ВЕСТИ
В тот воскресный день Михайлов и Софья Алексеевна были приглашены в гости к Любимову. За ними забежал Гарбуз. Прямо с порога он громко сказал:
- Одевайтесь потеплее, мороз трескучий, как в Сибири. - И, вскользь глянув на наряд у Михайлова, не удержался: - Софья Алексеевна, гляньте-ка на этого щеголя. Не зря их у нас в Минске зовут земгусарами.
Михайлов знал Гарбуза давно, не раз в далекой Манзурке вдвоем коротали зимние вечера. Гарбуз отличался веселым и добродушным нравом, любил шутки и простоту обращения. Он озорно подмигнул Соне:
- Софья Алексеевна, вношу предложение: мы с вами идем по одной стороне улицы, а этот франт - по другой, чтобы люди не подумали, что он - наш знакомый.
Обмениваясь шутками, они вышли на улицу. Февраль только начинался и по всем приметам обещал много морозных дней.
Гарбуз, держась чуть позади - узкий и не очищенный от снега тротуар не позволял всем троим идти рядом, - говорил:
- А я хорошо помню февраль прошлого года. Было очень тепло, почти все время стояла плюсовая температура.
- Зато лета, считай, не было, - обернулся к другу Михайлов. - Не зря люди говорят: морозы в феврале, тепло - в июне.
Когда примерно через полчаса они пришли к Любимову, все, кроме Мясникова, были уже в сборе. У них издавна велось, что любая встреча превращалась в короткое совещание. Сегодня тем более был повод: приехал Алимов. Пока женщины хозяйничали, мужчины собрались в соседней комнате.
- Александр Федорович задерживается - прибыл связной из Могилева, - сказал Кнорин. - Может, послушаем пока Алимова?
- Давайте. Но я что-то его не вижу, - покрутил головой Михайлов.
- Сейчас придет. Он в сарай за дровами вышел.
Не прошло и минуты, как Алимов, громыхнув на кухне дровами, уже здоровался с Михайловым и Гарбузом.
- Мясникова я видел утром, и он мне поручил проинформировать вас о результатах поездки.
Алимов доложил о том, что ему удалось выяснить в Москве и Петрограде.
- Как видите, - закончил он свой рассказ, - ни в Петрограде, ни в Москве никто из наших о Чароне слыхом не слыхал.
- Как ты попал в Петроград? - поинтересовался Гарбуз.
- Понадобилось по ходу дела. Московские товарищи дали мне связного, который и помог связаться с петроградскими большевиками. - При этих словах Алимов густо покраснел. Чтобы скрыть смущение, начал сбивчиво и поспешно говорить: - В Петрограде обстановка, как перед грозой. Войска приведены в полную готовность. Ежедневные манифестации. Перед самым моим отъездом солдаты и полицейские открыли огонь по манифестантам на Невском проспекте. Погибло много людей.
Затем Алимов рассказал о Морозике, который находился в тюрьме вместе со Щербиным, и некоем шпике охранки под кличкой "Сыроегин", который около года назад выехал в Минск с особым заданием. Роман протянул Михайлову сложенный вчетверо небольшой лист бумаги.
- Это расписка Сыроегина в получении денег: товарищам удалось похитить ее из архива охранки. Думаю, расписка поможет нам кое в чем разобраться.
- Молодец, Роман, - потер руки Михайлов. - Почерк - это то, на чем можно поймать агента с поличным.
В дверь постучали, и в комнату вошла Соня.
- Мне приказано пригласить вас, дорогие мужчины, к столу...
