На другой день в ночь Мерецков прибыл в штаб 14-й стрелковой дивизии, куда его направили из штаба 9-й армии. Добираться до нового места службы ему было нелегко: происходили боевые стычки с белоказаками и мятежниками, - но он успешно преодолел все кордоны белых. Начальник 14-й стрелковой дивизии бывший офицер царской армии Степинь принял Мерецкова тепло, счёл нужным коротко рассказать о себе:
- Зовут меня Александр Карлович. По национальности я латыш. Большевик! - Он кивнул на сидевшего за столом мужчину лет тридцати. - Это мой комиссар дивизии Рожков, а у карты - начальник штаба Киселёв. Перед вашим приходом мы обсуждали ситуацию на фронте. - Начдив сел. - А теперь хотя бы коротко расскажи о себе. Сам-то ты большевик?
Мерецков сказал, что стал им ещё в семнадцатом году.
- В Судогде работал военным комиссаром, - объяснил Кирилл Афанасьевич. - Участвовал в боях под Казанью, был ранен...
- Подходишь нам по всем статьям, - улыбнулся Степинь. - Будешь назначен помощником начальника штаба дивизии вот у него, Киселёва.
- Ясно, товарищ начдив! - Мерецков встал. - Готов приступить к работе!
Киселёв, обрисовав обстановку на фронте, вручил Мерецкову карту и сказал:
- Твоя задача - вести эту карту. Станешь наносить на неё расположение наших войск и войск противника. Ясно?..
Такое задание несколько озадачило Мерецкова, и он спросил начальника штаба, как добывать сведения о расположении войск, если радиосвязи у него нет, телеграфом в степи не воспользуешься, а телефонную связь бойцы во время боя быстро развернуть не сумеют. События развиваются стремительно, за ними не успеешь.
- По-моему, лучше собирать информацию непосредственно в войсках, там, где происходят все события.
- У меня для этой цели нет транспорта! - отрезал Киселёв.
Мерецкову показалось, что начальник штаба обиделся, и больше задавать ему вопросы не стал. "Придётся обратиться за помощью к начдиву", - решил он. Но Степинь, собираясь ехать в бригаду, сам увидел помощника начальника штаба и спросил, как идут дела.
- Плохо! - едва не выругался Мерецков и рассказал о своём предложении и отказе Киселёва.
- А почему сразу мне не доложил? - упрекнул его начдив. - Ну так вот: даю в твоё распоряжение коня, скачи в войска и узнавай обо всём, что требуется. Отныне ты в моём распоряжении!
Дело враз пошло на лад. Мерецков скакал на лошади из одного полка в другой, наносил на карту все изменения и мигом возвращался в штаб. Киселёв теперь и сам стал пользоваться его картой, хотя раньше этого не делал.
- Молодец, Кирилл, у тебя хорошо получается! - похвалил он Мерецкова.
Начдив Степинь тоже одобрял всё, что делал Мерецков, и даже поручил ему временно исполнять обязанности начальника штаба 1-й стрелковой бригады. А это было как раз то, о чём мечтал Кирилл Афанасьевич.
Вскоре бои приняли ещё более ожесточённый характер. В начале июня командующего 9-й армией Княгницкого сменил начальник штаба этой армии бывший царский полковник Всеволодов, и дела пошли ещё хуже. Это объяснялось не только тем, что Южный фронт уступал деникинцам по численности конницы примерно в два с половиной раза, но и тем, что, как отмечал позднее сам Мерецков, "приказы по 9-й армии отдавались непродуманно, без учёта на том или другом участке вражеских сил". К тому же не хватало боеприпасов, тылы перемешались с войсками первого эшелона, и, как результат, по всей линии фронта войска Красной Армии отступали. Надеяться на помощь соседей Степиню не приходилось: 10-я армия, оборонявшая Царицын, сама с трудом отбивалась от конницы генерала Врангеля, а находившийся при 10-й армии конный корпус Семёна Будённого перебросили в полосу 9-й армии позднее. Арьергард 14-й дивизии отбивался от наседавших белоказаков в районе станицы Серебряково. Тут же был начдив Степинь. В разгар ожесточённого сражения "противник видел нас как на ладони, - вспоминал Мерецков. - Снаряды рвались совсем рядом. В момент одного из разрывов я был контужен. Степинь, заметив моё состояние, начал что-то говорить мне, но я его не слышал. Тогда он показал рукой на ближайший населённый пункт и потянул повод моей лошади в ту сторону, чтобы показать направление. Пришлось ехать туда. Я еле держался в седле".
