- Вотъ тебѣ тетенька и Жоржинъ день! шутилъ Квасовъ, встрѣчая перепуганныхъ и вопрошающихъ солдатокъ. - Буде съ мужьями-то, поживите и врозь.
- Да за что же, родимый, за что же? вопили бабы.
- A стало быть прынца зависть беретъ, шутилъ Акимъ Акимычъ. - У него жена-то старая, да еще по-русски ничего не умѣетъ, колбасница. A вы, вишь, русскія бабы, да и раскрасавицы, - что тебѣ вѣдьма! Изъ васъ, поди, самая красивая, и та по мнѣ на чорта смахиваетъ. Ну, а его завидки взяли! Вотъ нѣмчура и подумалъ: дай, молъ, разведу раскрасавицъ съ мужьями. И себѣ, и русскому дьяволу, и нѣмецкому богу - всѣмъ заразъ услужу.
Между тѣмъ, покуда принцъ и Фленсбургъ гуляли по казармѣ, братья Орловы сидѣли въ одной изъ болѣе опрятныхъ горницъ старшаго въ ротѣ флигельмана. Хотя они были подъ арестомъ, но ихъ, конечно, не заперли и всѣ пріятели поперемѣнно сидѣли у нихъ.
Орловы ожидали принца съ адьютантомъ къ себѣ въ горницу, даже толковали о томъ, не попробовать ли просить прощеніе у Жоржа и обѣщать все… Хоть въ голштинцы перейти къ Котцау подъ команду.
- Даромъ осрамимся, говорилъ Григорій. - Нѣтъ, ничего не будетъ. Промахнулся я, что былъ у мерзавца Тюфякина и не побывалъ у этой цыганки Скабронской. Она бы, можетъ, и все сладила.
Алексѣй Орловъ, а равно и друзья были того мнѣнія, что надо просить прощеніе у принца не ради себя, а ради того дѣла, что грезится… Да и не имъ однимъ. A съ каждымъ днемъ все болѣе проступаетъ нѣчто наружу…
- Такое, что духъ захватываетъ! говорилъ Пассекъ.
Григорій Орловъ, а въ особенности старикъ Агаѳонъ, поселившійся добровольно въ сосѣднемъ семейникѣ, чтобы служить своимъ господамъ, оба равно не думали и не тужили ни о чемъ, кромѣ неудачи относительно графини полу-русской, но всесильной…
- Попади вы къ ней - не то бы теперь было! твердилъ упрямо Агаѳонъ. - Хоть бы вы что ли, Петръ Богдановичъ, къ ней съѣздили за моихъ, говорилъ онъ Пассеку.
Когда принцъ не навѣдался къ арестованнымъ и надежда на личную просьбу ихъ о помилованіи разсѣялась, какъ дымъ, еще болѣе затужилъ Агаѳонъ о своей графинѣ.
- Фленсбургъ не допустилъ принца, говорили друзья. - Онъ всему и заводчикъ.
Въ тотъ же вечеръ Пассекъ предложилъ на утро съѣздить къ иноземкѣ, съ которой привязался къ нему Агаѳонъ. Послѣ недолгаго совѣщанія объ этомъ, тому же Агаѳону вдругъ пришла мысль, на которую всѣ закричали:
- Да, конечно! Вотъ ужь на всякаго мудреца довольно простоты на свѣтѣ! Молодецъ Ѳоша!
Агаѳонъ додумался и разсудилъ, отчего бы барину не "мигнуть" тайкомъ изъ-подъ ареста и не съѣздить теперь къ графинѣ. Вѣдь дѣло самое простое, можно такъ поладить, что никто не узнаетъ; часовымъ по косушкѣ вина, а офицеръ по караулу не входитъ въ горницу.
- И какъ это мы раньше не догадались, сидѣли, какъ бабы, да причитали, воскликнулъ Алексѣй Орловъ. - Если потомъ узнается, то, вѣстимо, еще хуже будетъ! Да что ужь тутъ!
Сначала между братьями поднялся споръ, кому съѣздить изъ-подъ караула, въ виду могущаго произойти усугубленія вины и отвѣта. Агаѳонъ считалъ необходимымъ ѣхать Григорью Григорьевичу.
