- Папа был с ним на фронте, лечил его, и они так подружились, что скучают друг по другу. - Она помолчала. - Ну а что нового у вас? Не женились?
- Нет. Женюсь, как и говорил вам, после войны.
В дверь постучали. Татьяна пошла открывать гостю.
- Здравствуй, Танюша, я так по тебе соскучился... - услышал Мерецков чей-то голос. Кто это? Наверное, её ухажёр, она ведь не замужем...
В комнату вошёл молодой человек. У него были зелёные глаза, спокойное лицо.
- Это мой кузен, зовут его Аркадием. - Хозяйка взглянула на гостя. - А это Кирилл Мерецков, слушатель Академии Генерального штаба. В прошлом году на фронте его ранило, и вылечил этого симпатичного молодого "академика" мой отец - хирург Игорь Денисович Костюк.
- Рад с вами познакомиться. - Аркадий протянул руку, и Мерецков подал свою. - В прошлом году летом я тоже воевал на Северном Кавказе.
- Вы сражались против белых? - спросил Мерецков.
Аркадий закатал рукав рубашки, Кирилл Афанасьевич увидел косой шрам.
- Удар шашкой - и я получил отметину на всю оставшуюся жизнь! - Он произнёс это весело, с улыбкой, словно рад был получить рану. - А вы где воевали?
"У хирурга Костюка сына тоже зовут Аркадием", - почему-то в голове Мерецкова возникла эта мысль.
- Под Казанью мы громили белочехов и белоказаков, - сказал Кирилл Афанасьевич. - А сейчас еду в Харьков в штаб Юго-Западного фронта. Там меня определят в какую-то армию. В этот раз мы будем воевать против белополяков.
- Удастся ли сломить их войска? - спросил Аркадий. - Пилсудский заявил, что Красная Армия ему не страшна и что его солдаты преподнесут красным урок! - Гость засмеялся.
- Пилсудский - хвастун, и я уверен, что мы его попьём! - горячо возразил Мерецков. Он встал. - Спасибо вам, Таня, за гостеприимство, мне пора на вокзал. Вы уж извините...
"А на мой вопрос, на чьей стороне воевал Аркадий, он мне так и не ответил", - подумал Мерецков, спеша в академию.
- Ты был в городе? - увидев Мерецкова, спросил его коллега по учёбе. - Можешь ещё пойти погулять.
- Почему? Ведь отъезд был намечен на пять вечера, - удивился Кирилл Афанасьевич.
- Отъезд перенесли на утро.
"Ну что ж, есть ещё время написать отцу и Дуняше", - решил Мерецков.
Уединившись в кабинете, где у них обычно проходили занятия по тактике современного боя, он написал отцу короткое письмо. "Батя, нас, слушателей академии, снова отправляют на фронт. Ты, наверное, уже знаешь, что польские паны во главе с Пилсудским, этим матерым врагом советской власти, начали против нас войну. Так что надо им преподнести урок. А урок им будет, в это я верю, как и в то, что утром всходит солнце, а вечером оно заходит. Воевать я буду на Юго-Западном фронте, которым сейчас командует Александр Егоров. Ты, помнится, очень его хвалил за военный талант. Вот и поглядим, как он развернёт свои войска против белополяков.
Как там мама? Скажи, что я целую её.
Ну всё, батя. Береги себя!
Р. S. Если увидишь секретаря у кома РКП( б) моего друга Малкова, скажи, что я на фронте. Обнимаю тебя, батя. Кирилл. 15 мая 1920 г.".
"Дуняша, моя дорогая..." Слово "дорогая" он зачеркнул и вместо него написал "милая", потом скомкал листок и взял другой. "Дуняша, моя милая, если бы ты знала, как грустно мне без тебя! Ты всё упрекала, почему я редко пишу. А писать-то, дорогуша, у меня вовсе нет времени! Человек я в учёбе дотошный, всё мне хочется знать, до всего дойти своим умом, и потому времени для тебя совсем не остаётся. А теперь и подавно ты не скоро получишь от меня весточку: я ухожу на фронт, а там на уме одна мысль - как уничтожить врага, а самому живым остаться. Буду воевать против белополяков. Завтра уезжаю поездом в Харьков, там получу назначение в какую-то нашу армию.