А бой всё не утихал. Кое-как Мерецков добрался до села, спрыгнул с коня и зашёл в ближайший дом. В горнице на постели лежала больная женщина, у неё был сыпняк, и она показала жестом, чтобы он не подходил к ней. Но Мерецкову страшно хотелось пить. В сенях он нашёл чистую воду и, когда напился, совсем ослаб. В село же каждую минуту могли ворваться белоказаки. Всё это время Мерецков ничего не слышал: от контузии он оглох, - а когда поспешил на станцию, слух к нему вернулся. У полустанка остановился поезд, из его вагонов высыпали красноармейцы.
- Кто такие, куда и зачем прибыли? - спросил Мерецков вихрастого мужика с маузером на боку. Это и был командир батальона.
- Мы из Царицына, - сказал он. - Нашему пехотному батальону велено охранять железную дорогу в сторону Поворино!
Мерецков представился ему, сообщил, какие войска ведут оборонительные бои на этом участке, потом отрывисто произнёс:
- Слушай, комбат, мой приказ! Немедленно занимай оборону вон на том кургане, - он указал рукой в ту сторону, где группами отступала пехота. - Будешь со своими пехотинцами прикрывать полустанок с юга. И стоять насмерть, комбат,- иначе, если прорвутся белоказаки, всех вас изрубят шашками! О твоём батальоне я доложу начдиву Степиню. Действуй, сейчас каждый час на вес золота!
- Дальше кургана ни один белоказак не пройдёт, - заявил, комбат. - У меня пулемётов в достатке, будем косить врагов, если они попрут сюда!
Чего остерегался Мерецков, то и случилось - вдали показались белоказаки. Они плотной стеной навалились на оборонявших курган, но их атаку батальон отбил. Однако, получив подкрепление, белоказаки вновь ринулись на курган, и эта атака у врага захлебнулась. Но у пехотинцев кончились патроны, стрелять им больше было нечем. А на флангах замаячили белоказаки. Комбат подскочил к Мерецкову.
- Что будем делать? - загорячился он. Гимнастёрка у него была порвана, из правого плеча сочилась кровь.
- Вы ранены, комбат? - забеспокоился Кирилл Афанасьевич.
- Пуля, стерва, чиркнула, - усмехнулся комбат. - Так что будем делать?
- Спасать твоих людей! - приказал Мерецков. - Сажайте их в вагоны и двигайтесь на север. Там наши люди.
- Вы тоже с нами поедете?
- Нет. Я проверю этот район, тут, видимо, есть наши бойцы из 14-й дивизии. Они отступают, и моя помощь им крайне нужна. А ты поспешай, комбат, пока белоказаки не добрались до кургана...
Когда поезд дал пронзительный свисток и тронулся, набирая скорость, Мерецков оседлал лошадь и поскакал в сторону далёкой балки. Там его едва не схватил казачий разъезд. Спас густой кустарник, где Мерецков успел спрятаться. Выхватив из кобуры наган, он решил отбиваться до конца: если казаки, окружившие балку, обнаружат его и попытаются взять в плен, последнюю пулю он пошлёт себе в грудь. Но казаки побоялись спускаться в балку, они покрутились вокруг и ускакали. Мерецков вышел из кустарника, поднялся наверх и увидел красноармейцев, отступающих на север, куда ушёл поезд с батальоном пехоты. Силы совсем покинули Кирилла Афанасьевича, и он упал. Бойцы положили его на повозку и повезли...
Очнулся Мерецков на станции Серебряково. Он облился холодной водой и стал выяснять обстановку. Вдоль железной дороги на Панфилово отходила бригада дивизии, в которой находился комиссар штаба Петров. Увидев Мерецкова, он обрадовался.