- Онъ и по-нѣмецки ей болтнетъ, и насмѣшитъ, и умаслитъ. Онъ на бабу у меня ходокъ! говорилъ Агаѳонъ.- A этотъ что!.. озорничать только можетъ… Пути не будетъ, если Григорій Григорьичъ самъ не поѣдетъ.
Пассекъ съ вечера взялся за дѣло и на утро, около полудня, онъ самъ замѣстилъ по караулу другого заболѣвшаго будто-бы офицера. Рядовые на часахъ тоже оказались такіе, что и вина не захотѣли.
- Какъ можно, что вы! Петру Богдановичу-то, да и не услужитъ пустяками.
XXXII
Около полудня, собираясь завтракать, графиня Маргарита стояла у окна своей спальни-гостиной и съ маленькимъ зеркальцемъ въ рукахъ, не спѣша, аккуратно налѣпляла на свое хорошенькое личико двѣ черныя мушки. Вдругъ дверь распахнулась и Лотхенъ ворвалась какъ вихрь.
- Господинъ Орловъ! Пріѣхалъ и желаетъ васъ видѣть! воскликнула нѣмочка, торжествуя отъ событія.
- Что? Кто? Орловъ?
- Да, и тотъ самый, что, знаете, сдѣлалъ эту штуку. Буянъ, силачъ! Ну!.. Здѣшній сердцеѣдъ! объяснила Лотхенъ.
- Зачѣмъ? Почему? Я его не знаю. Разъ видѣла мелькомъ, вымолвила Маргарита смутившись.
- Говоритъ, есть до васъ важное дѣло и проситъ принять непремѣнно.
- Да я не хочу!.. Я, наконецъ, боюсь! Фленсбургъ говорилъ, что это злая собака. Онъ бьетъ женщинъ! Онъ меня прибьетъ. - Ни за что!
- Полноте, милая графиня, звонко разсмѣялась Лотхенъ. - Все это выдумки господина Фленсбурга. Я вовсе не нахожу его прелестнымъ, какъ невскія красавицы, потому что онъ… Во-первыхъ ужь очень страшно великъ… Эдакій можетъ такъ обнять и поцѣловать, что раздавитъ! Но бояться, что васъ онъ прибьетъ, потому что когда нибудь прибилъ свою любовницу, бояться побесѣдовать съ нимъ, - извините, глупо.
- Хорошо тебѣ говорить… Это… это ужасно!
Лотхенъ опять разсмѣялась. Маргарита бросила зеркало и, уже безсознательно ощупывая пальцемъ приклеившуяся мушку, стояла, очевидно не зная, что сказать и что сдѣлать.
- Хотите, я останусь при васъ и растворю дверь въ прихожую…
- Развѣ, что эдакъ… И, кромѣ того, лакеямъ вели стоять насторожѣ за дверями пріемной на всякій случай. И если что нибудь, то… Да я, право, Лотхенъ, боюсь… Онъ ненавистникъ нѣмцевъ и вообще иностранцевъ…
Нѣмка громко расхохоталась и, не отвѣчая, выскочила изъ горницы. Чрезъ мгновеніе Маргарита, чутко и смущенно прислушивавшаяся, услыхала мѣрную, тяжелую поступь за дверями сосѣдней небольшой горницы, ея второй гостиной, гдѣ принимала она малознакомыхъ гостей съ тѣхъ поръ, какъ въ угольную большую гостиную перенесли ея кровать. Она вышла и остановилась почти у дверей. Предъ ней на другомъ концѣ горницы появилась высокая и красивая фигура Григорія Орлова, за нимъ тотчасъ же проскользнула маленькая и юркая Лотхенъ, которая теперь казалась совсѣмъ ребенкомъ за широкоплечей фигурой богатыря.
Орловъ поклонился почти въ дверяхъ и сдѣлалъ молча шага три къ хозяйкѣ дома. Графиня едва замѣтно невольно подалась назадъ, хотя была отъ него на огромномъ разстояніи. Отвѣтивъ на поклонъ легкимъ граціознымъ кивкомъ своей красивой головки, она умышленно осталась на ногахъ и, не предлагая сѣсть, выговорила по-русски, немного гордо, но не совсѣмъ спокойнымъ голосомъ:
- Что вамъ отъ меня угодно, государь мой?
