- Хорошо. Продолжайте обыск. - Крылов положил трубку, посмотрел на Антонову. - Письмо, которое вы писали в Смоленск, найдено.
- Это что же, обыск в мое отсутствие? - снова деланно возмутилась Антонова. - Вы же можете все что угодно вписать в протокол. Насколько мне известно, присутствие кого-либо из хозяев при обыске в их доме всегда было обязательным.
- И сейчас обязательно.
- Но я же сижу здесь, а ваши сыщики переворачивают мой дом.
- Обыск производится в присутствии хозяина.
- Какого еще хозяина? Что вы мелете чепуху? Вы же сами знаете, что он мертв.
- Да нет, на этот счет у нас другие сведения, - улыбнулся Крылов.
- Так что, он жив?
- Конечно. Неужели вы думаете, что мы могли бесстрастно наблюдать, как вы будете расправляться с человеком? Мы же не царская полиция и не охранка. Любомир Святославович жив. Вы, Людмила Андреевна, явно поторопились распылять ценности. Итак, я спрашиваю: согласны ли вы дать правдивые показания? Повторяю: это будет учтено при определении меры наказания.
- Да-да, я согласна. - Антонова закрыла лицо руками.
- Тогда у меня к вам вопрос: откуда вы знаете Данилу?
- Я его знаю по Смоленску... Теперь уже все равно. Мы с ним были дружны.
- Как его звали тогда?
- Кузьма Константинович Венчиков. Он был жандармский офицер. Кажется, ротмистр.
- А почему вы его искали у цыган?
- Мне сказали, что он под кличкой Данила выполняет какое-то задание. А он, насколько я знала, нередко прибегал к услугам цыган.
- Вы хотели, чтобы он помог вам избавиться от мужа?
- Да.
- За плату?
- Конечно, у него всегда была слабость к золоту.
- Хорошо. Вот вам бумага, присаживайтесь поближе к столу и пишите.
- Да, но как я объясню, какие мотивы?..
- Пишите: черт попутал. Не забудьте о Венчикове.
ПО ПРАВУ СВОБОДЫ
Гарбузу и Крылову пришлось изрядно потрудиться, чтобы выполнить поручение Михайлова: добиться доступа в места, где находились арестованные солдаты, и организовать там соответствующую работу. Труднее всего пришлось в тюрьме. Меньшевикам удалось вернуть на прежнюю службу многих бывших тюремщиков, и те ревностно несли службу - ни дать ни взять голодные псы, дорвавшиеся до еды.
Стоило Гарбузу или Крылову появиться у ворот тюрьмы, как начиналась волокита. Тюремщики с плохо скрываемым удовольствием гоняли их от одного начальника к другому, а когда они в конце концов проникали в тюрьму, то за ними по пятам ходили соглядатаи.
Неожиданно добрую службу им сослужил уже знакомый Гарбузу надзиратель - тот самый, что в свое время помог установить настоящую фамилию Данилы. Именно благодаря ему удалось наладить связь с арестованными солдатами-большевиками и даже направить в тюрьму небольшую группу агитаторов. Постепенно работа в тюрьме наладилась и пошла даже лучше, чем в других местах. Тогда Гарбуз предложил хитроумный план: перевести в тюрьму наиболее активных и подготовленных большевиков из гауптвахт, казарм, Доминиканского монастыря и женской гимназии, чтобы в дальнейшем освободить их всех вместе.
Осуществить первую часть этого плана не составило труда. Подействовало само магическое слово "тюрьма": конечно же, за тюремными стенами большевики будут в самой надежной изоляции.
Готовя второй этап операции, Гарбуз исходил из собственных многолетних наблюдений: тюремщикам при всем их служебном рвении больше, чем кому-нибудь, свойственны тупость и отсутствие разумной инициативы.
- Понимаешь, - с жаром убеждал он Михайлова, - у всех тюремщиков есть одна общая черта: они, когда видят начальство, теряют способность мыслить и беспрекословно выполняют любой приказ. Предлагаю воспользоваться этим.
