НА ФРОНТ
Михайлов вышел из дому под вечер. Шел быстро, часто и неожиданно сворачивал в проходные дворы, арки, оглядывался. И хотя позади никого, кажется, не было, тем не менее каким-то особым чутьем он угадывал опасность.
Пересек очередной проходной двор, быстро повернул обратно, и тут на него чуть не налетел мужчина в короткой меховой куртке и кожаной шапке. Увидев Михайлова, он растерялся. Но это длилось всего секунду. Затем мужчина сделал вид, будто его интересует именно этот двор, направился к первому же крыльцу и скрылся в подъезде. Михайлов спокойным шагом вышел на улицу. "Значит, слежка? Скорее всего "на хвосте" у Ландера пришли. Надо Крылова предупредить. Ну, а сейчас оторваться".
Михайлов понимал, что шпик, которого он только что встретил, на какое-то время, чтобы не выдать себя, задержится в доме. За эти несколько минут надо проверить, нет ли второй полицейской ищейки, и по возможности уйти. Выждав немного и убедившись, что шпик, скорее всего, был один, он уже подумывал, в какую бы сторону направить стопы, и тут удача: по улице, отчаянно тарахтя мотором, катило авто. "Оверланд"! - Михайлов и раньше видел на улице города эти автомобили. Их было в Минске всего несколько. Еще четыре года назад инженер Свентицкий получил в городской управе разрешение на перевозку по городу пассажиров. Об этом как-то рассказывал Мясников. Проезд стоил дорого, но ничего не оставалось делать. Это был редкий случай - на автомобиле уйти от шпиков, и Михайлов решил: "Рискну!" Поднял руку. Автомобиль стал.
- До Кальварии довезете?
- Охотно. Тем более что платить - вам.
- Поехали.
Мотор затарахтел сильнее, автомобиль тронулся и начал набирать ход. Михайлов посмотрел назад и чуть не расхохотался. Около арки, из которой он только что вышел, метался взад-вперед его преследователь, а к нему через улицу, по-птичьи размахивая руками, бежал второй. Не трудно было догадаться, какие чувства они испытывали. Улыбаясь, Михайлов сел поудобнее, как и подобает господину с тугим кошельком: кто иной рискнет прокатиться на этом чуде техники?
"А, хоть разок! - озорно, по-мальчишечьи подумал Михайлов, но тут же загрустил. - Впрочем, радоваться нечему, это мне дорого обойдется. В буквальном смысле".
Конспиративная квартира, на которой Михайлов должен был встретиться с Мясниковым и другими товарищами, находилась в окраинной слободе, сплошь застроенной небольшими деревянными домиками. Здесь ютилась городская беднота да те, кто в поисках лучшей доли перебрался из деревни в город. По единственной в слободе Кальварийской улице, пожалуй, впервые катил автомобиль. Но вскоре он затормозил. Водитель (а может, это был и сам владелец машины) сказал пассажиру:
- Знаете, господин, я боюсь дальше ехать. Посмотрите, улица все уже и уже, да и снег глубокий. Мне, пожалуй, не развернуться.
Михайлов не возражал. Главное сделано - он оторвался от шпиков. Испытывая перед пассажиром чувство неловкости, водитель взял с него сравнительно недорого. "Как извозчик", - с улыбкой прикинул в уме Михайлов.
На конспиративной квартире кроме Мясникова его дожидались Алимов и еще двое молодых парней.
Михайлов коротко рассказал о сложившейся ситуации и сразу же направил одного из парней, Петра Солдунова, в железнодорожные мастерские предупредить Антона Михайловича. Правда, Михайлов у себя в комнате ничего такого, что могло заинтересовать полицию, не держал, да и с хозяевами было условлено, что говорить в таком случае. Но лучше все-таки Антона Михайловича поставить в известность.
Когда Солдунов ушел, Михайлов продолжил:
- Я думаю, что задерживать они меня пока не собираются. Их цель - выявить всех руководителей нашей организации, связи, конспиративные квартиры и так далее. Что ж, поводим шпиков за нос.
- А что делать с Чароном? - спросил Алимов.
