Феофилакт рассматривал христианскую империю как оплот и опору истинной веры и полагал, что распространение христианского вероучения в полной мере соответствует интересам государства - того самого царства из пророчества Даниила, которое "сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно".
Провидение распорядилось таким образом, чтобы у тавроскифов не было древних полисов с их традициями демократического управления, не было цивилизованности и утончённости. Увы, им не была, как ромеям, дарована античность, когда лучшие умы могли позволить себе совершенствоваться в своём искусстве на городских площадях, когда философы беспрепятственно познавали мироздание, когда скульпторы ваяли шедевры, а поэты слагали бессмертные поэмы. Этим дикарям до сих пор приходится денно и нощно заботиться о приискании пропитания. У них нет в достаточном количестве рабов, которые могли бы исполнять все необходимые работы на пашне и в мастерских... Однако, подражая цивилизованным соседним народам, эти дикари живо сменили звериные шкуры на парчовые плащи, но, разумеется, не смогли под добротной одеждой скрыть свою дикарскую сущность... Какой изысканности и утончённости можно ожидать от них?! Помилуй, Бог!..
Порой Феофилакт задумывался: под влиянием каких причин совершается внутреннее развитие человеческих скоплений, именуемых государствами?
Почему одни народы остаются почти неподвижными, а другие соединяются в обширные империи, в которых бурлит общественная жизнь, где издаются законы и сочиняются трагедии?
Почему во главе всемирного процесса в разные эпохи оказываются разные народы?
И есть ли во всех исторических событиях хоть какая-нибудь последовательность и закономерность?
* * *
В субботу после полудня протоспафарий Феофилакт отправился на ипподром. В дни ристаний туда устремлялся весь Город, привычно разделяясь на две примерно равные половины, на две партии ипподромных любителей острых ощущений - на голубых и зелёных, на прасинов и венетов.
Когда-то, давным-давно, жители отдалённого провинциального Византия в урочные часы точно так же разделялись на цирковые партии прасинов и венетов, и каждая партия громкими криками подбадривала своих любимцев, призывала к ним победу, а соперникам точно так же сулила позор поражения.
С той лишь разницей, по сравнению с нынешними цивилизованными временами, что в древности на главной арене Византии происходили азартные в своей обречённости сражения гладиаторов, а теперь - хотя и захватывающие дух, хотя и чарующие, хотя и приводящие в экстаз всех поклонников - увы, совсем иные зрелища. Впрочем, гонки лёгких колесниц, запряжённых четвёрками резвых коней, вокруг величественной Золотой колонны служили вполне достойной заменой былым кровавым развлечениям.
Ушли в позабытое прошлое, канули в вечность дикие времена, дикарские эллинские нравы. Теперь жители столицы христианской империи восторгаются честным единоборством свободных людей, а не схватками рабов, отдают дань уважения удали умелых возничих, а не любуются предопределённой гибелью гладиаторов в схватках со специально натасканными свирепыми львами.
Тем не менее страсти на ипподроме едва ли уступают тем выплескам чувств, которые бушевали на трибунах старого цирка, когда на аренах лилась человеческая кровь.
Ах, ристания!..
Сколь же глубоко в человеческих душах упрятано желание насладиться торжеством более сильного над слабейшим... Даже сейчас, в просвещённое христианское время, в эпоху торжества божественной справедливости, мудрости и человеколюбия, ристания привлекают больше людей и вызывают более сильные чувства, нежели любые благочестивые собрания. Ради того, чтобы попасть на ристания, откладываются судебные процессы и философские диспуты, ремесленники оставляют свои эргастерии, а торговцы запирают лавки, переносятся дипломатические переговоры и откладываются любовные свидания.
На ипподром спешат в эту пору все - и последний подёнщик, для которого каждый удачный заезд представляется праздником его партии, и властительный государственный муж, надеющийся встретить в ложе для знати необходимых людей, с которыми здесь можно поговорить накоротке и без церемоний.
Если бы все эти люди так же стремились в храм на литургию!
Ленивый меняла и проворный водонос, лукавый царедворец и простодушный ремесленник, чиновник и мусорщик - все, все они стекаются на ипподром в надежде обрести желаемое, и, как правило, никто не испытывает разочарования.
Что же ищут они на ипподроме?
Людям необходимы герои.
Все жаждут видеть перед собой образцы.
Ради лицезрения чужого успеха и устремляются на ипподром все, от мала до велика.
Победителю ристаний щедро дарят любовь, но лишь для того, чтобы в скором будущем обрести иной объект для восхищения и почитания, а проигравшего подвергнуть насмешкам и презрению.
Ипподром выражает собой саму суть бытия.