Привет твоим родным, сёстрам. Целую тебя в щёчку. Береги себя. До встречи!
Р. S. У меня есть предложение, Дуняша. После войны, когда мне дадут отпуск, я проведу его в Судогде, где у меня немало боевых друзей. Там мы с тобой сыграем нашу свадьбу. Ты как, не против?
Твой Кирилл. 15 мая 1920 г.".
- Вы здесь, а я вас ищу! - К Мерецкову подошёл преподаватель академии Лукин, читавший курс истории. Он был влюблён в свою профессию. Мерецкову особенно понравилось, как Николай Михайлович рассказывал о Французской буржуазной революции конца XVIII века, он очень образно характеризовал её видных представителей - Марата, Робеспьера и Дантона. Сам Лукин вступил в партию большевиков ещё в начале века и активно участвовал в работе Московской партийной организации.
- У меня к вам дело, Кирилл Афанасьевич. - Лукин сел рядом. - Я случайно узнал от своего давнего друга, что вы в девятьсот тринадцатом году тайно распространяли большевистскую газету "Наш путь". Это правда?
Мерецкову было приятно услышать добрые слова из уст ветерана-большевика, каким был Лукин, но ответил ему сдержанно.
- Да, я это делал, - подтвердил он. - Но делал это не за деньги, а по велению собственного сердца. Однажды меня едва не сцапали царские ищейки и хотя я, честно скажу вам, испугался, но дело своё не бросил.
- А я участвовал в создании этой газеты, - улыбнулся Лукин. - Вчера приятель рассказал мне о вашей семье, о вас, Кирилл. И вот что я желаю вам предложить: идите учиться ко мне, в Московский университет, на факультет общественных наук. Я руковожу этим факультетом и окажу вам всяческую поддержку. Уверен, что из вас выйдет достойный историк и политик. Ну как, согласны?
- Нет, Николай Михайлович, ваше предложение принять не могу, - возразил Мерецков. - Я давно решил посвятить свою жизнь службе в Красной Армии, а особенно после того, как стал слушателем Академии Генерального штаба.
- Жаль! - грустно произнёс Лукин. - Хотя вы меня и огорчили, но мне нравится ваше стремление быть военачальником, чтобы защищать своё Отечество. Но если вдруг передумаете, приходите ко мне в университет...
Во время ужина случилось то, чего Мерецков боялся больше всего. Едва он уселся за стол, как к нему подошёл товарищ по учёбе и сообщил новость, от которой Кириллу Афанасьевичу стало не по себе.
- Знаешь, дружок, хоть ты лучше меня успеваешь на занятиях, но в списке тех, кто отправляется на Юго-Западный фронт, тебя нет.
У Мерецкова ёкнуло сердце.
- Ты что, с неба свалился? - едва не крикнул он.
- Нет, туда ещё не летал, - съехидничал приятель, - но в списке уходящих на фронт тебя всё-таки нет. Я сам держал в руках этот список, когда получал оружие. Кстати, ты наган получил?
- Нет... - растерянно заморгал Кирилл Афанасьевич.
- Ну вот ещё одно доказательство того, что с нами ты не едешь.
"Что же могло случиться? - недоумевал Мерецков. - Не мог же медик задержать меня из-за того, что я на фронте получил тяжёлое ранение! К тому же рана моя зажила, нога не болит, я даже могу плясать!.."
- Хорошо, что ты мне об этом сказал, - поблагодарил он товарища. - Я сейчас пойду к начальству и всё выясню. 11а фронт я в любом случае поеду, - твёрдо добавил он.
"Пойду к медику, он наверняка знает, почему меня нет в списке", - решил Мерецков.
Тот сидел в медпункте и что-то писал в журнале. Это был врач, имевший большую практику хирурга; он не раз сам бывал на фронте, с первой группой слушателей в прошлом году воевал на юге.
- Что у вас? - спросил он Мерецкова, когда Кирилл Афанасьевич вошёл к нему.
Мерецков объяснил, что его нет в списке отъезжающих на Юго-Западный фронт.
- Вас в ногу тяжело ранило, когда вы были в прошлом году осенью на фронте? - спросил в упор врач.
