- В какое-нибудь необыкновенное место, как говорят твои дочки?
Но ей не хочется думать о девочках, которые сейчас уже надевают белые панталончики и короткие платьица, готовясь к обеду с родителями. Нужно будет послать телеграмму с объяснением ее отсутствия.
Андерсон открыл маленькое оконце на крыше.
- Кебмен, на луну!
- А где это, сэр? - спросил возница, сидящий сзади, стараясь перекричать грохот экипажа.
- Оказывается, леди не желает ехать в Белгравию, - ответил ему Андерсон.
- Может, съездим в Креморн-Гарденс? - тихо обратилась к нему Хелен. - Я еще там не была. Если только еще не поздно.
- Нет, нет, сейчас как раз самое подходящее время. Кучер, в Челси, Креморн-Гарденс, пожалуйста.
Хелен с опозданием задается вопросом: не связан ли этот парк с другими воспоминаниями ее любовника? Не был ли он здесь с другими дамами? Но уговаривает себя не волноваться. Если уж она рискует навлечь на себя гнев Гарри за то, что опоздает к обеду, то намерена сполна насладиться своей эскападой.
В парке имелась телеграфная контора, принимающая заказы на места в ресторане. Хелен пила шерри, пока Андерсон входил в контору с ее запиской: "Мисс Ф. попросила меня остаться на обед с ее родителями". Она поздравила себя с блестящей выдумкой: Гарри будет думать, что она обсуждает церковные дела с суровым преподобным отцом и его полной супругой, на время покинувшими приход в Сюррее, но не утратившими свой пыл ревностных проповедников слова Божьего.
Солнечный свет постепенно утрачивал ослепительный блеск, тени деревьев становились длиннее. Из-под моста Баттерси-Бридж появился пароход и стал приближаться к пристани; Хелен разглядывала пеструю толпу, высыпавшую на палубу из тесных кают. Кажется, Креморн-Гарденс привлекает всех без разбора: она отмечала состоятельных горожанок в изящных вечерних накидках, неспешно идущих под руку с супругами, целые семейства деревенских жителей (их женщины предпочитают наряжаться в красные юбки) и, конечно, множество клерков. Оркестр на эстраде исполнял "Сказки Венского леса", в слишком быстром темпе, на слух Хелен. Она различала разбросанные между деревьями швейцарские шале, миниатюрные замки и театр марионеток и еще какое-то заведение с вывеской "Салон американского боулинга".
На большой поляне женщина-аэронавт в облегающем трико проверяла оборудование, а пятеро мужчин удерживали ее корзину на земле; зажженный газ чудовищно ревет, надувая рвущийся в небо огромный воздушный шар из прочного шелка. Хелен пыталась представить, каково каждый вечер доверять свою жизнь баллону, заполненному горячим газом, и вспоминала беременную мадам Женевьеву, рухнувшую с проволоки.
Неожиданно возникший рядом Андерсон заставил ее вздрогнуть.
- Мне удалось получить последний столик на Хрустальном подиуме, - сообщил он с глуповатой гордостью джентльмена, сунувшего официанту щедрые чаевые.
- Прекрасно. - Она положила свою руку на его локоть.
Оркестр начал исполнять шотландский танец, но еще никто не вышел танцевать. В слабых сумерках Хрустальный подиум казался разукрашенным прошлогодними рождественскими украшениями, извлеченными из-под дивана. Но все столики были заняты. Хелен и Андерсон приступили к ужину за маленьким столиком, вспоминая маскарад в Валлетте, как вдруг под общий восторженный гул в небе одновременно вспыхнули "тысячи ламп", и Хелен отложила куриную ножку и, как ребенок, захлопала в ладоши. Разнообразные арки и фестоны из газовых светильников, шары и лампы из граненого стекла сияли гранатовым, топазовым и изумрудным светом. Как это сделано?! Усеянные блестками туго натянутые провода распространяли сияние во всех направлениях парка, отчего небо за ними казалось абсолютно черным. Креморн-Гарденс переливался огнями подобно сказочной крепости, внезапно возникшей на берегу Темзы. Хелен вдруг захотелось, чтобы этим прекрасным зрелищем вместе с нею любовались ее дочери, но она одергивает себя. (Наверное, можно будет купить им слайды с видом освещенного парка.)