Лишь к концу веселья появился Мясников. С первого взгляда можно было понять, что Александр Федорович сильно взволнован. Он сел за стол, но к еде не прикоснулся, сразу с необычным подъемом заговорил:
- Друзья, сегодня я могу сказать, что дни самодержавия сочтены. Ему не помогут ни штыки, ни драгуны. Но и для нас с вами наступил час решительных действий. Из Петрограда пришел приказ: активизировать деятельность всех большевистских организаций. Я только что расстался со связным из Могилева. Вот последние известия: царь обеспокоен положением внутри страны гораздо больше, чем обстановкой на фронте. Вчера он приказал генерал-адъютант Иванову возглавить войска, которым надлежит навести "железный" порядок в столице. Выделены самые надежные части. С Северного фронта сняты два полка пехоты, с Западного - две бригады, даже из своего конвоя его Величество не пожалели батальона георгиевских кавалеров. Кроме этого, Иванову придается тридцать стрелковых батальонов, шестнадцать кавалерийских эскадронов; в его подчинение также поступают гвардейские полки петроградского гарнизона. Царь даже пошел на крайнюю меру: подчинил Иванову Совет Министров.
Мясников замолчал и вопросительно посмотрел на Михайлова, взволнованно расхаживающего по комнате. Кто-кто, а он-то хорошо понимал, что значило это сообщение.
- Это агония, - сказал он наконец, - и наша задача - ускорить ее. Мы должны направить в каждый батальон, в каждую роту, следующие в Петроград, своих агитаторов. Надо разъяснить солдатам, против кого ведет их генерал Иудович, в кого их хотят заставить стрелять...
Мужчины уединились в соседней комнате и начали совещаться. Было принято решение, что в городе остаются только Михайлов, Мясников и Гарбуз. Остальные немедленно выезжают в войска.
Когда план действий на ближайшие дни был принят, Любимов заметил:
- Что будем делать с типографией? Она теперь нам нужна как никогда.
- Ты прав, Исидор Евстигнеевич, - согласился Михайлов, - отдать жандармам типографию, равно как и допустить, чтобы кто-то из наших товарищей в такой момент был арестован... мы не имеем права. Это я беру на себя. У нас есть неплохо подготовленные вооруженные группы, видимо, наступает их время действовать.
- Правильно, - согласился Мясников, - в борьбе с охранкой, полицией и жандармами они скажут свое слово.
ПЕРЕД СХВАТКОЙ
Страмбург даже на секунду не допускал мысли, что царь может быть свергнут. Что, спрашивается, происходит в стране? Да не что иное, как очередной бунт черни, не понимающей, чего она хочет. Опасения вызывали только большевики. В них Страмбург видел единственную реальную силу, угрожающую самодержавию: "В последнее время они зашевелились, но ведь и мы не сидим без дела". Иосиф Карлович был чрезвычайно доволен своей поездкой в Могилев и на фронт. Еще бы! Он добыл списки многих большевистских руководителей и активистов. Кроме того, ему удалось убедить руководителей большевистского центра Минска, что типография - его, Страмбурга, детище - работает только на них. Все это вызывало в душе бурный подъем. Он был уверен, что скоро с большевиками будет покончено. Местное полицейское начальство приняло предложенный им план, суть которого сводилась к тому, чтобы начать операцию в Минской и Могилевской губерниях одновременно. Только вот что значит этот неожиданный отъезд активистов из Минска? Выяснить, любой ценой выяснить! И одновременно собирать, собирать сведения о большевиках. В этом ему прямо и косвенно помогали эсеры, многие из которых были связаны с большевиками. Так что Иосиф Карлович мог быть доволен собой.
Но если бы в один из морозных февральских дней он заглянул на квартиру Михайлова, услышанное и увиденное там напугало бы его до смерти.
Заглянем вместо него мы.
У Михайлова собрались почти все партийные руководители, не уехавшие в войска. Было принято решение реорганизовать вооруженные группы в боевые дружины рабочих и начать подготовку к предстоящим событиям. Михайлов повторил свою мысль, что после победы революции боевые дружины составят ядро рабоче-крестьянской милиции - вооруженного отряда пролетариата. Затем, взяв со стола несколько исписанных листов бумаги, он перешел ко второму вопросу.