- Ну, ранило...
- Вы лежали почти два месяца в госпитале?
- Ну, лежал...
- Стало быть, остаётесь в академии в качестве обслуживающего персонала, будете нести караульную службу и на фронт не поедете. Такое распоряжение дал мне начальник академии товарищ Снесарёв.
- Сразу бы и сказали, - рассердился Мерецков. - Я пойду к генералу...
В приёмной Мерецков увидел людей, которые тоже пришли на приём к начальнику академии по различным вопросам. Но его обида была столь велика, что он сразу же направился к двери и хотел было её открыть, как секретарь генерала, молодая черноглазая девушка, вскочила со своего стула и подбежала к нему.
- Куда вы? Андрей Евгеньевич занят. К тому же не ваша очередь...
- У меня срочное дело! - воскликнул Мерецков и сам удивился, до чего резко прозвучал его голос.
Секретарь растерялась. В это время из кабинета вышел генерал.
- Что за шум? - строго спросил он, глядя то на Мерецкова, то на свою секретаршу.
- Вот этот слушатель прорывался войти к вам, а я сказала, что не его очередь.
Снесарёв взглянул на Мерецкова.
- Что у вас? Срочное дело и очень важное?
- Так точно, срочное и очень важное, - подтвердил Кирилл Афанасьевич. - Я хотел бы лично изложить свою просьбу вам.
- Хорошо, заходите в кабинет... - Снесарёв сел за стол, а Мерецков, закрыв за собой дверь, остался стоять. - Ну, что у нас, молодой человек, выкладывайте!
Мерецков доложил о том, что его почему-то не внесли в список отправляющихся вечером на фронт.
- Узнал я буквально сейчас, перед отъездом на вокзал нашей группы слушателей, и очень возмущён. Да, я был в прошлом году ранен на фронте, но я здоров и готов снова сражаться с врагами. А наш медик заявил, что меня не и несли в список по вашему, Андрей Евгеньевич, распоряжению. Я этому не поверил.
- И зря не поверили, - усмехнулся Снесарёв. - Из всех, кто был на фронте, вы один были тяжело ранены, и я счёл нужным больше не посылать вас на фронт, дать вам возможность укрепить своё здоровье. - Он вынул из пачки папиросу и закурил. - А знаете, мне это нравится, - небрежно бросил он, попыхивая папиросой.
- Что? - не понял Мерецков.
- Ваша горячность, возмущение тем, что вас не посылают на фронт. Я отдал такой приказ из благих побуждений, чтобы вы смогли больше не болеть от полученной раны и успешно закончить академию. И потом, вам ведь всю жизнь надо служить в войсках, да ещё в роли штабного работника, и не просто какого-то штаба, а Генерального! Надо иметь крепкое здоровье, чтобы успешно исполнять важную и весьма ответственную должность. Что, разве я не прав?
Лицо Мерецкова не выражало ни удивления, ни обиды, пи равнодушия, но пылало. Кирилл Афанасьевич почувствовал, как кровь прилила к щекам, и скрыть своё волнение он никак не мог.
- Я задал вам вопрос, товарищ Мерецков, - сухо напомнил генерал, всё ещё жадно затягиваясь папиросой.
- Вы правы, Андрей Евгеньевич, - наконец заговорил Мерецков. - Ранение у меня было тяжёлое, и я ещё не знаю, как оно скажется в дальнейшем на моём здоровье. Но это меня не пугает. Сейчас я совершенно здоров и прошу вас разрешить мне убыть на фронт. Я уже и отцу написал, что ухожу воевать с белополяками, а учёбу продолжу после окончания войны. И невесте своей написал. И вдруг я остаюсь в академии и буду нести караульную службу... Извините, товарищ генерал, но такое не по мне. Очень вас прошу разрешить мне уехать на Юго-Западный фронт со своей группой.
- А если вдруг там вас снова ранят?
- Значит, такая у меня судьба... И потом, я такой же настырный, как и вы, товарищ генерал...
- Что-то я вас не понял, товарищ слушатель... - насупил брови Снесарёв. - О чём вы?