Затем начался роскошный фейерверк, и Хелен перестала есть и только изредка отпивала глоток охлажденного вина и сжимала под скатертью руку Андерсона. Когда какая-нибудь ракета взрывалась с особенным треском и шумом, она вонзала ноготки ему в ладонь. С эстрады уже громко неслись звуки польки, за ней галопа - и вот уже на подиуме стало тесно от танцующих пар. Она обратила внимание, что в парке осталось мало семей; состав гуляющих изменился, появилось больше молодых франтов.
Оркестр заиграл вальс.
- Один танец? - прошептал ей на ухо Андерсон. - Или отвезти тебя домой?
Она почти не колеблется.
- Семь бед - один ответ, так, кажется, говорят? Я не танцевала уже целую вечность!
Действительно, в последний раз она танцевала на прощальном балу в Валлетте, когда Гарри, как назло, оставался до самого конца, и ей с Андерсоном пришлось весь вечер отводить взгляды друг от друга.
Она встряхнула огненными локонами, прогоняя воспоминания, и подала руку полковнику, который вывел ее на паркет. Здесь их никто не знает, успокаивала она себя. Полковник изумительный танцор, танцевать с ним подобно езде на лошади, которая не нуждается в поводе. Они начали кружиться, и вокруг его белокурой головы возник ореол газового освещения. Непривычный бальный зал на открытом воздухе; женщины танцуют в своих летних накидках, мужчины зажимают в потной руке шляпы и трости. Андерсон притягивает ее к себе, ее юбки взлетают вверх, подобно гигантским бабочкам. У нее возникает ощущение, что они вот-вот оторвутся от земли и поднимутся в воздух, выше громадных вязов и тополей с их трепещущей листвой, и понесутся высоко в небо, обгоняя воздушный шар, птиц и облака, навстречу сверкающим звездам. Он прижимается шелковистыми бакенбардами к ее щеке, и оба восторженно смеются.
- А может, я вообще не вернусь домой! - крикнула она.
Андерсон вздрогнул, будто ему выстрелили в спину.
Хелен сделала шаг назад, вглядываясь в его лицо, они сбились с ритма, и она споткнулась, зацепившись каблуком за кружевную оборку какой-то дамы.
- Прошу прощения, - извинился Андерсон, но Хелен уже торопливо пробиралась в толпе к их столику.
Наконец Андерсон оказался рядом и попросил продолжить танец. Но она дрожащими руками схватила накидку и сумочку.
Только когда они достаточно удалились от Хрустального подиума, миновали увитую лавандой беседку и клумбы с геранью, Хелен сказала:
- Это была шутка.
- Я и не сомневаюсь, - уверенно сказал он.
- Тогда почему ты вздрогнул?
- Ничего подобного.
- Не считай меня наивной девчонкой! - Хелен сбросила его руку, и они пошли дальше по тропе между деревьями. - Я вовсе не намерена бросать мужа. - Она тщетно искала на лице Андерсона хоть малейшие признаки разочарования. - И не намереваюсь предъявлять претензии на твое покровительство, несмотря на всю страсть, которую ты так искусно изображаешь.
- Дорогая!
- Не бойся, твоя холостяцкая свобода останется при тебе.
- Ну, это уж слишком! - Андерсон схватил ее за локти, удерживая на месте. Здесь, под густыми деревьями, темно, звуки музыки доносятся приглушенно. - Я боюсь только за тебя, Хелен, и ты не можешь этого не понимать. Только потому, что ты мне бесконечно дорога, я никогда не просил тебя уйти ко мне.
Хелен смотрела в сторону.
- Будь же благоразумной, - сказал Андерсон. - Подумай, что я могу тебе предложить, что может возместить такую… такую катастрофу?