Здесь за краткий миг создаются кумиры, здесь бывают низвергнуты вчерашние герои.
Впрочем, презрению могут быть подвергнуты не только ипподромные возничие. Ведь порой, в переломные исторические моменты, и самих василевсов народ избирает прямым волеизъявлением именно на столичном ипподроме...
Протиснувшись сквозь дурно пахнущую толпу простолюдинов на свою трибуну, Феофилакт не без труда разыскал домашнего раба, с раннего утра посланного на ипподром с поручением занять местечко получше.
Феофилакт уселся на прогретую тёплым осенним солнцем мраморную скамью, с достоинством огляделся, выискивая взглядом знакомых и уважительно раскланиваясь с каждым из них.
Да, в этот жаркий послеполуденный час на трибунах столичного ипподрома уже собрался "весь Город", за исключением, разумеется, женщин, а также священнослужителей, которым их сан не позволял явно присутствовать на греховных мирских забавах.
Впрочем, мало для кого являлось секретом, что из глубины тёмной ложи, помещавшейся вблизи императорской кафисмы, за ходом ристаний, за отчаянными скачками непременно наблюдал обрюзгший патриарх, мрачный подвижник Игнатий.
Разглядывая прибывающих на ипподром высокопоставленных вельмож, Феофилакт машинально отмечал, кто из придворных явился раньше, а кто позже, кто с кем первый поздоровался, кто кому какой поклон отвесил. От зоркого взгляда сановника не ускользнуло и то обстоятельство, что в кафисме, соседствующей с императорской, кесарь Варда появился вместе с молодой Евдокией, и на голове его красовалась богато украшенная драгоценными каменьями корона, точь-в-точь как императорская, только без навершного креста.
Томительно текли минуты, а императора всё не было.
В обстоятельствах выхода царствующих особ к подвластному народу мелочей не бывает, однако заметить отступления от церемониала способны далеко не все, а уж понять истинный смысл всего происходящего могут считанные единицы.
Всякий сановник, сведущий в придворных хитросплетениях, обязан подмечать всё, даже мельчайшие нарушения ритуала, дабы сделать соответствующие выводы и успеть приготовиться к переменам.
Не один год проведя на государственной службе, Феофилакт отдавал себе отчёт в том, что счастье улыбается только деятельным натурам, и то, что на взгляд несведущего могло показаться подарком слепой судьбы, на самом деле всегда являлось следствием тщательно спланированных и умело осуществлённых деяний рук человеческих. Феофилакт знал, как важно вовремя поклониться и вовремя отвернуться, вовремя выразить восхищение и проявить негодование, вовремя засвидетельствовать почтение...
Гордые - недолговечны. Лишь гибкое дерево может выстоять под напором сильного ветра. Тополь ломается, а вишня хотя и пригибается к земле, но рано или поздно выпрямляется и - расцветает.
По трибунам пронёсся шум приветственных возгласов, и толпа, собравшаяся на ипподроме, в едином порыве поднялась на ноги, приветствуя показавшегося в кафисме молодого императора Михаила.
В начале ристаний выпускались четыре колесницы с возничими в одеждах - голубого, зелёного, красного, белого цветов. Цвета эти связывали с временами года: весна, лето, осень, зима.
На трибунах по правую руку от императорской кафисмы помещались голубые, по левую руку - зелёные. Центр занимали приверженцы красных и белых.
Обычно устраивались двадцать четыре заезда, каждый по семь кругов.
Фаворитом ристаний был сириец Али, он уверенно побеждал одного соперника за другим.
В тот день Феофилакт не досидел до конца ристаний - уже после четвёртого заезда его колесница, управляемая возничим Василием, выбыла из борьбы.
Сириец бесчестно оттеснил колесницу Василия на самый край дорожки, едва не опрокинув её, что запрещалось правилами... Да, это было бесчестно, однако победа досталась Али.
Победителей не судят.
* * *
Вечером Феофилакт зашёл на конюшню, где удручённый конюх понуро чистил и скрёб каппадокийских красавцев. Василий не поднимал глаз на протоспафария, а когда Феофилакт, постояв некоторое время в молчании, уже собрался уходить, сказал несмело:
- Хозяин, ваше превосходительство, не прогоняйте меня...
- На всё - воля Божия, - ответил Феофилакт. - Не огорчайся, твои главные победы ещё впереди.
- Ваше превосходительство, весь ипподром видел, что сириец обошёл меня не по правилам!..
- Победы достоин тот, кто её добился, - покровительственно усмехнулся Феофилакт. - И не столь уж важно, какую цену пришлось за неё заплатить.