- О том, Андрей Евгеньевич, что в мае 1918 года ЦК нашей партии и Совнарком приняли решение о создании на территории страны нескольких военных округов и одним из них, Северо-Кавказским, назначили командовать вас. А округа-то ещё не было, его следовало организовать. Вы тогда находились в своём родном городе Острогожске Воронежской губернии, но, получив телеграмму военного руководителя Высшего военного совета Республики Бонч-Бруевича, прибыли в Москву, а затем в Царицын и организовали его оборону. Вам было очень трудно, но вы не отказались от назначения и действовали решительно. Ведь так?
- Да вы просто мой биограф! - воскликнул Снесарёв. От волнения он встал и прошёлся по кабинету.
- Я много о вас читал, Андрей Евгеньевич, - смутился Мерецков.
- Вы правы, - вздохнул генерал, - мне действительно было очень тяжело. В Ростове и Новочеркасске советская власть пала от ударов контрреволюции. Отряды красных бойцов отступали от Царицына. Вся Кубанская область была захвачена Добровольческой армией Деникина, а в Сальском округе хозяйничала Донская армия белых. На Царицын наступала сорокатысячная армия генерала Краснова, вооружённая до зубов... Потому-то Царицыну и суждено было стать центром борьбы с контрреволюцией.
- Но вы были решительны, ничто вас не испугало, не так ли?
- У меня, голубчик, был в кармане мандат номер двенадцать восемьдесят два, и подписал его Председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ульянов-Ленин! Мне, бывшему царскому генералу, дал все полномочия вождь Советского государства! Как тут не напрячь свои силы? И я сделал, казалось бы, невозможное... - Снесарёв помолчал. - А теперь вот возглавил Академию Генерального штаба. От таких высоких должностей и голова может пойти кругом, но не пошла, голубчик, и не пойдёт! - Генерал но прямому телефону вызвал к себе медика академии, и тот сразу прибыл. - Включите в список убывающих на Юго-Западный фронт слушателя Мерецкова, - приказал он. Подошёл к Кириллу Афанасьевичу и пожал ему руку. - Желаю вам успехов на фронте! Возвращайтесь в академию полноценным красным командиром!..
- Я так рад, товарищ генерал, что и слов нужных не могу подыскать, - твёрдо заявил Мерецков. - Но в одном могу вас заверить: буду сражаться до последнего дыхания. Мели уж что случится, то последнюю пулю для себя поберегу...
- Фёдор Достоевский писал, что жизнь задыхается без цели. А у нас с вами есть цель - беречь наше Советское государство от посягательств врагов! Так что и последнюю нулю берегите для врага.
- Сделаем, товарищ генерал, как велите, - весело улыбнулся Кирилл Афанасьевич.
На рассвете группа слушателей села в вагон, который затем прицепили к поезду члена Реввоенсовета фронта Сталина. Но, пока ехали, Иосифа Виссарионовича Мерецков так и не увидел. На другой день к вечеру поезд прибыл и Харьков, а уже через час группу "академиков", как в шутку называли слушателей, принял начальник штаба фронта Петин. Он был рад прибывшему пополнению красных офицеров, то и дело шутил с ними, задавал вопросы.
- Я вижу, что все вы успели подышать пороховой гарью, бывали в боях, а кое-кто получил ранение, - сказал Петин. Он прошёлся по кабинету, его лицо приняло озабоченное выражение. - Все ли умеете ездить верхом на лошади?
- Все, товарищ начальник штаба, - ответил старший группы.
- Это хорошо, - одобрительно произнёс Петин. - Тогда всех вас пошлём служить в Первую конную армию. А командует ею Семён Будённый. Небось изучали в академии, как небольшой отряд кавалеристов во главе с Будённым вырос в целую армию? - Петин подошёл к Мерецкову. - Вот вы хоть раз видели Будённого?
- Никак нет, товарищ начштаба, я воевал в основном в пехоте...
- Скоро, совсем скоро вы увидите Семёна Будённого, - вновь заговорил Петин. - Его армия тоже будет сражаться на польском фронте. У конармейцев есть боевой опыт, они успешно громили войска генералов Краснова, Богаевского, Мамонтова, Шатилова, Шкуро, Сидорина, Улагая, Покровского и других белоказачьих атаманов... Вопросы есть? Нет? Тогда я представлю вас командующему фронтом.