- Как известно, царь двинул на революционный Петроград войска под командованием генерал-адъютанта Иванова. Мы своевременно узнали об этом и приняли меры. Войска в основном разагитированы. Под Гатчиной и Оршей они взбунтовались и отказываются подавлять восстание, которым охвачен уже весь Петроград. Позавчера на сторону восставших перешли гвардейцы Павловского и Преображенского полков. Взят Арсенал. Все ключевые позиции Петрограда - вокзалы, перекрестки, важнейшие улицы и даже мосты в руках восставших. Вот-вот мы получим возможность поддерживать связь с ЦК по телефону и телеграфу. - Михайлов сделал паузу, словно спустился на ступеньку ниже, и продолжал: - Я считаю, что в Минске и в других городах края обстановка складывается благоприятно. Несмотря на то, что среди части рабочих еще сильно влияние меньшевиков, эсеров и бундовцев, наши позиции крепнут день ото дня. Все больше становится заводов, фабрик, мастерских, где рабочие уже без оглядки идут за большевиками. Здесь присутствует товарищ Крылов. Он может подтвердить, что в железнодорожных мастерских каждый день происходят антивоенные и антиправительственные митинги. Вчера объявили забастовку рабочие завода "Энергия", сегодня - пивзавода, дрожжевого и фарфорового. Завтра в поддержку им выступят рабочие машиностроительного и кожевенного заводов, представители которых находятся здесь. Члены нашего комитета закреплены за каждым предприятием. Еще одно усилие, товарищи, и победа за нами!
Михайлов снова немного сбавил тон.
- Теперь о типографии. За ее безопасность отвечают Дмитриев и Солдунов. Что у вас, товарищи? Сил хватит?
- Хватит, - заверил Николай Дмитриев.
Совещание близилось к концу. Люди получали задания и уходили. Дольше других задержался Алимов.
- Ну что, Роман, чуешь приближение весны?
- Весны? Что вы, Михаил Александрович. Гляньте в окно.
- Нет, дорогой Роман свет Петрович, я имею в виду не календарную весну. Ну да ладно, слушай приказ. Ты головой отвечаешь за Чарона. Пора разобраться, кто он есть на самом деле. Завтра утром будет ответ касательно расписки, которую ты привез из Москвы. Нашли мы тут одного специалиста по почеркам. Дали ему расписку и страничку из записей, что делал Чарон во время нашей поездки в Могилев и на фронт. Если почерка совпадут, сам понимаешь...
- А что слышно о Щербине? Он бы тоже мог нам помочь.
- Что слышно? Сам знаешь, уже два месяца без суда и следствия в тюрьме сидит. Известий никаких, а ведь тоже схватили его не где-нибудь, а на улице. Значит - по наводке. А кто мог навести на Василия жандармов? Кумекаешь? То-то, дорогой товарищ! Значит, делаем так: ты контролируешь поведение Чарона. Если завтра увидишь, что он направляется к типографии, любым путем задержи. Придумай что угодно, но, повторяю: сделай все, чтобы он в типографию не приходил. Завтра Солдунов, Дмитриев и их люди незаметно вывезут в другое место все оборудование.
- Да, но ведь Чарон послезавтра работает в этой самой типографии. Его смена.
- Именно послезавтра туда должна нагрянуть полиция. На помощь Чарона она и рассчитывает. Мы хотим опередить их всего на одни сутки. Завтра же вместе с тобой навестим Чарона в домашней, так сказать, обстановке. Все ясно?
- Ясно, Михаил Александрович.
- Давай действуй...
КТО ВЫ, ЧАРОН?
В этот день события набегали одно на другое. Едва Михайлов получил не оставляющие сомнения результаты сравнения почерков агента охранки Сыроегина и Чарона, как пришел Дмитриев: его хлопцы блестяще справились с заданием и без всяких происшествий перевезли на новое место все типографское оборудование.
Михайлов раскачивался на стуле и от души смеялся, слушая рассказ Дмитриева.