- Кирилл, срочно отправь начдиву Степиню повозку со снарядами, а потом попробуй прорваться в хутор Сенное, где должна быть ещё одна наша бригада, - распорядился Петров, смахивая с раскрасневшегося лица липкий пот. - Мы едва пробились к станции. Кругом рыскают разъезды казаков, так что не попадись им в руки. А я пока буду с бригадой на станции. - Он резко поднял голову и взглянул на Мерецкова. - Если что - в плен не сдавайся!
- Это само собой понятно, - серьёзно промолвил Кирилл Афанасьевич. - Я же красный командир!
Повозку со снарядами он отправил сразу же, наказав бойцу пробиться к начдиву Степиню во что бы то ни стало.
Оседлав коня, Мерецков взял с места в карьер. В степи было жарко, солнце палило нещадно, то и дело где-то на северной стороне раздавались глухие взрывы снарядов. Уже показались дома в Сенном, и вдруг из-за бугра выехал казачий разъезд. Мерецков осадил коня, ещё не решив, как ему поступить. Белоказаки - их было с полсотни - ехали неторопливо, без охраны, видимо полагая, что красных вблизи села нет. Что делать? Какое-то время Кирилл Афанасьевич размышлял. Потом сказал себе: "Надо пробиваться!" - и пустил коня в галоп. Пока ехал вдоль деревьев, казаки его не видели, а когда он выскочил на дорогу, они заметили его, но почему-то не стреляли, наверно, приняли за своего казака из соседнего разъезда. На полном скаку Мерецков, согнувшись в седле, проскочил мимо казаков, стреляя из нагана. Трое бросились ему наперерез, кто-то из них зацепил его шашкой по руке. Но Мерецков с ходу сшиб с ног одного казака, другого уложил из нагана, а третий что-то замешкался, потом вскинул карабин и стал стрелять. Но Мерецков уже был далеко. В хутор казаки за ним не поскакали.
"Наверное, там и находится наша бригада", - рассудил Кирилл Афанасьевич. Так оно и было. У здания исполкома он увидел командующего 9-й армией полковника Всеволодова и двух членов Реввоенсовета армии. Все трое стояли у автомобиля и о чём-то беседовали. Мерецков, спешившись, подошёл к ним.
- Вы кто? - спросил его Всеволодов, насупив лохматые брони. Он явно был чем-то недоволен, хотя пытался это скрыть.
Мерецков представился.
- Что здесь делаете?
Мерецков объяснил, что ищет свою бригаду, а прибыл он со станции Серебряково. Вся местность запружена белоказачьими разъездами, и он сам едва не попал в их руки.
- Вдали я видел крупные кавалерийские отряды белых, - сказал Мерецков командарму, - будьте осторожны!
- Не может быть, вы врёте! - чуть ли не закричал на него командарм, даже покраснел. Смотрел он на Кирилла Афанасьевича зло.
- Как вру? - возмутился Мерецков. - Я только что дрался с разъездом белоказаков, мне руку ранили, - он протянул левую руку с рукавом гимнастёрки, надрезанным шашкой, - так что ехать вам туда нельзя, иначе попадёте к белым в плен. А вот в Серебряково стоят наши части.
- Вы трус! - грубо бросил командарм. - Сейчас я поеду на автомобиле и лично всё проверю. Тогда пеняйте на себя, отдам под трибунал!
Но командарм Всеволодов и не думал воевать против белоказаков. Он переметнулся к ним! Наутро об этом узнал Мерецков. Теперь ему стало ясно, почему командарм так подозрительно вёл себя. Видимо, он давно замыслил измену, иначе 9-я армия воевала бы с врагом по-другому.
Мерецков принял дела начальника штаба 1-й стрелковой бригады. Став им, он с головой окунулся в работу. Теперь он знал, что и как делать, чтобы бригада была боеспособна и успешно громила врага. Себя, однако, он не собирался ставить под вражеские пули. Но, когда конники, выхватив шашки, ринулись в атаку на белоказаков, чтобы по приказу Степиня отбить у них хутор Чумаковский, Мерецков был впереди всех.
Во время боя лошадь Мерецкова понесла. Стреляя на ходу из нагана, Кирилл Афанасьевич увёртывался от вражеских пик. Но один из казаков вскинул карабин и почти в упор выстрелил в него. Пуля больно обожгла голень, держать ногу в стремени было невмоготу. Мерецков сполз с седла на землю, чувствуя, как закружилась голова и тошнота подступила к горлу. Два бойца подхватили его на руки, отнесли в сторону, затем разрезали сапог и перевязали рану.