Василий застыл со скребком в руке, затем ожесточённо выпалил:
- На следующих ристаниях я стану первым!
* * *
Военные успехи павликиан в Малой Азии ставили империю перед весьма важной проблемой: требовалось сохранить главную житницу государства.
Походы против павликиан имели в своей основе отнюдь не идейное обоснование, с еретическими воззрениями павликиан можно было бы смириться, если бы зловредные еретики не посягали на снабжение империи хлебом!..
Лето 856 года было вполне удачным для империи.
Посланный в Малую Азию во главе императорского войска Петрона Каматир сумел нанести поражение павликианам и взял много пленных.
Придворный хронист оставил такую запись:
"...одна часть войска, конвоировавшая пленных, заблудилась в песках и претерпела много лишений, выпавших на их долю. Местность была безводна и пустынна. Таким образом, войско подверглось неминуемой опасности: они совершенно были лишены воды, а что для войска может быть тяжелее этого?
Поэтому они приняли относительно пленных самое жестокое решение и убили всех, мужчин и женщин, детям же они сохранили жизнь, сжалившись над их юным возрастом. Но и те вскоре погибли от недостатка воды.
Таким образом, претерпев великие бедствия, стратиоты достигли пограничной крепости..."
На некоторое время прекратились и разбойные набеги арабов на приграничные фемы империи, отчего увеличился приток податей в императорскую казну.
Впрочем, таможенные пошлины поступали в казну и во время войны. В то время, как треки и арабы в Малой Азии истребляли друг друга в нескончаемых сражениях, торговые люди этих стран через посредство нейтральной Армении и благодаря торговым договорам, существовавшим у армян с греками, беспрепятственно продолжали свои торговые сношения. Подданные ромейского императора и халифа багдадского словно бы говорили своим правителям: "Мы устали от всего великого! Дайте нам пожить простой человеческой жизнью! Не хотим больше совершать подвиги!.."
Протоспафарий Феофилакт искренне считал Ромейскую империю ответственной перед всем человечеством за сохранение святой христианской веры... Ибо христианская вера представлялась Феофилакту квинтэссенцией всей предшествовавшей культуры - античной философии и поэзии, юстиции и богословия...
Но ведь империю никто не уполномочивал быть ответственной.
К тому же не Византия, а именно враги империи - арабы - стали хранителями древней культуры - мусульмане изучали Платона и Аристотеля, отвергнутых православными богословами.
Несмотря на беспрерывные войны, отношения между восточными арабами и ромеями не отличались враждебностью, а носили даже дружественный характер. Это был враг, но такой враг, которого хорошо знали, с которым можно было вести переговоры.
Арабы сменили постоянного врага греков на востоке. У греков всегда были враги на востоке - не парфяне, так персы.
Потом появились арабы.
Как бы ниоткуда.
Вдруг среди песков Аравийской пустыни возникла могучая держава. И кто её создал?!
Арабы когда-то жили довольно бедно, подрабатывали лишь тем, что нанимались караванщиками к купцам, ходившим из Византии в Индию и обратно, или становились трактирщиками в караван-сараях, торговали финиками и пресной водой.
Всего лишь двести лет назад никто и не слышал о каких-то там арабах...
На Востоке находилась Персия, с которой у греков были давние счёты... Но вот в 636 году сначала византийское, а затем и персидское войско были наголову разгромлены!
И кем?! Арабами, у которых даже конницы не было!..
Войско передвигалось на ослах и верблюдах, а сражались они пешими. В первое время после смерти Мухаммеда арабы, привыкшие к жизни в безводной пустыне, избегали морских путешествий, а халиф Омар даже прямо их запрещал...
Однако прошло совсем немного времени, и бывшие кочевники стали умелыми и отважными мореходами. Они почти не пользовались вёслами и старались ходить под парусами даже против ветра.
У арабов были даже собственные огненосные корабли - харраки, не хуже греческих метавшие зажигательную смесь.
Арабы молниеносно заняли Сирию, вторглись в Персию, почти без сопротивления отхватили у империи Египет. Прошли по Северной Африке до Гибралтарского пролива и в 711 году уже приступили к покорению Европы.
Испанию захватили быстро и были остановлены уже за Пиренеями, на Луаре и Роне...
В течение нескольких столетий сирийцы были терпеливыми учителями арабов.
В сирийских школах вчерашние кочевники, раскинувшие свою державу на трёх материках, впитывали эллинскую высокую культуру - философию, медицину, алхимию и географию...
Арабы проявили себя весьма сообразительными учениками и скоро превзошли своих учителей.
Арабы развили и усовершенствовали полученные античные знания, чтобы спустя много столетий передать их латинскому Западу.