- Три просьбы, графиня. Двѣ простыя, одна мудреная.
- Объяснитесь…
- Простить меня… Это прежде всего, первая просьба, - выговорилъ Орловъ, почтительно наклоняясь и добродушно улыбаясь. Отъ этой улыбки и у него, и у брата Алексѣя, лица становились на мгновеніе и вдвое красивѣе и ребячески добродушны.
Пристально глянувъ въ это доброе лицо, замѣтивъ изысканную вѣжливость позы, голоса и взгляда, все, что считала она атрибутомъ свѣтскихъ людей не Петербурга, а Вѣны или Версаля, графиня Маргарита сразу посмѣлѣла и вполнѣ овладѣла собой. Лотхенъ хитро ухмылялась изъ-за спины гостя, будто говоря: Что? собака?
- Простить за что? вымолвила, наконецъ, графиня.
- За мою смѣлость, за рѣшимость явиться въ вашъ домъ, не имѣя чести и счастія быть съ вами знакомымъ… снова тихо заговорилъ Орловъ.
- Затѣмъ… вторая просьба?.. любезнѣе и мягче произнесла Маргарита.
- Но вы, графиня, еще не исполнили первой…
Маргаритѣ показалось, что тонъ голоса силача-буяна сразу измѣнился, сталъ менѣе почтителенъ и уже переходилъ на шутливый ладъ. Этого она допустить не хотѣла и даже боялась.
- Прощаю… снова сухо отозвалась она, - и надѣюсь, что остальныя двѣ просьбы будутъ болѣе дѣльныя… Вторая?
- Вторая просьба, графиня, - позволить поговорить съ вами наединѣ о своемъ тайномъ дѣлѣ, важномъ дѣлѣ, отъ котораго зависитъ моя жизнь, заговорилъ Орловъ серьезно и съ чувствомъ. - Посторонніе слушатели и огласка усугубятъ мое положеніе. A оно, графиня, ей Богу, достаточно ужасно и безнадежно.
Маргарита молчала, смутилась и замялась, не зная, что отвѣчать.
- Лотхенъ мнѣ… скорѣе моя подруга, чѣмъ горничная. У меня нѣтъ отъ нея тайнъ, а совѣтами ея я постоянно люблю пользоваться. Судите сами…
Орловъ быстро глянулъ на Лотхенъ, но успѣлъ смѣрить ее съ головы до пятъ и осудить. Было очевидно, что онъ не остался доволенъ имѣть слушателемъ и свидѣтелемъ смазливую фигурку съ такимъ хотя миленькимъ, но назойливо-веселымъ лицомъ.
- Если вы не можете исполнить этой простой… совершенно вѣдь простой, незначущей просьбы, графиня… тогда я не могу произнести ни слова болѣе и мнѣ остается только откланяться, рѣшился сказать Орловъ - A дѣло, съ которымъ я пріѣхалъ… Моя жизнь и жизнь близкихъ мнѣ лицъ, той же Апраксиной, съ которой вы дружны… Пусть все это пропадаетъ, идетъ прахомъ изъ-за женской прихоти. До свиданія… И извините…
Выговоривъ все это съ волненіемъ, но все-таки не громко, Орловъ наклонился, какъ бы собираясь выдти.
Маргарита уже давно взвѣсила все и не боялась болѣе этого буяна. Вдобавокъ онъ ловко ей напомнилъ въ нужную минуту, что онъ другъ (она знала сама, что онъ даже болѣе чѣмъ другъ) ея собственной пріятельницы, такой же почти львицы и красавицы, какъ и она.
- Лотхенъ!.. Вели готовить завтракъ! вымолвила тихо графиня по-нѣмецки, не желая своей любимицѣ давать простое приказаніе выдти вонъ.
Лотхенъ, все усмѣхаясь, легко повернулась на носкахъ своихъ башмаковъ и охотно выпорхнула вонъ, зная, что черезъ полчаса ей все будетъ извѣстно отъ самой барыни.