- Крепко вас зацепило, - качнул головой боец, покручивая рыжие, как пшеничный колос, усы. - Вас бы надо отправить в лазарет, не то как бы хуже не было.
- До свадьбы заживёт! - отшутился Кирилл Афанасьевич, хотя острее ощущал боль.
Под ударами красных бойцов белоказаки отступили, и 14-я дивизия вошла в Поворино. Радоваться бы, но рана давала о себе знать, и Мерецкову стало совсем плохо. Он лежал на деревянном топчане, ощущая, как занемела нога, появилась тупая, гнетущая боль. Бойцы нашли в хуторе фельдшера и привели его в штаб. Он осмотрел рану Кирилла Афанасьевича и, теребя куцую бородку, хмуро свёл брови.
- Плохи твои дела, товарищ начальник штаба, - изрёк он. - У тебя в голени сидит пуля и, если её не убрать, гангрена неизбежна и придётся отнять ногу.
- А ты сможешь вытащить пулю? - тяжело дыша, спросил Мерецков.
- Смог бы, но у меня нет хирургических инструментов. Вот ежели попробовать извлечь пулю другим способом... - Фельдшер замялся, пощипывая бородку. - Но я боюсь, что боли ты не вынесешь...
- Делай что надо, кричать от боли не стану, - хрипя, молвил Кирилл Афанасьевич.
Фельдшер прокалил на огне стальной крючок, на который обычно ловят щук, попросил бойцов покрепче прижать больного к топчану, чтобы не дёргался от боли во время операции, глубоко вонзил крючок в воспалившуюся рану и рывком извлёк пулю.
- Вот она, стерва, возьми её себе на память! - улыбнулся фельдшер. - А ты мужик крепкий, я ждал, что станешь орать во всю глотку, а ты даже не пикнул. Сейчас перевяжу тебя, ты поспишь, а там видно будет, что делать дальше. Но, ежели желаешь сохранить ногу, надо тебя срочно отправить в госпиталь.
Фельдшер наложил свежую повязку, и боль немного утихла. Мерецков вскоре уснул. К утру рана вновь воспалилась, появилась острая боль. В девятом часу его навестил Степинь.
- Что же ты, Кирилл Мерецков, подставил себя вражьей пуле? - добродушно улыбнулся он, тепло пожимая ему руку.
Мерецков с трудом поднялся с топчана.
- Товарищ начдив, - начал было он, но гость мягко прервал его:
- Я не начдив, а командующий 9-й армией! - В его голосе, однако, не было суровости или обиды, он даже улыбался.
- Рад я до слёз, - выдавил из себя Кирилл Афанасьевич. - Вы достойны быть командармом!
- Знаешь, Мерецков, мне не хочется тебя терять, а тем более видеть инвалидом. - Степинь подозвал своего адъютанта. - Срочно сажай его в мою машину и в госпиталь. Возьми с собой охрану: в степи всё ещё попадаются казачьи разъезды.
Степинь нагнулся к Мерецкову и поцеловал его в щёку.
- Сделают тебе операцию и будешь свежим, как огурчик! Ну, прощай, слушатель Генерального штаба. Мы ещё с тобой увидимся. Человек ты надёжный, а таких я уважаю!..
(В 9-ю армию Кирилл Афанасьевич больше не вернулся. Находясь на лечении, он узнал, что за разгром белоказаков под Екатерининской его 14-ю стрелковую дивизию наградили орденом Красного Знамени и вручал его комиссару дивизии перед строем бойцов М. И. Калинин. - А. 3.).
Машина командующего вихрем неслась по ночной степи, выхватывая фарами кусты можжевельника, росшего но обочинам дороги. Вот она въехала в город и вскоре замерла у подъезда военного госпиталя. Было два часа ночи. Адъютант вылез из машины и поспешил в приёмный покой. Сидевшие за столом дежурный врач и медсестра вскочили со своих мест. Не обращая внимания на их испуганные лица, адъютант громко объявил:
- У меня в машине умирает комиссар, ему нужна ваша помощь!