Михайлов задумался. Приближалось 18 июня - день, на который была назначена грандиозная демонстрация рабочих, крестьян и солдат. Большевики знали, насколько сложно будет обеспечить безопасность демонстрации и митингов, и заранее строили расчеты на том, что в помощь милиции и рабочим дружинникам будут привлечены освобожденные из-под ареста революционные солдаты. Но их предстояло еще проинструктировать, научить, как действовать в той или иной ситуации. А времени оставалось в обрез. И Михайлов принял план Гарбуза...
Ранним утром 15 июня со двора штаба Минской милиции выехали три грузовика. В кузовах стояли вооруженные милиционеры. Впереди ехал легковой автомобиль. Рядом с шофером сидел Гарбуз, на заднем сиденье - Михайлов и Крылов. Перед массивными железными воротами тюрьмы колонна остановилась. Из боковой калитки выкатился маленький, пузатенький охранник. Как таракан, шевеля усами, вытянулся перед начальством, сидевшим в легковом автомобиле, взял под козырек и пронзительным, срывающимся до хрипоты голосом выкрикнул:
- Здравия желаю, граждане начальники! - Он не знал, кто перед ним, кому из сидящих в автомобиле надо рапортовать, и от этого совсем растерялся, был почти в панике.
Михайлов небрежно бросил:
- Я - начальник городской милиции. Отвори-ка, братец, ворота.
Охранник козырнул и опрометью бросился исполнять приказание. Через несколько минут автомобили уже были в просторном дворе тюрьмы. Здесь перед Михайловым предстал толстый, с жирным лицом и узкими глазками-щелками старший надзиратель. Михайлов протянул ему несколько исписанных листов (пригодились списки, полученные через Жихарева!) и тем же спокойным, негромким голосом сказал:
- Здесь значится двести тридцать два человека. Немедленно распорядитесь вывести их сюда, во двор, и построить.
- Но, господин... простите, гражданин начальник, у меня нет предписания, а у вас - разнарядки.
Михайлов достал из нагрудного кармана сложенный пополам листок:
- Вот мое удостоверение. Читайте: "Все граждане и должностные лица обязаны выполнять..."
Гарбуз вышел из автомобиля и, приблизившись к надзирателю, взял его за локоть:
- Потрудитесь выполнить приказ начальника милиции, если не хотите проехать с нами.
- Я, конечно, выполню, - вяло залепетал тюремщик, - но...
- Никаких "но"! Прикажите доставить этих людей сюда.
Старший надзиратель протянул бумаги двум своим подчиненным, навытяжку стоявшим у входной двери, и приказал выводить арестованных во двор. К этому времени милиционеры по команде Крылова выстроились в две шеренги по сторонам площадки, на которой обычно проводилось построение.
Примерно через полчаса арестованные были во дворе. Гарбуз провел перекличку и доложил Михайлову:
- Все налицо.
- Действуйте дальше, - тихо сказал Михайлов и повернулся к тюремщику. - Обращаю внимание на вашу личную недисциплинированность и нерасторопность. Вынужден поставить об этом в известность губернский комиссариат. Хотя в общем-то я вправе был поступить по закону военного времени.
Видимо, старший надзиратель на миг представил себя стоящим у тюремной стены, а напротив с винтовками наизготовку - строй этих вооруженных милиционеров. Лицо его стало мертвенно-белым, и он еле слышно пролепетал:
- Виноват... исправлюсь.
Колонна между тем уже была готова двинуться в путь. Впереди легковой автомобиль, за ним - грузовики, а затем в колонну по четыре - солдаты. По сторонам строя - цепочки вооруженных милиционеров. Михайлов в сопровождении подобострастно семенящего старшего надзирателя прошел к своему автомобилю, неторопливо устроился на заднем сиденье. Гарбуз сел рядом и приказал:
- Отворите ворота.
Старший надзиратель козырнул и ринулся к воротам. На бегу визгливо прокричал:
- Отворить! Что спите, мать вашу!..