Едва только нѣмка исчезла изъ гостиной, бойко, какъ-то франтовски махнувъ въ дверяхъ своей пестрой юбочкой, Орлобъ сдѣлалъ три шага къ графинѣ, сокративъ огромное разстояніе, раздѣлявшее ихъ до тѣхъ поръ. Взглянувъ на хозяйку дома, онъ однако снова остановился и понялъ, что его не посадятъ. И онъ все-таки еще оставался въ такомъ отдаленіи, при которомъ говорить было почти неудобно.
"Горда, какъ всѣ выскочки!" невольно подумалось ему, когда онъ взглянулъ теперь на красавицу-хозяйку.
Дѣло въ томъ, что Маргарита, оставшись наединѣ съ офицеромъ, почти незамѣтно, едва ощутительнымъ движеніемъ бюста и головы, повернулась къ окну и стала въ полъ-оборота къ гостю. Теперь ни одна черта не двигалась, не жила на ея строго-холодномъ лицѣ, съ опущенными вдобавокъ глазами. Это свѣтленькое лицо, оттѣненное теперь длинными прелестными рѣсницами, стало безжизненно гордо, почти высокомѣрно.
А, между тѣмъ, Орловъ не догадался, что эта поза и это лицо были для свѣтской женщины не высокомѣріемъ, а единственнымъ ея оружіемъ для самозащиты. Могъ ли красавецъ и удалецъ, "бабій угодникъ", по прозвищу брата Алехана, - могъ ли онъ думать, что эта красавица-иностранка, полурусская графиня Скабронская, въ эту минуту все-таки слегка боится его?… Боится, что для него, трактирнаго буяна, равны: и она, и Котцау?! Равны: двадцатилѣтняя красавица-графиня и пузатый, отъ пива и картофеля разбухшій, ротмейстеръ.
- Я васъ слушаю… вымолвила тихо Маргарита, не поднимая глазъ. Попробовавъ мушку на щекѣ, она приблизила къ глазамъ правую руку и стала разглядывать свои тонкіе пальцы, щелкая ноготкомъ объ ноготокъ.,
Орловъ тотчасъ вкратцѣ разсказалъ всю свою исторію, уже давно извѣстную Маргаритѣ, начавъ, конечно, не съ драки въ Красномъ Кабакѣ, а только съ послѣдствій дерзости нѣмца и буйной шутки съ нимъ. Онъ кончилъ просьбой спасти его и брата, избавивъ отъ ареста и ссылки, и обратить гнѣвъ государя на милость.
Маргарита въ то же мгновеніе вдругъ подняла на гостя-просителя такіе искренно удивленные глаза, что Орловъ невольно опѣшилъ и смутился. Явилась мысль:
"Неужели не можетъ? Неужели все враки?"
Нѣсколько мгновеній глядѣла на него красавица и понемногу румянецъ набѣгалъ на ея полныя щеки. И скоро лицо уже горѣло огнемъ.
- Это дерзость! воскликнула она тихо. - вамъ кто нибудь сказалъ… Это… право… на основаніи толковъ, слуховъ, пустыхъ сплетенъ! И вы рѣшились… Это… право!.. не достойно…
Маргарита смутилась и, вся уже пунцовая отъ смущенія и гнѣва, какъ-то выпрямилась и показалась Орлову выросшей вдругъ на полголовы.
Ни разу еще въ жизни не случалось ему видѣть такого мгновеннаго преображенія въ женщинѣ и вдобавокъ въ такой красивой женщинѣ. Онъ невольно любовался на нее и вмѣстѣ съ тѣмъ недоумѣвалъ и ждалъ…
- Кто васъ послалъ? Кто сказалъ идти ко мнѣ, а не… не къ другому кому нибудь?
- Этого я сказать не могу, графиня.
- Почему? изумилась она.
- Не могу. Я обѣщалъ, далъ слово…
- Но вѣдь мнѣ… мнѣ же сами вы скажете, даже должны сказать, отъ кого вы являетесь.
- Не могу. Именно вамъ-то я и обѣщалъ не называть имени того, кто мнѣ васъ указалъ, какъ всевластную при дворѣ женщину.
- При дворѣ?! При дворѣ, говорите вы?