Прошло всего лишь полтора столетия после возникновения халифата, и вот уже высокообразованная империя стала отдавать предпочтение культурным контактам с арабами, нежели с грубыми и варварскими западными королями.
Особенно сближали греков и арабов общие принципы управления государствами - христианская монархия у греков, исламская монархия у арабов...
Схожие ритуалы и церемонии, схожие цели внешней политики...
И так же, как Византия боролась с еретиками-павликианами, халифат пытался искоренить ересь исмаилитов.
В то время ересь была едва ли не единственной формой проявления инакомыслия, присущего любому обществу.
Свободная философская мысль была загнана в подполье и выглянула из него лишь во второй половине IX века.
Основателем идейной концепции был Абдулла ибн-Маймун.
Родом - перс из Мидии, по профессии - глазной врач. Умер он в 874 или 875 году.
Его сторонники называли себя исмаилитами.
Главной целью было разрушение ислама.
Видимая сторона учения была проста и находила отклик в массах народа: безобразия этого мира исправит махди, то есть спаситель человечества.
Подобная проповедь легче всего воспринимается в тяжёлые времена, а надо заметить, что IX век был довольно жестоким...
Мятежи и отпадения эмиров, восстания покорённых племён на окраинах, бесчинства наёмных войск и произвол бюрократии, поражения в сражениях с Византией и растущий фанатизм мулл ложились на плечи крестьян и городской бедноты...
Ну почти как в Византии - одни и те же проблемы!..
Но были и различия.
Государственное устройство Византии не позволяло чиновникам заниматься ни торговлей, ни иной деятельностью, приносящей прибыль.
Однажды император Феофил заметил, как в гавань Буколеон входит торговое судно, и поинтересовался: что за купец осмелился пристать к царскому причалу?
Императору живо донесли, что судно загружено шёлком, а владелицей груза является сама василисса Феодора.
Разгневанный Феофил приказал немедленно сжечь хеландию вместе с товаром, ибо не пристало людям благородным и знатным заниматься столь низким делом, как торговля!
И хеландию сожгли на радость толпе.
Зато мусульманское право признавало торговлю полезным занятием. Нелишне напомнить, что и сам Мухаммед, основатель ислама, был вначале купцом.
Базарган - так у них назывался купец, ведущий крупную иногороднюю или даже иностранную торговлю, - пользуется уважением не меньшим, а подчас даже и большим, чем высокопоставленный чиновник халифа...
Даже среди вельмож бытовала страсть к наживе и отнюдь не считалась зазорной - один эмир, кажется, его звали Исмаилом, за десять тысяч дирхемов купил участок земли и в первый же год после покупки сумел продать с купленного участка камыша на такую же сумму!
Камыш у них в большом ходу, они строят из него жилые дома и постоялые дворы, караван-сараи и конюшни...
Исламские законодатели устанавливали такие правила для совершения торговли: во-первых, продаваемая вещь должна быть известна покупателю и обязательно быть полезной. Во-вторых, запрещались фьючерсные сделки - продажа несобранных плодов, зерна на корню, несостриженной шерсти и т. п.
В теории исламские законоведы не допускали мысли об извлечении прибыли из торговли и считали, что при купле-продаже оба участника сделки оказывают друг другу взаимную услугу...
Как и в христианстве, ростовщичество почиталось смертным грехом.
И христиане и мусульмане своими догматическими запретами способствовали только тому, что экономика развивалась уродливо, а финансовые операции постепенно сосредоточились в руках иудеев.
Духовные сокровища античного Знания от греков незаметно перешли к сирийцам и арабам.
Сирийцы учились в Константинополе и Александрии, в Антиохии и Бейруте. Философия и медицина, естественно-научные знания и юриспруденция жадно усваивались потомками степных погонщиков верблюдов.
Мировой центр образования и культуры незаметно переместился в богатеющий год от года Багдад.
Ещё при династии сасанидов последних греческих философов, изгнанных из Афинской академии императором Юстинианом I, гостеприимно приютил город Ктесифон, ставший вскоре Багдадом. И будучи столицей арабского халифата, Багдад столь же охотно открывал свои врата перед греческими учёными, как и сасанидский Ктесифон, а первым покровителем учёных был сам халиф.
Крупнейшая библиотека помещалась в багдадском "Доме мудрости". Там же существовал переводческий центр, где произведения античных мыслителей перелагались на арабский язык.
В то время, как константинопольские переписчики писали на пергаменте, у арабов уже была в ходу бумага! Арабы узнали секрет изготовления бумаги от китайцев.
Да и защищать от неверных христианские земли не требовалось.