Михайлов и Гарбуз весело переглянулись. Колонна медленно вытянулась с тюремного двора. Замыкал шествие Антон Михайлович Крылов. Он слышал, как тюремщики переговаривались между собой: "В расход повели большевичков".
Через некоторое время, попетляв по улицам, колонна на небольшой площади остановилась. На грузовики залезли милиционеры и принялись раздавать недавним арестованным винтовки. Вооружившись, солдаты снова с готовностью построились. Михайлов встал в машине и громко сказал:
- Товарищи, на ближайшие несколько дней вы поступаете в распоряжение милиции города Минска. После выполнения специального задания все получат от Минского комитета большевиков направления для дальнейшей работы. А сейчас вас проводят туда, где вы сможете отдохнуть. - Он отыскал глазами Крылова. - Товарищ Крылов, ведите людей. - Наклонился к шоферу и коротко бросил: - В штаб!
Едва Михайлов успел войти к себе в кабинет и по телефону доложить Мясникову об успехе операции, как позвонил Солдунов:
- Михаил Александрович, уже второй день люди Данилы шастают вокруг нашего дома. Расспрашивают соседей о хозяине.
- Откуда ты звонишь?
- Из Совета. Я в кабинете Кнорина.
- Наши встречают их?
- Да. Пока все идет нормально.
- Альгис и Роман ходили к Даниле на встречу?
- Только что возвратились. Данила снова отложил нападение: говорит, что у него много забот с большевиками. Альгис уверен, что люди Данилы действительно по горло заняты провокациями против нас и подготовкой к 18 июня.
- Значит, они откладывают - и мы отложим?
- Да, Альгис и Роман считают, что у Данилы сил для нападения в настоящий момент действительно нет, и поэтому он пока проводит разведку, проверяет наших. Предлагают ждать.
- Ну что ж, давайте подождем. Тем более что у нас есть дела поважнее. Как себя чувствует наш капиталист?
- Нормально. Шутит, что, если надо, в своей роли он может пребывать сколько угодно.
- Хорошо, - рассмеялся Михайлов. - Скажи ему, что за каждую лишнюю чашку шоколада ему придется платить из своего кармана, так что пусть экономит.
В хорошем настроении Михайлов положил трубку, но тут снова пронзительно зазвонил аппарат. На другом конце провода был губернский комиссар. Задыхаясь от гнева, он кричал:
- Гражданин Михайлов, это вы освободили из тюрьмы арестованных солдат?
- Да, гражданин комиссар.
- По какому праву?
- По праву свободы.
- Но они же арестованы военными властями.
- Есть основания предполагать, что кто-то из военачальников, желая ослабить нашу боевую мощь, с умыслом арестовывает солдат и отправляет их в тыл.
- Вы хотите сказать, что стоите за укрепление фронта?
- Я всегда был за это, гражданин комиссар. А вы что, против?
- Я?.. - Чувствовалось, что комиссар смутился и ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Наконец он нашелся: - Нет, конечно. Но ведь вы, освобождая солдат, отпускаете их на все четыре стороны, и они безвозвратно утрачиваются для наших войск на фронте.
- Гражданин комиссар, вам, как всегда, кто-то клевещет на меня. Смею вас заверить: все освобожденные нами из-под ареста солдаты направляются на фронт. Хотелось бы знать имена клеветников, которые сознательно подрывают авторитет милиции и мой лично. Я поставлю вопрос о привлечении их к ответственности за клевету.
Губернский комиссар, видно, смутился еще больше, пообещал разобраться и положил трубку. Михайлов взглянул на часы и вышел из кабинета: он спешил на расширенное заседание комитета большевиков.
Заседание открыл Мясников:
- Товарищи! В нашей работе принимают участие председатели районных комитетов большевиков, представители партийных организаций заводов, фабрик, командиры боевых рабочих дружин. В связи с тем, что с ораторами и агитаторами, которым предстоят выступления на митингах 18 июня, Минский комитет большевиков уже провел совещание и инструктаж, на сегодняшней повестке дня стоит только один вопрос: "О мерах по обеспечению порядка и безопасности во время проведения демонстрации и митингов трудящихся масс и солдат минского гарнизона 18 июня". Слово по этому вопросу предоставляется начальнику гражданской милиции товарищу Михайлову...