- Ну, да. При Воронцовой или при Гудовичѣ. При этихъ фаворитахъ… Я говорю прямо, безъ всякой опаски, мнѣ не до того!
- Вамъ сказали, что я могу просить ихъ, или даже государя… И все будетъ по моему желанію исполнено. Все!.. Когда никто ничего еще не могъ сдѣлать?!.
- Да… т. е. почти такъ… Если вы захотите, то мы будемъ прощены. Вотъ, что я знаю! A какъ и чрезъ кого - я не знаю.
- Такъ вы не знаете! странно вымолвила Маргарита. - Чрезъ кого я всевластна! расхохоталась красавица нѣсколько досадливо. - Говорите все… все! Иначе я для васъ ничего не сдѣлаю.
Орловъ искренно и подробно передалъ все, что оставалось недосказаннымъ и, наконецъ, признался, что обращается къ ней по совѣту самого наиболѣе пострадавшаго лица.
- Самого глупаго Котцау? радостно воскликнула графиня, приближаясь къ Орлову въ этомъ порывѣ и какъ бы приглашая и его подвинуться.
- Я его не назову… Я обѣщалъ не произносить его имени, сказалъ онъ, приблизясь немного. - Дайте мнѣ съ моей совѣстью хоть немного, графиня, немного… въ ладу остаться. Я и безъ того, вы видите, съ ней мошенничаю и плутую.
- Котцау? Если правда, то молчите.
- Молчу…
- Вы, напротивъ, говорите. Говорите: молчу… невольно разсмѣялась кокетка. - Если Котцау, то молчите, какъ мертвый…
Орловъ сжалъ губы и шутя закрылъ ихъ рукой, только красивые глаза его будто смѣялись, глядя въ лицо графини. Она тоже, молча нѣсколько мгновеній и не шевелясь, смотрѣла уже фамильярно въ эти глаза, потомъ подвинулась къ нему и заразъ оба, и молодой человѣкъ, и женщина, звонко разсмѣялись.
- La glace est rompue! говорятъ французы, - произнесъ Орловъ слегка иронически, мстя за недавній холодный и гордый пріемъ.
- О! Для васъ, жителей сѣвера, ледъ не диковинка и вы должны умѣть съ нимъ обращаться! сказала Маргарита и подала ему кокетливо свою руку.
Орловъ наклонился очень низко, въ поясъ, и коснулся кончиками губъ этой красивой и душистой ручки.
- Стало быть, я могу надѣяться? вымолвилъ онъ.
- Надѣяться всегда надо, но это ни къ чему не обязываетъ фортуну.
- Вы обѣщаете, однако…
- Сдѣлать все, что я могу, не подвергая себя опасности стать притчей въ городѣ. Поняли? Маргарита произнесла эти слова медленно и вразумительно… Орловъ смотрѣлъ, недоумѣвая.
- Собой для васъ я не пожертвую, т. е. своимъ добрымъ именемъ… Но если можно безъ этой жертвы… Ну, да увидимъ. Я ничего не обѣщаю, но одно скажу… Хуже вамъ не будетъ… Если и поѣдете въ ссылку, то я васъ не забуду и вы скорѣе вернетесь…
- Но высылка, хотя на время… для насъ погибель! горячо воскликнулъ Орловъ.
Графиня развела немного руками и наклонилась. Жестъ говорилъ:
"Что могу! Извините".
Чрезъ минуту Орловъ выходилъ изъ дома Скабронскихъ съ нѣсколько облегченной душой. Дорогой на ротный дворъ онъ размышлялъ отчасти весело.
- Авось сдѣлаетъ! Кажется, добросердая. A вѣдь красива, проклятая! И бой-баба! Нашимъ до нея далече! И подобраться къ ней, поди, мудренѣе, чѣмъ въ нашимъ. Своихъ-то молодухъ смѣшить только умѣй и всякую смѣшками этими скружишь и возьмешь. Не хитрое дѣло! A тутъ не то треба! A что? Да много кой-чего! Сразу и не соображу, только чую… Ледъ прошибъ ужь. Да вѣдь баба не ледъ, а такъ… полынья…
Между тѣмъ, Лотхенъ вернулась и тотчасъ съ любопытствомъ разспросила все и подробно, конечно, все узнала отъ барыни.