Он задал риторический вопрос, на который есть один очевидный ответ. В первый раз она попыталась представить Андерсона своим мужем. Останется ли при нем эта его беззаботная, мальчишеская улыбка? Останется ли что-нибудь от этого мужчины, который когда-то с обожанием ловил ее взгляд в бальном зале?
- Все, что ты потеряла бы… к тому же унижение…
- А ты жесток, - тихо сказала она.
- Эта тайная любовь - все, что у нас есть, - прошептал он ей на ухо, - но, господи, как она прекрасна, как упоительна! Подумать только, что большинство людей умирают, не узнав ее прелести!
Листва деревьев шелестит под порывами ветра, Хелен скривила губы и вздрогнула от холода.
- Должно быть, уже поздно. Мне пора ехать домой. Сколько времени?
- Еще не поздно, - сказал Андерсон.
Он взял ее за руку и медленно повлек с тропинки, в темноту, где вечерняя свежесть напоена густым ароматом рощи.
Она знала, что у него на уме. Мужчины такие предсказуемые: они способны придумать один-единственный способ загладить ссору.
- Отвези меня домой.
- Непременно, обещаю тебе. Только пройдем чуть дальше, чтобы ты доказала, что простила меня, хорошо?
Холодный рассудок говорил Хелен: "Забудь про обиду, воспользуйся столь редким шансом!" Она еще хмурилась, но послушно последовала за ним в темные заросли.
В десять минут двенадцатого Хелен осторожно открыла дверь своим ключом и тихо вошла в темный холл. Она не стала поднимать горничную; в конце концов, она может раздеться и без ее помощи.
На лестничной площадке горел свет. Когда она на цыпочках шла мимо спальни девочек, дверь вдруг открылась. Она приготовилась тихонько отослать их в постель, но это был муж.
Хелен принужденно улыбнулась:
- Ты еще одет?
У него осунувшееся лицо.
- Разве ты не получила мою телеграмму?
- Конечно, - машинально ответила она.
О чем он? Это она послала ему телеграмму из Креморн-Гарденс. Неужели Гарри отправил ответ в дом на Тэвитон-стрит? С вежливой чепухой вроде "Передай от меня привет чете Фейтфул?" или с мрачным "Хорошо!"? Но если так, то на них не нужно было отвечать, так почему же он спрашивает, получила ли она ее? Хелен всегда ловко выкручивалась; если садилась за карты, то непременно выигрывала.
- Я знаю, что очень задержалась, но мне не хотелось обижать почтенного викария с женой своим уходом до десерта.
Она вдруг заметила у него на нижней губе кровь, выступившую из трещинки.
- Твое поведение возмутительно! Ни одного слова в ответ за все эти часы, ни единого слова!
У Хелен все сжалось внутри от страха.
- Мне ужасно жаль…
- После того, как я отправил тебе телеграмму, ей стало еще хуже, - говорит он. - Она все время звала тебя.
Она поспешно отводит взгляд, чтобы он не увидел страха в ее глазах. Она? Которая из девочек? Несчастный случай? Внезапная болезнь? И хуже всего, что Хелен должна делать вид, что уже все знает.
- Да, бедная девочка, - севшим голосом бормочет она. - А доктор Менделькирк…
- Он подтвердил диагноз, который я нашел в "Домашних советах", когда мы с миссис Николс наконец узнали, где ты застряла.
"Ну, говори же, мучитель!"
- У нее опасный грипп, - говорит он. - Она вся горит. Ей уже дали дозу салицина, но жар еще не спал. Нэн тоже была в плохом состоянии, капризничала, отказывалась ложиться в постель.
Значит, это Нелл. "Малютка моя!"
- Я загляну к ней, - сказала Хелен.
Но Гарри перекрыл ей дорогу своей длинной рукой.
- Доктор дал ей успокоительное, чтобы она уснула.
- Я не буду ее будить. - Хелен протиснулась мимо него.