ГОЛОС НАРОДА
Так получилось, что Михайлову, как и его товарищам, в канун 18 июня пришлось принять участие в ряде волостных митингов и собраний крестьян. Кроме того, рано утром 17 июня Михайлов выступил перед солдатами одного из полков. Полк отправлялся на фронт, и по этому поводу так называемая делегация Черноморского флота во главе с лжеморяком Баткиным затеяла митинг. Полковой комитет обратился за помощью к городскому комитету большевиков.
Что ж, митинг так митинг. Михайлов разбил доводы "делегации" о том, что "спасение революции в немедленном и победоносном наступлении", и под аплодисменты солдат доказал, что среди подпевал Баткина нет ни одного настоящего моряка. Затея провокаторов была сорвана.
А назавтра ровно в два часа тишину прорезали гудки фабрик, заводов, паровозов, железнодорожных мастерских. Работа остановилась. Для руководства демонстрацией Михайлов и Мясников заранее создали штаб. Каждая колонна демонстрантов, помимо охраны, располагала двумя конными, в обязанности которых входило поддерживать надежную связь со штабом. Вскоре по центральным улицам города потянулись нескончаемые людские потоки. Над головами демонстрантов развевались красные флаги. Люди несли сотни транспарантов и лозунгов: "Долой войну!", "Контроль рабочих за производством и распределением!", "Долой преследования за революционные убеждения!", "Вся власть Советам!"
Почти сразу же в штаб начали поступать первые сведения о действиях меньшевиков и их союзников. Связной железнодорожных мастерских доложил, что путь их колонне перекрыла группа провокаторов - человек сорок-пятьдесят. Вооруженные винтовками, они потребовали, чтобы люди разошлись по своим рабочим местам. Но вперед колонны выдвинулась вооруженная рабочая дружина, в составе которой было сто двадцать человек. Провокаторы тут же ретировались.
Вскоре прибыл связной от колонны демонстрантов Кошарского машиностроительного и черно-медно-металлургического заводов: в районе Архиерейской слободы колонну встретила большая группа провокаторов. По данным командира рабочей дружины Костикова их было до ста пятидесяти человек. Они перегородили улицу баррикадой и угрожали применить оружие, если рабочие не разойдутся. Михайлов тут же подозвал Крылова и, развернув на коленях карту города, сказал:
- Антон Михайлович, бери с собой первый, второй и четвертый отряды, посади людей на грузовики - они стоят на углу Богодельной и Подгорной - езжайте к Архиерейской слободе. Проведи людей вот здесь, - пальцем показал по карте маршрут, - через Губернаторский сад и выйдите к баррикаде с тыла.
Затем дал приказ связному:
- Передайте Костикову, пусть выдвинет в голову колонны боевую дружину. Я уверен, что, очутившись между двух огней, провокаторы не пойдут на вооруженное столкновение. Постарайтесь разоружить их, а руководителей арестовать.
Не успели Крылов и связной отойти, как на рыжем жеребце прискакал посыльный от рабочих завода "Энергия".
- Товарищ Михайлов, - громко доложил он, - в нашу колонну в районе улицы Коломенской с верхних этажей бросают камни, пустые бутылки, сделали несколько выстрелов. Два человека ранены пулями и четыре получили увечья от бросаемых предметов. Подворотни и подъезды домов наглухо закрыты. Командир боевой дружины и представитель партийной организации просят разрешения взломать двери.
Михайлов понимал: разреши он это сделать, контроль над событиями может быть упущен. Разгоряченные рабочие попытаются отомстить за пролитую кровь товарищей. Он подозвал Крылова-младшего:
- Алексей, возьми пять-шесть милиционеров и на легковом автомобиле подскочи на Коломенскую. Там провокаторы забрасывают рабочих завода "Энергия" камнями и бутылками. Связной говорит, даже стреляют. Раздели их боевую дружину на четыре-пять групп, во главе поставь наших милиционеров, вскройте двери домов, где укрылись провокаторы, и арестуйте их. Автомобиль сразу отправь сюда, назад доберешься пешком.