- Пока ничего. - Михайлов улыбнулся. - Просто возьму его с собой на фронт, а ты, Роман Петрович, поторопись с выездом в Москву. Вот тебе адрес моего старого верного товарища Катурина. Он и поможет разобраться по Чарону. И еще... - Михайлов смущенно протянул Алимову конверт. - Это письмо отправишь из Москвы.
Мясников лукаво покачал головой, но спросил о другом:
- Ты хочешь ехать без Романа?
- Да.
- А зачем Чарона берешь с собой?
- О, в этом вся суть, - снова улыбнулся Михайлов. - Там он будет при деле и, по крайней мере, вам вредить не сможет. А короче: мы его временно, до выяснения, как говорится, обстоятельств, изолируем.
- Но ведь тебе с ним еще более опасно.
Михайлов сел на старый скрипучий стул, достал из кармана и развернул какую-то бумажку:
- Не волнуйся, Саша. Я все продумал. На фронт со мной кроме Чарона поедут Дмитриев и Солдунов. У нас будут вот такие удостоверения, послушай: "Михаил Александрович Михайлов командируется в район 10-й армии для объезда учреждений Всероссийского земского союза. Должностные лица и учреждения приглашаются оказывать господину Михайлову содействие при исполнении возложенных на него обязанностей". - Михайлов кончил читать и, весело глядя на Мясникова, добавил: - А у Чарона такой "грамоты" не будет. И если мы заметим в его поведении что-либо опасное... Сам понимаешь, время-то военное - вдруг в полосе ведения военных действий появляется гражданское лицо! Пока будут разбираться, проверять и тому подобное, возвратится в Минск Алимов, и все встанет на свои места.
Мясников, задумчиво теребя подбородок, прошелся по комнате, затем сел на стул и спросил:
- Когда едешь?
- Сегодня. Чего тянуть?
- Куда?
- В Могилев, а затем в Ивенец и Молодечно. Кстати, я взял адрес Алексея Крылова - вдруг увижу.
- А как ты думаешь встретиться с Чароном?
- Очень просто. - Михайлов взглянул на высокого светловолосого парня. - Вот Николай сейчас пойдет к его дому и понаблюдает, а когда возвратится Солдунов, мы с ним двинем прямо туда. Если Чарон дома один, зайдем поинтересуемся, что ему от меня нужно.
- А если он не захочет ехать?
- Все равно потащу за собой. Если он враг, то, по крайней мере, оборвем его связи.
Мясникова, конечно, беспокоило то, что руководитель партийной организации сам идет на встречу с человеком, в искренности которого у подпольщиков возникли сомнения. Но доводы Михайлова, его уверенность сделали свое дело, и Александр Федорович, поколебавшись, сказал:
- Хорошо, Миша, но только дай слово, что примешь все меры предосторожности.
- Хорошо, даю.
Они договорились о встрече, и Мясников ушел. Михайлов обратился к Дмитриеву:
- Коля, у тебя и у Солдунова все готово к поездке?
- Да, Михаил Александрович. Литературу и листовки представителям партийных организаций 10-й и 3-й армий сегодня утром вручили. Любимов с ними договорился, что распространять их будут в полках, батальонах и ротах только после нашего отъезда.
- Хорошо. Тогда отправляйся к дому Чарона, посмотри, как там и что, а я дождусь Петра, и мы вместе придем к тебе.
Проводив Николая, Михайлов прошел в боковую комнатку, где имелся небольшой гардероб. Ему нужно изменить свой облик. Нашел подходящий полушубок, валенки, старую, но еще сносную ушанку. По одежде он должен был оставаться "господином" и в то же время выглядеть неброско. Переодевшись, возвратился в гостиную и в задумчивости остановился у покрытого морозными узорами окна. Подумалось о Соне. Он впервые полюбил и снова и снова задавал себе вопрос: имеет ли он, профессиональный революционер, право на любовь. Каждому ясно, на что обрекается жена такого человека. Грустно улыбнувшись, подумал: "Милая Соня, ты даже не знаешь моего настоящего имени! Для тебя я по-прежнему Арсений. Могу ли я, человек, не имеющий права назвать свое настоящее имя, рассчитывать на твою любовь?"