Одна маленькая кроватка подвинута к огню, раздвинутая вокруг нее ширма удерживает пар, вырывающийся из чайника. В спальне пахнет скипидаром. В кресле дремлет незнакомая женщина, видимо нанятая сиделка. Хелен осторожно присаживается на краешек кровати и всматривается в пылающее лицо дочки. Узкая грудь под батистовыми оборками равномерно поднимается и опадает, но слишком часто и с хрипом. Хелен хочется взять Нелл на руки, но она боится разбудить ее. Стоит ли Гарри за дверью? Вряд ли он дожидается, когда она выйдет, чтобы продолжить свой допрос. Почему он не входит, не встает рядом, положив руку ей на плечи, как это сделал бы любой муж и отец?
Она выжидала пятнадцать минут, прислушиваясь к дыханию Нелл. Теперь уже Гарри наверняка ушел к себе и лежит в своей ночной рубашке, вытянувшись, как мраморная статуя. Хелен неслышно подошла к двери, высунула голову и осмотрела пустой коридор.
- Мама!
Она быстро обернулась, но Нелл по-прежнему лежала без движения. Это Нэн сидит на постели с испуганными глазами. Хелен приложила палец к губам и вернулась к старшей дочке.
- Ты не пришла домой.
"Все меня обвиняют!"
- У мамы были дела, - попыталась оправдаться она.
- Нелл кашляла чем-то зеленым, - сказала девочка.
Хелен почувствовала выступившие на глазах слезы.
- Утром ей будет лучше.
- Правда?
Хелен не посмела это утверждать.
- А теперь спи.
- Можно мне поцеловать тебя?
Просьба кажется странно официальной.
- Ну конечно, моя милая, моя дорогая девочка!
Хелен нагибается и подставляет ей горящую от стыда щеку.
"Господи, скрой от нее запах греха моего!"
Глава 3
ОБОСНОВАННОЕ ПОДОЗРЕНИЕ
(подозрение, способное убедить незаинтересованного человека в здравом рассудке)
Ни одному мужчине не посоветую брать себе жену, выросшую в жарких странах.
Энтони Троллоп.
Он знал, что был прав (1868)
Гарри снял фрак, жилет, галстук. Какое облегчение отстегнуть воротничок с тугими, загнутыми вверх уголками и беспрепятственно поворачивать голову! Затем освободился от верхней белой рубашки и серой нижней. Вынул из кармана разные мелочи и аккуратно разложил на комоде. На нем лежит телеграмма его жены: "Мисс Ф. попросила меня остаться на обед с ее родителями". Гарри стащил с себя длинные полотняные кальсоны. "Как жук, сбрасываешь оболочку", - посмеивалась Хелен в те вечера, когда эта комната была их общей спальней. Когда они еще были способны подшучивать друг над другом.
Разве ответ, который он отправил ей на Тэвитон-стрит, был недостаточно ясен? Даже неопытная телеграфистка не могла допустить ошибку: "Серьезно заболела Нелл, немедленно возвращайся". Большинство матерей, получив в гостях такую телеграмму, залились бы слезами и попросили бы срочно вызвать кеб. Только Хелен могла остаться на десерт, чтобы не обидеть преподобного и его жену. Что подумали Фейтфулы о таком поразительном хладнокровии? Вдруг ему приходит в голову, что она могла скрыть от них содержание телеграммы. Он попытался представить ее за столом, как она выбирает, чему оказать предпочтение - грецким орехам в сахаре или меренге. Во всяком случае, хотя бы из вежливости она обязана была ответить, что вынуждена еще немного задержаться. Но нет, не сочла нужным отвлекаться ради этого от пустой светской болтовни.
Он был очень удивлен тем, что она возобновила отношения с Фидо Фейтфул. Когда Хелен впервые привела девушку в дом, много лет назад, всю семью устраивало, что теперь у мамы с ее непредсказуемым нравом есть подруга, которая составляет ей компанию, пока папа находится в море. Фидо Фейтфул обладала удивительной способностью поддерживать разговор; на Экклестон-сквер она могла подолгу выслушивать рассуждения Гарри о национальном образовании или о торговом балансе и задавала весьма умные и дельные вопросы. (Внезапно ему вспомнилась шутка одного из его сослуживцев по флоту: "Самая счастливая семья состоит из трех персон".) Но когда Гарри возвратился после Крымской кампании, оказалось, что ситуация изменилась. Миротворец Фидо заняла сторону Хелен, и появились все признаки открытой войны. В то дьявольски жаркое лето, когда все они болели один за другим, и Хелен неожиданно потребовала себе отдельную комнату - что ж, в этом хаосе ему ничего не оставалось делать, как попросить Фидо уехать. Хотя Гарри ничего против нее не имел. Его не удивило, что она увлеклась реформами, хотя он мог только сожалеть о крайних взглядах "феминизма", как его называют в газетах. Нет, сейчас он недоумевал, как может его легкомысленную жену интересовать такая серьезная и целеустремленная деловая женщина, какой стала Фидо Фейтфул.
Беда в том, что с того момента, как семейство Кодрингтон высадилось в Портсмуте, Гарри не видел конца бесконечным капризам и прихотям жены. Но, видимо, с этим ничего не поделаешь, думает он. Ситуация улучшится, когда он займется постоянной научной работой, время от времени заглядывая в Сомерсет-Хаус, чтобы получить жалованье и послушать сплетни, и станет ходить на яхте со старыми приятелями…
Гарри пожевал измочаленную зубочистку, затем почистил зубы домашней зубной пастой, отдающей горьковатым привкусом хинина. "Нелл, Нелл!" Только сегодня днем она поддразнивала его, говорила, что ему нужно пойти к парикмахеру и подстричь бороду. А потом у нее внезапно начался сильный жар.
Сейчас Хелен в спальне у девочек. Любящая мамочка бросается к ребенку, да только с опозданием на целых три часа. Несмотря на ее раздражительность и переменчивое настроение, Нелл и Нэн больше любят мать, Гарри это знает и всегда знал. Что ж, это естественно, ведь дети многого не понимают. Он хотел бы потихоньку, чтобы не потревожить Нелл, открыть дверь и вытащить жену на площадку. И там уже встряхнуть ее с такой силой, чтобы у нее лязгнули зубы, а из ярких рыжих волос посыпались шпильки. Но он только кряхтит и натягивает длинную крахмальную ночную рубашку. Ночной колпак он не надевает, сегодня ему и без того жарко.
У него по-настоящему мужская комната, из обстановки только кровать и комод, наследство дальних предков. Да еще кувшин и таз, над которым он наклонился, чтобы смыть остатки липкого медицинского сиропа. (Похоже, он не принес Нелл заметного облегчения.) Он не позволил Хелен захламить его комнату дурацкими безделушками и так называемыми "предметами искусства": ее вкус граничит с вульгарностью. Гарри содержал свою комнату в строгом порядке, как каюту на корабле. Когда он был молодым лейтенантом на "Бритоне" и его ноги высовывались дальше койки на целых шесть дюймов - товарищи по плаванию придумали ему даже два прозвища: Долговязый Гарри и Код Великан, - у него возникла блестящая идея приколотить к ней ящик для башмаков, который вылезал в соседнюю каюту и упирался в изголовье одного офицера. Он вспоминает об этом сейчас, присаживаясь на сделанную по заказу длинную кровать красного дерева. В те ночи, когда натертые ступни молодого Гарри упирались в переборку каюты, он был счастлив, о чем и писал каждую неделю родителям, но ему и в голову не приходило, что то были самые счастливые годы его жизни.
Он думает о горящем от жара личике Нелл, словно слышит ее страшный, с хрипом кашель. Но сейчас она спит, и, если проснется, о ней позаботится сиделка, а если вдруг ей станет хуже… "Нет-нет, ей не станет хуже! - глухо стонет он. - К утру она начнет приходить в себя". У нее сильный организм. Обе дочки унаследовали крепкое здоровье Кодрингтонов, а со стороны Смитов - способность быстро восстанавливать силы.