Мерецков потерял сознание, когда машина уже подъезжала к госпиталю, и очнулся, когда его внесли в палату.
- Где я, что со мной и кто вы такие? - подал он голос, глядя на людей в белых халатах.
- Мы ваши друзья, так что не волнуйтесь, - успокоил его хирург Игорь Денисович Костюк. - А находитесь вы в военном госпитале Ростова...
Когда хирург снял повязку с голени, он увидел, что вокруг раны уже проступили чёрные пятна: похоже, ткань стала отмирать. Костюк распорядился, чтобы санитары немедленно отнесли раненого в операционную.
После тяжёлой операции Мерецков трое суток лежал в реанимационном отделении, а на четвёртые сутки его перевели в палату.
- Нога болит? - спросил Игорь Денисович.
- Маленько ноет, а боли как таковой не ощущаю.
- Далее не верится... - обронил хирург.
- Что? - не понял Мерецков.
- Это я о своём деле, - смутился Игорь Денисович.
Находясь в госпитале, Мерецков подружился со своим лечащим врачом, узнал его ближе. Костюк был из бывших царских офицеров. Невысокого роста, с куцей чёрной бородкой и серыми глазами, он производил впечатление человека, в чём-то обиженного судьбой. Лечил он Кирилла Афанасьевича хорошо, но, сколько бы раз ни заходил в его палату, никогда не улыбался, словно ему это было неведомо. В его пытливых глазах всегда была грусть. Как-то, осмотрев рану, он неторопливо смазал её лекарством, потом задумчиво сказал:
- Рана в голени весьма опасная штука, молодой человек! Да-с, весьма опасная. И лечить её тяжело, могут возникнуть осложнения. Я много лет практикую, но такой раны, как у вас, ещё не лечил. Обычно, если пуля или осколок остаётся в голени хотя бы несколько дней, у бойца начинается гангрена. А вам фельдшер, о котором вы рассказывали, в тот же день, когда вас ранило, извлёк пулю. Казалось бы, рана будет затягиваться, но нет, она всё ещё воспалена. - Костюк поднял брови, продолжая перевязку, и тихо, но с горечью добавил: - Я бы советовал вам уйти из армии. С больной ногой шутки плохи.
Мерецкову стало зябко. Хотя острой боли у него не было, но лицо оставалось по-прежнему бледным, неживым.
- Армия - моя жизнь, Игорь Денисович, и пока я жив, Руду в ней служить! - сказал он твёрдо, словно вбил в стенку гвоздь. - Человек я молодой, и мой организм выдюжит.
- Дай-то Бог, Кирилл!..
Впервые хирург назвал Мерецкова по имени, и от этого и его душе растаял ледок.
- Вы служили в царской армии, Игорь Денисович? - спросил он.
- Естественно, и чин у меня - подполковник. В Первую мировую войну служил под началом генерала Брусилова, лечил его.
- Это правда? - удивлённо вскинул брови Мерецков. Он даже приподнялся слегка на локтях, глядя на врача.
- Правда, Кирилл. - Игорь Денисович на минуту задумался. - Алексей Алексеевич Брусилов - "известный военный деятель, генерал от кавалерии. Когда началась Первая мировая война, он командовал 8-й армией. Уже тогда я служил в его штабе. А в марте шестнадцатого года Брусилов возглавил Юго-Западный фронт. Талант необыкновенный! - Костюк взглянул на Мерецкова. - Надеюсь, вы слышали о Брусиловском прорыве? - Не дождавшись ответа, Игорь Денисович продолжил энергично и с веселинкой в голосе: - Это он, Алексей Алексеевич, в мае - августе осуществил крупнейший стратегический прорыв австро-германского фронта. Это, по существу, подвиг, о котором благородные потомки Российского государства должны помнить.
Когда хирург умолк, Мерецков сказал, что Брусиловский прорыв он изучал в Академии Генерального штаба и тоже восхищался военным талантом русского генерала.
- Я завидую вам, вы были с ним рядом...
Игорь Денисович усмехнулся, отчего его борода слегка качнулась.
- Зависть, Кирилл, плохое чувство, - подчеркнул хирург, - она присуща людям с карьеристскими замашками. Но я не думаю, что вас можно отнести к таковым.