И опять, в который уже раз после приезда в Минск, в памяти всплыла далекая Чита, где судьба свела его с Соней. Да, его отъезд из Читы был для Сони неожиданным, а прощание - скоротечным. Он долго не мог прийти в себя, смириться с мыслью, что нет рядом этой чудесной девушки, что он не слышит ее смеха, голоса, не ощущает прикосновения ее нежных, ласковых рук...
"Стоп, Михаил, - неожиданно прервал он себя, - ты начинаешь раскисать. Думай только о предстоящем. Тебе партия поручила ответственное дело, и ты обязан справиться с ним. Да, в стране явно назревает революционная ситуация, и нам нельзя не воспользоваться этим. Надо всемерно усиливать работу среди солдат. Кроме того, в Белоруссии находятся тысячи рабочих Петрограда, Москвы, Харькова, Урала, присланные работать для нужд фронта. Их положение тяжелое: продовольствия нет, жилье никуда не годное, люди оторваны от семей, озлоблены на хозяев и начальников. Среди них есть и члены партии, в силу обстоятельств прервавшие связи со своими организациями. А мы плохо работаем среди них. Из рук вон плохо. Так и скажу Ландеру, Мясникову и Любимову".
Он подошел к столу и начал что-то писать на чистом листе...
Спустя два часа в дверь квартиры, где жил Чарон, кто-то негромко постучал.
Чарон почему-то сразу решил, что пришел кто-то из охранного отделения, и прямо в пижаме направился к двери. Открыл и... чуть не обомлел. Перед ним стоял Михайлов, а из-за его спины выглядывали двое незнакомых парней. Чарона внезапно охватил страх. А вдруг Михайлов все-таки узнал, кто он есть на самом деле, и специально привел с собою этих двух. Тогда конец! А здесь еще, как назло, эта чертова пижама, ведь любому неглупому человеку ясно, что скромный служащий, помощник управляющего сапожными мастерскими, вряд ли станет носить пижаму. Чарон засуетился, приглашая Михайлова и его спутников войти.
Михайлов вошел один. Это немного успокоило и приободрило Чарона. Он, льстиво улыбаясь, проговорил:
- Товарищ Михайлов, кто бы мог подумать. Какая для меня, простого человека, честь.
- Бросьте, Евсей Маркович, что это вы вдруг? Вы же сами хотели меня увидеть. Слушаю вас.
- Да-да, конечно. Но я даже и мысли не допускал, чтобы вы вот так пришли к рядовому члену партии домой...
- Все мы рядовые, - сухо улыбнулся Михайлов и, видя растерянность хозяина, не стал дожидаться приглашения, сел на стоявший у круглого стола стул.
Чарон действительно был растерян. Не понимая, зачем он это делает, надел поверх пижамы пальто и сел напротив гостя.
- Михаил Александрович, вам, конечно, покажется странной моя просьба. Дело в том, что не могу больше ограничиваться выполнением мелких поручений. Когда я послушал вас на последнем собрании, то твердо решил проситься на более трудную и опасную работу. Хочу, чтобы вы использовали меня для агитационной работы в армии. Не сомневайтесь, не подведу.
- А каким образом вы уладите дело на службе?
- Я выпросил у управляющего отпуск за свой счет.
- Уже выпросили?
- Да. Дело в том, что я хотел за это время подыскать себе новую службу.
Михайлов помолчал некоторое время, потом, как бы решившись, сказал:
- Ладно, быть по сему! Я сегодня же еду в войска и возьму вас с собой. Собирайтесь, но, если не возражаете, я оставлю у вас двух товарищей, которые пришли со мной, а сам отлучусь часа на полтора, чтобы оформить документы. Надеюсь, к вам полиция не заявляется?
- Нет, у меня здесь как у бога за пазухой, можете быть спокойны.
- Ну что ж, тогда собирайтесь.
Михайлов, довольный таким поворотом дела, вышел.