Александр Егоров тепло принял группу генштабистов. Коротко изложил им ситуацию на фронте.
- Вот-вот мы начнём боевые действия, - сказал командующий. - Я бы хотел видеть всех вас на переднем крае. Враг лют и коварен, бьётся до последнего патрона. Но я уверен, что вы не из робких и сможете проявить себя в сражении.
В штаб вошёл член Реввоенсовета фронта латыш Рейнгольд Берзин. Поздоровавшись с красными офицерами, он обратился к Егорову:
- Александр Ильич, товарищ Сталин желает встретиться с генштабистами. После беседы с ними проводите их к Иосифу Виссарионовичу.
- Я готов это сделать, Рейнгольд Иосифович...
Мерецков впервые так близко увидел Сталина. Был тот невысокого роста, коренастый, на худощавом лице заметны оспины. Говорил он с "академиками" просто, хотя и занимал высокую должность. Беседуя со слушателями, он медленно ходил по комнате, покуривая трубку, то и дело задавал красным офицерам вопросы, выслушивал их ответы и снова спрашивал:
- Умеете ли вы обращаться с лошадьми?
- Мы все прошли кавалерийскую подготовку, товарищ член Реввоенсовета, - подал голос Мерецков.
- Значит, знаете, с какой ноги влезают в седло?
- А это кому как удобнее, - ответил чернявый слушатель. - Чудаки встречаются повсюду.
Сталин остановился у стола, обвёл сидевших пытливым взглядом.
- А умеете перед седловкой выбивать кулаком воздух из брюха лошади, чтобы она не надувала живот, не обманывала всадника, затягивающего подпругу?
- На фронте в девятнадцатом научились это делать! - за всех ответил старший группы.
- Учтите, товарищи, речь идёт о серьёзных вещах, - строго предупредил Сталин. - Надо срочно укрепить штаны Первой конной армии, для чего вас туда и направляют. Тому, кто не знает, чем пахнет лошадь, в Конармии делать нечего!..
Вот и Умань. С трудом пройдя через многие сторожевые посты, слушатели явились к армейскому командованию. Где-то тут находился полевой штаб Конармии и её начальник Зотов. Но к ним вышел... командарм Семён Будённый! Первое, что бросилось Мерецкову в глаза, - его лихо закрученные усы. Пышные, чёрные и без единого седого волоса.
(Позже Мерецков узнал, что когда Первая конная армия находилась на Кубани, близ Ростова-на-Дону, её посетил председатель ВЦИКа М. И. Калинин. Он-то и посоветовал Будённому сбрить усы, на что Семён Михайлович ответил:
- Не могу!
- Почему?
- Усы принадлежат не мне, они народные. - А. 3.).
Будённый осмотрел прибывших, с каждым поздоровался за руку. Беседуя с ними, он вполне серьёзно заявил:
- У нас в Конармии есть неписаный закон - рубить беляка до седла, а там он сам развалится!
"Академики" дружно захохотали.
- Я не шуткую, ребята. - Будённый одёрнул френч. - И ещё у нас живёт в сердце каждого бойца лозунг - биться с врагом до последней возможности, в плен не сдаваться! Надеюсь, что никто из вас не осквернит наши святые традиции, а в сражении приумножит их. Ну а теперь вам скажет несколько слов член Реввоенсовета, мой боевой друг Клим Ворошилов. А вот и он.
"Симпатичный мужик, как и у командарма, у него усы, но небольшие и подстриженные, - подумал Мерецков о Ворошилове. - Наверное, подражает Семёну Михайловичу".
Ворошилов тоже был весел, шутил, ему хотелось знать все: кто такие "академики", откуда они родом, сколько курсов проучились, есть ли среди них бывалые бойцы. Убедившись, что пополнение в Конармию прибыло достойное, он подвёл итог беседы.
- В почёте у нас храбрецы, - довольно сказал Ворошилов. - Их мы награждаем орденами, медалями. Так что желаю видеть вас в боях смелыми и дерзкими, а за орденами дело не станет. Вот ты как будешь воевать? - Климент Ефремович в упор посмотрел на Мерецкова и ждал, что тот скажет.