми и поспешно согласился:
- Хорошо. Я подчинюсь силе...
Одна за другой распахивались двери камер.
- Выходите, товарищи, вы свободны!
Небритые, с изможденными лицами люди, еще ничего не понимая, осторожно выходили в длинный коридор. К Михайлову подошел высокий, в мятой солдатской шинели мужчина:
- Вы большевик?
Голос его звучал мягко, с акцентом.
- Да. Именем большевистской партии вы свободны.
- Я тоже большевик. Вел на фронте пропаганду среди солдат, за что был арестован и посажен в эту тюрьму.
- А сами вы откуда?
- Я литовец. До войны жил в Москве, там вам и подтвердят мою партийность. Фамилия моя - Шяштокас.
- Шяштокас?! - воскликнул Алимов и схватил Михайлова за локоть. - Михаил Александрович, мне о нем товарищи из Московского комитета рассказывали. Помните, в связи с Чароном?..
- Здравствуйте, товарищ, - протянул Шяштокасу руку Михайлов. - Что думаете делать на свободе? Мы предлагаем вам остаться пока в Минске и вступить в милицию. Нам нужны такие люди, как вы.
- Я согласен. Тем более что в моих родных местах сейчас немцы.
Вместе пошли вдоль камер. Вскоре отыскали и Щербина. Затем Михайлов приказал собрать всех освобожденных во дворе тюрьмы: их было ни много ни мало... сто двадцать девять человек.
- Товарищи, - обратился к ним Михайлов, - несколько дней назад революционным народом свергнуто царское самодержавие. Но это не значит, что дело, за которое вы боролись, полностью восторжествовало. Продолжается кровопролитная, никому не нужная война, в окопах гибнут тысячи сынов России. В стране создалось очень сложное положение. Двоевластие. А России, ее трудовому народу нужна одна власть - власть рабочих, солдат и крестьян. Поэтому я от имени Минского Совета рабочих и солдатских депутатов призываю вас влиться в ряды борцов за социализм с тем, чтобы добиваться полной победы пролетариата...
Отправив большую часть своего отряда в штаб, Михайлов вместе с Алимовым, Щербиным, Шяштокасом и группой милиционеров двинулся к блоку, где содержались уголовники. Семенившему рядом начальнику тюрьмы сказал:
- Надо произвести учет уголовников, разобраться, кто за что сидит.
- Извините, господин начальник, но смею доложить: всех уголовников по приказу господина Самойленко сегодня ночью мы выпустили.
- Как выпустили?
Лицо начальника тюрьмы впервые приобрело осмысленное выражение.
- Вы знаете, я и сам подумал, что здесь что-то не то. У нас же сидели не только мелкие воришки, но и опасные бандиты - убийцы, медвежатники. Они, конечно, воспользуются свободой по-своему...
"Ну, Самойленко, ну, пройдоха! - возмущенно думал Михайлов. - Никакими средствами не брезгует, лишь бы навредить нам".
Делать было нечего. Он приказал разоруженным охранникам и надзирателям расходиться по домам, оставил в тюрьме несколько милиционеров и обратился к Алимову:
- Ну что ж, Роман, как бы там ни было, а наша власть укрепилась. Бери Шяштокаса, заедем в штаб и - ко мне домой. Я думаю, мы заслужили хороший обед...
В ГОРОДЕ ДЕЙСТВУЕТ БАНДА
Во второй половине марта весна по-настоящему взялась за дело. Все выше поднималось солнце; маленькие проталины раздались, наполнились водой, и возле них весело чирикали воробьи; набухали на деревьях почки; прохожие старались держаться подальше от домов, чтобы не угодить под капель. Однако зима еще не сдалась и по ночам снова занимала отданные днем позиции.
Что-то похожее происходило и в жизни города: не прекращалась борьба между Советом рабочих и солдатских депутатов, в котором главную роль играли большевики, и буржуазной властью в лице губернского комиссариата Временного правительства, где окопались кадеты, меньшевики и буржуазные националисты.
В этой борьбе подчиненная Совету милиция представляла собой важную революционную силу. Было ясно, что приверженцы старого строя не сложили оружия, а лишь притаились в ожидании удобного момента, чтобы вернуть выгодные им порядки. Михайлов, Мясников, Любимов всячески заботились о чистоте рядов милиции. Принимались только тщательно проверенные люди: рабочие-большевики, революционно настроенные солдаты, учащаяся молодежь. Вчерашним полицейским и жандармам, за которых усердно хлопотал губернский комиссариат Временного правительства, в Минскую рабочую милицию доступа не было. Милиционеры разделялись на кадровых и резервных. Кадровые несли постоянную службу и получали зарплату; резервные вызывались в помощь кадровым в необходимых случаях и получали только суточные. К середине марта в Минске было создано пять городских отделений; на всех крупных предприятиях и на железнодорожном узле появились милицейские участки.
Разумеется, первейшая задача милиции состояла в том, чтобы защитить интересы трудового народа от его классовых врагов. Но это было не все...
Чтобы вызвать недовольство населения, облегчить разгром революционных сил, реакция организовывала погромы и грабежи. Выпущенные из тюрьмы уголовники терроризировали горожан. Особенно дерзко действовала банда некоего Данилы.
Михайлов просматривал в своем кабинете поступившие за день бумаги, когда появился Гарбуз.
- Опять этот Данила.
- Что такое?
- Утром ворвались в дом богатой семьи. Левиных. Убили хозяина, взяли золото, ценные вещи и скрылись.