В МОГИЛЕВЕ
Чарон был поражен, когда узнал, что поезд везет их не на фронт, а в Могилев, где размещалась Ставка Верховного главнокомандующего. Спрашивать ни о чем не стал, но всю дорогу мучительно думал, что Михайлову там нужно.
Собран и молчалив был и Михайлов. Цель его поездки заключалась не только в том, чтобы дать новый толчок агитационно-разъяснительной работе среди солдат. Центральный комитет требовал по возможности выяснить обстановку в Ставке Николая Второго. Михайлов знал, что союзники, обеспокоенные тем, что неудачи на фронте могут толкнуть Россию, эту огромную, обладающую колоссальными людскими ресурсами страну, на выход из войны, направили в Ставку Верховного главнокомандующего своих военных атташе, которые должны были поднять боевой дух у царя и его генералов. Но что конкретно они предпринимают?
Выполнение этих задач вынуждало, конечно, идти на риск. Могилев да и вся фронтовая полоса были буквально наводнены различными секретными полицейскими и жандармскими службами, ударные батальоны делали все возможное, чтобы не допустить разложения солдат.
На могилевском вокзале было многолюдно, в толпе преобладали люди в военной форме, и Михайлов мысленно похвалил себя за то, что не поленился прихватить шинель: в случае необходимости будет легче раствориться в солдатской массе.
Вышли на Привокзальную площадь. Михайлов, шедший впереди, обернулся к своим спутникам:
- Вот что, братцы, вы тут обождите с часок, а я пошел на разведку. - Он протянул вещмешок Дмитриеву. - Держи, Николай, мои пожитки.
В Могилеве Михайлов был не в первый раз и ориентировался неплохо. Вскоре он уже был на конспиративной квартире. В небольшом домике его ждали молодой щеголеватый подпоручик и двое гражданских. Подпоручик Жихарев, член социал-демократической партии с девятьсот девятого года, служил в самой Ставке Верховного. Благодаря умелой конспирации ему удавалось избегать неприятностей. Высокий, худощавый, с небольшими усиками, он был по-мужски привлекателен, и это, возможно, тоже играло свою роль.
Второй - низенький, припадающий на левую ногу мужчина лет тридцати - работал на небольшом заводе. Михайлов знал, что Григорий Иосифович Навроцкий служил в армии, воевал. После тяжелого ранения он был списан вчистую. Навроцкий и третий из присутствующих - Фурсов, пожилой, среднего роста человек крестьянского вида, в тяжелом полушубке, представляли партийную организацию Могилевской губернии. День был на исходе, и Михайлов не мешкая рассказал о Чароне. Тут же придумали план действий, рассчитанный на то, чтобы Чарон ни о чем не догадывался и в то же время чувствовал себя при деле. Фурсов предложил:
- Давайте поселим его у моего дальнего родственника. Мужик не болтливый, смышленый, в случае чего, сможет отбрехаться от полиции, а Чарону этому скажем, что поселяем его к человеку, который далек от революции - просто бедно живет и не отказывается от квартирантов. В подтверждение этому хозяин напомнит о том, как у него целых три месяца жил на квартире ушедший от жены полицейский. В то же время мой родственник сможет присмотреть за ним. Ну а опекать его должен будет Гриша. - Он посмотрел на Навроцкого: - Ты его и отведи туда.
- А нас где устроите? - спросил Михайлов.
Ответил Жихарев:
- Недалеко от вокзала освободился дом, в котором жили двое наших офицеров. Они сейчас получили комнаты рядом со Ставкой. Зная о предстоящем вашем приезде, я попридержал этот домик свободным, хозяину же продолжаю платить из царской казны.
- Хорошо, - согласился Михайлов и предложил: - Давайте сделаем так: ты, Григорий, иди к вокзалу, там вместе с Дмитриевым и Солдуновым, ты их знаешь, дожидается и Чарон. Бери его и устраивай. Скажешь: всем нам придется жить на разных квартирах. Пообещай, что завтра мы зайдем за ним. А тебя, Мироныч, - Михайлов повернулся к Фурсову, - я прошу: устрой моих парней и приходи сюда. За это время Иван Валерьянович познакомит меня с обстановкой в армии, а когда вернешься - поговорим с тобой. Как, не возражаете?