- Привожу я, - говорил Дмитриев, - своих на автомобиле и двух санях к углу Магазинной, ну, где размещалась типография, а навстречу - Солдунов. Лицо злое, только глазами сверкает. Спрашиваю: "Ты чего это?" Он и говорит: "Два шпика наблюдают за помещением типографии - один за входом, другой с обратной стороны за окнами и запасным выходом. Как от них избавиться?" Подумали мы, подумали и придумали. В санях у нас аккурат две четверти самогонки лежали - мы ее должны были в оружейную мастерскую отвезти, там один подпоручик-пьяница нам девять винтовок и два револьвера отремонтировал. Честно говоря, я у него парочку пулеметов выторговать собирался, авось пригодятся. Ну так вот, подобрали хороших хлопцев, они пошли, уломали этих шпиков, развели в разные подвалы и накачали. Потом обезоружили их для порядка, связали и уложили спать. Уже часа два, как мы оборудование вывезли, а шпики все спят...
- Ладно, остановись! - взмолился Михайлов, поднимаясь со стула. - Не доведи до греха. Скажи мне только одно: охрану выставил у нового помещения типографии?
- Конечно, Михаил Александрович. Как вы приказывали: и у типографии, и на подступах к ней, все честь по чести.
- Молодцом! А теперь пошли со мной, дело есть.
Михайлов взял с вешалки полушубок и начал одеваться, в это время в комнату заскочил Гарбуз. Он был так возбужден, что даже забыл поздороваться.
- Миша, последние известия! Царь, оказывается, вчера в ночь отправился в Петроград, но на станции Малая Вишера его поезд задержали, не пропустили в столицу. Тогда он решил повернуть на Псков. Там главнокомандующий Северным фронтом его "порадовал": армия дружно переходит на сторону восставших, даже остатки войск генерала Иванова взбунтовались и повернули оружие против царя. Но это еще не все. Только что по телеграфу приняли сообщение: императору вручена телеграмма председателя Думы Родзянко. Ему предлагается отречься от престола и передать трон Алексею.
- Алексею?! - Михайлов был возмущен. - Что там Родзянко с ума спятил? Хочет спасти монархию? Неужели не ясно, что народу России не нужны ни Николай Второй, ни Алексей, ни сам бог на троне. Нам нужны свобода и власть рабочих и крестьян! - Михайлов перевел дыхание и дальше говорил уже спокойно. - Давай, Иосиф, связывайся срочно с Мясниковым и Любимовым - пусть возвращаются в Минск. Чует мое сердце, что здесь с часу на час жарко станет. Действуй, друг! Ну, а мы пока решим одну проблему местного значения.
Михайлов наконец надел полушубок, который так и держал на весу.
- Двигаем, Николай!
Они вышли из дому и направились в сторону Романовской, где жил Чарон. На углу их встретил Алимов. Шея его была укутана теплым вязаным шарфом. Михайлов спросил:
- Роман Петрович, как, если не секрет, ее зовут?
- Кого? - смутился Алимов.
- Ты не красней, - улыбнулся Михайлов, - я же прекрасно знаю, что у тебя такого красивого шарфа не было. Откуда бы ему взяться? Так что признавайся.
- Да ладно вам, Михаил Александрович...
- Ладно так ладно, - примирительно сказал Михайлов. - Как дела? Где твой подопечный?
- Сидит дома.
- Шпиков не видно?
- Один приходил. Я его хорошо знаю: Лопатов, из охранки. Он с Чароном и раньше встречался. Позавчера на кладбище, вчера на Соборной площади. А сегодня вот прямо домой пожаловал.
- Ушел?
- Часа два тому.
- Подозрительных не замечал больше?
- Не видать. Мы тщательно проверили подъезд, и двор, и подходы.
- Сколько людей здесь?
- Со мной - четверо.
- Оставь троих у входа, а сам пойдешь с нами.
Михайлов, Дмитриев и Алимов вошли к Чарону. И опять, точь-в-точь как и в предыдущее посещение Михайловым этой квартиры, хозяин был в халате. Он засуетился, замельтешил, застрочил, как пулемет.
- Бог мой, кто ко мне пришел! Товарищ Михайлов, как я рад! Проходите, присаживайтесь, я здесь картошки сварю, чай организую.
- Не стоит, - сухо сказал Михайлов. - У вас бумага и ручка найдутся?