- Ну такъ когда же и какъ же вы все это сдѣлаете?
- Да никогда и никакъ, милая Лотхенъ. Очень просто.
- Вы просить не хотите Фленсбурга?
- Не буду, Лотхенъ, просить.
- Отчего?
- Не хочу, чтобы изъ-за Фленсбурга, изъ-за пересудовъ другое что, болѣе дорогое, погибло… Хотя бы дѣдушкино состояніе!..
- Кто же ему все разскажетъ, что вы?!.
- Молва, городскіе языки. Нѣтъ, Лотхенъ, это опасно. Да и что мнѣ господинъ Орловъ? Даже не любовникъ…
XXXIII
На другой же день послѣ свиданія съ Орловымъ, когда Маргарита, сдѣлавшая нѣсколько визитовъ въ городѣ, вернулась домой, Лотхенъ встрѣтила свою барыню чуть не на подъѣздѣ. Лицо горничной было многозначительно, почти торжественно и краснорѣчиво говорило о событіи въ домѣ. Графиня вошла въ прихожую и невольно спросила на всегдашнемъ своемъ языкѣ съ горничной, т. е. по-нѣмецки:
- Что съ тобою?
Лотхенъ отворила дверь въ гостинную. Графиня прошла. Субретка стала передъ ней и выговорила:
- Ну-съ, отгадайте.
- Умеръ?!. воскликнула тихо Маргарита, ожидавшая этого событія всякій день. И лицо ея немного зарумянилось отъ этой мысли.
- Живехонекъ. Даже нѣсколько лучше себя чувствуетъ. Совсѣмъ не то… Ну-съ? Еще что? Что могло бы случиться у насъ невѣроятнаго въ ваше отсутствіе?
- Не знаю. Говори скорѣе.
- Ни за что!! вскрикнула Лотхенъ. - Отгадайте.
- Орловъ былъ опять?
- Да, былъ… Былъ. Сейчасъ тутъ со мной сидѣлъ. Даже больше нѣмъ сидѣлъ… Но не Орловъ, а другой! Поинтереснѣе Орлова. Ну-съ? Кто?!
- Фленсбургь? Но это не….
- Неинтересно! Надѣюсь! вотъ нашли? Да ужь вижу, во сто лѣтъ не догадаетесь. Былъ здѣсь и ждалъ цѣлый часъ, потомъ меня поцѣловалъ, конечно насильно, - прибавила Лотхенъ, - и далъ мнѣ червонецъ, но маленькій голландскій. Ну-съ?
- Ну, это скучно… Говори.
- Графъ дѣдушка!
- Старый графъ? Былъ здѣсь?..
Маргарита остолбенѣла и стояла, какъ пораженная. Іоаннъ Іоанновичъ уже давнымъ давно не заглядывалъ, а только изрѣдка присылалъ узнать о положеніи внука. Тѣмъ труднѣе было для Маргариты завязать снова отношенія, какія бы то ни было, со старымъ брюзгой. И вдругъ старикъ самъ пріѣхалъ и ласково обошелся съ ея любимицей.
- Зачѣмъ? Что онъ говорилъ тебѣ?..
- Говорилъ, что ему хочется васъ повидать. Говорилъ, что я красавица. Затѣмъ онъ мнѣ пребольно ущипнулъ плечо, потомъ поцѣловалъ, конечно, насильно… Прижалъ вотъ въ этотъ уголъ. Потомъ вотъ далъ…
И Лотхенъ, вынувъ изъ кармана, показала на ладони маленькій червонецъ.
- Что же ему надо? выговорила Маргарита нетерпѣливо.
- Ничего. Повидаться хочетъ!
- Вздоръ. Пустое… Не такой человѣкъ. Вздоръ! Что нибудь особенное есть, восклицала Маргарита, ходя въ волненіи по комнатѣ.
- Можетъ быть есть что нибудь. Собирается умирать и въ вашу пользу завѣщаніе дѣлать. Хотя по виду и ухваткамъ мало похожъ на умирающаго. Такъ прижалъ къ углу, что… что даже глупо! Впрочемъ, поѣзжайте, узнаете…
- Какъ же я поѣду… вдругъ…