Навроцкий с Фурсовым ушли. Михаил Александрович неторопливо разделся и присел к столу.
- Ну, что нового, Иван Валерьянович?
Жихарев сел напротив и начал рассказывать. Говорил он четко, по-военному, словно докладывал.
- Обстановка такая: царь, его генералы делают все, чтобы бойня продолжалась. Солдаты, которым до смерти надоело воевать, - как порох: в любой момент могут взорваться и поднять восстание. В армии, даже в царском окружении немало офицеров, которые твердо убеждены в необходимости свержения самодержавия. Мы стараемся поддерживать эти настроения, хотя нам здорово мешают предательские действия меньшевиков, эсеров, этих крикунов-националистов, которые играют на патриотических чувствах солдат и призывают вести войну до "победного конца". Но, знаете, Михаил Александрович, ей-богу, наступили другие времена. Солдаты верят нам, большевикам. Спасибо и вам за помощь литературой, особенно листовками. Однако листовки листовками, а личного общения они не заменят. Вас хотят видеть и слышать во всех частях, расположенных в губернии. Так что работы вам хватит.
- Ну что ж, мы ведь ждали этого часа, дорогой Иван Валерьянович. Значит, и работать будем столько, сколько потребуется. Кстати, где находится штаб-квартира царя?
- В губернаторском доме. Впрочем, если хотите его лицезреть, то это сделать несложно. Он каждый день совершает прогулки.
- А что? - Михайлов задумчиво провел ладонью по округлой бородке. - Вот пойду и посмотрю на него - последнего царя России.
После этого Михайлов долго расспрашивал подпоручика о расположении частей, их командирах, о деятельности солдатских партийных организаций.
Жихарев, не удержавшись, восхищенно спросил:
- Михаил Александрович, а где вы учились военному делу?
Михайлов улыбнулся.
- Э, дорогой! Жизнь всему научит. И скажу тебе честно: нравится мне военная наука. С удовольствием прочел все, что смог достать, и много об этом думаю. Не сомневаюсь, после победы революции нам понадобится своя рабоче-крестьянская армия, которой позарез необходимы будут знающие специалисты. И тебе, Иван Валерьянович, и мне партия может поручить с оружием в руках защищать революцию. - Лицо Михайлова стало задумчивым, он мечтательно проговорил: - Обязательно создадим нашу народную армию, командирами в которой будут бывшие солдаты, рабочие, крестьяне, которые придут туда из наших большевистских военных академий.
Потом говорили о деятельности атташе союзных армий: Жихарев имел на этот счет очень ценные сведения.
Один за другим вернулись Фурсов и Навроцкий. Михайлов, попрощавшись с Жихаревым, которому надо было идти в часть, вместе с Навроцким и Фурсовым направился к своим попутчикам.
Ужинали впятером. Навроцкий рассказал, как он устроил Чарона. Стали прикидывать план на завтра. Михайлов, чувствовалось, уже все обдумал, потому что сразу же предложил:
- Каждый из нас троих, - он поочередно посмотрел на Дмитриева и Солдунова, - выступит завтра в двух воинских частях; я - в тех, которые расположены в городе, вы, ребята, - в загородных. Представители частей прибудут сюда завтра в девять утра. К вам же, - Михайлов обратился к Навроцкому и Фурсову, - будет просьба: занять Чарона. Утром мы с вами сходим к нему, и я дам ему поручение с вашей помощью собрать сведения о местных партийных организациях: численность, структура, данные о руководителях. Разумеется, вам надо всю эту информацию придумать и подавать ее таким образом, чтобы, во-первых, ни в коей мере не выдать ему действительного положения дел и, во-вторых, чтобы все это выглядело достоверно.
Фурсов весь вечер осторожно поглядывал на Михайлова, как бы выбирая удобный момент, и когда план был оговорен, он все-таки решился:
- Вот ты мне, Александрович, скажи, ты сам когда-нибудь видел Ленина? - И, словно смутившись своего вопроса, пояснил: - Понимаешь, о нем, о Ленине, часто спрашивают, а некоторые даже сомневаются: есть ли он на самом деле?