- Сколько их было?
- Шестеро.
- А почему считаешь, что это банда Данилы?
- Он сам с ними был. А когда уходил, напомнил, как обычно, что, мол, хозяин в городе он - Данила.
Михайлов откинулся на спинку стула, устало сказал:
- Во всяком случае, чувствует он себя действительно, как хозяин. За неполные две недели девятое ограбление. Знаешь, если нам в самое ближайшее время не обезвредить банду, то спекулянты-эсеры и их союзнички меньшевики сумеют многих людей настроить против нас. Так что поймать Данилу и его дружков - вопрос, я бы сказал, политический. Приглашай ко мне наших хлопцев, будем решать, что делать.
Гарбуз вышел, а Михайлов встал и, привычно расхаживая из угла в угол, задумался. "Да... выходит, что сложно защищать новую власть! Казалось, народ, униженный и замордованный самодержавием, получив свободу, будет делать все, чтобы укрепить завоевания революции. В общем-то так оно и есть. Но нашлись и такие, кто хочет за счет очистительных перемен обогатиться. Это, конечно, не народ, а так - накипь, пена..." Вспомнился вчерашний разговор с Алимовым. Тот, закончив разбираться с доставленным в штаб спекулянтом, горячо докладывал Михайлову: "Не хватало нам еще спекулянтами да ворами всякими заниматься. Нам же надо революцию делать".
"Нет, Роман, - думал Михайлов, - надо, отстаивая дело революции, одновременно вести беспощадную борьбу и с ворами, и со спекулянтами. Плоха та власть, которая позволяет всякой нечисти обкрадывать, грабить и убивать людей".
Кто-то громко постучался в кабинет. Михайлов как раз проходил мимо двери, толкнул ее рукой:
- Входите.
На пороге стоял незнакомый солдат. Красная повязка на рукаве - милиционер.
- Входите, товарищ! - повторил Михайлов.
- Благодарствуем. - Солдат снял шапку, оглядел кабинет и спросил: - Ты, значит, и будешь начальником милиции?
Солдату было лет двадцать пять. Лицо покрыто веснушками, огненно-рыжие волосы смешно топорщатся на голове.
- Да, я начальник милиции. Присаживайтесь, слушаю вас.
Солдат, несколько смущенный чистотой и порядком в кабинете, заговорил:
- Хочу испросить разрешения на женитьбу.
Михайлов улыбнулся:
- А почему у меня надо спрашивать? Не лучше ли у родителей невесты спросить?
- Она не местная, а мне комиссар третьей части сказал, что милиционеры на особом положении и надо предупреждать, на ком жениться хочешь, чтобы жена классовым врагом не оказалась.
- А вы давно в милиции?
- С пятого марта. Как прикомандировали меня сюда, так и служу.
- Ну и как, не в тягость служба?
- А чего ж она в тягость будет? Коль революцию сделали, надо ее и защищать, да и люд простой от жуликов да ворюг разных ограждать.
- Правильно мыслите, товарищ. Как ваша фамилия?
- Прохоров. Андрей Святославович.
- А кто же невеста?
- Рабочая завода "Энергия".
- Значит, пролетарка.
Михайлов подошел к столу, по телефону связался с третьей частью. Поинтересовавшись у комиссара ходом дел, спросил, знает ли тот солдата-милиционера Прохорова. Выслушав ответ, сказал:
- Какие тут могут быть вопросы? Создается рабоче-крестьянская семья. Да-да, нужно благословить. - Положил трубку на аппарат, повернулся к Прохорову. - Слышали? Идите в свою часть, вам выдадут справку. Женитесь и живите счастливо.
- Благодарствуем.
Солдат не видел, как Михайлов, улыбаясь, смотрел ему вслед: "Вот и первая милицейская семья в Минске появится, - думал Михаил Александрович. - Новая жизнь вступает в свои права!"
Тем временем в кабинет начали входить вызванные Гарбузом люди. Михайлов выждал, пока все рассядутся вокруг стола, и заговорил:
- Перед нами задача - обезвредить банду Данилы. Чувствуется, что она состоит из отпетых головорезов. Понимаю, опыта борьбы с этой публикой ни у кого из нас нет. Но вот о чем я подумал: если мы могли жить и сражаться в подполье, то неужто сейчас не справимся с такими вот данилами? Немного смекалки - и никуда банда от нас не денется. Предлагаю следующее: Шяштокас и Алимов будут искать бандитов по притонам и другим злачным местам. Данила дал знать о себе после того, как распоряжением Самойленко из тюрьмы выпустили уголовников. Так что ты, Альгис, - Михайлов положил руку на плечо Шяштокасу, - можешь встретиться со знакомыми. Думаю, вам обоим надо сыграть роль получивших свободу уголовников.
Шяштокас с сомнением покачал головой:
- Боюсь, что Роману будет трудно. Он, насколько я знаю, даже в тюрьме никогда не сидел. Я - другое дело, насмотрелся. А Роман сойдет за моего дружка.
Михайлов кивнул и продолжал, обращаясь уже к Дмитриеву и Крылову:
- Вам, товарищи, надо взять на себя железнодорожные станции и базар. Где-где, а там бандиты могут появиться.
Теперь на очереди был Щербин. Ему поручалось изучить дела, связанные с вылазками банды, еще раз опросить, если понадобится, пострадавших и постараться установить приметы бандитов.
Не забыл Михайлов и о своем заместителе: