- Он забрался в кровать между вами и сделал в отношении вас, мисс Фейтфул, непристойную попытку использовать вас… э-э… как если бы вы были его женой… но ваше сопротивление испугало его, и он убежал. Верно?
Ей не хватает воздуха, она оборачивается к окну, но оно плотно закрыто, чтобы не впускать сентябрьскую сырость. Единственное, что действительно важно, - это пробел в несколько секунд: она не помнит, проснулась ли она в момент нападения или сразу после его окончания. Когда человек находится под воздействием лауданума, граница между двумя состояниями сознания очень размыта. Но она не хочет, чтобы ее восприняли как ненадежную свидетельницу; это не принесет пользы Хелен. Стоит ли вообще упоминать о лаудануме, если это только подорвет доверие к ее рассказу?
- Вы нездоровы, мисс Фейтфул?
- У меня астма, - прошептала она. - Не могли бы мы закончить разговор в другой раз… - Ей отчаянно нужна сигарета и время, чтобы разобраться в этой головоломке. В ту ночь - почти восемь лет назад - могла ли она в полубессознательном состоянии оказать Гарри сопротивление и потом целиком выкинуть из памяти весь этот кошмарный эпизод? Можно ли сказать о человеке, что он перенес какое-то потрясение, если у него остались лишь обрывочные воспоминания?
- Боюсь, это придется сделать сегодня, поскольку завтра - воскресенье.
Если она хорошенько постарается, наверное, сможет вызвать в памяти эту сцену, ощутить сотрясение кровати, когда Гарри забрался в нее и улегся между ними; почти наяву увидеть его высокий силуэт, загораживающий непогашенные свечи.
- Вам не обязательно говорить, только кивайте, - добавил, подумав, Фью. - Все было так, как рассказала мне миссис Кодрингтон?
Кажется, он все понял. Трудно, да и практически невозможно объективно рассказать о каком-либо происшествии. Но в данном случае таковы страшные факты той ночи, насколько ее смогли восстановить в памяти они с Хелен. Что-то вроде совместных показаний. Хелен могла бы сама все подтвердить, если бы в законе не было этого нелепого пункта, запрещающего давать показания участникам развода. Фидо заставила себя кивнуть.
- Хорошо. Еще раз выражаю сожаление, что приходится к этому прибегнуть. Мне даже трудно вообразить ваше ужасное состояние.
О чем он? О той осени, когда ей только исполнился двадцать один год, или о данном моменте, когда не за горами ее тридцатилетие?
- А сейчас, если вы будете столь любезны, прочтите свое показание, правдивость которого вы подтверждаете присягой, а потом я его подпишу. - И Фью подвинул к ней плотный лист бумаги.
Но Фидо вдруг покрывается потом, перед глазами все плывет. Письменное показание под присягой - ее пугает этот юридический термин. Она не уверена, что ей хватит духу увидеть эту историю, записанную черными чернилами на длинном листе официального документа.
- Или вы предпочитаете, чтобы я сам прочитал его для вас?
- О нет. - Это будет еще хуже. В страшном волнении Фидо наспех просмотрела параграфы, значение которых не доходило до ее сознания. Глаза ее выхватывали отдельные фразы: "отдельная, но смежная", "в ночной сорочке", "попытка вступить в сексуальную связь", "сопротивление упомянутой мисс Фейтфул".
- Скажите, вы можете назвать мне точную дату этого инцидента?
Фидо закрыла глаза. Господи, она едва помнит свое имя.
- По правде сказать, не могу. Октябрь… Где-то около одиннадцатого? - наугад сказала она, только чтобы покончить с этой пыткой.
- Хорошо. - Фью забрал документ и что-то вписал в него. Затем проводил ее до дверей и свистком подозвал кеб, чтобы ее доставили домой.
Глава 8
MUTATIS MUTANDIS
(лат., юр.: соответствующими изменениями; относится к применению предполагаемых, взаимно согласованных мер)
Как нам относиться к стаду рабов, где каждый предает интересы другого? Или к морякам, потерпевшим кораблекрушение и выброшенным на негостеприимный берег, когда они лгут друг другу?
Сара Эллис.
Дочери Англии (1845)
В понедельник утром Хелен сидела в конторе Фью, нервно теребя бахрому своей сумочки из бусин коралла.
Адвокат перебирал бумаги и смотрел на нее поверх своих маленьких очков.
- Должен заметить, что для деловой женщины - кажется, они так себя называют? - ваша подруга ведет себя не очень серьезно.
Хелен непонимающе посмотрела на него.
- Сегодня с самого утра я получил странную записку, которую мисс Фейтфул отправила мне из своей типографии. Она просит сразу после того, как ее письменное показание под присягой будет предъявлено адвокату вашего мужа, возвратить его ей, чтобы она его сожгла. Для чего, по ее представлению, оно оформлялось?
- Возможно, она неправильно вас поняла? - лихорадочно соображая, пробормотала Хелен.
- Не думает же она, что показания, столь серьезно компрометирующие личность истца, передаются его официальным представителям заранее, до судебного разбирательства?!
- Я думаю… Мне кажется, она надеется, что Гарри отзовет свое прошение, если будет предупрежден о встречном обвинении, угрожающем запятнать его репутацию. Вероятно, он рассчитывает, что мы с Фидо не посмеем во всеуслышание рассказать о его поведении, - предположила Хелен.
Фью озабоченно нахмурился.
- За пятнадцать лет брака, миссис Кодрингтон, вы должны были уже понять натуру мужчин. Обвинение в преступлении, доказывающем их мужскую силу - простите за грубость, - для многих мужчин является предметом гордости.
- Но не для Гарри - он мнит себя оплотом добродетели! - угрюмо возразила она.
- Что ж, каким бы оскорбительным он ни нашел обвинение в подобной попытке, полагаю, ваша подруга чувствует себя гораздо более униженной, оказавшись в роли его жертвы. И, судя по сегодняшней записке, вероятно, она не сразу поняла, что ей предстоит подтвердить это в суде. - Он снял очки и, насупив брови, протер стекла носовым платком. - Надеюсь, дело только в женской скромности?
- Что вы имеете в виду? Разумеется, моя подруга - женщина очень достойная и скромная.
- Видите ли, не хотелось бы сомневаться в слове леди, но… Полагаю, ее нежелание повторить эти показания в суде объясняется не тем, что они не полностью достоверны?
Хелен гордо выпрямилась.
- Она - дочь приходского священника из Хэдли и известный филантроп. Если бы вы знали ее, как я, вы ничего подобного не предположили бы.
- Я никого не хотел оскорбить. - Фью сердито уставился на кипы документов на столе, словно это они в чем-то провинились. - Итак, я сразу написал мисс Фейтфул и объяснил, что ее вызовут в суд в качестве свидетельницы, что ее письменные показания будут абсолютно бесполезными, если она не подтвердит их в суде.
- Я уверена, что уговорю ее набраться мужества, - заверила Хелен, прикидывая, как этого добиться. Нечего и сомневаться, что Фидо станет возмущаться и негодовать и даже устроит ей сцену, но когда она поймет… насколько Хелен зависит от ее показаний, что выступить в ее защиту - долг дружбы "священной коровы" Фидо…
- Что ж, время у вас есть. Судебное заседание, как часто бывает, перенесено на другую дату, - заметил он. - Супруги Диккенс возобновили свою бесконечную тяжбу о невыплате содержания.
Хелен была рада отвлечься от неприятных дум.
- Подумать только! И это при его доходах от книг и журналов!
- Нет-нет! Я говорю о его брате Фредерике, который обанкротился. В 1857 году все три брата разошлись со своими женами - то ли это странное совпадение, то ли, так сказать, знамение времени. - Фью снова низко склонился к столу и что-то искал в своих бумагах, то и дело отбрасывая с лица длинные седые волосы.
Хелен вдруг осознала, что он очень стар и даже может умереть за время подготовки дела к суду.
- Относительно лейтенанта Милдмея, - сказал он, неожиданно вскинув голову и глядя ей прямо в глаза, и она невольно вздрогнула, услышав это имя. - Адвокат истца обратился с просьбой, чтобы его назначили вторым соответчиком, что, естественно, не позволит ему давать какие-либо показания в вашу пользу, как вам и Андерсону, и лишает нас возможности вызвать его свидетелем вашей защиты.
- Это возмутительно! - воскликнула Хелен с негодованием.
- Мы намерены возражать против этой просьбы - разумеется, только в том случае, если у вас нет оснований опасаться, что показания лейтенанта могут свидетельствовать против вас?
Хелен судорожно соображала.
- Я уверена, он будет отрицать любые прегрешения.
- Мы попросим наших людей в Индии расспросить его и привезти его письменные показания.
"В Индии?" Она не знала, что Милдмей служит так далеко. Она рассеянно представила, как его, облаченного в блестящий мундир, несут в паланкине, как мужественных офицеров, которым она махала ручкой, когда была маленькой девочкой в Калькутте. Их переписка прекратилась сразу после его отъезда с Мальты. (Писать далеким друзьям Хелен всегда считала занятием скучным и утомительным.) Но у них не было резкого разрыва отношений, они просто постепенно сошли на нет. Так получилось, что она стала чаще встречаться с Андерсоном и реже - с Милдмеем; ни тот ни другой не осмеливались требовать, чтобы она определилась в своих симпатиях.
Фью продолжал:
- Должен спросить… читали ли вы сегодняшний номер "Таймс"?
- У меня не было времени на газеты, - усмехнулась Хелен.
На самом деле она просто боялась увидеть свое имя, набранное крупным шрифтом в судебной колонке. Кодрингтон - ей никогда не нравилось это скучное провинциальное имя, вместе с тем мысль, что она потеряет его, приводила ее в ужас.
- Там есть одна заметка. Возможно, вы захотите с ней ознакомиться, если найдете время. - Он подвинул к ней экземпляр газеты, и она взяла ее, но не развернула. - Она касается полковника Андерсона. Извещение о его женитьбе, на девятой странице, - хмуря брови, сообщил Фью. - Вероятно, полковник думает, что этот шаг, предпринятый ровно в одиннадцать часов, освобождает его от обвинений, как будто жюри состоит сплошь из доверчивых простаков!
- С… сообщение о предстоящем браке? - дрогнувшим против воли голосом спросила Хелен.
- Нет, о состоявшемся браке. - Фью ожидал реакции, но ее не последовало. - Я счел своей обязанностью обратить на это ваше внимание. От таких вещей лучше не отворачиваться.
- Вам платят не за то, чтобы вы читали мне лекции, Фью! - Ее тон был резок, как удар хлыста. - Я уже стою перед перспективой потерять все, что у меня есть!
Адвокат кивнул с постным лицом:
- Примите мое сочувствие.
Хелен схватила сумочку и встала.
- Мне не нужны ни ваше сочувствие, ни ваши проповеди. Мне нужны ваши профессиональные знания. Не допустите этот проклятый развод и верните мне дочерей!
Она ожидала, что ее грубость ошеломит Фью, но тот лишь покачал головой:
- К сожалению, вынужден довести до вашего сведения, что это невозможно. Я надеюсь добиться, чтобы вам разрешили раздельное проживание с имуществом и приличным обеспечением, но что касается ваших дочерей…
Она машинально следила за умирающей мухой, которая еле ползла по подоконнику.
- Вы меня слушаете, миссис Кодрингтон?
- Ведь это я их родила, я их выносила! - Она сама едва узнала свой гортанный голос.
Фью вздохнул:
- Только от доброй воли адмирала зависит, позволит ли он вам снова их видеть, даже издали. И чем дольше вы будете противиться разводу - не говоря уже о том, что станете обвинять его в жестоком обращении и безнравственном поведении, - тем больше риск, что он не пойдет вам навстречу.
Она встала и, спотыкаясь, побрела к дверям.
- Моя дорогая мадам…
Выйдя на улицу, Хелен шла как безумная, не разбирая дороги, пошатываясь на ходу. "Нелл, Нэн!" Она пытается представить себе дочерей, но ничего не выходит. Всего шесть дней, а их лица уже словно подернуты дымкой. Что они в последний раз говорили ей? А она им? Наверное, за что-то ругала. Она с нежностью вспоминает, как больная Нэн спросила у нее разрешения поцеловать маму на ночь. Последняя игра в "Счастливое семейство"!
В ее природе есть что-то ненормальное, странное. Она начинает думать, что это какой-то врожденный дефект. У нее есть способности и свои преимущества, но их что-то сковывает, не дает проявиться в полную силу.
Она содрогалась от рыданий. "Больше я никогда не увижу моих дорогих девочек!" По-прежнему сжимая в руке, словно дубинку, свернутую газету, она осела прямо на холодный тротуар, давясь от приступа рвоты. "Они никогда больше не увидят свою маму!" С ее губ стекала блестящая желчь, похожая на паучью сеть.
"КОДРИНГТОН ПРОТИВ КОДРИНГТОН И АНДЕРСОНА
Помимо многих облагораживающих качеств, которые делают брак главнейшим институтом современного (а также древнего) общества, он является удивительным инструментом развития и воспитания личности. Связывая воедино мужчину и женщину, он придает силу более слабому, мягкость и нравственную красоту - более сильному. Священный союз двух взаимодополняющих натур, сила которого таится в самом их различии, укрепляет взаимное понимание и духовно возвышает обоих.
А потому достойно глубокого сожаления, и не только со стороны супругов, когда брак распадается, и обычно чем меньше об этом говорится, тем лучше. Когда закон 1857 года о бракоразводных делах, фигурально выражаясь, открыл шлюзы, первый председатель суда по бракоразводным делам сэр Крессуэлл Крессуэлл выразил надежду, что в целом публичность процесса пойдет на пользу обществу, что беспристрастное рассмотрение супружеского спора и связанное с ним бесчестье послужат сдерживающим фактором. Но за прошедший период, как возражают обозреватели, последствия открытого судебного процесса стали скорее разрушительными, чем благотворными. Несчастливые супруги, посещая заседания этой, с позволения сказать, "школы развода", осознают: чтобы освободиться от законных брачных уз, необходимо прибегать к грязным приемам и уловкам. Теперь публика обращается к сборнику судебных отчетов в поисках сенсационных дел с такими подробностями, от которых порядочного человека бросает в краску. Репутация любого журнала, помещающего судебные отчеты на протяжении всего процесса, рискует упасть ниже уровня дешевого французского романа.
Нужно заметить, иск вице-адмирала Генри Кодрингтона о разводе на основании измены его жены с полковником Дэвидом Андерсоном вряд ли составляет исключение из правила. Истец, сын покойного досточтимого адмирала Эдварда Кодрингтона, героя Трафальгарской битвы, и младший брат генерала Уильяма Кодрингтона, губернатора Гибралтара, сам является весьма известным и заслуженным человеком; до недавнего времени он занимал пост начальника военного порта на Мальте, где и разворачивались основные события этой драмы. Ответчица, урожденная Хелен Уэбб Смит из Флоренции, является единственным отпрыском Кристофера Уэбба Смита из Флоренции, бывшего служащего Ост-Индской компании и автора скромных, но очень ценных работ "Восточная орнитология" и "Пернатые Индостана". Как это, к сожалению, часто случается, особенно в кругу общества со свободными нравами в колониальных аванпостах, соответчик полковник Андерсон (о чьей недавней женитьбе интересующиеся читатели могут прочитать на стр. 9) является офицером армии ее величества.
К заявлению адмирала прилагается список поразительно разнообразных мест, где миссис Кодрингтон уличается в совершении упомянутого преступления с Андерсоном, а также с другим любовником (лейтенантом Гербертом Александром Ст. Джоном Милдмеем): а именно дом адмирала в Валлетте, гондола адмирала, квартира Милдмея в Валлетте, курорт Кормауэр, отель "Гросвенор" (Лондон) и, вероятно, самое интригующее, дом мисс Эмили Фейтфул в Блумсбери, той самой женщины-филантропа, которая известна нашим читателям благодаря основанному ею издательству "Виктория-пресс".
Когда данное заявление будет рассматриваться в суде, это, безусловно, затронет самые важные интересы участников процесса: честь двух джентльменов, которые достойно служат своему суверену, и доброе имя двух образованных леди благородного происхождения. Кроме того, судебный процесс Кодрингтона, согласно нашим источникам из адвокатских кругов в Баре, предполагает новшество в суде в виде особенно шокирующего контробвинения ответчицы, выдвинутого против ее мужа, и может считаться испытательной пробой в работе процесса согласно Закону о бракоразводных делах.
Если Бракоразводный суд - необходимое зло, тогда в случаях, подобных этому, таким же злом является и отчет о нем. Когда речь идет о важных вопросах или о нравах известных лиц, органы общественного мнения обязаны говорить, в противном случае публике придется самостоятельно, без руководства, формировать свои взгляды. Преследуя эти две высшие цели, наша газета и намеревается вести ежедневный подробный репортаж о процессе "Кодрингтон против Кодрингтон и Андерсона" с первого дня суда".
В воздухе чувствовалось влажное дыхание осени. Хелен дрожала от холода в кебе, который вез ее назад, на Тэвитон-стрит, и через силу заставляла себя еще раз внимательно прочесть эту статью.
Вместо горячего чая и оладьев ее ждет на подносе конверт со знакомой красной печатью Фидо.
"1 октября 1864 г.
Хелен,
я попросила мисс Джонсон передать тебе это письмо, так как чувствую себя неспособной говорить с тобой спокойно и сдержанно. Сегодня утром я прочла две вещи, которые окончательно лишили меня покоя.
Первая - это статья в "Таймс", где мой дом назван в числе других мест, где вы с Андерсоном устраивали любовные свидания. Не знаю, каким образом адвокат твоего мужа узнал об этом, - возможно, при помощи частного сыщика? - и я пришла в ужас, что печать называет меня знающей обо всем сводницей, тогда как на самом деле все было намного сложнее. Стоит мне подумать о моих родителях, которые сегодня утром увидели в газете наше имя, имя, которое на протяжении многих поколений оставалось незапятнанным… ты понимаешь, как я леденею от стыда.
Вторым потрясением была записка от мистера Фью, в которой он объясняет, что документ, подписанный им в моем присутствии, описывающий инцидент 1856 года, неизбежно обязывает меня выступить свидетельницей против твоего мужа. Помню, в чайной ты сказала, что никогда бы не попросила меня об этом, даже если бы от этого зависела вся твоя будущая жизнь; я очень хорошо помню твои слова. Хелен, после всех твоих заверений не хочу думать, что ты снова ввела меня в заблуждение. Я стараюсь убедить себя, что в твоем нынешнем расстроенном состоянии ты недостаточно внятно рассказала мистеру Фью об этом инциденте и что отчасти он повинен в том, что подробно не разъяснил мне, к чему обязывают письменные показания. Но факт остается фактом: я оказалась перед перспективой встать перед судом и описать непристойное и жестокое нападение, о котором, как ты знаешь, у меня не сохранилось отчетливого воспоминания.