- Да-да, конечно.
Чарон метнулся к буфету, достал оттуда несколько листов бумаги, чернильницу с ручкой.
- Вот, пожалуйста.
- Садитесь и пишите, что я вам продиктую.
- Срочная депеша? - улыбнулся Чарон. Он сел, немного поерзал на стуле и приготовился писать.
- Пишите: "Я, Сыроегин, даю настоящую расписку с тем, что сего числа получил от Московского охранного отделения..."
С лица Чарона начала медленно сходить слащавая улыбка, вместо нее разлилась мертвенная бледность. Его руки мелко задрожали, и Чарон бросил ручку на стол.
- Это что, провокация?
- Нет, не провокация. Провокации скорее по вашей части, Сыроегин. Как видите, нам все известно. - Михайлов положил на стол расписку, привезенную Алимовым из Москвы. - Вот эту бумагу мы взяли специально для вас в Московском охранном отделении. Надеюсь, у вас хватит благоразумия трезво оценить ситуацию и не пытаться тянуть время?
Такого удара Чарон не ожидал. Растерянно он смотрел на расписку, а в голове вихрем проносилось: "Как они узнали? Кто меня выдал? Это конец! Они со мной нянчиться не станут, да и тюрем у них нет".
- Что молчите, Чарон? - Михайлов говорил спокойно, даже с иронией. - Я не думаю, что вы были так немногословны, когда два часа назад встречались с Лопатовым.
Чарон был сражен окончательно: "Бог мой! Они и это знают! Все кончено! А может, признаться? Может, пожалеют?"
Словно в тумане он видел лицо Михайлова, голос его доносился как бы издалека:
- Только не пытайтесь врать и изворачиваться. Полагаю, вы не настолько глупы, чтобы не оценить ситуацию реально. Поэтому предлагаю правдиво и искренне отвечать на мои вопросы. - Михайлов сел напротив Чарона, пододвинул к себе чернильницу, ручку и бумагу. - Итак, вопрос первый: ваша настоящая фамилия?
- Страмбург, - неожиданно для себя выпалил Чарон. - Страмбург Иосиф Карлович.
- Цель вашего появления в Минске?
- Розыск государственного преступника Михаила Фрунзе.
- Для чего вас водворили в тюрьму в Москве?
- Охранке стало известно, что Щербин - минчанин. Я должен был сойтись с ним поближе, сдружиться, чтобы после побега вместе прибыть в Минск. - Он кисло улыбнулся. - Иначе бы вы мне не поверили.
- Арест Щербина в Минске ваша работа?
- Отчасти. Его арестовала полиция. Но скрывать не стану, я приложил руку. Боялся, что он догадается, кто я на самом деле.
- Где он сейчас?
- В тюрьме.
- Шяштокаса помните?
- Шяштокас? Это кто?
- Альгис Шяштокас, литовец. Он вместе с вами находился в московской тюрьме.
- А, этот... Как же, как же! Он единственный, кто мне не верил, и я его больше других остерегался.
- Знаете, где он сейчас?
- Нет, не знаю.
- На какой день вы намечаете арест руководителей подполья? - Михайлов сделал короткую паузу, обдумывая, говорить ли о типографии. Пожалуй, следует дать понять Чарону-Страмбургу, что о его делах известно все. Это поможет сломить волю шпика, заставит его говорить правду до конца. - Насколько мне известно, вы хотели это сделать путем вызова каждого из нас в типографию?
- Господи! - Чарон изумленно обвел глазами подпольщиков. - И это вы знаете?!
- Мы действительно многое знаем, - кивнул Михайлов. - Это позволяет мне сейчас задать только один вопрос: вы согласны сообщить нам всю правду - и о себе, и о других агентах, внедренных в ряды партии?
Страмбург тихо ответил:
- Я понимаю, что иного выхода у меня нет, и поэтому отвечу однозначно: да.
- Тогда берите побольше бумаги и все подробно напишите.
Чарон взял стопку бумаги, поудобнее устроился за столом и начал писать.