Михайлов взглянул на часы: пора было отправляться на Юбилейную площадь, где ему предстояло выступить на митинге. На Троицкой горе, куда еще раньше ушел Мясников, митинг, видимо, уже начался.
Подошли Любимов и Кнорин.
- Ну что, Михаил Александрович, мы на Привокзальную площадь?
По докладам связных Михайлов знал, что все колонны, которые двигались к Привокзальной площади, уже там.
- Давайте, братцы! Ни пуха!
Кнорин и Любимов зашагали к ожидавшей их пролетке. Михайлов спросил у Гарбуза:
- Иосиф, а Ландер где? Ему же выступать на Нижне-Ляховском рынке.
- А вот он, легок на помине. - И Гарбуз рукой показал в сторону небольшого сквера. Михайлов шагнул навстречу приближающемуся Ландеру.
- Ну что, Карл Иванович, твой час настал?
- Да, я только хотел сказать, что меня задержали какие-то мрачного вида субъекты, но я от них благополучно отделался и теперь иду на Нижне-Ляховский. - Он махнул рукой Гарбузу и свернул в переулок.
Михайлов подозвал Гарбуза:
- Иосиф, останешься за меня. Я возьму с собой группу связников и пятый отряд. С тобой останутся самый многочисленный третий, а также шестой и седьмой отряды. Давай руководи. И не забывай держать меня...
Договорить Михайлов не успел. К ним галопом приближался всадник. Гарбуз взволнованно сказал:
- Связник. Смотри, как гонит, наверное, случилось что-то.
И точно. Это был посыльный от колонны демонстрантов, в которую входили рабочие дрожже-винокуренного и фарфорового заводов, пивзавода, а также кустарных мастерских. На всем ходу всадник осадил коня и ловко соскочил на землю:
- Товарищ Михайлов, беда! В районе Георгиевской улицы бандиты обстреляли нашу колонну. Убито три или четыре человека, в том числе командир боевой дружины товарищ Кисель. Колонна рассыпалась по ближайшим улицам. Люди не расходятся. Боевая дружина заняла позиции и ведет перестрелку.
Михайлов быстро развернул карту, коротко бросил:
- Дмитриев, выясни, сколько у нас на данный момент имеется грузовых автомобилей. - И - к посыльному: - Покажи, где эти сволочи засели?
Связной ткнул в карту пальцем:
- Вот здесь они перегородили улицу, засели вот в этом скверике за баррикадой и во дворах домов.
Михайлов быстро оценил обстановку и спросил у подбегавшего Дмитриева:
- Ну что, Николай?
- Семь грузовиков и две легковые. Я приказал шоферам заводить.
- Правильно. Бери третий отряд, сажай в автомобили и езжай вот сюда. - Михайлов четко и быстро изложил обстановку, показал на карте расположение сил провокаторов и место, где находятся демонстранты. - Разделишь отряд на три группы. Одна пусть зайдет со стороны Соборной площади в тыл, вторая со стороны Сторожевки, а третья от реки. Возьмите их в клещи. Постарайтесь обойтись без перестрелки. Оставишь при себе один автомобиль, а остальные направь сюда в распоряжение Гарбуза.
Дмитриев и связной исчезли.
- Ну, Иосиф, кажется, на большее у них сил не хватит. Чует мое сердце, да и обстановка говорит о том, что это последний серьезный очаг сопротивления. По мере прибытия наших отрядов, усиливай охрану мест, где проходят митинги. Имей в виду, что общий митинг в шесть часов на Соборной площади. Туда и прибудешь со всеми силами и штабом.
Теперь уже времени оставалось в обрез, и Михайлов верхом в сопровождении группы связников поскакал на Юбилейную площадь...
Бурлили улицы и площади города. Провокаторы были смяты, разбежались, забились в подворотни, смешались с демонстрантами, подавленные и растерянные: они воочию видели победное шествие революции.